Музыка: Палуба билась под ногами, бросалась вверх и вниз, извивалась, как взбесившаяся акула. Мне было весело, ничто не могло нарушить этой долгожданной эйфории – я ловил каждый порыв ветра, пил, глотал его большими глотками, боясь захлебнуться, упустить хоть одну соленую каплю… Во мне тоже штормило, я готов был орать во все горло, подчиняясь этой чертовой свистопляске. Молнии пронзали беснующийся мрак, хотя ударов грома не было слышно – все гудело, рокотало и выло, будто сам Нептун размахивал трезубцем, взбалтывая море, как яичный желток… Звонок будильника опять прервал упоительный сон. Медленно приходя в себя, я привычно впадаю в отчаяние. Нет ни моря, ни корабля - опять постылые будни, работа, дом, компьютер… Любимый ноут. Единственная отдушина в этом болоте. Привычным движением я набираю пароль, щелкаю мышкой. И все-таки, где-то здесь - твердо помню этот нежно-голубой фон, веселенький интерфейс… С тех самых пор я возвращаюсь сюда вновь и вновь, стал чем-то, вроде домового, духом этого странного места – портальным – обитающим здесь и изучившим каждую щель, каждую трещину, которая могла бы вновь привести ТУДА… Как рассказать, и кто поверит жалкому обывателю, вообразившему себя флибустьером? Или попробовать?.. И пусть меня считают свихнувшимся компьютерным маньяком, выжившим из ума романтиком, человеком в футляре, создавшем собственный радужно-штормовой мир… Приближался вечер, такой же обычный, как другие бесконечные вечера. Я бродил по сайтам в надежде наткнуться на что-нибудь интересное. В последнее время в сети стало скучно - уже пару месяцев я пребывал в полнейшем отчаянии. Чтобы читателю было понятнее, замечу, что я человек одинокий, и общение в литературном пространстве сети является для меня единственной ниточкой, связывающей с другими человеческими существами. Я много пишу сам, и потребность поговорить с кем-то, обсудить написанное жжет и кусает меня, заставляя рыскать по порталам одиноким волком, держащим нос по ветру. Как давно я мечтал встретить родственную душу! Иной раз казалось мне, что мечта близка к осуществлению, но вот – слово за слово – и будто трещинки начинали ползти по некрепкому льду скороспелых контактов, потом образовывалась полынья… И вот уже я уплывал на отколовшейся льдине, а вслед за мной неслись сожаления и порицания, иные из оставшихся на берегу крутили пальцами у виска… Случались более глубокие и счастливые связи, но и они терялись в безбрежных просторах Рунета, я же пускался на поиски вновь, не теряя надежды, что когда-нибудь встречу людей необычных, имеющих за душой что-то, кроме сереньких будней, банальных шуток и пустых разговоров… Итак, в тот вечер, зайдя на один из порталов, я заметил в верхнем углу экрана мигающий прямоугольник – в моем почтовом ящике было письмо, и я без промедления вскрыл его, отметив мельком, что отправитель мне незнаком. «Частный клуб «Летучий голландец» приглашает вас принять участие в его собраниях, путешествиях и творческих мероприятиях», - я хмыкнул, уверенный, что передо мною спам, однако решил дочитать. - «Клуб закрыт для широкой публики и кочует в интернет-пространстве в режиме «invisible». Подъем на борт осуществляется только по именным приглашениям. Информация о существовании нашего пиратского корабля строго конфиденциальна…» Далее был указан путь к закрытой зоне клуба и пароль, открывающий доступ. Все еще внутренне посмеиваясь, я набрал пароль и нажал «Enter». В следующее мгновение меня хлестнул по лицу порыв ветра, я почувствовал запах йода, соли и рыбы, поскользнулся на мокрой жести и не смог устоять на ногах от чудовищной качки, сотрясавшей корабль… Впрочем, устоять было трудно и от изумления. Передо мною был не видеоролик, не компьютерная игра – я, и впрямь, находился на мачтовом судне, которое трепыхалось в волнах, борясь со штормом. Вцепившись в перила, я двинулся вперед, надеясь найти дверь, ведущую к каютам, и укрыться от жадных волн, готовых слизнуть одинокого пассажира со скользкой палубы. Я прошел сначала по левому, а потом – по правому борту, дергал дверные ручки, кричал и стучал, пинал гулкие двери… Затем поднялся вверх, к радиорубке… «Да есть ли тут хоть один человек, - стучало в мозгу, - хотя бы капитан?» -Кэп! – заорал я , задрав подбородок, - Кэп, черт вас дери! Живые есть? -Да нету, нету! Черт дери тебя самого! Какие такие живые, медуза в глотку? Мы, что ли? – дверь, казавшаяся задраенной, внезапно распахнулась, и прямо на меня из радиорубки вывалился крепко сбитый субъект в драной тельняшке и черной бандане. Серые глаза на загорелой морде были с сумасшедшинкой, мускулистые руки прятались в карманах, словно мужик стоял не на вздыбленной мокрой палубе, а у себя на балконе, где незачем балансировать и хвататься за перила. - Ну, чего орешь? – осведомился он. – Пассажир? Я кивнул, не в силах более разговаривать и чувствуя приближение приступа морской болезни. -Ты вовремя, - субъект ухмыльнулся, как аллигатор. – У нас как раз вахтенного нет. -Вахтенного? – изумился я. – Где же… как вы без вахтенного? -Нет, он пока есть, но уже труп, - задушевно сказал детина. -Вы что, все мертвые, - начал прозревать я. – Аааа, я кажется… «Летучий голландец»? -Мы-то, конечно, призраки. Но это смотря по обстоятельствам. Арчибальд третьи сутки за штурвалом. Был бы живой – все равно помер бы от усталости. -А капитан? – продолжал я. -Ээээхх, - горестно махнул он рукой. – Нету нашего кэпа. Взяли в плен. Вот ты думаешь, мы чего в такую холеру тут болтаемся? Гонимся мы за этой чертовой каракатицей, чтоб ее разорвало. Три дня назад, прикинь, подошли к нам без номеров… тьфу, без опознавательных знаков, ломанулись на абордаж… А у нас вся команда – на берегу. Увольнительную кэп дал перед рейсом. Только мы с ним вдвоем и были… Да Айседора. -Это еще кто? -Акула. Лоцман наш. Погналась за ними… -А вы? -Меня эти черви гальюнные на рее подвесили. За ноги. А кэпа захватили, бушприт твою в компАс. Ну, и смылись, естественно, как трусы. Наши вернулись, кинулись в погоню… Рыскали сутки, потом шторм… Арчибальд говорит, что видит впереди плавник. -Что за плавник? -Айседорин, ясен брамсель. У Арчибальда зрение, как у альбатроса. Вот он на него и держит курс. А уж Айседора… Нюхом, что ли чует? Та смрадная каракатица – весьма быстроходное судно. Но догоним, догоним, не тушуйся, - он неожиданно хлопнул меня по плечу. – Ну что, подменишь его утром? Сейчас не сможешь, не проси. Плавника в темноте не заметишь. А как рассветет… Я молча кивнул. Где-то хлопнула дверь. Радист вытянул шею и прислушался. -А-а-а-а-ах, ты ж, зелень подкильная, фок-грот-брамсель мне в левое ухо! - хрипло выругался кто-то и грохнул о палубу тяжелым предметом. – А ну-ка, мать вашу, свистать всех наверх! Откуда-то загрохотали шаги, сразу несколько человек бежало в ту сторону, откуда неслась ругань. -Это боцман, - коротко проинформировал меня радист. -Грот оборвало, - рявкнул боцман. – Надо лезть. И обрыв ванты. Кто там недавно хвастал, что лучше всех делает голландский огон? Бубонная Чума, якорь ему в зад? -Так точно! – покладисто согласился красивый пират, длинные волосы которого были забраны в смоляной хвост, развевавшийся на ветру. – Сделаю, боцман, не переживайте… Однако боцман продолжал «переживать». -Где инстрУмент, Сервус? - заорал он громче прежнего, - мачту вам в зад! -Дык я это… Стиксель чинил… -Стиксель-пиксель-ёксель-моксель! ИнстрУмент волоки, иначе… - о том, что случится с Сервусом, если ему не дано будет приволочь боцманские иголки и нитки для починки парусов, лучше было не знать. -Сама полезу, - вдруг гаркнул боцман, и я замер, пораженный страшной догадкой: чудовищный матершинник непостижимым для меня образом оказался женщиной, и мне так захотелось на нее взглянуть, что я, бросив радиста, устремился в сторону аварийной сходки. Качка, между тем, усилилась, и меня бросило под шлюпку, закрепленную на палубе. Едва выкарабкавшись, я увидел, что баба-боцман уже взгромоздилась на мачту и ползет по ней, ловко, как верткая ящерица. Я невольно залюбовался. -А это что за пресноводного моллюска притащило? – вернули меня с небес на землю. -Я пассажир, - ответил я, насупившись. – Меня пригласили. А теперь… -Гааааааа, - басом заржала боцман, - пассажир… и чего стоишь? Бери иглы, пассатижи и лезь сюда, да пошевеливайся… Мачта плясала над волнами. Что оставалось делать? Я полез наверх… Вдвоем с боцманом мы починили парус... Починка такелажа продолжалась до рассвета, а едва настало утро, ко мне подошел радист и, снова ощутимо двинув по плечу, повел к штурвалу. -Может, лучше Сервус? – нерешительно произнес я, но радист сразу пресек мои колебания. -Сервус при пушках. Боцман и Бубонная Чума, ты сам видел, при такелаже. Джо в кубрике, готовит обед. Жрать, небось, всем охота. Я – на связи. -С кем? – тупо спросил я. -С богом, - ухмыльнулась эта прожженная бестия. – Заступай, брат. И я заступил на вахту… Всю ночь «Голландец» летел вперед, танцуя на гребнях волн, но утром буря ослабила хватку. Нас уже не швыряло, как дохлую кильку, ход корабля выровнялся, а может быть, моя рука стала тверже – не знаю. Впереди – мне казалось, что на горизонте – маячил треугольный плавник нашего лоцмана, периодически тонувший в волнах и вновь вспарывавший толщу воды. Часам к одиннадцати окончательно прояснилось. Редкие розовые облака, набросанные, казалось, кистью Ренуара, летели теперь над морем, которое играло и пенилось, как французское шампанское. Я совершенно четко различал серебристый плавник Айседоры и держал курс на этот далекий мерцающий маячок, не сомневаясь в правильности нашего, да и моего собственного пути… Почему я проснулся? Почему не дано мне было остаться там, с ними, догнать чертову каракатицу и спасти из плена смелого бородатого капитана? А может, просто нужно было понять, кто я? Пират, черт меня побери! И место мое – на «Летучем голландце», чем бы он ни был: настоящим кораблем или мифическим невидимым порталом Рунета - теперь мне кажется, что я встречал слухи о нем и раньше… Я вновь брожу по сети - и пусть это погоня за призраком, но когда-нибудь… Я точно знаю, что когда-нибудь непременно найду его.
|