(Одноактная пьеса-эссе) Действующие лица: Он - мужчина, 35 лет, стройный, спокойный, внимательный к мелочам и... женщинам. Она - женщина, моложе Его лет на 8-10, чувственна, гибка и умна, как это ни странно. Эпиграф: "Зашторить небо он хотел, но все как-то не выходило. Не получалось. А потом вдруг небо само затянулось тучами. И понял он, что иногда желание бывает... преждевременным" Утро. Кровать. В ней двое. Он и Она. Просыпаться им не хотелось. Солнечное окно пыталось выбраться из набросившихся на него плотных штор, отделиться, жить своей жизнью, даря свой свет, исчезая, пробуя дрожать. Не хотело оно жить в тюрьме штор, пробивалось сквозь них, разбегаясь по стенам. Тихо. Из звуков только шелестение… чего? Не понималось. Легкость. Казалось, что ты паришь, не касаясь кровати, не чувствуя одеяла. Разговор возник после долгого молчания от его ненужности. - Ты спишь? (Голос Ее был не сонным) - Нет (Его - на грани пробуждения или засыпания). - А ты? - Я сплю и думаю о работе. И что ты за безумства вчера написал, спрашивается? - Где? - Я сегодня часов до двенадцати. Потом – работа. Кстати, а ты знаешь, где я живу? - Где ты живешь? - А как ты думаешь? Если ты думаешь. - ...если думаешь. Ошибусь. Лучше скажи сама. - Сначала давай пощупаем твои ассоциации. Как там? - Где там? Там – все в порядке. - Не бойся. И не паразитируй на низком. Ты точно ошибешься. - Не лукавь. Низкое тебе к лицу. А что касается ассоциаций... Это твоя идея? - Слушай! Мне становится интересно! Ну, подумай же. Тебе понравится! - У меня мало информации для ассоциативного мышления. Ты же ничего о себе не говоришь. Почти. - Ну, зацепись же за что-нибудь! Давай же, мне немыслимо любопытно! - Я вот думаю, говорить или нет. - И не думай даже. Я же жду. - И я жду. Сейчас мстительность заявится в меня. - Ой, как так можно шутить? У меня трясется правая рука от страха. Чувствуешь? А вот сейчас? А сейчас? Это, как ты думаешь, навсегда? - Это возбуждает. Ответ напрашивается сам собой, но я его не скажу, пока не найду хотя бы еще одно подтверждение. Моя норка, что хочу то и делаю. Хочу - войду, а хочу... - Ответ не может напрашиваться. А уж тем более сам собой. Неужели ты уже забился в норку? Испугался? - Норку могу освободить. Подвинусь. А по поводу местожительства. Не так оно важно. Главное другое. Ты - актриса, ты закрыла для всех свою реальную жизнь и строишь ее исходя из Образа, образа своего видения своей жизни. Боюсь, что ассоциации тоже в этом случае будут желанными, а не реальными. Угадывать? Я думаю, не стоит. - Это не то, что мне интересно. Наверное, я проще. Это было всего лишь любопытство. Вообще-то почти всё, что я пишу, это о себе реальной, настоящей. Но... Я хочу открыть тебе страааашную тайну! - Не надо! Вдруг истина... где-то рядом? - Стой, не суетись, плиииз. Стой и трепещи. Сейчас открою всё равно. Вообще-то, я хочу написать еще одно эссе и уйти... - Куда? Из жизни? Предсмертное устрашение? Что касается проверки... ты помнишь ее? Вопрос лучше говорит о мыслях человека, чем ответ на него. - Не всегда. Хотя - да, считается, что спрашивающий больше открывается. Это они не знали про наши вопросики. - А как же двенадцать часов? А как же матушка-работа? А как же твое жизнелюбие и любвеобильность? А наслаждение от прикосновений мужской ладони? А глоток росы, собранной поутру на земляничной полянке? А наслаждение вкусом? Вкусом предтечи любви? Это наши вопросики? - Нет. Я уйду из такого мира. Нет, не так... Сейчас я решила уйти. Всё может измениться завтра. Но сегодня я хочу так. Я только хочу еще написать о своем отце... Это последнее. Но это надо подумать. - Суета захлестывает, я понимаю. Хочется вырваться из благообразного круга важных, якобы, вопросов. - Мне нравится твой стиль. Дело не в конкретике. Ощущение покачивания на руках, да еще и на берегу моря, это притягивает. Да я думаю, что не только меня. - Я тоже думаю попытаться вырваться из такого окружения, такого цикла. А может быть и из такого мира... - Шутишь? Ты то почему? У тебя отлично получается. Зачем тебе? - Не люблю повторений. Мне кажется, что все уже было. - И мне. Я уже практически уходила. Даже – ушла. - И что же тебя удержало? - Всегда можно что-то чуть изменить на новом витке. Не знаю. Наверное, к повседневности надо относиться несколько иначе. Ты в ней живешь. Я пришла в этот вот, теперешний свой мир, два с половиной года назад. Пришла, познакомившись с совершенно удивительными людьми. Они этим миром и стали. Знаешь, почти все они до сих пор со мной. И мне почти никто больше не нужен. Был. А вот мира того уже почти нет. Странно, да? - Нет, не странно. Закономерно. - Знаешь, что меня еще держит в нем? Иногда мне хочется взбрыкнуться и подурачиться. А только он, этот мир, меня впускает такую в себя и… мне нравится, как он меня держит. Не сильно, но уверенно. Как настоящий, даже идеальный мужчина. - Вечное движение для вечной женщины. Идеальный мужчина. Идеальный любовник. И еще тайна за еще закрытыми дверями спальни. - Знаешь, как-то я была в жутком стрессе, я не могла заснуть. Вышла на улицу, позвонила Ивану. Друг мой, очень хороший. Он меня через десять минут подобрал на машине возле площади и мы приехали в «Кингхаус». Было тихо, будний день. Иван невозмутимо сидел, слушал джаз, пил пиво с креветками. А мне хотелось. Там была парочка студентов. Мы с ними так отлично поприкалывались, я просто хохотала в голос на весь зал. И всё улетучилось. То, что накрутилось, нанизалось. Жаль, что я даже не запомнила их имена. А может, и не жаль. - Точно, не жаль. - Наверное, все-таки жаль. Ты же знаешь, как приятно женщине ощущать себя центром мироздания для двух элегантных поджарых молодых самцов, бьющихся между собой за право держать твою руку. А они бились! Тонко, изысканно, ненавязчиво, полушутя, и постоянно играя! - Ну, конечно. Всю жизнь был женщиной, и все знаю о ней. - Не ерничай. Ты знаешь. - Наверное, Ивану было приятно… - Пойду, кофе заварю. Она вынырнула из-под одеяла, и, не набрасывая халат, зашлепала босыми ножками на кухню. Звуки. Сполоснула турку. Щелчок – включен чайник. Холодильник… зачем? Сок. Тихо чудится шелест насыпаемого кофе, потом – наливаемого сока. Еще холодильник. Опять странная легкость укутала Его. Обострение обоняния: кофе, апельсин, сыр. Чудесно! - Злой ты, и не добрый. Ивану было приятно! Более того, он великолепно провел со мной время. - Почти, - усмехнулся он. Она кормит Его сыром. Пытается. Потому что. Он хочет говорить еще. Значит, чего-то все-таки не хватает, если ты сейчас влюблена, то это многое может объяснить. А мир твой... мир - это большая гостиница. В ней можно делать все, что захочешь. Все, что появится в голове, все, на чем остановится взгляд. Все, что сотворит твоя, иногда больная, в этот момент времени, фантазия. А потом... потом должна возникнуть следующая фаза подчищающая. И если она есть, все становится на место, и роль твоего мира в гармоничном мироздании Шутника сыграна. На этом этапе раскручивания спирали жизни. - ... (Она смотрит то на сыр, то на Него) - У тебя это первая спираль. И правильно, что ты не хочешь следующей. - ... – (Она наливает кофе, слушая. Потом сок, ожидая) - Трубопровод жизни внутри этой спирали и проходит, большей частью, прямо внутри спирали. - Позволю себе не согласиться. Но спорить не стану. - ...параллельно тому, что можно назвать миром твоим с переходом в существование вне него. Да, все верно. В идеале твой мир и жизнь пересекаются. Ты успела к его расцвету, к началу, в первый раз. Потом – второй твой мир, уже попроще и гармоничнее, что ли. Унифицированнее. Сейчас третий? Думаю, что оптимальный. Я опоздал. Я был в других спиралях. И к своему миру пришел позднее. Я очень любил чистую жизнь и упивался ею, как мог. - Что это ты там собираешься объяснить моей влюбленностью? Раньше я тоже была влюблена. Просто - в другого. - Я о влюбленности, как просто о состоянии. Без конкретики. - У меня это состояние перманентное. А разве мой мир мешает упиваться, - как ты сказал? – чистой жизнью? - Когда-то я очень серьезно относился к жизненным спиралям. Вот именно. Мое перманентное состояние подверглось существенной проверке... однажды. Но это другая история. - Может у каждого из нас свой путь? Даже на грани «мой мир – жизнь». Мне сейчас не хочется говорить. Подумать надо. - Тебе что помогает взлететь? Когда-то я написал зарисовку "Варю кофе". Я горжусь ей. И вряд ли когда смогу ее показать. Так в ней я описал некоторое состояние эйфории. И я это чувствовал, и помню его до сих пор. - Почему - не сможешь? Хотя... Кофе? Нет, я взлетаю сама. Или почти сама. - Все. Думай. Я ухожу. Только еще одно: кофе я пью редко и мой полет не эйфория. Возможно, меня несколько дней не будет, - говорил Он, одеваясь как-то излишне быстро. - Мне тоже надо подумать. Интересно все-таки смотреть на все это сверху. И изнутри. - Изнутри? Или как нам кажется - изнутри. Впрочем - не стану умничать. Приходи. Буду рада. Приходи... - Все, пока. Хочешь совет? - Давай. - Снимай иногда маску. Ты становишься очень красивой, без нее. - На самом деле я всегда без маски. С теми, кого люблю... - Это способ сбережения внутренней энергии? Для созидания себя любимой, - усмехнулся он. - Бу-р-бур-бур. Ты ушёл? - Почти. Ты тоже собиралась идти думать. - Я уже думаю. Лежа. - Сейчас скажет: да, пора, прощай. - Ты еще здесь? - Не скажешь, о чем будешь думать? Ладно, не гони. Сам уйду. - Слушай. Я совершенно без дыхания. Надо что-нибудь придумать. Или не придумывать. - Точно, и со мной тоже. Как будто выжатый лимон. Странно. Ты не вампир энергетический? Пока. Будем считать, что солнечные бури. - Осторожно со мной. Я не вампир, я - ведьма. Посмейся, посмейся. - Смеюсь. - Подумай, действительно. Сколько раз я слышала это слово. Хочу ли я его услышать его еще раз? И поверь мне, пожалуйста, это не бахвальство. - Ты так уверена в себе. А может, это я хочу услышать это слово? Конечно, это не бахвальство. Сколько раз я слышал его. Тишина резанула. И он продолжил: - А ассоциации довольно простыми оказались: ты проводила отпуск в Финляндии. Ехала на машине. Помнишь, ты сказала мне, что это было похоже на прогулку по окрестностям? Куда можно было уехать на машине? Прибалтика. А может, Питер. Или что-то очень близкое. Минут через пятнадцать, как только я проснулся, само пришло в голову. Ладно. Пошел. Пока... работать надо. Быстрые четкие шаги. Звук открываемой и закрываемой двери. Несколько минут Она лежит на кровати не шевелясь. Потом, отбросив одеяло, садится и, помедлив еще некоторое время, встает. Подходит к окну, открывает его. Ветер сразу ворвавшись, заиграл легкой занавеской. Она ставит рядом с окном стул, становится на него и залезает на подоконник. Подняв руки вверх, еще стоит некоторое время, видная всем. Четкий, хорошо освещенный силует красивого женского тела впечатывается в картину, как оттиск. Она говорит в пустоту: "Люблю" и делает шаг вперед. Ветер продолжает играть занавеской. Кажется, что силуэт остался на месте. Тихо. Конец |