Темень смотрит в окно немигающим взглядом совы. Ночь раздвинула шторы, свет впуская дорожкою лунной, Тени, вздохи и всплески, глухое шуршанье листвы, То ли шёпоты фей, то ли зов заклинаний колдуний: – Слишком звонкие ночи и навязчиво яркие дни Не дают сохранить тайны мыслей, предают их огласке. Этот мир отторгает чужих, расположен к одним, Для других он опасен, суров, неподступен, неласков. Мне б её уберечь, хоть до зрелой спокойной поры, Когда жизнь этой девочки станет стабильно-рутинной, Потому я, Тоска, притушу её каждый порыв, Ведь зелёная ряска надёжней дорог серпантинных. Ей нельзя сознавать, что она, мол, другим не чета: Нежный возраст не должен поддаться сравнений соблазнам. Ты ж её заставляешь предаться конкретным мечтам – Притязанья убавь ей: никто лучшим быть не обязан. Много планок высоких – оставь их на взрослость, потом. Ты же, Зависть, ввергаешь её в круговерти иллюзий, Предлагая, как чёткую цель достижений, фантом: Стать как кто-то, нацелить свой шар в ту же лузу. – Знай, любезная, жизнь – это страсть и азартов игра, Мне претит даже мысль, что покроюсь уныния ряской. Ты безлика, Тоска, ну, а я – честолюбия грань. Да, зовут меня Завистью, но окрашена белою краской. Я внушаю: любой неудаче – платой – максимум всхлип, А потом – только сдвинь на немного свершения вехи, Просмотри неудачу, вновь её смоделируй, как клип, И опять на себя примеряй горизонты – чужие успехи. ** Трепетали, куражились в ритме сочетания слов, Той, о ком сокрушалась приземлённо-зелёная закись, Устремлялись к бумаге, сорвав от запретов засов. И о чём-то грустила элегантная Белая Зависть. |