Поэт Влад Клён умер 28 сентября 2010 года. Родился 01.08.1978 Клён был не просто поэтом, он был двигателем литературного процесса в Украине. Совершенно уникальным явлением в этой самой литературной жизни. Обладая феноменальной энергией и способностью объединять людей вокруг себя, он находился в центре событий, очень часто являясь их «эпицентром». Он находил начинающих поэтов и вовлекал в их в литературную жизнь, давая тем самым шанс поверить в собственные силы, быть услышанным, вырасти из детских подгузников и развиться. Сейчас в голове не укладывается, как может происходить литературное действо в Украине без участия Влада. Собственно, я не помню ни одного мало-мальски значительного русскоязычного литературного события за последние несколько лет, в котором он бы не принял активного участия как организатор. Иногда после каких-то фестивалей он звонил и спрашивал мое мнение о том или ином новом авторе, которого он привез. И, признаюсь, не помню, чтобы он когда-то ошибся. Огромная заслуга Клёна даже, пожалуй, не в том, что он был организатором и активным участником литдвижения, а в том, что он массу усилий прилагал для того, чтобы стереть странным образом образовавшуюся трещину между украиноязычным и русскоязычным литературным процессом в Украине. Созданный им и сотоварищи литературный портал Литфест, объединил авторов, пишущих на русском и на украинском языках. Были планы привлечь и белорусских авторов, поэзия которых нам точно также близка и понятна. Во всех акциях, которые были организованы Литфестом или в которых авторы ресурса принимали участие, присутствовали самые сильные украинские и русские поэты, представленные на сайте. А, следует отметить, что к гордости нашей, на сайте были представлены практически все интересные поэты молодого поколения, живущие в Украине, независимо от выбранного ими творческого языка. Об этом можно долго писать; те, кто знал Клёна лично, поймут, о чем я. Беда в том, что Влад оказался незаменимым. Нет на сегодняшний день такого второго, способного делать то, что делал он. Уже хотя бы поэтому смерть Влада Клёна – это не просто трагедия его близких и друзей, это потеря для литературы в целом. Тот потенциал, который был заложен в этом человеке, мог оказать совершенно уникальное воздействие на литературную жизнь. Помню, год назад, на Киевских Лаврах после окончания одного из фестивальных дней, мы отправились андеграундный киевский бар «Фидель» и читали там стихи. Клён, как и всегда, руководил действом: быстро организовал довольно разрозненную массу поэтов и устроил спонтанный литературный вечер. Я сидел за столиком, рядом с Мастером Евгением, - поэтом, которого многие авторы младшего поколения считают своим учителем (своим учителем его считал и Влад). Мастер мне тогда сказал: «Ты представляешь как Клену сейчас приятно – он делает литературную историю». И действительно, все, что происходило, было именно тем, что потом впишут исследователи литературы в ее (литературы) историю. Казалось, вычти последние сто лет, и мы окажемся в серебряном веке: в каком-нибудь прокуренном кабаке Москвы среди нынешних классиков поэзии (или сами ими окажемся). Такая вот была обстановка. Забавно, что спустя какое-то время после того, как вся поэтическая компания покинула бар, кто-то из наших вернулся туда, так как забыл какую-то вещь. Так вот, он застал персонал бара за чтением стихов друг другу. Прошлой ночью я разговаривал по телефону с Мастером Евгением. Говорили о незаменимости Влада, о том, что нужно издать книгу его стихов, о несправедливости смерти. Чудовищная несправедливость и в том, что поэт Влад Клён сказал лишь малую часть того, что должен был сказать. Он находился на том этапе, когда поэт еще способен прыгать выше собственной головы, когда не исчерпана высота, отмерянная ему Провидением. Сложно даже представить, куда мог бы «допрыгнуть» Влад, будь он жив. Теперь же остались его стихи, ровно такие, какие были в момент, когда он умер. Других уже не будет. *** Я не могу смириться с мыслью О том что время скоротечно И ставлю голову под выстрел И растворяюсь в каждой встрече А надо мной глумятся совы Моих предательских бессониц И жажда жить всего резонней Как жажда помнить плач клаксона Я не могу смириться с миром И это пахнет паранойей Беситься с жиру Быть транжирой И засыпать на поле боя Я не могу смириться с мерой Чужим проверенным аршином Еще не выставлен за двери Уже и вражина и жила Живу насколько интересно Умру как всякий пустослов Окаменевшей в сердце песней Наперекор навзрыд назло (с) Влад Клен 29 августа 2010 года Андрей Мединский Уже и вражина и жила Живу насколько интересно Умру как всякий пустослов Окаменевшей в сердце песней Наперекор навзрыд назло -------------------- Дождь идет в феврале… Дождь идет в феврале. Ни письма, ни звонка телефона. На кухонном столе отпечатался будничный быт. Снилось мне, что монах на весенних предгорьях Афона и светло, и легко понимает, зачем ему быть. А потом мне приснилось, как в северной части Европы в штормовую погоду седой и соленый варяг правит утлую лодку под океанический рокот и поет свою песню о дальних суровых морях. Дождь идет в феврале. От дождя даже небо просело. Я очнулся в ирпенском лесу абсолютно нагим, и промокшей душой отогревший холодную землю, я лежал, и на небо смотрел, и шептал: \\\\\\\"Помоги\ \\\\\\" -------------------------------------- На вечернем морозе… На вечернем морозе, на пьяном январском вокзале, где к полночной платформе вчера подкатил новый год, пляшут синие люди, у них синяки под глазами, да наряд милицейский казацкие песни поет. Я стою обалдевший среди разливного веселья, и твоя на губах несозревшая юность горчит, голосую такси, и ко мне приезжает Емеля, и увозит меня на дымящей от счастья печи. А твой поезд идет по заснеженной стылой равнине, в черноте заоконной ни звездочек, ни огоньков. Посмотри на ладошку и в переплетениях линий ты увидишь меня посреди бесконечных снегов. От судьбы убегать - все равно, что юлить перед Богом, ты заснешь тяжело, но под утро увидишь во сне, что я мчусь на печи за тобой по железной дороге, только искры летят и с шипением падают в снег. --------------------------- Все обратимо Мокнет Крещатик, и мокнет Майдан, падают гулко каштаны, капли монетками сыплет в фонтан мокрый сентябрь на Майдане. Осень вернулась, но в той стороне, где-то на краешке лета, вдоха откуда нет, выдоха - нет, остановились поэты. Там проступают из памяти книг полузабытые яти, там - догорающий русский язык их типографских распятий. Все обратимо, и может в золе будет от правды спасенье тем, кто остался ходить по земле русского стихосложенья. |