Шероховатость влажных стен До крови лижешь ты от жажды. В Аджимушкае выжить каждый Пытается, не сдавшись в плен. Дыханье давит павших тлен И от коптилок запах сажный. В кромешной тьме костлявый бок Сестры моей теплом чуть дышит. Детишки в кучу, словно мыши, Забились в дальний закуток И ждут, когда кормёжки срок. Еду готовят мамы в нише. Начпрод продукты не даёт – На землю выведут цивильных. Пошла на свет толпа бессильных, Но тут ударил пулемёт, Обратно кинулся народ, За ним немецкий строй обильный. Пропала мама в кутерьме – Остались мы вдвоём с сестрою. Пленённых враг в колонны строит, Ведут конвойные к тюрьме. Опять сидим в кромешной тьме. Какой бедой рассвет накроет? А утром – станция, вагон, И поезд нас повёз в концлагерь, И снова нам не дали влаги, И вязнет в горле жажды стон… В тупик загнали эшелон, Кольцом конвойные, собаки. Бомбёжка разорвала ночь: Подкрались самолёты наши. Огонь, стенанья, хлопья сажи. В аду нам некому помочь, И мы бежим с сестрою прочь По полю, где ячмень посажен. Я оступился и упал, Сестра осела как-то странно: В боку цветок кровавой раны. Пока я дальше уползал, В ночи сестрички голос звал… Добил конвойный из охраны. Я не сгорел в огне войны, И памяти семейной ради Судьбы исписаны тетради. Когда тревожат душу сны, Мне, как прощение вины, Сестра седины тихо гладит. |