По авантюрному складу ума он действительно чем-то напоминал старикашку Эдельвейса из известной повести Стругацких. Но, несмотря на свои восемьдесят лет, телом был крепок, и, глядя на него, хотелось спросить устами другого литературного героя: «Вы знаете, кто этот мощный старик?».

 

С Августом Карловичем Михкельсоном я познакомился в 1972 году. Был он высокий, жилистый, с мясистым пористым носом и остатками ржавой растительности в ноздрях и на ушах. Этот человек из далекой Эстонии, говоривший по-русски с сильным акцентом, казался нам осколком другой эпохи. Значительную часть своей жизни он прожил без советской власти.

 

Это был энтомолог-любитель в чистом виде, занимавшийся бабочками-чернушками на высоком уровне. Других бабочек он тоже собирал, но больше на обмен и для друзей.

Чернушки были его страстью, о них он мог говорить часами. Впрочем, он поражал нас своей эрудицией в разных областях. Не имея биологического образования, он мог легко засунуть за пояс любого профессора средней руки.

 

- К примеру, - говорил он, - полезны ли насекомоядные птицы?

Странный вопрос, учитывая, что во всех учебниках пионеров призывали строить скворечники и вывешивать их в садах и на огородах. Но в ходе длительной совместной эволюции насекомые научились искусно прятаться от своих врагов, подражая формой и окраской веточкам, почкам, камешкам, тем же птичьим какашкам, маскируясь на фоне листвы с помощью зеленой окраски, а на фоне коры – серой или коричневой. Они стараются не высовываться, сидят тихо, кушают преимущественно ночью, когда птицы спят. Но у больных или зараженных паразитами гусениц поведение резко меняется. Они беспокойно ползают, выходят на открытое пространство, где и становятся легкой добычей птиц. Получается, что выедая больных насекомых, птицы оздоровляют популяцию вредителей. Не все в природе так однозначно!

 

От Михкельсона я узнал, что в сердце у оленя есть маленькая косточка, о которой нам в университете никто не говорил. Про кость в моржовом члене говорили, а про эту оленью косточку, я подозреваю, уважаемые преподаватели анатомии не знали.

 

Мы ехали в поезде из Владивостока, а Михкельсон нам рассказывал об удивительных случаях из своей жизни. О том, как благодаря своим психическим способностям спасся от фашистов во время обыска дома. Просто встал в углу и прикинулся фикусом, и они его не замечали. Феномен Вольфа Мессинга не представлял для него загадки. Уязвленный нашими ироническими усмешками он заявил, что за минуту снимет у любого зубную боль. К сожалению, зубы ни у кого не болели.

 

Следующим летом Михкельсон опять приехал в Иркутск, и мы сложившейся энтомологической компанией отправились в Монды. Михкельсон почему-то переживал по поводу близости монгольской границы и по прибытии в Монды сразу отправился в погранотряд, представился там и испросил разрешение работать на горе Хулугайше. Никакого разрешения не требовалось, в район можно было въезжать без пропусков.

 

На горе Хулугайша в горной тундре находится станция Института солнечно-земной физики. Они там изучают солнечные лучи или еще что-то космическое. Поэтому на гору ведет дорога. Это одно из немногих мест в Восточном Саяне, где на вездеходе можно подъехать прямо к верхней границе леса. По этой причине Хулугайша всегда была местом паломничества энтомологов и ее популярность с годами только возросла.

 

Машины у нас не было, поэтому от Монд, которые расположены на высоте 900 метров над уровнем моря, мы перли рюкзаки до строжки, находящейся на высоте 1600 метров. Михкельсон не отставал. В свои восемьдесят с хвостиком он мог дать фору нам, молодым, только что закончившим университет ребятам.

На высоте 1600 метров жил сторож, охранявший эту самую высокогорную солнечную станцию. Помимо деревянного домика там стояла настоящая монгольская войлочная юрта, где и жил этот сторож, бурят по имени Пурба Тугурович.

 

Пурба встретил нас радушно, разрешил жить в домике. Вечером распили бутылку водки и легли спать.

 

Михкельсон для того времени был весьма продвинутым энтомологом. За границей уже вовсю занимались кариосистематикой насекомых, для нас это было в новинку. Для генетического анализа необходим материал, зафиксированный в специальной жидкости. Поэтому Михкельсон привез набор пробирок с фиксатором и намеревался хранить в них отчлененные брюшки своих любимых чернушек, чтобы отправить их потом для изучения за границу. Все это смахивало на черную магию.

 

На следующее утро мы отправились к гольцам, а Михкельсон остался ловить бабочек возле сторожки. Он их ловил, отрывал брюшки и складывал в свои пробирки. Это занятие вкупе с сильным акцентом казалось Тугурычу очень подозрительным.

 

Когда мы вернулись, Тугурыч чистил ружье и на наши расспросы о Михкельсоне отвечал уклончиво. Через полчаса снизу подошел красный и пыхтящий Михкельсон. Не говоря ни слова, он выкинул все пробирки в овраг и забился в угол. В ходе перекрестного допроса удалось выяснить, что после нашего ухода Тугурыч снял со стены ружье и отконвоировал Михкельсона в погранотряд, где и сдал «шпиона» на руки удивленным погранцам. Последовал не очень убедительный для военного человека рассказ про хромосомы и гениталии чернушек. Михкельсона отпустили, взяв объяснительную.

Пробирки из оврага Михкельсон доставать так и не стал, видимо, потерял веру в свои способности воздействовать на людей. Буряты – это вам не фрицы!

 

Через некоторое время они с Пурбой снова подружились, но осадочек остался.