В детстве я любил бублики. С вечера бабушка ставила тесто, или как она говорила - опа-ру. Опара пахла топлёным молоком и хмелем. Хмель рос у бабушки в огороде. Он обвивал за-бор. В конце августа я помогал бабушке собирать его хрупкие шишечки. Бабушка называла август «авгрусть». Я говорил ей: - Нет такого слова. А она мне: - Как же нет? Лето скончалось – радость прошла, а грусть осталась, вместе с ей-то и уро-жай на горбу – чё ж тут веселого-то?! Авгрусть он и есть авгрусть. С бабушкой я не спорил. Она вон какая взрослая, жизни хлебнула, как она любила гово-рить. А поговорить она любила. Даже с опарой для бубликов разговаривала: - Сладушка моя, опарушка, ишь как поднялась…Я тебя сахарком подкормлю, мучкой присыплю, полушалком укутаю. - Баушка, чего ты с тестом разговариваешь-то, оно ж не слышит тебя? - А вот и слышит! Мать моя с тестом разговаривала, матери мать с тестом разговарива-ла, а твоя мамочка пойдёт в универсам, готовую лепешку прикупит – ешьте, мол, наслаждай-тесь. А она, вона третьего дня, к вечеру уже кислятиной воня/т. - Вонят – это «воняет» что ли? - Ну-да, душком отдаёт…- ответила бабушка, выкладывая тесто на посыпанный мукой стол. - Тебя вот, бабуль, послушать – так и жить сегодня нельзя. - Дык, так оно и есть. Гляди, люди-то друг с дружкой не ладят – все разъехались по ком-натушкам в многоэтажках-скворечниках, сидят себе каждый в своей клетке, с соседями не здо-роваются…А у нас было – у кажного дом, калитка не заперта – значится, хозяева в дому, захо-ди кто хошь. Да и куды уйдёшь-то: по двору дел невпроворот. Утром открыл глаза – и пошло-поехало: воды принеси, печку подтопи – хоть и лето, а вода горячая нужна. Пока солнце не встало – грядки подполоть надо. Очередь в сельпо занять тоже успеть надо, ну это один раз в неделю, а то и в месяц. Мы ж в сельпо-то что покупали – мыло, соль- сахар, из одёжи чего, да к празднику конфеток. Ох, любила я конфетки такие липкие, в сахару – их мы «Дунькина ра-дость» звали. - А почему «Дунькина», а не «Машкина»? – я уже несколько раз подцепил пальцем сы-рое тесто, а бабушке это даже нравилось. - Ну, как на соль-то тесто? Я одобрительно кивнул и отщипнул ещё кусочек. - А комар его знает – почему «Дунькина». Липкие больно, в карман не положишь. А вкусные! Вот Дунька наверно, как я, их любила, вот и радовалась – коли были они. - Баушка, а ты вроде как тоже Дуня? - Ты божий дар-то с яишницей не путай: Дунька – она Авдотья, а я Дуся – Евдокия, зна-чит. Евдокия говорила, а руки её проворно наминали тесто. Я смотрел на бабушкины руки – такие жилистые, сильные. Они ловко приминали тесто ладошками, тут же подсыпали свежей муки, и пышный ком плюхался на стол, где его сверху накрывал бабушкин кулак. - Дунька у меня названная сестрёнка была, - продолжала бабушка, - Как война началась, её отца на фронт забрали, а мать простыла и померла опосля. Дунька у нас прижилась. Она ме-ня была на год младшее, и какая-то вся тощая, здоровья никакого. Мы не такие уж и малёхонь-кие были – мне девять стукнуло. Фронт был далеко. Но вся страна только на фронт и работала. Мужиков-то всех забрали на войну. А бабы всю работу делали – кто посильнее, тех в поле. Моя мамка даже трактор научилась водить. А мы с Дунькой насобираем в поле сваленных колосков, обшелушим их, измелим на жернове… - А «жернове» - чего такое? - Жернова – да, мололка для муки. Её ещё мой дед в сарайке сделал из двух бо-ольших булыжников: один снизу, другой сверху. Тот, что сверху – с такой палицей деревянной, за ко-торую крутишь, и камень об камень трётся, и зёрнышки мукой становятся, и мука из дырки в нижнем камне сыплется. - Так тяжело же, наверное, было? - А как не тяжко! Мы-то работы не боялись. Сызмальства и ведро воды притащишь, и корову подоишь. Я, было, сяду доить корову слева, хоть мамка всегда и наказывала – справа от коровы садиться, сдою корову, а она как лягнёт ведро, и всё молоко тю-тю. Я – в слёзы. А ко- рове-то чё – стоит себе, косит глазом и мякиш жуёт. Мамка приучила её во время дойки мяки-шем хлебным кормить – мы ж сами хлеб-то пекли, и корове доставалось, ну, как лакомство. Но это до войны ещё. Бабушка уже накатала шариков из теста, обложила ими, как колобками, весь стол. По-том накрыла их полотенцем: - Пущай отдохнут. - А ты, когда маленькая была, всё время что ли работала? А как отдыхала? - Дед меня учил так отдыхать: вот полим мы грядку, спина затекла, ноги уже как дере-вянные. А он говорит мне - устала чё ли, ну, иди, передохни – воды с колодца натаскай. Воды две ходки сделаешь – руки аж ломит – ну-ка, четыре ведра-то покачай из колодца. А он мне – вон там, у плетня куст малины поспел – иди, собери. И приговаривал – чтоб отдохнуть, надо работу сменить. Пособирала малинку? Теперь можно и дальше полоть. И сам постоянно чего-нибудь делает-делает. Бабушка в это время уже сполоснула кадку для теста и перевернула её обсыхать. Руки о передник вытерла, под полотенце заглянула: - Ой, вы мои сладушки, поднялись-то как! – она вытащила один шарик, пришлёпнула его ладонью и быстро разрезала на несколько полосок. - Так вот, мы с Дунькой перемололи зерна в муку-то, в плошку пересыпали, хмеля туда щепоть, тёпленькой водички – и прикрыли, чтоб опара поднялась. А с молотилки остатки муки не сдули – забыли в порядок молотилку привести. А потом закрутились – воды натаскали пока, печку подтопили, уже время пришло в опару муки добавить и сыворотку. А там уже и катать тесто взялись, и лепить из него всякие крендели. - Крендель – это бублик что ли? – спросил я. - Он самый. И рассказала мне бабушка историю про эти самые крендели… - Мы сначала крендели лепили, а Дуня мне говорит: - Давай не крендели будем валять, а бублики. - А я ей, – бабушка моя спрашивает у Дуни: - Какая разница-то? Дуня и раскрыла свою задумку: - У кренделя вон скоко дырок, а у бублика одна. Если крендель съешь, а от него малень-кие дырки в воздухе остаются, а от бублика – одна большая. И когда уже мы всё съедим, а дыр-ки вокруг нас летать будут и пахнуть. Маленькие-то, что – быстро улетят, а от большого крен-деля дырка долго ещё по дому летать будет. И когда голодно в животе станет – мы подышим большой дыркой от бублика и как будто наелись… Солнце закатилось, мамка бабушки моей вернулась, а у них на столе крендели и бублики готовые. Чай пить сели. А тут стук в дверь. - Фёдоровна, - кричат со двора, - Ты дома? Хоть ворота нараспашку всегда были, а спрошать полагалось. Голос-то это был ихнего председателя колхоза – Ивана Игнатича. - Заходь, Игатич, заходь, - мама Дуси крикнула в приоткрытую дверь. Игнатич зашёл, шапку в руках мнёт и на стол косится. - Проходи, гость дорогой, к чаю. Бублики вот девки напекли. - Я, Лизавета Фёдоровна, по делу. Вы вот кренделями да бубликами шикуете, а война вокруг, а ты, Фёдоровна, бдительность потеряла. Напекли кренделей – на всю округу запах. А мы ведь всю муку до последней горсти в город посылаем. Откуда у тебя мука на печево? - Да, я ж…Я ж, ты знаешь, что день деньской на пашне, на тракторе… - Ты мне тут демагогию не разводи! Ишь, буржуйские замашки! Люди на фронте впро-голодь, с фашистами дерутся, землю нашу защищают, а ты тут пирствуешь! А ну собирайся, со мной в управу поедешь ответ держать перед товарищами. И не стыдно – а? Мамка бабушкина зашаталась и руками ухватилась за стол: - Ты, чего, Игнатич? – говорит, - Я же всю себя работе отдаю. И питаемся мы, как все – чем придётся. - А откуда крендели? Из ворованной муки. Из государственного добра. - Дядя Иван, это я крендели напекла, и колосья я на пашне собрала – всё равно с краю валялись…- призналась Дуся. - А-а! И ты туда же! Вот, вот как, ты, по-коммунистически воспитываешь девку свою. Сейчас она колоски своровала, и потом на убийство пойдёт и Сталина предаст… Глаза его налились кровью, он схватил маму бабушкину за ворот кофты и потащил к выходу. Она как-то вся обмякла и не сопротивлялась. Дуся сдёрнула с вешалки мамино паль-тишко и выбежала во двор. Игнатьич уже волок мамку к повозке, и всё ругался и ругался. Дуся только и успела закинуть в телегу пальтишко, когда Игнатьич уже хлестанул коней, и они рва-нули с места. Но тут же Игнатьич заорал на лошадей, подтянул удила и ором орёт: - Дуська! Дуська – твою мать! Тащи сюда крендели – доказательства будут. Дуся шмыгнула в избу, перепужалась – аж, сердце заколдошилось с таким громким и неровным стуком, как бы тележка с горы понеслась. Дунька успела стащить с тарелки один бублик. В избу влетел Игнатьич, схватил чашку с печевом и хлопнул дверью. Потом они услы-шали какие-то звуки в сенках, и в окошко увидели, как Игнатич тащит жернова к телеге. У Ду-си внутри всё похолодело. Всю ночь они с Дуняшей проплакали. Потом, с утра к ним соседка пришла – тётя Тоня, принесла капусты квашеной. Села на табурет, глаза вытирает платком и причитает: - Ох, вы мои сиротинушки… И не знала ещё Дуся, что мамку больше не увидит никогда. Потом приехала злая тётка из управы и приказала: - Собирайтесь! Вещи все свои возьмите, и тёплые, на зиму - тоже. В детдом вас опреде-лят. - Так я в детдом и попала. Дуняшу через какое-то время в другой детдом отвезли, мы и потерялись, - закончила рассказ бабушка. - Бабушка, ты не обожгись, давай я противень подержу, - я и не заметил за рассказом, как бабушка уже разогрела духовку и приготовилась ставить первую партию разложенных ряд-ком, смазанных маслом, крендельков да бубликов. - Противень-протвень! Лист это называется. «Противень», - не унималась она, - Слово како-то противное. А на листе – ишь, как уля/ глись крендельки с бубликами. - Так, вы тогда даже дырку от бублика не успели оставить в доме? - Не-е, один-то Дуняша спрятала, мы его ночью съели пополам. И я потом представляла, что дырка от него там в доме осталась летать. Ну, давай, что ли чай ставь, скоро родители с ра-боты приедут... Я долго потом ещё вспоминал этот бабушкин рассказ. И представлял, как люди всей планеты поедают бублики, а дырки от них летают вокруг. И мы уже дышим этими самыми дырками. А дырки начали войну против воздуха и собрались в одну большую дыру и стали на- зываться чёрной дырой, которая засасывала всё плохое на Земле. И как- то ночью мне приснил-ся сон - как в чёрную дыру полетел Игнатич, и как бабушка стояла и грозила ему бубликом. И, как откуда ни возьмись, появилась бабушкина мама и несла она в руках огромную чашку с бубликами и улыбалась. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
