Кусало солнце за загривок Зелёный поднебесный мир. От пристани неторопливо Отчалил маленький буксир. Никто, наверно, не заметил, Что мы привязаны к нему - И наша молодость и ветер, И все дома по одному. Весь город праздновал победу Над опостылевшей зимой, Деревья радовались свету Корнями, почками, корой. А город медленно и чинно Скользил туда, где небеса Свою почесывали спину О море, горы и леса…" * * * Попытка интерпретации "Кусало солнце за загривок Зелёный поднебесный мир." И сразу же перед глазами открывается сочно-красочная картина. Солнце-небо-зелень (небо - через опосредованное "поднебесный"). "кусало cолнце " - это и единство картины, и время, и жара - в общем все удовольствия в одном флаконе. Удачно. "От пристани неторопливо Отчалил маленький буксир." В картину вливается явно неназываемое море со всеми своими атрибуиами: волны, запах, пена и т.д. А еще мы видим маленький кораблик, аналогично солнцу добавляющий цельности картине, соединяя в своем движении море и землю. И все вместе: вертикаль неба и земля (проходящая через солнце), и горизонталь земли и моря (с центром в неторопливом, как и солнце буксире). Очевидно, что движение буксира в море, это аналог движения солнца. То есть, кроме вертикали и горизонтали имеем еще и некую диагональ: буксир-солнце. Кроме того солнце-буксир соотносятся, как единственные активные сущности четверостишия. Буксир "отчалил", солнце "кусает". Если выписать подряд, как мы входим в картину в стихотворении, то получим: солнце - небо (поднебесный) - земля(мир) - земля(пристань) - море (отчалил) - буксир. Неосознанно (или осознанно?), автор показывает совершенно симметричное отражение, выражая таким образом древнюю истину: что на небе, то и на земле (и наоборот). Никто, наверно, не заметил, Что мы привязаны к нему - И наша молодость и ветер, И все дома по одному. Функция буксира тянуть. То что ему дадут, не важно тяжело это или нет. При этом все понимают, что буксир это маленькое служебное используемое судно. Но в данном случае маленький буксир вдруг незаметно ("никто... ...не заметил") становится ведущим. К нему привязано все: и видимое (дома) и невидимое (ветер, молодость). Привязаны, - то есть страдательно, пассивно, зависимо. Но все слишком привыкли к буксиру, чтобы заметить момент его отхода от причала и окончательного ухода в море. Все слишком заняты своими важными (без лишнего пафоса) делами: Весь город праздновал победу Над опостылевшей зимой, Деревья радовались свету Корнями, почками, корой. Приход весны, олицетворяющей любовь, а стало быть юность. И тут понемногу паззл начинает складываться: очень похож этот буксир (к которому, привязана и наша молодость, и город, празднующий любовь) на уходящее, уплывающее детство, являющееся причиной движения всего (как и солнце - причиной жизни). Оно все вытягивает. Но открыто-невысказанным становится и то, что движение неостановимо: А город медленно и чинно Скользил туда, где небеса Свою почесывали спину О море, горы и леса… Дикая картина, не правда ли? Но запоминающаяся. А может, это просто бред, взятый с потолка? Давайте попробуем глянуть, есть ли здесь смысл. Итак, буксир становится маленькой точкой. "Дома по одному" (а не так ли мы живем: от дома к дому?), тоже уходят и уйдут вслед за ним. Придут лето, осень, зима - круг замкнется. Для кого-то он начнется по новому. Но этот буксир уже уйдет (постепенно утягивая все за собой) вслед за неостановимым солнцем, на закат, за горизонт. Туда, где встречаются горнее и дольнее ("небеса / Свою почесывали спину / О море, горы и леса…"). Именно там сойдутся все линии, все пути. Именно там встретятся буксир и солнце, детство, юность и старость. Эта точка уже не принадлежит материальной картине, она вообще за пределами нашего мира. Это уже другой мир - и м ыхотим верить, что он есть и что он лучше нашего. |