В этой редакции, к счастью, тепло и сухо. В других редакциях либо накурено, либо сводит члены тем холодом доледникового периода, когда ты не ощущаешь себя человеком. Осколок зеркала на старом шкафу, засиженный мухами, позволяет видеть половину лица. Это меня удручает. Плохая примета, - думаю я. Невольно вспоминается «хочу у зеркала, где муть и сон туманящий»

Этот факт меня радует, на улице промозглый холод, и только моя отважная внучка, решившая погулять во дворе редакции, потирает раскрасневшиеся щечки.

- Даша, смотри мне! Я – быстро, и не вздумай глотать снег!

Быстро пройдя по коридору, заваленному строительным мусором, отряхиваясь от снега, я открываю дверь с вывеской «главный редактор».

В маленькой комнате, за обычным столом сидит он, главный редактор, завернувшись в теплый шарф. Напоминает то ли фавна, то ли сатира, с добродушнейшей улыбкой приглашает присесть напротив.

Я снимаю мокрую нахохлившуюся шубу. Шуба сопротивляется, как взбесившийся медведь.

Отмечаю, что на моей повести стоит стакан с недопитым чаем, резюме крутится в маленьких пухлых руках.

-Итак, я вас знаю, - начинает он, - видите, посмотрел-таки ваше произведение, ну и мне еще сказал Анатолий, все-таки мы работаем с авторами...

Я тоскливо смотрю на заваленный бумагами стол. В голове невольно возникает мысль, что в столе у него лежит интересный детектив с поножовщиной...

-Да-да-да, госпожа Пилинская. И готов с вами побеседовать, но если вы хотите чаю, выбило электричество. Что такое в наше время редакция? Заброшенный неотапливаемый объект. Кризис – он как спрут. Щупальца ко всему протягивает, редактор потирает горло.

Где-то я уже это слышала. К тому же, моя фамилия – Задвинская.

- Как же вас угораздило? Вот, даже фраза у вас «нет ни в чем вам благодати...», странная фраза, явно выпадает из контекста...

-Вообще-то это эпиграф, Пушкин, эпиграмма...мне нравится....

- Я тут почеркал немного...

На листке нарисованы несколько жутких рож. Хорошо, что это не Филимонов, подумала я. Филимонов, редактор эксклюзивного издания «Гламур» был бывшим прорабом, и все его замечания перемежались крепкими словечками из жаргона грузчиков и строителей. Создавалось впечатление, что находишься на стройке. И на голову упадет кирпич. Рано или поздно. Хотя бы и гламурный.

- Вот, госпожа Ильинская, в каких условиях приходится работать, не приспособленное помещение, мусор в коридорах, изволите видеть, а ведь тут у меня месяц назад японская делегация была...

Разруха, думаю я, во всем, в головах, в редакциях, в настроениях.

Выглядываю в окно, Даша спускается с горки, с настроением все в порядке.

- Нужно брать темы, которые вы хорошо знаете. Зачем вам Гоголь, о нем столько написано. Это не ваша тема...Он морщится, прихлебывая чай.

- А какая же моя? - мысленно задаю себе вопрос. Но редактор меня понимает.

- Вот тут у меня рассказ о террористах, написано с огоньком, современно.

Видимо, автор сам был террористом, думаю я с симпатией к автору.

- Ведь вы не литературовед, не сотрудник музея, не журналист. Я вообще запамятовал – кто вы, госпожа Зелинская?

- Я – пиарщик, раскручиваю людей. Делаю им имя...Проекты, мероприятия...

- Как же, прекрасно, хотя и непонятно. Как можно сделать имя Гоголю или Пушкину?

- А я и не берусь за это. В данное время раскручиваю мэра Запольска. Извините, отвлеклась. Что там с моим опусом?

- Вспомнил, так вы недавно и на пресс-конференции с ним, там еще скандал какой-то...А я думаю, знакомое лицо, и Анатолий говорил, весьма, я вам скажу, неплохо высказывался.

- Так я же печатаюсь у него.

-А я и говорю, почему не у нас, очередь скоро идет, сейчас авторы идут из шестого эшелона...

- Как это, из шестого?

- Ну те, которых мы поставили в очередь два года назад..Потихоньку продвигаем. А ваш мэр – пишет?

- Из Запольска? Пишет, письма в прокуратуру, насколько мне известно...

Редактор привстает, какая-то мысль бороздит его чело.

- Так мы б его, с дорогой душой, эссе, публицистика, может, письма...Читателю интересно, что у нас происходит, особенно в регионах...

-Я спрошу, а что с моим? Я уже и в Инете выложила, много откликов, интересно, значит.

- А вы бы вместе сработали. Он – о своем городе, я вы – свои заключения. Небось, часто к ним ездите? Не берите захватанных тем, берите то, что на поверхности, свежий взгляд современницы. К нам его, голубчика. Мы его тоже раскрутим. Ну и вам хорошо. Даю вам полоску в следующем номере – представить его, мэра, на страницах издания, - заслуги, семья, служение отечеству...

- А если он не пишет?

- Как - не пишет? Натура такая творческая, чувствую. У нас стены обваливаются, здание ветшает, с бюджетом плохо. Вы, э-э-э, госпожа Долинская, должны в ногу со временем, а вы – Гоголь.

- В принципе, я поняла, что-то придумаем, - говорю без энтузиазма, - извините, у меня внучка во дворе, как бы не...

Редактор выходит из-за стола, отечески обнимает за плечи. Мы подходим к окну. Даша, обнаружив меня в окне, выразительно показывает язык, мне и редактору. Редактор улыбается. Я грожу ей рукой. Извиняюсь, одеваюсь, выхожу за двери.

И уже там, за дверями, показываю перед зеркалом язык, скорее, сама себе. Главное, чтобы внучка не видела.