Ночью в город тихо вошла зима. Обледенелые листья звенели под ногами прохожих хрустальными осколками. Было раннее утро последнего дня ноября. Первый снег большими пушистыми хлопьям падал сверху.

В окнах небольшого деревянного дома горел свет. Его хозяйка вышла набрать дров. Она смела с крыльца снег и подошла к калитке, чтобы открыть засов. До её слуха донёсся слабый звук. Женщина прислушалась. Звук повторился.

- Ах ты, гуляка,- сказала она.- Где ты там? Кис-кис! – позвала она и вышла за ворота. Улица была белой и пустой.

- Васька! Кис-кис! – позвала женщина и прислушалась. С заднего крыльца, которым давно не пользовались, послышался слабый писк.

Она шагнула к крыльцу и в полутьме увидела свёрток, присыпанный снегом. Он был явно живым. Женщина наклонилась и отвернула угол свёртка. Оттуда послышался слабый плач.

- Господи! – воскликнула женщина и, подняв свёрток, почти бегом бросилась в дом.

Положив свёрток на кровать, она развернула его. В грубом сером одеяле на оторванном куске простыни лежал крошечный ребёнок. Это была девочка. Она судорожно вздрагивала ручками и ножками. Ребёнок даже не мог плакать, он только морщил личико и издавал еле слышные звуки, похожие на плач. Пуповина была перевязана белыми нитками. Тут же, у самой головки, лежал белый лист бумаги в клеточку, на котором торопливо было написано: «Простите меня» и дата.

- Господи! – повторила женщина,- Царица Небесная! Что же делать?!

Она бросилась к телефону, но ребёнок заплакал.

- Надо же отогреть! – сказала она вслух.

- А если умрёт? – мелькнула мысль.

Она опять бросилась к телефону, но на полпути вернулась, чтобы укрыть девочку. Ручки и ножки были совсем холодные. Женщина достала чистую простыню, запеленала ребёнка и положила рядом с электрической грелкой.

Женщина была уже не молода. Она вырастила своих детей, похоронила мужа и одиноко доживала свой век. Единственным живым существом в её подворье был кот Васька. Немного успокоившись, она взяла телефонную книжку и вспомнила, что через два дома живёт детский врач Елена Михайловна.

- Позвоню ей,- решила она,- ещё рано, она, наверное, дома. На работу пойдёт и по пути зайдёт ко мне. Женщина набрала номер и, услышав в трубке голос, сказала:

- Елена Михайловна, здравствуйте! Это звонит Ваша соседка Мария Ивановна. Мне тут ребёночка подбросили. Не знаю, что делать,- заплакала она. Новорождённый. На крыльце лежал. Живой. Что делаю? Грею.

Голос в трубке сказал:

- Сейчас я приду, не расстраивайтесь.

Мария Ивановна поправила грелку. Ребёнок согрелся и затих. Она потрогала личико. Тёплое. От сердца отлегло. В коридоре стукнула дверь.

- Здравствуйте! – услышала она голос Елены Михайловны и вышла навстречу.

- Что тут у Вас за чудеса?- спросила она и прошла в комнату. Поставила медицинский чемоданчик и склонилась над ребёнком.

- Так, где можно руки помыть?

Пока врач мыла руки, женщина рассказала, как нашла девочку.

Развернув ребёнка, Елена Михайловна внимательно осмотрела пуповину. Потом взяла бриллиантовую зелень, или попросту зелёнку, и обработала её. Ребёнок зашевелился. Она тщательно прослушала, осмотрела девочку. Внешне было всё нормально.

- Ребёнок рождён несколько часов назад,- сказала она.- В чём она была завёрнута?

- Вот,- показала Мария Ивановна на одеяло.

Елена Михайловна развернула его, осмотрела кусок простыни, вымазанный сукровицей. Нигде не было никаких штампов.

- Вот ещё это,- протянула ей листок Мария Ивановна.

Елена Михайловна прочитала: «Простите меня» и рядом – три цифры. Дата - это день рождения ребёнка,- сказала она. А записка эта может послужить вместо отказного документа.

- Мария Ивановна, у Вас есть молоко?

- Есть, коровье, цельное.

- Вы разбавьте молоко наполовину, вскипятите его, вот Вам пузырёк, вот соска. Покормите девочку. Пока я до больницы дойду, пока в милицию сообщим.

- И куда же ребёнка увезут?

- Пока в роддом. Если будет жить, потом в Дом малютки. Повезёт – кто-нибудь удочерит.

- Да как же можно такую крошку в детский дом?

- Мария Ивановна, да как можно было такую крошку на мороз выбросить!? На что человек надеялся? Что ребёнка Вы подберёте, или что замёрзнет?!

- Наверное, что я заберу, вон ведь в записке написано: «Простите…».

2

День молодого врача-акушера Татьяны Анатольевны начался как обычно. После планёрки она пошла в родильное отделение на обход. Дежурная медсестра сказала, что ночь прошла спокойно. Рано утром поступила женщина на сохранение. Привёз её мужчина, видный такой. « Вот квитанция об оплате одноместной палаты. Вот её медицинская карта»,- сказала она.

Татьяна Анатольевна взяла карту вновь поступившей и прошла в свой кабинет.

На медицинской карте было написано: «Серова Светлана Петровна», и стояла дата рождения. Татьяна Анатольевна отметила, что пациентке сорок два года.

- Надо же! – сказала она вслух,- уже проблема!

Она открыла карту и стала внимательно читать. В записях было всё в порядке, но странным было то, что карточка была заведена с момента обращения по беременности.

- Возможно, откуда-то переехала,- подумала она и пошла в палату.

- Здравствуйте, Светлана Петровна,- приветливо сказала она, проходя к кровати,- давайте знакомиться. Я – Ваш лечащий врач, зовут меня Татьяна Анатольевна.

Профессиональным взглядом она отметила отёки под глазами, хотя лицо женщины, несмотря на возраст, было ещё красивым. Сеточка морщин уже легла в уголках глаз, но правильный нос и красивые губы отодвигали возраст. Что-то знакомое было в её лице.

- Как Вы себя чувствуете? – задала Татьяна Анатольевна обычный вопрос.

- Нормально, - ответила та,- только вот отёки появились. Участковый врач сюда и направил.

- Давайте я Вас посмотрю, послушаем ребёночка, - сказала Татьяна Анатольевна.

Прослушивая сердцебиение плода, она обратила внимание на руку пациентки, лежащую на груди. Рука была ухоженная, с аккуратным маникюром. От женщины исходил нежный аромат хороших духов.

- Всё хорошо,- успокоила она,- мальчика ждёте?

- Да,- улыбнулась женщина.- Но нам всё равно, кто будет. Мы так долго ждали это счастье.

- У Вас не было детей?

- Не было совместных.

- И это первые роды?

- Нет, роды не первые, но это было очень давно.

- Видите ли, Светлана Петровна, я спрашиваю не из любопытства. У Вас возраст, возможно, потребуется кесарево сечение.

- Я всё понимаю. И понимаю, что вся моя беременность – это риск. Но поверьте, вся моя жизнь до встречи с мужем была бессмысленной. Мы живём с ним пять лет. Ребёнок – это наше общее счастье. Первые роды были давно, потом я долго болела. Врачи ставили диагноз: вторичное бесплодие. Всю жизнь я лечилась. И вдруг – такое счастье. Доктор, у нас есть средства, муж для меня и ребёнка ничего не пожалеет,- взволнованно сказала она.

- Хорошо, не волнуйтесь,- ответила Татьяна Анатольевна,- полежите у нас до своего срока, сделаем анализы, снимем отёки, всё будет хорошо.

Татьяна Анатольевна прошла в свой кабинет, сделала необходимые записи в карте больной, выписала назначения и задумалась.

- Лицо очень знакомое. Где я могла её видеть? Может быть, когда-нибудь на приёме у меня была.

Вечером, ужиная, она рассказывала бабушке о рабочем дне:

- Знаешь, бабуля, за всё время работы не перестаю удивляться. Представляешь, женщине сорок два года, а она рожать надумала.

- И сколько же у неё детей?

- Говорит, первый в этом браке.

- А браков сколько было?

- Не знаю. Это уже не из моей области. Лицо мне её знакомо, где видела – не могу вспомнить.

Перед сном она посмотрела сериал, почитала книгу. Ночью ей приснился сон, от которого она проснулась в состоянии тревоги, неясного предчувствия.

Ей приснился больничный коридор, по которому она идёт и останавливается у двери одноместной палаты. На двери висит портрет. Она всматривается и видит, что это её фотография. Она открывает дверь, входит в палату и видит, что на тумбочке у кровати стоит точно такая же фотография.

- Это я на фотографии,- говорит сидящая на кровати женщина,- и на двери – тоже я.

Татьяна Анатольевна долго лежала, обдумывая странный сон.

Утром она рассказала свой сон бабушке.

- Знаешь, бабушка, очень чётко видела своё лицо на фотографии, а в голове была мысль, что это не я. Надо хорошо женщину это обследовать, что-то тревожит меня.

- Сколько ты говоришь лет ей?- спросила бабушка.

- Сорок два года. Почему ты спрашиваешь?

3

Осень подходила к концу. Весь месяц было много работы. Почти ежедневно Татьяна Анатольевна помогала женщинам стать мамами. Она любила свою работу. Каждый раз, держа в руках новую жизнь – маленького человека, она испытывала гордость и была счастлива. Вот только женщин, отказывающихся от своих детей, она не переносила. В заботах и хлопотах Татьяна Анатольевна забыла о своём странном сне и не замечала, как молоденькие медсёстры шепчутся, а при её появлении замолкают.

Однажды, оставшись на ночное дежурство, она зашла в палату к Серовой.

Женщина не спала и была явно взволнована.

- Вот и подошёл Ваш срок, Светлана Петровна, завтра постарайтесь слегка пообедать и не ужинайте,- сказала она.- Послезавтра у нас с Вами особый день. Завтра Вам сделают необходимые процедуры, подготовят вас.

- Да я давно готова,- ответила женщина,- вот только одно меня мучает.

- Что же?

- Говорят, что в трудных случаях человек исповедуется. А я через день буду стоять на грани двух миров. Не хочу, чтобы за мой грех отвечал ребёнок. Врач, как и священник, является посредником между жизнью и смертью. Выслушайте меня!

- Я Вас слушаю.

Женщина вздохнула и на минуту задумалась.

- Где же я её видела? Так и не вспомнила,- подумала Татьяна Анатольевна.

- Много лет назад,- начала свою исповедь Светлана Петровна,- когда мне было семнадцать лет, я дружила со сверстником. В юности всё кажется вечным. Вот и мы думали после школы быть вместе. Я поступила в пединститут, а он уехал в военное училище. Когда я поняла, что у меня будет ребёнок, было уже поздно что-либо делать. Представьте: только что поступила учиться, мама - председатель колхоза, как ей сказать?! Всё село будет знать! В те времена это было осуждаемо всеми. Я носила расклешённое платье, брюки тогда ещё были не в моде. Девочки в комнате не догадывались. В субботу они поехали домой, а я сказала, что чем-то отравилась, потому что уже всю ночь были схватки. В те годы в пединституте преподавали курсы медсестёр, так что я кое-что знала. Ребёночка я родила одна, плакала и всё делала сама, даже обтёрла девочку. Свернула вдвое общежитское одеяло, чтобы теплее было, завернула в него ребёнка и отнесла на чьё-то крыльцо. Плохо помню, как и куда шла. Было ещё темно, но уже светало. Знаю, что положила на крыльцо с перилами. В доме горел свет. Записку с датой рождения положила.

Татьяна Анатольевна слушала, и ей казалось, что она видит жуткий сон. Сколько раз с самого детства, с того дня, когда бабушка рассказала, как нашла её на крыльце своего дома, она мечтала увидеть маму! Каждый Новый год она загадывала одно и то же желание, чтобы случилось чудо, и её нашла мама. Став взрослой, она хотела увидеть, только уже не маму, а ту женщину (так она называла её про себя), чтобы посмотреть ей в глаза и понять, что заставило её совершить чудовищный поступок. И вот, возможно, эта женщина сейчас сидит перед ней и ждёт то ли сочувствия, то ли прощения.

- Родилась девочка?- спросила она.

- Да, девочка.

- Когда это случилось?

Женщина назвала дату. Это была дата рождения Татьяны Анатольевны. Сердце билось так громко, что отдавало в ушах. В сознании всплыл давний сон: фотография на двери и такое знакомое лицо! Как же она похожа на меня! Или я – на неё? Так вот почему шушукались санитарки и медсёстры. В груди всё горело. Она вцепилась в стул руками так, что стало больно. Хотелось выплеснуть в лицо этой ухоженной женщине всю свою многолетнюю боль. Рассказать, как она завидовала девочкам, у которых были красивые, молодые мамы. Как хотелось сходить с красивой мамой в парк, лететь на качелях и смеяться от счастья. Но рядом была только бабушка.

- Родная моя бабулечка,- подумала Татьяна Анатольевна.

От сердца отлегло. Перед ней сидела женщина, её пациентка, её больная. А она - врач. Через день она должна будет сохранить две жизни, всё остальное – не важно.

Утром, за завтраком, она сказала:

- Бабушка, ты веришь в чудеса?

- Я верю в судьбу. У каждого человека своя судьба. Многие хотели изменить свои судьбы, но из этого ничего не получалось. А что это ты спрашиваешь?

- Помнишь, я рассказывала, что у нас женщина лежит на сохранении?

- И что? Кто у неё родился?

- Мальчик у неё завтра родится. Вот она перед родами и облегчила душу. Рассказала мне, как много лет назад ребёнка бросила.

- Да ты что! И где же он теперь, знает?

- Нет, ведь она его на твоё крыльцо положила.

- Подожди, Танечка, так ты встретила свою мать?

- Встретила. И знаешь, ничего не испытываю.

- Ты ей ничего не сказала?!

- Нет. У неё будут сложные роды. А я врач, прежде всего. Да и зачем? По опыту знаю, что женщины, отказавшиеся от детей, раскаиваются только перед опасностью жизни. Люди верят в потусторонний мир и боятся наказания. Ведь нет большего греха, чем оставить беспомощного ребёнка на голодную смерть.

Двадцать пять лет она жила спокойно, а теперь раскаивается.

Нет у меня никого дороже тебя, моя бабулечка!

Через неделю счастливый отец забирал из роддома жену и сына. Провожая их, Татьяна Анатольевна подала Серовой выписку, к которой был приложен пожелтевший листок в клеточку с торопливой надписью и датой её рождения. Судьба вернула его обратно той, которая много лет назад написала: «Простите меня».