Очень бывает жалко, что мы с тобой живем далеко и нет возможности, когда этого хочется, перекинуться парой слов. Я довольно часто здесь в прогулках по деревенским окрестностям мысленно разговариваю с тобой или размышляю о тебе. Этой весной перечитывал Блока, его стихи, письма, дневники, и опять изумлялся и тосковал. Удивительно присутствие такого человека среди дрязга и сора российской жизни. Но тяжело следить историю его гибели, то, как он всю жизнь старался вочеловечиться как можно безнадежней, стремился напитать себя косностью и тяжеловесностью рядом существующих людей. Я не за то, чтобы Блок представлял из себя какого-то серафима, но вот это его стремление к человеческому, конечно, было гибельным. И без этого в каждом человеке много мертвого вещества, и Христос ясно показал нам путь жизни. Блок, для меня это очевидно, был предназначен идти впереди других по этому пути и оставлять нам точные ориентиры, но он заблудился среди людей. В какой-то мере он от этого стал родней, ближе, но ведь слишком мало в России людей, ушедших вперед, показывающим другим дорогу. Мне даже думается, что Россия в хх веке заблудилась именно от того, что заблудился Блок.

 

... Сейчас я читаю Соловьева, его философию, стихи. Тоже удивительный человек. Есть линия в истории русского духа, отмеченная такими именами, как Соловьев, Блок (и еще некоторыми), продолжение которой, мне кажется, и составит итог поисков русского духа. Необходимо пройти ту дорогу, на которой погибли Лермонтов, Соловьев, Блок. Их гибель указывает на то, что они стояли на верном пути. А я, брат, занят все тем же: пишу свой роман. Вернее, дописываю. Вот допишу и потащу в Москву, напоказ. Ох, как не хочется это делать! Во-первых, я бы еще год-два потратил исключительно на шлифовку книги. Вторая причина та, что гнусный город этот - Москва, и объидиотившиеся вконец людишки проживают в этом городе, и это к ним-то надо везти мою мечтательную, наивную девочку-провинциалку - мою книгу. Сам посуди, можно ли, не совершив в душе предательства, доверить прожженным циникам книгу с таким названием, как у нее. Кстати, как тебе название? Боже, какое торжество глупости, скотства, всяческой подлости творится сейчас и в жизни и в литературе! Иногда почитывать стал журналы, попадающиеся под руку. Тоска! Бывает, что и неплохо написано, а в некоторых случаях, может быть, и хорошо, но вот что странно: почему не пишут о главном? Черт знает, о чем сейчас только не пишут, куда только сейчас русская литература не лезет со своим рылом, но в главную, открытую к тому же, дверь никто не желает войти. Ощущение такое, что находишься среди сумасшедших, и у каждого из них свой бред, мало похожий на действительное положение предметов в мире. Пишу так потому, что кажется - моя книга есть верная книга. В том смысле, что я в ней попытался поговорить о главном, попытался продолжить тот разговор, который вели Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Чехов. (Еще и поэтому не хочется мне везти свою книгу в Москву). Главное, более-менее полно, четко, убедительно представить ту драму души современного человека, которую я сам переживаю и которую, я уверен, в той или иной мере переживает нынче почти всякий человек, еще не погибший человек. Наше время - это время пятницы после полудня, время торжествующей, распинающей толпы и одинокой души человека, напрасно зовущего: "Боже, Боже, зачем ты меня оставил?" Русская литература всегда была слабо бытийна, она в основном занималась осмыслением вторичных фактов реальности, отчего так скоро и сблядовалась. Подлинно реальны (на скособоченном языке той же русской словесности это называется - мистичны) были немногие русские писатели, да и тем слишком мешали исполнить свое назначение и культурная косность, и желание быть в своем времени своим человеком

 

Язык жив, пока сохраняет связь с производящей его силой, и связь эта происходит через мистически одаренных людей. Каждому берущемуся за перо надо изо всех сил сопротивляться дьявольскому шуму и визгу, надо напрягаться изо всех сил, чтобы расслышать хотя бы что-нибудь из Голоса оттуда, где подлинная наша родина, наш дом, наша радость. Ох, разболтался я что-то... Знаешь, я иногда в своем безлюдьи постоянном спохватываюсь на том, что сам с собою бормотать начинаю. Случается это даже совсем в неподходящих местах. Здесь, в деревне, по крайней мере не нужно особо думать, чем кормиться. Хорошо и то, мало людей и много природы. Наверное ад - это место, где одни люди, люди и больше ничего: ни трав, ни цветов, ни ручейков, ни облаков, ни дождя, ничего кроме людей. Не надо для муки ни чертей, ни серы кипящей, надо только оставить людей в каком-нибудь заасфальтированном, закрытом со всех сторон пространстве. У меня на столе ветка шиповника. Смотрю на нее и ничего не понимаю. Вот этот запах розовый, цветки... Какое может быть соответствие между этой красотой и человечьим существованием, что творится рядом же с цветущим сейчас повсюду шиповником? Иду вчера вечером с этой веткой, небо вечереющее с облаками горящими. Цвета чистые, изумительные, меняются прямо на глазах, переходят из тона в тон, в общем музыка совершенная... А у колодца два мужика пьных сцепились, рычат, и так, что все вокруг их криками заглушено. И как это возможно: жить среди непрерывного цветения, среди непрерывного праздника закатов, дождей, но жить совершенно посторонней, подвальной жизнью. Вот и о Блоке я точно так же думаю. Какое соответствие между ним и вот этими хотя бы мужиками? Между ними бездна. Мне это не понятно, здесь, мне кажется, дьявольское смешение, все это должно существовать в разных мирах. А сегодня, под утро, в четыре часа ночи приперлась какая-то пьяная же морда, стала греметь в окно, и что ты думаешь, этот... хотел? Предлагал купить краденого поросенка. И поросенок же этот визжит у него в мешке!.. С юности, с глупой еще, совершенно бессознательной юности чувствовал полнейшее совпадение своей души с душой Блока, то же чувствую, но уже с опытом, и теперь. Жизнь Блока - история гибели, но спасительной гибели для других, для меня в том числе. Когда становится особенно противно жить в русской жизни, тогда вспоминется Блок, и снова восстанавливается тайна и радость жизни. Но ведь был же Блок! С ума сойти, действительно же был такой человек!