Все переменилось у нас в пятом классе. Во-первых, у нас новый классный руководитель, молоденькая учительница, только после института, Людмила Николаевна. Во-вторых, она ведет русский язык и литературу. А в третьих, мы не успели оглянуться, как оказались втянутыми в безумно интересную игру, учебу с удовольствием, с соревнованием.

Мы стремились, чтобы нас заметили, оценили, рвались отвечать, к доске и с места. Скучные склонения и спряжения, причастия и деепричастия наполнились простым и увлекательным смыслом. Оказалось, что кроме понятного с детства Пушкина, есть загадочно-демонический Лермонтов, фантастический Гоголь и нехрестоматийно удивительно родной Шевченко!

Мы бредили былинами, балладами, поэмами и рассказами. Ловили каждый взгляд и жест, мальчишки были поголовно влюблены, а девчонки обожали нашу Людмилу, как старшую подружку и доверяли ей свои сокровенные девичьи тайны. Буйный, разболтанный, неуправляемый класс был покорен.

Но, как оказалось, не весь. Сегодня в туалете (в котором тайком курили, обменивались запрещенными в школе авторучками, травили анекдоты), встречает меня живописная троица: переросток, второгодник по кличке Гнилый и его два приятеля, заричанские, типа сельские “погнали наши городских”. Картинно затягиваясь “Беломором”, виртуозно сплевывая, Гнилый гундосил на шикарном суржике, указывая папиросой на меня:

- Отож, ще одэн зи штанив выстрыбуе, слынку ковтае... А у нэи колина червони, мабуть зранку трахкалася... Кажуть люды, кажуть, що я файна дивка, бо я у колгоспи, гоя-гой, перша брыгадырка, гоя-гой...

-??? насторожился я, ожидая чего-то еще более мерзкого, ну и что, замужняя женщина, причем тут красные коленки...

- Та, ваапче, вона ж – жыдивка! – выложил последний аргумент Гнилый. Я знал, что это не так. К тому же, в многострадальном, наполовину еврейском местечке Проскурове, это не было оскорблением, гораздо обиднее было бы – москалька...

Но сказано это было с таким непередаваемым выражением превосходства и презрения, что я, толстый, флегматичный и мирный мальчишка, не выдержал.

Раскуренная папироса была потушена о переносицу ошарашенного Гнилого, сразу сделав его похожим на индийскую красавицу...

Я не забыл, как летом, в парке у кинотеатра им.Чкалова, банда заричанских-ружичанских избила меня и отобрала карманные деньги...

Следующим жестом был удар в пах и коленом в зубы. Гнилый хрипел и размазывал по лицу кровавые сопли. Дружки в ужасе выскочили из туалета и побежали звать физрука.

Я не забыл, как ты вился вокруг главаря, сдавал меня, своего одноклассника, приговаривал:

- Вин миськый, и гроши в нього е...

Попей воды из унитаза – не хочешь – заставлю! За все рассчитаюсь, за обиды, за цинизм, за вранье...

Меня оторвали от окровавленного, визжавшего, как заяц, Гнилого, три взрослых мужика – физрук, завуч и лысый лаборант по прозвищу Холодец. И долго не могли скрутить, но, тем не менее, справились.

Скандал замяли. Гнилого я больше не видел, мне сказали, что его перевели в другую школу. Мои друзья боялись мести банды, провожали меня из школы домой и сопровождали по городу. Но ничего не произошло. Вскоре отца перевели по замене служить на Сахалин и мы уехали из Хмельницкого.

 

Так я стал мужчиной. А это значит, что с тех пор никто не мог безнаказанно обидеть или оскорбить меня и моих близких.

 

Спасибо, Людмила Николаевна!

 

2011