Попутчики в дороге, как родня. И пусть у каждого своя при этом внешность, но за какие-то прошедшие полдня не только делят снедь, но и душевность. И выльют с радостью ушат любвей, что каждая, коль вправду, не случилась. Такое здесь расскажут о себе, жена б, услышав это, удавилась. А я лежу и слушаю трепню, в пикантные истории вникаю. Второй придумал что-то про родню. «Передушил бы, так не уважаю!» Но благородным хочется ведь быть, и порет чушь, собою восхищаясь, как продолжает он жену любить, соседкою при этом забавляясь Вдруг с полки рядом: «Мать твою растак! А я твою уже полгода драю. Она смеётся, говорит: «Мудак мой думает, что ничего не знаю я о соседке. Вот и мщу ему!» Мужик нагнулся: «Нет, я обознался. Тот будет старше. Пятьдесят тому. А со своей за блядки я расстался. Чуть я из дома – хахаль тут как тут. Пять лет подряд была такая жизня. Я вообще характером не крут, терпел общаг, как в пору коммунизма». … Сказал сосед и сразу захрапел. На нижних полках долго ещё пили и говорили, кто кого имел, и сами в сказки верили, как в были. За что-то предъявляли счёт родне. Потом ночь пассажиров усыпила. И пьяным было хорошо во сне. А мне всё это безразлично было. На третьей полке молодой курсант, я, в отпуск ехал, нищ, без провианта. Хотелось жрать, но горд собою сам, листал при тусклом свете книгу Канта. 60-е годы. |