От А до В было десять километров. А – представлял собой маленький кружок. В, и вовсе – кружочек. И вот, одна точка должна была добраться из А в В вместе с маленькой точечкой на руках. Кругом лежал снег, стояла суровая зима, на носу был Новый Год, и родня с нетерпением ждала их.В кружочке В жили точки, которые обменяли свои дома с его прежними жителями, а те, в свою очередь, перекочевали в их дома, находившиеся в других кружочках.

Все эти кружочки были частью многочисленных кругов и кружков, лежащих на большой поверхности, которая занимала одну шестую часть гигантского вращающегося шара.На ней жили различные фигуры, начиная с точек и кончая большими усеченными пирамидами, пустыми внутри, но очень гулко гудящими при столкновении.И вот,эти пирамиды объявили друг другу войну и привели в движение все остальные фигуры, как плоские, так и стереометрические. Огромное количество точек и отрезков,прямых и дуг, треугольников и квадратов, кубов и конусов не могло никак сгруппироваться и спокойно разойтись по признаку равенства или подобия. В результате, многие фигуры погибли, многие были исковерканы, а некоторые распухли и разбухли. И все это произошло от того, что перестали действовать законы, установленные когда-то большими и важными фигурами, по всей видимости – фигурами вращения.

Итак. Точка должна была пешком добираться в В, потому что никакого вида транспорт туда не ходил, дороги зимой закрывались и надо было рассчитывать лишь на собственные силы. А также потому, что в А оставаться было не у кого, а стучаться к незнакомым фигурам было неудобно.

Снег слепил глаза. Дорога, если ее можно было так назвать, проходила полем, и реденькая лесополоса вдали не спасала глаз от обильной белизны. Деревья, покрытые снегом, сливались с белой дымкой едва угадываемого горизонта. Казалось, что движешься в густом молочном вареве. При воспоминании о молоке точка почувствовала, как глотку сводит от морозного воздуха. Носом дышать было трудно, и хотя, благодаря быстрой ходьбе, точка не ощущала холода, мороз давал о себе знать. Особенно мучил ветер, дующий сбоку, в одном направлении, вонзаясь в ухо, как комар-кровопийца.

Вскоре пошел снег, крупными хлопьями, которые косо падали на землю. От этого точку то и дело уводило вправо, и она по колени утопала в сугробах. Вылезая на кое-как укатанную случайными санями дорогу, точка каждый раз оборачивалась, в надежде, что появится проезжий трактор или, на худой конец, какая-либо упряжка. Но дорога была пуста, а далеко уже ничего нельзя было увидеть. Смеркалось. Малюсенькая точечка тихо посапывала на плече родителя, укутанная в теплый полушубок. – Не замерзнет – подумала точка. – Скоро, считай уже, половина пути.

Она старалась идти быстро, но ноги все чаще уходили в глубокий снег, и приходилось, вытаскивая их, держать равновесие, чтоб не упасть. Движение стало медленным. Точка шла и думала о том, что там, где она жила раньше, никогда не было столько снега и таких холодов.

Пальто считалось скорее предметом моды, чем – необходимости. А выпавший на Новый Год случайный снег, приносил столько радости, что никому не сиделось дома. Тихие улицы родного маленького города невозможно было забыть, память каждый раз сравнивала прошлое с настоящим. И получалось, что прошлое намного лучше настоящего и даже, по большому счету – будущего. Потому что точка не знала, что ждет эту малюсенькую точечку, мирно спящую на ее руках. Судя по жизни тех, кого она видела каждый день вокруг себя – хорошего ждало мало. А хотелось ей, впрочем, как и всем родителям, чтобы дитя ее выросло крепким и здоровым, и стало красивой и нужной фигурой, чтобы не осталось оно простой точкой, вынужденной жить в маленьком, очерченном кружочком пространстве.

Точка почувствовала, что стала уставать. Все чаще оборачивалась она назад, ожидая спасительной подмоги, в виде чего-нибудь движущегося. Но лишь чистые белые хлопья окружали ее со всех сторон, словно желая поскорее закрыть это не вписывающееся в белую гармонию пятнышко.

– Доберусь, обязательно доберусь, – сказала она сама себе, – нельзя не добраться.

Она повернулась и пошла спиной вперед, пытаясь спасти промерзшее ухо. Но от этого оно не согрелось. Очень быстро промерзло и левое, и точке показалось, что она оглохла. Уши как-будто заложило ватой, вдобавок они стали болеть. Точка подумала, что придя домой надо будет приложить к ним согретую соль. Она посмотрела на часы – за более чем два часа не видно какая часть пути пройдена. Сумерки здесь кончаются быстро, скоро станет темнеть.

Белизна кругом приобрела серовато-фиолетовую окраску. Точка двигалась вслепую. На мгновение подумалось – можно сбиться с дороги, все снег да снег, не понимаешь куда идешь. Но она отогнала мрачные мысли. – Не впервые приходится добираться пешком до дома. Конечно, с малышкой идти трудно, она уже кажется такой тяжелой, словно ей не два года. Ну, ничего, доберемся.

Перекладывая крошку с руки на руку, точка все шла вперед. – Только вперед, там спасение – говорила она себе, – что же это я так беспокоюсь?

Маленькая точечка зашевелилась, захныкала и от этого стала еще тяжелее. Точка положила драгоценную ношу на снег. Ноги одеревенели, она разулась, дотронулась до ступней, словно и не свои. Ожесточенно натерла их снегом, кое-как просушила, снова надела обувь. Малышка в раскрытом полушубке лежала на снегу. Пришлось ее заново укутывать. – Ну, все, скоро дом – подбадривала себя точка. Но сделав шаг, упала, ноги не подчинялись. Она лежала на снегу, здесь казалось менее ветрено. Втянув голову в воротник пальто, точка пыталась согреть уши, представила теплую печь, которая ждет ее дома. – Сплю что ли? Только бы не уснуть! – подумала она, обняв полушубок, и стала дышать в маленькое родное лицо. Она пыталась согреть крошку, но дыхание становилось все медленнее.

Снег прекратился, и в проемах густых туч показалось черное небо и редкие звезды. Но точка не видела их. Она лежала лицом вниз, накрыв маленькую шевелящуюся точечку. Но если б она лежала даже лицом к небесам, она все равно не смогла бы увидеть звезды, – никогда. Потому что всякая точка боится и беспокоится за свое дитя и готова отдать за нее жизнь, даже когда в небе появляются звезды.

Эту историю, от начала до конца, мне рассказал один человек, с которым я познакомился в междугороднем автобусе. Он сел рядом со мной, представился учителем матаметики.

– Почему вы не назвали имен? – спросил я. – Ведь понятно, что за всеми этими фигурами скрываются люди.

– Нет, здесь давно нет людей, – ответил он мне. – Мы все здесь точки, уже много лет, – и добавил, – а ребенка спасли, я преподаю ему.