Гласит легенда из времен далеких О речке Тасе – тихой, неприметной. Течет она средь камышей высоких, Искрясь на солнце полосою светлой. В живом дыханье речки говорливой Я слышу отголоски дней минувших. Бежит, журчит река неторопливо Среди плакучих ив, к воде прильнувших. В тугую гладь холодной, стылой влаги Глядятся ивы, точно истуканы. О молодости вспомнили, бедняги, О красоте ушедшей, без изъяна. Давным-давно у речки той, по слухам, Среди болот, в лесах дремучих жили Седой старик, а с ним – жена старуха, И дочь они красавицу растили. Прекрасней Тасы не было в селенье: Глаза – как омут, черные, большие. А волосы, парням на загляденье, Вплетала Таса в косы завитые. Пройдет ли где – как солнце улыбнется Средь туч на темно-синем небосводе. За доброту и ласку, как ведется, Любили Тасу искренне в народе. И вот однажды, в майский дивный вечер, Когда сады цвели, благоухали, Шла Таса вдоль реки, а ей навстречу – Леонтий – ладный и красивый парень. Леонтий жил в соседнем поселенье. При виде Тасы, весело поющей, Он покраснел внезапно от смущенья, Сраженный красотой ее цветущей. И между ними искра пробежала, Воспламенив сердца горячей страстью, Но в тот момент влюбленные не знали, Как близок час разлуки и ненастья. Леонтий – не бездельник от рожденья, Не покладая рук, весь день трудился. Но только, был он беден, к сожаленью, И грамоте, конечно, не учился. Семья у Тасы тоже не богата, Но Тимофей, отец ее, доколе Копил добро и складывал деньжата, Чтоб лучше для нее досталась доля. Водил он дружбу с теми, кто в достатке, Встречал их хлебом-солью – не иначе! И жениха он выбрал для порядка Для Тасы из купцов, да побогаче. Уж между ними сговор состоялся, Сорил деньгами купчик в умиленье, Красою Тасы долго восхищался, Жениться обещал без промедленья. Старик с женой уже вовсю мечтали, Старуха мать приданое копила. Мол, как удачно с дочкой рассчитали, Чего уж лучше, деньги – это сила! Но слухами наполнилось селенье, Ведь радости не утаить на лицах. И попросила Таса дозволенья С Леонтием любимым обручиться. Родители на Тасу осерчали, Отец был крут, ударил дочь с размаху. Ее из дома, в чем была, прогнали. Она ушла, вся белая от страха. Вот день прошел, за ним другой и третий, О дочери ни весточки, ни слуха. Пропала Таса – словно нет на свете, Старик горюет вместе со старухой. Вот Тимофей собрал своих знакомых, Родных и близких поднял по тревоге, И дочь пошел искать вдали от дома, По всем лесам, болотам и дорогам. Ходил-бродил, усталости не зная И день, и два, и целую неделю. Пошли дожди, следы вокруг смывая, Как будто слезы горькие летели. По темной речке с шумом ходят волны, И непрерывно дождь колючий сеет. Рука судьбы в ненастный этот полдень Леонтия свела и Тимофея. Леонтий был худой, чернее тучи, Глаза с тоскою смертною глядели. И Тимофей-то с виду был не лучше: Оброс, поник он с горя за неделю. Присели в скорбном, тягостном томленье, Страданью больше не было предела. Вдруг что-то промелькнуло в отдаленье – Душа в плохое верить не хотела! Но радужным мечтам – увы – не сбыться! Лежала Таса прямо возле речки, Как будто с ней душой стремясь сродниться, Кручина извела ее сердечко. И белый свет померк в глазах обоих. И лишь, как прежде, звонко пели птицы. Над мертвой Тасой, в полной скорби стоя, Они сумели, все же, помириться. А речка Тасой с той поры зовется, Течет она в мещерской стороне. И, если вам бывать там доведется, Вы убедитесь в истине вполне. Река легенду старую напомнит: Взревет, взбурлит, стряхнув остатки сна, А то притихнет, словно Тасс вспомнит, И кроткой, тихой станет, как она. Раскрутится, пугая в непогоду, Умоется, петляя средь лесов. В жару усохнет – всюду станет бродом, А то исчезнет вдруг среди кустов. Но имя «Таса», что речушке дали, Звучит как песня через сотни лет. Забыть легенду сможем мы, едва ли – Ведь в ней хранится дней минувших след. |