Долгая дорога до Парижа…

На майдане было многолюдно и шумно. Гремел оркестр. Гулким топотом маршировали колонны солдат Оренбургского гарнизона. Проходящие батальоны приветствовали стоящих на трибуне залихватским «Ура!». Ликующие толпы горожан радостно подхватывали это «Ура!».

Шел военный парад в честь прибытия в Оренбург наследника дома Романовых, цесаревича Александра Николаевича. Весь город высыпал на этот праздник.

А неподалеку перед выходом на плац в нетерпении толпились казачьи сотни, ожидая своей очереди для проезда торжественным строем. Всем было как-то немного не по себе. Сказывалось волнение. Казаки, особенно молодые, привставали на стременах и вытягивали шеи, стараясь увидеть на трибуне будущего государя. Когда еще такое счастье выпадет, чтоб вот так, воочию, лицезреть самого будущего императора. Да и честь, какая! Сколько было споров при отборе казачьих полков для парада. Надолго запомнятся обидные слова, которыми награждали друг друга обозленные атаманы при рассмотрении кандидатур. Их тоже понять можно было: если парад пройдет удачно и цесаревич останется им доволен, то, сколько наград и благодарностей посыпяться на тех, кто был сопричастен этому. Потому атаманы и старались протолкнуть свои сотни в список участников в параде.

Котлогильде пошевелил поводьями и поправился в седле. Конь отозвался нервным переступанием копыт. «Хе! Ты-то чего волнуешься, коняка? - мысленно спросил он, чутко уловив внутреннюю дрожь своего боевого товарища, - тебе ли так трястись, будто жеребенку на первых скачках?» Котлогильде успокаивающе похлопал коня по холке, при этом внимательно всмотрелся в серьезные лица джигитов башкирской сотни. Вёл отряд Мухаметкирей, его сын, и это был его первый опыт командования сотней на столь представительном параде. Вот у кого нервы сейчас натянуты как струны, а по виду и не скажешь, лицо спокойное, только желваки крепкими буграми перекатываются на скулах, выдавая его волнение. «Хорошего джигита вырастил, такой не оплошает. Моих кровей, - гордо подумал он, - не посрамит моей славы, славы нашего рода». Мухаметкирей, заметив внимательный взгляд отца, вопросительно поднял брови – что-то не так? Тот махнул камчой,* - все в порядке.

Есаулу 9 - го башкирского кантона* Котлогильде Ишемгулову исполнилось 47 лет, и такие парады ему были не впервой. Если вспомнить всю его боевую жизнь, то за плечами у него столько боев и битв, что на несколько воинских судеб хватит. Одна Отечественная война 1812 года чего стоит. Вроде вот только недавно это было, а, поди ж ты, уже четверть века минуло. Но как сейчас в памяти этот год.

Котлогильде двадцать два года от роду. Начало июня. Он молодой, красивый джигит, едет домой. Позади зимние месяцы службы на Яике. Нелегко пришлось. Беспокойная была зима. Мало того, что морозами замучила, так по всей третьей дистанции, казахи нет-нет да тревожили границу. Будто все сговорились. То тут, то там скотину воровали. Или купцов грабили. Правда, под весну, как раз с марта чуть спокойней стало. Джут* случился в том году. А вроде ничего не предвещало такого несчастья. После февральской стужи в начале месяца подуло теплом. Солнце рассиялось совсем по-весеннему. Снег весь растаял. Просто благодать. Прав был Шариф агай,* сказавший, всматриваясь из-под ладони на ту сторону Яика: «Это еще не весна. Не вовремя затеплило. Жди беды. Зима еще вернется. Как говаривали наши деды, после чего-то хорошего жди обязательно плохого». Как в воду глядел. После нескольких теплых дней небо тучами затянуло. Дождь лил, не переставая, три дня. Залило все вокруг. А потом грянули морозы, чуть ли не до конца марта. Степь за рекой блестела, как зеркало. Бескормица была страшная. Скотина гибла бессчетно. Кочевавшие в той стороне казахские роды сильно обеднели лошадьми. Тут уж не до набегов стало. Остатки своих отар да табуны спасти бы. Перебрались южнее к землям уральских казаков. Говорили, там теплее, да травостой есть. Ну, это теперь все позади. Скорее бы домой. Там родители ждут. Гляди-ка, и конь веселей пошел, дом чует, бедолага. До деревеньки Троицкое осталось всего ничего. От него до дома, один день хорошего пути. Правда, конек слабоват стал. Сказались зимние тяготы. Ну, два дня еще как-нибудь, и он увидит высокую вершину Сыбар-тау. Да-а, возвращение было примечательным. Только перевалил горку, как блеснула гладь Накас-елги*. А там, в тенечке прибрежного тугая*, отара овец и при ней пастушонок. Вгляделся, это же сынок соседа, кажется, Гали зовут. Послал его домой сообщить о своем приезде, пообещав ему знатное хоенсе. У двора уже отец встречал, а чуть в стороне - жена Хажижамал с ребенком на руках. Тут-то Котлогильде и понял: наконец-то он дома. А вечером весь аул собрался на праздник возвращения. Недельку отдохнул, выспался, а там и за работу. Отец Ишемгул терпеть не мог бездельников. Сам всю жизнь прожил в беспокойстве. Как-никак кантонный зауряд-чиновник. Да и за скотиной тоже приглядеть надо. Отец очень надеялся на помощь Котлогильде. Остальные сыновья Ишемгула хоть и хваткие, лихо управляются с конями, а все-таки опытный глаз тоже нужен. Вот тут-то старший и приглядит во время его отлучек по службе…

Вот так потекла повседневная жизнь. Всего два месяца прошло, как вернулся с зимней службы с Яика, пришло известие - началась война. Из Оренбурга в спешном порядке прискакал вестовой, привезший приказ губернатора о формировании и отправке полков из 9-го кантона на Запад. Отец, прочитавший эту бумагу, вздохнул, аккуратно расправил помятый конверт, затем вышел и снова зашел, неся в руке продолговатый предмет. Ишемгул осторожно размотал мешковину, вынул красное полотнище.

- Ну, вот и твоя очередь пришла, Котлогильде. Седлай коня, крепи к копью этот красный флаг войны, поскачешь по всем деревням двадцать первой юрты.

Кантон* забурлил. В мечетях муллы громогласно читали воззвания императора о защите Отечества. Котлогильде, как есаул будущего полка, сутками мотался по аулам. Днями напролет проверял вооружение воинов, осматривал коней, седла, обмундирование, походные припасы и многое другое, что так нужно в военном походе. Время и начальство торопило, но подготовить целый полк к такому большому переходу под самую Москву не так просто, даже несмотря на то, что население с большой охотой жертвовало всем (воззвание Александра Первого всколыхнуло всех башкир), времени ушло уйма. Наконец-то, в сентябре в крепости Нововоздвиженск готовился к отправке 9-й Башкирский полк. Утро было ясное, теплое. Все жители крепости вышли проводить воинов. И вот после всеобщего молебна, где полковой мулла прочитал молитву, призывающую благословение Аллаха, полк по команде вскочил на коней. Котлогильде залюбовался молодцеватым видом джигитов. Да-а, полк был загляденье. Командир полка капитан Попов резким голосом скомандовал «По-о-о-л-к, с разворотом направо рысью, марш-ш-ш!» И полк пошел гулкой поступью коней навстречу своей славе.

В каких только стычках и сражениях не приходилось бывать воинам. Всю Россию прошли, громя французов. Джигиты молодцы, не подкачали. Показали себя храбрецами. Ха-ха, а как французы смеялись, когда в первом бою башкиры нацелили на них свои луки. Правда, им потом стало не до смеха. До сих пор помнится изумленное лицо того француза, которому в плечо впилась оперенная стрела. Он что-то закричал визгливым голосом, видимо, приказал отступать, и эти хваленые вояки улепетывали так, что у коней только подковы мелькали. Многих врагов тогда положили. С тех пор как увидит француз башкира с луком, так с криком «Амуры»* скачет прочь. Уж очень наших стрел боялись. Почему-то думали, что стрелы отравлены. Эх, неразумные.

Котлогильде оторвался от дум, посмотрел на плац. Там только-только разворачивались верхнеуральские казаки. Очередь башкирской сотни еще не скоро. Время есть. Есаул снова погрузился в воспоминания. Да-а, война нелегкая была. Хоть бои трудные были, русские части бивали прославленные французские полки. Видел Котлогильде этих вояк, когда в плен попадали. Вся их утонченная европейская спесь мигом слетала. Сразу улыбаются. Через день-два плена даже по-русски начинали калякать. А до этого говорили на своем тарабарском языке. Не поймешь. Особенно запомнилась переправа французов через Березину. К тому времени после первых дней битвы под Березиной их армия потеряла всякое подобие организации. Тем более, что сожгли первые мосты в результате боев. А тут еще и слух прошел, что Наполеон покинул армию. К оставшейся переправе полки подошли беспорядочной толпой. Этими несчастными людьми двигало одно желание - поскорее уйти из мрачной холодной страны под названием Россия. А что началось на берегу, когда дозорные, увидев первые казачьи сотни, подняли тревогу! Вся эта многотысячная толпа в панике бросилась через реку. Это было что-то невообразимо страшное. Котлогильде впервые увидел, до какого состояния может дойти объятый стадным ужасом человек. Французы, спасаясь, топили друг друга в воде. Барахтающиеся тела покрыли поверхность реки от берега до берега. Конское ржание, предсмертные хрипы затоптанных людей, крики боли, треск ломающихся оглоблей. Вся эта какофония звуков создавала страшную музыку смерти. Казаки и башкиры, неподвижно и молча наблюдали за гибелью некогда самой могущественной армии Европы. Некоторые горячие головы вынули было свои луки и стрелы, затем, потрясенные увиденной картиной, уложили их обратно. Оружие не понадобилось. Враг уничтожал сам себя. Эх, не сиделось Наполеону дома. Сколько народу погубил ради собственного возвеличивания! До какого греха гордыня и жажда власти доводит! И как не побоялся?

Как вышли на границу, проще стало. Выгнали супостатов. Казаки радовались, как дети. Может, война кончится да по домам? Хотя вряд ли. Воины понимали, это не завершение. Скорей всего русская армия дальше пойдет. До Парижа. Иначе нельзя. Врага добивать надо в самом зародыше, а то ведь как бы обратно не вознесся. Если искру оставить, костер может по новой разгореться. Так что еще воевать да воевать.

Битвы были кровопролитные. Продыху почти не было. Бои шли почти один за другим. Как помнится, в сентябре 1813 г. полк включили в отряд генерал-майора барона К. Крейца (Польская армия). А в конце сентября, числа двадцать восьмого, была битва при Фрайберге. Успели только отдышаться, как приказали наступать на город с чудным названием Мазин. Опять стычка с французами. Правда, бой был не такой уж значительный, как битва под Лейпцигом. Славная была битва. Народу там повидал всякого. И немцы были, англичане, итальянцы… всех не перечтешь. Не задарма эту битву назвали «Битвой народов». Бой дался тяжеловато. Ну, как джигитам не устать: едва ли не каждый день стычки, а через день-два, может неделю - целая битва. Вон, при Мазине четвертого октября с французами дрались, а уже шестого октября при Лейпциге.

Котлогильде каждый день подбадривал своих джигитов, говоря им: «Чем больше битв, тем меньше противника остается, стало быть, быстрее повернем коней обратно, на Урал». Джигиты устало усмехались этой наивной шутке. Да-а, воины выдержат, а с конями беда. Европейские лошади оказывается, совсем не годны для походов. Для них двадцать километров - уже расстояние. Не то, что наши башкирские кони. Только вот в битвах приходится их терять. Многие джигиты горевали по погибшим боевым скакунам. И у Котлогильде тоже горестная отметина осталась от той битвы, под Лейпцигом.

Башкирам досталась нелегкая задача заманивать вражеские полки под огонь засадных пушек. В такой войне ухо держать востро да врага чуять надо, попадется он на уловку или нет. Иной раз на самый край их колоны подскакиваешь, а он и в ус не дует. Тут уж главная заповедь помогает. В первую очередь, появись неожиданно, осыпь их стрелами, метни пики, врубись в крайние ряды, наведи суматоху и тут же прочь скачи. Обязательно найдутся горячие головы, готовые азартно кинуться вслед, тем более, как им кажется, что мы отступаем. А там и пушки палят навстречу, рядами укладывают бедолаг. Досталось и джигитам. Немногие вернулись с той битвы. У Котлогильде в том бою на самом пике атаки коня убило. И случилось неожиданно. Встретив неприятельский полк на подходе к полю битвы, башкиры, разом подняв луки, успели выстрелить раза по три-четыре, затем, подхватив пики, кинулись в атаку. Тут-то он и потерял коня. Только помнил, что неожиданно под ним пропало седло, а сам летит куда-то в сторону. Слава Богу, сознание не потерял, хотя ударился крепко. Вскочил, а однополчане вокруг него столпились. В стороне его конь сучит ногами в предсмертной агонии. Пуля в самую грудь впилась. Атака захлебнулась. А французы уже пушку наводят на столпившуюся сотню. Как же, все видно, как на ладони. А тот полк, что заманивали, уже в сторону уходит. «Ах, ты! Приказ-то не выполнен. Позор всему полку!» - стрелой пронзила мысль. Есаул поймал крутившуюся рядом незнакомую лошадь, вскочил в седло и крикнул: «Алга,* джигиты! Противник уходит! Туксаба*!». И джигиты, подхватив древний клич кипчаков, ринулись за уходившим французским полком. Своей неожиданной атакой башкиры сумели повернуть неприятельский полк и подвести в аккурат под русские пушки. Как потом выяснилось, этот полк шел на подмогу французам, атаковавшим русские полки. Вовремя сумели развернуть и заманить их в засаду. Потому как русские полки ну никак не ожидали неприятеля с той стороны. Котлогильде тогда наградили орденом. Помнит этот день, как сегодня. Вручили орден, полковой старшина Алмалид руку жмет, поздравляет. Котлогильде повесил награду на грудь, прошелся по лагерю. Односельчане радуются, а офицеры завидуют. Хотя он так и не понял, за какой такой подвиг его наградили. Вроде воевали все одинаково. Впрочем, начальству виднее.

Радость от награды омрачала потеря коня. С самого аула шел. Через что только не пришлось вместе пройти. Говорят конь в походе - твой второй друг, - не продаст и не предаст. А какое у них изумительное чутье есть. В этом Котлогильде сам убедился, когда зимой по Малоярославской дороге дозором стояли, охраняя Украину от французов. Морозы стояли страшные. Вот лежал тогда Котлогильде в секрете. Стужа до костей пробирает, и костра не разведешь. В тайне следовало сидеть, чтоб французов не отпугнуть. К рассвету Котлогильде совсем окоченел. Уже в сон стало клонить. Тут чувствует он, как его конь, подобрав ноги, лег к нему боком. Котлогильде на ощупь протянул руки и, кое-как стянув ледяные рукавицы, засунул закоченевшие ладони под восхитительно теплый потник седла. Было задремал от охватившего его чувства теплоты, как тут застучали копыта сменного дозора. Однополчане растолкали. Посадили на коня и тот, бережно качая боками, неспешно потрусил в расположение полка. Вот так, если бы не конь, замерз бы напрочь и не носить бы ему этой награды... Да-а, теперь вот лежит под землей. Котлогильде не смог оставить его труп на растерзание воронам, закопал в ближайшей воронке от пушечного ядра. Боль вроде утихает, а все нет-нет да кольнет, увидев, как его однополчане, бережно ухаживают за своими конями. С такими думами он шел по лагерю. Тут увидел почти такого же коня, как его погибший друг. Котлогильде даже глаза протер, неужто ему померещилось. Точно его конь, даже ремень по спине так же пролегает. Ах ты, Господи, наваждение какое-то. Поспешил к нему. Расспросил у соплеменников, чей конь? Оказывается соседнего башкирского полка джигита скакун. Только вот не повезло бедняге. Французский пехотинец заколол его, пока тот замахивался на него шашкой. Вот так бывает, кто-то коня теряет, а чей-то конь хозяина оплакивает. Котлогильде подошел к животному посмотрел в его грустные глаза. Конь как-то нерешительно потянулся к нему мордой и коснулся рукава губами. Котлогильде понял – это знак. Решил купить, во что бы то ни стало. Кое-как сторговался. И с тех пор до конца войны были вместе.

Четырнадцатого октября полк выстроили и озвучили приказ, что по Высочайшему повелению полк включён в состав отряда генерал-лейтенанта графа П.А. Строганова, направленного в корпус генерала от кавалерии барона Ф.Ф. Винцингероде (Северная армия) для участия в блокаде крепости Гарбург. Правда, долго осадой сидеть пришлось. Начальство решило беречь воинов, подкрепление из России было затруднительно. А чужих солдат в полки не направишь. Хотя, желающих баварцев, саксонцев было немало. Мало того, что башкиры языка не понимают, так европейцы к ним относились с опаской. Наполеон раструбил на всю Европу, дескать, царь Александр напустил дикие орды азиатских кочевников, что чуть ли не повторяются времена гунна Атиллы. Газеты пугали обывателя страшными рисунками. Эх, до чего наивны люди. При осаде полку было поручено следить за окрестностями крепости, не допускать прорыва помощи к осажденным и отражать вылазки. Пока сидели, крепость сторожили, люди мал по малу привыкли к башкирам. Оказывается, вовсе они и не страшные, как их газеты и молва рисовала. Обычные люди, такие же творения Господни.

Маленькое затишье в боевых действиях. Воины уже стали маяться от безделья. Конечно, не следует держать конные полки на одном месте. Лошади уже всю траву поели в окрестностях. Фуража не напасешься, да денег стоит. Свежие пастбища нужны. Благо, башкирские кони неприхотливы, но все же…

Пришел приказ полк разделить. Малую часть оставить при Гарбурге, а основную массу отправить в отряд генерал-лейтенанта Чернышева, которому очень уж нужны были конные части. Пехотинец - хороший солдат, да двумя ногами много не набегаешь. А разведку вести, успех развивать в случае атаки и прорыва солдатами вражеских расположений? Тут как раз конница и нужна. Особенно казаки и башкиры. Уж очень они хороши в тактике держать вражеские полки в напряжении, совсем неуловимы, и никогда не узнаешь, с какой стороны они нападут. И цепкие очень. Вроде только отгонишь ружейным залпом, так нет ведь, опять наскакивают, и так до бесконечности. Сил не остается, до того замотают. Потом губернский секретарь читал ему воспоминания французских военачальников, где они характеризовали русские части и подводили итоги этой войны. Ха, интересно было послушать, как один из них писал о башкирах, кажется, Робер, (дал же Бог фамилию). И не выговоришь. Как он там писал? А-а, вспомнил. Забавно было написано. Все в губернской канцелярии потешались, читая эти строки:

«Русские выпустили против нас орды монгол! Кажется, все эпохи ополчились против нас! Эти люди в шкурах и мехах не знают ни страха, ни пощады. Удивительна их природа ведения боя. Они дико визжат и толпой лезут напролом. Их косят множественно ядра, а им это не страшно. Вы будете изрядно удивлены, но в своем вооружении они используют луки и стрелы, которые разят беспощадно наших канониров. У капитана Клемансо треуголка пробита стрелой монгола, а стрела прилетела из едва видимой точки в поле! Наши солдаты, допрежь столкнувшись с этими экзотическими воинами, бегут с поля боя, едва услышав эти дикие множественные вопли. Это немыслимо, будто из пепла восстали орды хана Чингиза».

Это он точно подметил. Однополчане всегда жаждали битвы. Как же иначе в ауле покажешься, если в бою не отличился? Сочтут трусом, позору не оберешься. Вот и тогда под Гарбургом. Сколько было обид и огорчений, когда приказом оставили сотню джигитов, у которых лошади были слабы. К начальству ходили с просьбой не оставлять, но приказ есть приказ, да и осаду нельзя совсем без конницы оставлять. Примирились.

Другая часть полка, влившись в отряд генерал-адъютанта А.И. Чернышёва, принимала участие в непрерывных боях на территории Франции. Прямо череда пошла. Для Котлогильде боевая жизнь закрутила так, что и во времени запутался. Бесконечные переходы, неожиданные атаки. Потом только у полкового писаря поинтересовался, тот и огорошил своим внушительным списком боев. Прямо так и записал для себя, на память. Франция, 1814 год, бои:

- Восемнадцатого февраля - при городе Павис;

- Двадцать первого февраля - при селе Элли;

- С двадцать четвертого по двадцать шестое февраля - при городе Лаоне;

- Седьмого марта - при городе Реймсе;

- Тринадцатого марта - при местечке Дедине,

- Четырнадцатого марта – при городе Сен-Дизье.

А там и Париж взяли.

Всего насмотрелся. Каких только чудес не перевидал. Чужая сторона, чужой народ. Но, живут справно, только тесно. Улицы узкие, дома друг на друга поставлены. Народ ходит толпами, толкаются. Конечно, в городских домах пехота квартировала, казаки и башкиры - за городом. Простору больше, да и коням есть, где попастись. Так и становились биваками на берегах безымянных для башкир рек. Местные жители, особенно ребятня, набегут, разглядывают джигитов, как диковину какую. Оно и понятно, мы ж для них неведомый народ. А то, что неведомо, всегда вызывает интерес. Самые смелые из детей подходили и нерешительно трогали лук со стрелами, затем знаками просили показать его в действии. Снисходительно улыбаясь, воины стреляли в такие мишени, чтоб потом можно было стрелы собрать. Детскому восторгу не было границ. Взрослые, увидев наше миролюбие, приносили угощение: хлеб, сыр, вино. Башкиры отведывали все, только вина не пили, для француза это было чуть ли не оскорблением – как? Не испить его вина?! Только разобравшись, что вера не дозволяет пить спиртное, успокаивались и начинали вновь любезно улыбаться. Да-а.

А самое яркое воспоминание, конечно же, оставил торжественный парад победителей в Париже 1814 года. Долго спорили в штабе: допускать или нет башкирские полки на этот парад. Были такие, утверждавшие, мол, не след диким инородцам в просвещенном Париже верхом ездить. Вся Европа смеяться будет. Спасибо царю, заступился за башкир. Сказал: все воины достойны похвалы. И в знак полного удовлетворения башкирами разрешил четырем полкам пройти под аркой Победы. Этот день впоследствии воины описывали, как чудо великое. Это надо было видеть и пережить. Вернулись с войны джигиты все до единого награжденные серебряными медалями «За взятие Парижа» и «В память войны 1812 года». А вот Котлогильде посчастливилось еще и с орденом вернутся. И Янмырза Ишкильдин, односельчанин, тоже с такой же наградой вернулся. Видно, знатно воевал. Молодец. Да-а, долгая была дорога до Парижа, а ведь еще были…

Тут Котлогильде очнулся от прикосновения. Это Мухаметкирей подсказывает ему - пора. Есаул окончательно стряхнул воспоминания и посмотрел на плац. Да, уже пора. И дал знак сыну – командуй, Мухаметкирей! Сотник вскинул руку и крикнул «Сотня! Колонной за мной – пошел!» Лес копий заколыхался от команды, и сотня дробной рысью пошла за командиром. Котлогильде удовлетворенно кивнул. Хорошо пошли. Молодцы джигиты. Есаул, тронув коня, отъехал чуть в сторону, где было удобней наблюдать, как пройдут башкирские казаки в этом параде. За своих воинов Котлогильде был спокоен. Они не подведут. Тем временем шум праздника нарастал…

 

Эпилог.

За формирование башкирского полка в 1837г. для представления наследнику престола царевичу Александру во время его поездки по стране Мухаметкирею Ишемгулову объявили благодарность.

А Котлогильде Ишемгулов за всю долгую воинскую службу был награжден орденами св. Анны – 3 степени, орденом св. Станислава, медалями «За взятие Парижа» и «В память войны 1812 года», был отмечен многими благодарностями. За службу по охране императорской семьи был награжден кольцом с бриллиантом и премирован деньгами в сумме тысяча рублей. И до конца жизни был уважаемым человеком по всему 9- башкирскому кантону.

«Течет река времени, размывает берега вечности. Ничто не устоит перед ее разрушительной силой. Только людская память стоит скалой, напоминая нам о подвигах наших предков. И нет ничего крепче того камня, пока крепка наша память».

Талгат Ишемгулов.

Перевод слов и пояснения.

Кантон - Территориальное деление в Башкирском казачьем войске

Джут - (башк) - весенняя гололедица, длящаяся иногда несколько недель.

Камча – (башк) - нагайка или короткая плетеная плеть.

Тугай – (башк) - прибрежные заросли.

Агай – (башк) - почтительное обращение к старшему по возрасту.

Амуры - прозвище данное французами башкирам за их луки и стрелы.

Туксаба - (башк) - военный клич башкиров племени Кипчак.

Алга – (башк) - Вперед.