В детстве, когда был человеком, я мечтал о будущем. Читал Кира Булычова и Рея Бредбери. Бредил полётами в космос и вином из одуванчиков, но... В космос я так и не полетел, а что касается одуванчиков – то всё, чему я научился, это делать из них варенье. Правда, очень вкусное.

Я и сейчас мечтаю о будущем. Быть может потому, что оно ещё не наступило. В детстве я хотел, чтобы мир стал ближе, чтобы можно было сделав всего один шаг, очутиться на обратной стороне Земли, чтобы люди если и воевали, то делали это, бросаясь друг в друга снежками, чтобы сев в припаркованный рядом с домом летательный аппарат, преспокойно слетать на Луну в обеденный перерыв – выпить там с другом чаю. Я хотел тогда и хочу сейчас, чтобы люди доверяли друг другу. В чём это будет заключаться? Не знаю. Одно я знаю точно: когда с дверей исчезнут замки, я буду считать, что это моё желание исполнилось.

Будущее неожиданно оказалось труднодостижимым. И пусть появились сотовые телефоны и интернет, но как и прежде нет той волшебной дверки, шагнув в которую, можно оказаться в объятиях дорогого тебе человека.

Я и сейчас не перестал мечтать о будущем... Наверное, я просто мечтатель.

 

ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ МАНЬЯК

 

Я шёл поздним вечером не спеша. Шёл по аллее, возвращаясь с прогулки. Тому, кто обязан был следить за исправностью уличного освещения не было никакого дела до уличного освещения и потому аллея местами была погружена в вязкий и почти непроглядный сумрак. И эта, плохо освещённая аллея, подобно скверной жене, настраивала меня на философский лад.

Я шёл и думал о том, что освещённая таким образом аллея напоминает человеческую жизнь, как представляют её себе люди: полоска светлая, полоска тёмная. Где-то длиннее, где-то короче... Так шёл я не спеша, занятый своими мыслями, когда меня обогнала девушка в лёгком летнем платье цвета полуденного неба. От одного взгляда на неё меня пробрал озноб – май только начинался и ночами ещё было холодно.

Но окликнул её я не поэтому.

- Девушка, не советую вам отходить от меня далеко, - сказал я и тут же пожалел о сказанном: она напряглась и чуть ускорила шаг.

- Нет, правда, - продолжил я всё тем же, почти равнодушным, голосом. – За каждым кустом может прятаться маньяк – весна, знаете ли, период обострения...

На этот раз она на секунду обернулась:

- А если маньяк, это вы?

Смелая девушка.

- Если я отвечу «нет», вас это не убедит?

- Нет.

- А если я отвечу «да», вы ускорите шаг и лишите себя тем самым прекрасного защитника и достойного собеседника.

Она недоверчиво хмыкнула и посмотрела на меня ещё раз. Наверное, с интересом.

- Если мне встретится маньяк, я позову вас на помощь.

- Я приду.

Она всё-таки ускорила шаг. Её светлый силуэт постепенно становился всё меньше. Он то появлялся в свете редких фонарей, то пропадал в сгущающемся сумраке ночи. В такие моменты сердце моё на секунду замирало и я начинал отсчитывать свои неторопливые шаги: восемнадцать на один нерабочий фонарь. Беспокоился ли я за неё? Наверное. Девушки сейчас редко носят платье – всех покорила заморская мода. Она же была редким исключением и оттого я проникся к ней симпатией, даже не видя её лица.

 

Мысли мои вновь переключились на людей. Мода, деньги, карьера... Понимают ли они для чего живут? Вряд ли. Дети купаются в любви своих родителей и не замечают ничего вокруг. Подростки заняты только собой. И те несколько лет, пока в их крови бушуют гормоны, они будут верить, что являются центром вселенной и что мир вертится только вокруг них – ведь они познали все его тайны. Я тоже был таким. Когда-то. Вот только в моё время ещё не было той странной музыки, что слышна сегодня в наушниках максималистов. У мальчишек это практически всегда чёткий ритм, напоминающий завораживающий бой барабанов вуду, у девчонок – нечто, похожее на стоны. Наверное, таким нехитрым образом дети готовятся ко взрослой жизни...

А став взрослыми, дети и вовсе перестают задавать себе этот вопрос. Зачем? Жизнь устроена. Каждый день расписан по часам и минутам на десятки лет вперёд. Вы теперь точно знаете для чего живёте: чтобы в вашем доме было хоть на одну комнату, но больше, чем у соседа; чтобы питаться строго определённое число раз в день; чтобы перестать ходить пешком; чтобы потратить ещё часть жизни на покупку большого, современного холодильника – ведь чтобы жить, надо кушать, а чтобы хорошо жить, надо хорошо кушать... И таких вот «чтобы» сотни, если не тысячи.

Вы точно знаете для чего живёте. Но почему же тогда вы боитесь смотреть на звёзды? Не потому ли, что глядя на них, у вас вновь рождается этот вопрос, грозя сломать всю вашу устоявшуюся жизнь? Ведь вы не знаете, для чего живёте...

Когда я был человеком, я тысячу раз задавался этим вопросом и не находил чёткого ответа. Теперь я знаю. Задав себе этот вопрос в тысяча первый раз, я нашёл ответ. Нашёл, и перестал быть человеком. Правда, с тех пор меня мучает другой вопрос: для чего живу я?

 

Светлая фигурка девушки в очередной раз нырнула во тьму и пропала. Три неисправных фонаря – пятьдесят четыре шага. Целая вечность! Сердце пропустило удар и я не стал ждать. Я посмотрел на мир так, как люди никогда не смогут видеть: ночь превратилась в день, а все предметы стали полупрозрачными, словно на проявленной фотоплёнке. И я увидел!

Насильник был невысок ростом и тощ до неприличия. У меня даже мелькнула мысль, может он вовсе и не сексуальный маньяк, а какой-нибудь гастрономический. С этой мыслью я и остановил время, как принято выражаться в разнообразных фантастических произведениях. О чём люди вообще думают, когда пишут подобную ересь? Остановить окружающее время невозможно – оно никому не подвластно, а вот ускорить время собственное, это завсегда пожалуйста.

Я и ускорил. Привычно исчезли все звуки, стих ветер и маньяк, что тащил спиной вперёд упиравшуюся девушку в кусты, зажав ей при этом рот, замер в нелепой позе с искажённым от боли лицом: незнакомка укусила его за палец. Порадовавшись за маньяка, я также не спеша продолжил своё движение. Приблизившись к ним шагов на пятьдесят, я перешёл на бег и вернул своё время в привычное русло. Тихий вечер взорвался звуками не хуже перегруженной автострады – так всегда бывает после тишины безвременья.

Странно, но маньяк меня не сразу заметил, хотя я уже находился в свете фонаря. Чуть позже я понял почему. Он был слишком занят собой. Девушка и впрямь оказалась не робкого десятка и укушенным пальцем не ограничилась: едва маньяк переключился с вожделенной добычи на вспыхнувший болью палец, как она, воспользовавшись моментом, со всей возможной силой вонзила ему каблучок туфли в стопу – весьма неразумно было с его стороны, имея такое своеобразное «хобби», выходить на охоту в летних, ничего не прикрывающих, сандалиях.

Поймите меня правильно, мне стало просто интересно. Я перешёл на шаг, с интересом наблюдая их поединок. Маньяк агонизировал. Он безмолвно открывал и закрывал рот, не решаясь излить в мир так нужные ему звуки. Терпеливец. Наверное, он был настоящим мужиком, прежде чем стал маньяком.

Впрочем, девушка тоже молчала, не спеша звать меня на подмогу. И я понимаю, почему. Ей просто не нужна была помощь. Точнее, так она считала. Жаль только, что маньяк в этом вопросе был с нею принципиально не согласен. Резко остановившись и глухо зарычав от боли, он достал нож...

 

У меня много разных талантов. Есть среди них и возможность видеть будущее. Правда толку от этого никакого. Будущее нельзя изменить, поскольку его просто нет. Есть настоящее. Сто тысяч лет до нашей эры – это настоящее, 1900г. – настоящее и 3211г. – тоже настоящее. Будущего нет, и нет никакого движения во времени. Всё это лишь иллюзия, впитанная вами из школьных учебников и ежесекундно подкрепляемая стрелками часов. Движение в пространстве, изменение его, вы понимаете как движение во времени. Но это не так. В чём-то прав был тот, кто показал человечеству язык: всё относительно. И будущее изменить нельзя. Изменить можно лишь настоящее.

Да, я видел будущее. И именно поэтому, я шёл сегодня так поздно по этой плохо освещённой аллее с детства знакомого мне города. Я видел всё это и то, что случится дальше, тоже видел. Я видел нож в руке маньяка и растерянность в глазах этой, незнакомой мне девушки, вдруг увидевшей блеск холодной стали в ночи. И кровь, вязкими каплями брызнувшую на молодую траву из её тонкой шеи – видел.

Нельзя изменить будущее, только настоящее...

Я вовремя успел. Нож крепко увяз в моей ладони и боль тонкими ниточками опутала тело, но я не собирался его отпускать. Сомневаюсь, что маньяк видел моё лицо, зато я прекрасно помню его расширенные от ужаса глаза. Удивительное свойство подлецов – нежелание отвечать за свои поступки. Он и сейчас хотел этого избежать, силясь вырвать нож из моей руки. Всё-таки, он был очень силён и надеялся на реванш.

Газ из баллончика отбил у него это желание. Маньяк отпустил нож и схватившись обеими руками за горло, рухнул на колени. Девушка поднесла баллончик к его лицу и ещё один раз надавила на кнопку. Тот, кто стоял на коленях, дёрнулся в последний раз и упал на траву лицом вниз. Девушка не пострадала – ветер дул ей в спину.

- А ведь я не звала вас, - заметила незнакомка.

- Да, я знаю: вы храбрая девушка и не нуждаетесь в помощи.

Она секунду помедлила.

- Не обижайтесь... – я увидел её лёгкую улыбку. – Адреналин есть не только у мужчин. Иногда и женщин он заставляет говорить глупости. Спасибо вам.

Я оценил фразу. Кем бы ни была незнакомка, она вызывала у меня всё больший интерес.

- Могу я вам чем-то помочь?

- Помочь? – девушка на миг растерялась. - Вы знаете, я часы потеряла... Это память... О маме. Только здесь так темно...

- А у вас разве нет телефона, подсветить?

- С некоторых пор мне стали не нужны телефоны.

Я улыбнулся.

- Что в этом смешного?

- Как вы...

- Догадалась? Ваши зубы выдали вас с головой.

- Ну вот. Теперь ещё и зубы! Раньше у меня был только один враг – язык.

У меня неважные актёрские данные. Станиславский мне никогда не верил. Не стал я искушать судьбу и на этот раз. Часы лежали у самой дорожки, в ворохе прошлогодних листьев. Я подобрал их и осторожно застегнул на левом запястье девушки.

- Ваши часы...

- Меня зовут Аня.

- Аня. Рад знакомству. Меня зовут Йорк.

Конечно, она не удержалась.

- Что смешного?

- Необычное имя. Вы иностранец?

- Вовсе нет. Просто мне нравится это имя.

- А как быть с тем именем, что дали вам родители?

- Я уже большой мальчик. И этот «мальчик» перерос свою судьбу.

- Скажите... - она замялась. – Скажите, ваше предупреждение о маньяке, это что? Никогда в нашем районе не было сумасшедших.

- Надеюсь, последнее предложение не обо мне... – Станиславский погрозил мне пальцем. – У меня... есть некие необычные способности. Я знал, что вам угрожает опасность.

- Знали?

- Вы мне не верите. Понимаю, на вашем месте...

- Да нет, не в этом дело! Я верю вам. Я и сама... было какое-то предчувствие. Но почему вы именно мне решили помочь?

- Не знаю. У меня было видение. Но почему я видел именно вас, понятия не имею. Мне было бы очень интересно это узнать, если вы не против.

- Интригуете. Хорошо. Завтра в «Чайна-тауне» в 14.00.

- Я приду.

Вдали показался полицейский «УАЗик»... Забавное словосочетание. Никак не могу к нему привыкнуть.

В глазах Ани мелькнуло восхищение:

- Ваша работа?

- Надеяться надо на лучшее, а готовиться ко всему остальному...

 

Когда мы подошли к дверям её подъезда, Аня внимательно посмотрела на меня, благо у подъезда было достаточно светло. Затем взгляд её переместился на мою левую руку, кисть которой была перебинтована заботливыми полицейскими.

- Как вы себя чувствуете?

- Жить буду.

На её лице не промелькнуло и тени улыбки.

- Я очень на это надеюсь. Берегите себя, - она всё-таки улыбнулась. – Ведь завтра мы с вами встречаемся в чайной. Вы помните? Вы точно сможете прийти?

- Как я могу вас забыть? С нетерпением буду ждать завтра.

Аня привстала на носочки и поцеловала меня в щёку. Этого я точно не предвидел. Стало немного стыдно за свою трёхдневную небритость. И кто только придумал, будто девушкам это нравится? Мужественность должна проявляться в поступках, а не во вторичных половых признаках.

- Спасибо, - шепнула она на прощанье.

Я постоял ещё минуту, глядя сквозь закрытую дверь как Аня взбегает на второй этаж, открывает дверь квартиры с номером 8 и, не зажигая свет, подходит к окну. Когда она отдёрнув занавеску посмотрела вниз, меня там уже не было. Я был дома, благо живу всего в двух кварталах отсюда – фокусы со временем давно уже стали для меня чем-то обыденным. Я был дома, в своём обожаемом кресле-качалке, сплетённом мною из ивовых прутьев пару лет тому назад.

До назначенного срока оставалась ещё уйма времени – перестав быть человеком, я перестал нуждаться во сне – можно было обо всём хорошенечко поразмыслить. Я снова вернулся к событиям сегодняшнего вечера. Всё ли я правильно сделал? Имел ли право вмешаться? Да, я спас человеку жизнь и, возможно, не одному. Но как вышло так, что будущее предстало передо мной без моего ведома? И было ли это видение будущим? Что-то происходило со мной, но что именно... Нужно было разобраться.

Я снова вспомнил Аню и её неожиданный поцелуй. Как бы там ни было, я вдруг поймал себя на мысли, что рад нашему знакомству. Эта девушка была мне интересна. Впервые за долгие годы мне был интересен обыкновенный человек! Это было... странно. Не слишком ли много загадок за один вечер?

Как там она сказала... «Вы точно сможете прийти?».

Я точно не смогу отказаться, Аня...

 

ЧАЙНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ

 

К предстоящей встрече надо было подготовиться. Первым делом следовало убрать с лица вчерашнюю трёхдневную щетину. Я зашёл в ванную. Странно, но перестав быть человеком, я сохранил многое из того, что мне нравилось в прежней жизни. Правда, бритьё к этому не имело отношения. Зато мне нравилось подолгу валяться в тёплой, почти горячей ванне. Мне нравилась весна и весеннее солнышко. Нравился проливной дождь с грозой и первый снег. Мне нравилось ходить пешком, никуда не спеша. Мне как и прежде нравились косы у женщин и причёска с волосами почти до плеч, которые внизу словно бы развеваются от встречного ветра в лицо... Когда я начинаю вспоминать, как много вещей мне нравится из прошлой жизни, то снова чувствую себя человеком.

Быть может, именно это чувство и заставляет меня искать ответ на вопрос: могу ли я быть полезен людям, могу ли им помочь? В поисках этого ответа, мной были перебраны сотни вариантов. Возможности, которые у меня имелись не должны были пропадать зря, они требовали выхода.

Каюсь, иногда я думал, а не последовать ли примеру какого-нибудь героя с тем, чтобы шастать по миру, восстанавливая справедливость? Но так можно помочь единицам, оставив в стороне всех остальных. Да и то, что это будет за помощь, если я просто буду спасать людям жизнь? Ведь жизнь сама по себе не имеет значения, значение имеют лишь наши поступки – тот выбор, который мы делаем. И человек, потерявший кого-то близкого, быть может уже готов пересмотреть свои взгляды и убеждения и обрести наконец душевный покой... А тут появляюсь я – здрасьте...

Была у меня мысль писать книжки – я хотел рассказать людям, как надо жить, чтобы стать свободными, но вовремя вспомнил, что все эти книжки вы уже давно прочли, но так ничему и не научились. Да, конечно, вы оценили их по достоинству и теперь они входят в состав так называемого «золотого фонда» литературы. Оценили и успокоились...

Одно время я подумывал, а не ударится ли мне в юриспруденцию, не составить ли идеальный с точки зрения лучшего мироустройства и человеколюбия, сборник законов. Не ударился. Не ударился и не составил, потому что понял: только живя по совести, человек может стать лучше. Но никогда вы не станете человечными из-под палки. Ни угроза наказания за причинённое другому зло, ни даже поощрение за сделанное добро не дадут такого результата. Добрым быть выгодно? Если хотите остаться человеком – бегите без оглядки, едва услышав этот слоган. Потому что став добрым, поскольку это выгодно вам, вы перестанете быть добрым ко всем остальным людям...

Думал я и том, чтобы пойти в большую религию. Куда же без этого? Вера в единого бога за последнюю сотню лет стала очень привлекательна для масс. Причина проста. Люди в большинстве своём не желают прикладывать усилий для достижения чего-либо. Вам сложно бросить курить, поскольку это требует некоторого напряжения с вашей стороны, вам не хватает терпения выучить иностранный язык, вы предпочитаете запугать своего ребёнка для того, чтобы он перестал плакать, ведь это так сложно для вас – попытаться понять его. И религия идёт вам в этом навстречу. У неё на любой ваш вопрос готов ответ...

Я не пошёл в религию – у меня нет никакого желания вас обманывать. Но что делать и как мне быть? Что нужно, какая вам нужна мотивация, чтобы вы стали лучше, создали лучший мир, жили по совести?

До сих пор у меня нет ответа.

 

Девушка опоздала. Казалось бы, я всё знаю наперёд и нет никакой нужды сидеть в ожидании, когда можно просто прийти вовремя. Всё так, но это было приятное ожидание и сидя в кафе под открытым небом, я наслаждался этим ожиданием, по-летнему тёплой погодой, и думал... Да ни о чём я в тот момент не думал. Хуже того, кажется, я задремал...

- Вот неожиданность! Кавалер заснул на первом же свидании.

Как неудобно... Я поднялся и подал девушке руку, приглашая сесть за мой столик:

- Боюсь, мне нечего сказать в своё оправдание. Теперь вы с полным правом можете приговорить меня к порции ароматного чая... Аня.

Аня... Никогда не думал, что самые обыкновенные вещи могут вдруг начать нравиться. Мне, к примеру, с некоторых пор стало очень нравиться это имя. И совершенно не хотелось разбираться почему.

Она улыбнулась.

- Никогда бы не подумала, что буду рада однажды кого-то приговорить... хотя бы и к чаю. А могу ли я разделить с вами этот приговор, уважаемый Йорк?

Я протянул Ане развёрнутое меню:

- Все чайные плантации мира к вашим услугам.

- А можно заказать что-нибудь кроме чая? Я тысячу раз проходила мимо этой чайной, но ещё ни разу здесь не была...

- На последней странице, - подсказал я.

Аня пробежала глазами лист и пожав плечами, отложила меню в сторонку.

- Мне это ни о чём не говорит.

- Если хотите, могу заказать что-нибудь для вас?

- Закажите. Заодно проверим ваши удивительные способности.

- Ну что вы, Аня, ничего удивительного в них нет. Необычные – да, возможно, но не более того.

- То есть, этому может научиться каждый?

Я нажал кнопочку вызова официанта.

- В перспективе, - уклончиво ответил я.

- Не всякой обезьяне можно доверить гранату? В этом причина?

- Как вы это делаете?

- Что?

- У меня такое чувство, будто вы знаете меня лучше, чем я сам.

- А вы прочтите мои мысли.

- Не могу, Аня.

- Не можете или не хотите?

- Читать чужие мысли, это всё равно что шарить по чужим карманам. Если что-то из своих мыслей человек посчитает нужным донести до окружающих он это сделает, так или иначе. А всё остальное, что остаётся «за кадром», должно оставаться за кадром.

К нам подошла миниатюрная кореянка в национальном китайском наряде. Она слегка согнулась в полупоклоне.

- Мы хотим сделать заказ, - произнёс я на китайском.

Женщина вежливо улыбнулась и отрицательно покрутила головой.

- Вы мосете говолить по-лусски.

- В таком случае, мне чёрный байховый чай с мятой и зелёный с бергамотом для девушки. И будьте добры, два десерта под номером 5.

Записав наш заказ в блокнотик, кореянка ещё раз поклонилась:

- Вам нато бутет потостать тесять минут.

- Мы подождём.

Женщина ушла. Аня вопросительно посмотрела на меня:

- И что это значит, кроме того, что вы знаете китайский язык?

- На самом деле я не знаю китайского. Это была импровизация.

- Тогда понятно, почему она вас не поняла...

- О, нет! И хотя это была импровизация, говорил я действительно на современном китайском.

- Будем считать, что я вам поверила.

Тут в глазах Ани вспыхнул огонёк понимания.

- Она не китаянка?

- Верно.

- Откуда же она и для чего это разоблачение?

- Она из Кореи. Причём, даже не из Южной. Но бледнолицым не всё ли равно? Восточники это знают и потому охотно идут на такой маленький обман. Вы решили, что она китаянка, потому что похожа на неё и работает в китайской чайной. Но это не так. И это далеко не единственный пример. Мир полон такими вот маленькими обманами. Часто очевидное – то, что мы считаем хорошо известным – таковым не является.

Я заметил, что Аня напряглась. Но я не мог иначе. Не превращать же нашу встречу в банальное свидание.

- Вы меня пугаете.

Пришлось немного сбавить градус напряжения:

- И заметьте, делаю это совершенно осознанно.

Помогло. Аня слегка оттаяла.

- Но должен заметить, - продолжал я. – Что я тоже не являюсь тем, за кого вы меня, возможно, принимаете.

- Ладно, - она откинулась на спинку стула, сложив кисти в замок. – Кто же вы?

- Я...

Меня прервали.

- Васа закас.

Кореянка, держа на весу огромный по её меркам поднос, принялась неторопливо выставлять на стол чайные принадлежности. И первым был пузатый заварочный чайник, расписанный по бокам нежными цветами сакуры. Второй радовал глаз всё той же бесплодной вишней с берегов Японии. Впрочем, чему удивляться... Для европейцев и китайцы, и японцы, и корейцы – все на одно лицо. Мы терпеливо дождались окончания этой сложной процедуры. На Аню, кажется, произвело впечатление обилие предметов сервировки.

- Васа десерта бутет посьзе.

- Спасибо.

Официантка ушла, а требовательный взгляд Ани настаивал на продолжении. И я продолжил. Нужно было расставить точки.

- Я не человек, Аня.

Похоже, это был перебор. Наверное, всадникам апокалипсиса, припарковавшим своих коней у супермаркета, она удивилась бы меньше. За один короткий миг на её лице отразилось всё: и отчаянье, и безграничное удивление, и детский восторг, и обида... Хотя с последним пунктом я был не согласен.

- Всё страннее и страннее... Сейчас покажется белый кролик?

- Всё не так уж плохо. Ведь я честен с вами.

- Кто же вы тогда? Киборг, присланный из будущего, чтобы меня спасти?

Это было смешно. И Аня это поняла.

- Ладно, сдаюсь, - она подняла ладошки. – Скажите сами.

- Я киборг, присланный из будущего.

Удивительно, как смех способен разгонять страхи. Отсмеявшись, она совершенно перестала меня бояться. И на том спасибо.

- Вы тонкий психолог, когда захотите, - заметила она.

- А вы невероятно наблюдательны.

Аня вновь посмотрела на меня с интересом:

- Интересно, это «Чайна-таун» так на меня действует?

- Как?

- Умиротворяюще, я бы сказала. Не хочется никуда спешить, перекидываясь на ходу словами. Наоборот! Так приятно сидеть здесь за чашкой чая и вести неторопливые и глубокомысленные беседы.

- Возможно, вы правы: место обязывает. Но я-то здесь точно ни при чём.

- Так кто же вы?

- Хотелось бы мне знать... Когда-то я был человеком. Самым обыкновенным. Но этот человек задавал себе слишком много вопросов. И так получилось, что на некоторые из них он нашёл ответы.

- То есть, вы не считаете себя человеком, только потому что знаете что-то, чего не знают все остальные люди?

- Я бы и сам лучше не сказал.

- А ваши способности?

- Открытое мною знание таит в себе много неожиданных граней...

- Почему бы вам в таком случае не поделиться с людьми тем, что вы узнали?

- Я пытался. Но это знание оказалось невостребованным.

- Но как же так?!

- Конечно, от сверхспособностей никто бы не отказался. Но...

- Зачем давать обезьяне гранату?

- Верно. Предполагалось сперва сделать из неё человека. Не получилось...

- Но почему? Разве люди не хотели бы жить в мире, в котором никого не убивают, не грабят и не насилуют?

- То есть в мире, в котором твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека? Вы знаете, Аня... нет. Ведь в этом случае, людям пришлось бы отказаться от всех своих амбиций и честолюбивых планов, от надежды привить людям свои убеждения даже помимо их воли... Это длинный список и его можно продолжить. Я много времени и сил посвятил изучению вашего вопроса и пришёл к выводу, что люди не только не готовы, но и не хотят жить в справедливом мире. Подчиняться законам, ограничивающим их свободу – сколько угодно, но ни за что на свете большинство людей не желают считаться с правом остальных на жизнь, на собственную свободу. Те же люди, о которых говорите вы, есть, но их очень мало, к сожалению. По всему поэтому я сижу сейчас здесь, в «Чайна-тауне» и ничего не делаю, чтобы помочь людям. Я просто не знаю, что нужно делать!

Кажется, на девушку произвёл впечатление мой монолог. Я решил разбавить его горячим чаем.

- Ваш любимый, с бергамотом, - сказал я, наливая ей в чашку густой, дымящийся напиток.

Налил я его только до половины. Она и на это обратила внимание. Наблюдательная девушка...

- Это тоже должно что-то значить?

- Верно. Но только то, что чай очень густо заварен. Возможно, вы захотите его разбавить кипятком? Он вот здесь, в маленьком чайнике...

 

Когда чай был выпит, а церемонии закончены, я вызвался проводить девушку до дома. Не скрою, Аня мне нравилась и я с удовольствием предпочёл бы погулять с ней по городу, вместо этого позорного бегства, но небо стало стремительно затягиваться тучами. Собирался дождь, а нам нечем было укрыться. Да и прогулки под дождём характерны скорее для влюблённых парочек, чем для тех, кто знаком друг с другом менее суток.

Обратную дорогу Аня была странно молчалива. Что-то её мучило, но я не решался расспрашивать, просто шёл рядом. Уже перед самым домом, она повернулась ко мне и осторожно взяв за руки, заглянула в глаза.

- Йорк, поймите меня правильно, это очень важно. Снимите бинт, я хочу увидеть вашу ладонь.

Я не стал спорить. Последние витки дались не без труда, кровь намертво присохла к бинту. Пришлось дёрнуть. Я многое могу, в том числе и снимать боль, но если этим злоупотреблять, притупляется ощущение жизни. Поэтому я во многом ещё остаюсь прежним, способным испытывать не только высокие чувства. Боль полыхнула в руке, словно по ней снова резанули ножом.

- Разожмите руку.

Я разжал. Покрытая коркой засохшей крови бороздка разошлась в стороны, открывая глубокий порез. Мне показалось, или в одном месте я действительно увидел кость? Ане стало плохо.

- Простите... Простите меня! Мне сегодня на миг показалось будто вы и правда... - она запнулась.

- Я правда, Аня. Вы хотите убедиться, что перед вами не искатель приключений, использующий ну очень экзотический способ познакомиться? Вы имеете на это право. Но позвольте мне закончить...

Я сжал ладонь в кулак и сделал круговое движение:

- Алле-оп!

В детстве мне нравились фокусы. И теперь эта любовь не остыла – мне нравилось думать, будто в мире ещё есть место чуду. При этом я точно знал, что чудес не бывает. Аня смотрела на раскрытую ладонь и не верила своим глазам. Там, где только что зияла глубокая рана, теперь не было ничего, кроме засохшей крови. Даже шрама не осталось. Не знаю, как вы, а я бы поверил.

- Это... фокус?

Что, кроме грустной улыбки, может вызвать ожидаемая реакция?

- Как причудливо устроена человеческая психика... Если бы Мессия закончил хождение по воде словами «Алле-оп!» - всё, считайте, что чудо загублено. Но если какой-нибудь «потомственный ясновидящий в двадцать седьмом поколении» под конец своего яркого выступления по какой-то причине не произнесёт этих слов, то люди любой фокус начинают считать чудом. Ну не парадокс ли? Вот только жаль, я не верю в чудеса.

За эту пламенную речь я удостоился доверчивого взгляда. И откровенности.

- Не знаю, как вы могли бы помочь людям, но я знаю, что всегда в трудный час люди стремятся быть вместе и стремятся доверять друг другу... Мы ещё увидимся?

- Я очень этого хочу. - Я вдруг понял, чем буду заниматься ближайшее время. – Но мне надо будет уехать на несколько дней. А у тебя нет телефона...

- Зато у меня есть интернет и «аська». Запомнишь номер?

- Конечно...

 

Вот так мы и перешли на «ты».

 

БОМБА В РУКАВЕ

 

Было уже поздно, когда я зашёл в свой офис. По обыкновению, там должен был сидеть за мониторами мой лучший программист Серёга Буховцев – Серый, как все его называют. За мной числится небольшая фирма по ремонту компьютеров. Ремонт, в редких случаях разработка программного обеспечения, поиск «жучков» и тому подобное. Всё то же самое, чем занимается любой компьютерный отдел в какой-нибудь серьёзной конторе. Вот только слежку мы не ведём.

Серёга действительно был на работе. Но не потому, что так было нужно для дела, хотя если есть работа, он может заниматься ею сутки напролёт. Дело не в этом. Просто ему нравится то, что он делает, как впрочем и мне и всем без исключения нашим клиентам.

- Здорово, Серёга, - мы подтвердили встречу рукопожатием. – Мне надо будет уехать на несколько дней. Ты подготовил, видеоролики, о которых я тебя просил?

- Да, насяльника! Хотя два часа на такую работу – маловато будет. Могли бы и заранее предупредить.

- Не обижайся, Серый, я сам недавно узнал.

Серёга в свои двадцать пять лет был лучшим программистом в моей команде. А ещё он прекрасно гонял мяч и пользовался популярностью у девушек. Как он всё это умудрялся совмещать, я откровенно не понимал. Хорошо хоть к играм компьютерным он был равнодушен и умел хранить чужие секреты. За что и пользовался моим доверием.

Лучший программист фирмы сидел, развернувшись в своём кресле и с интересом разглядывая меня.

- Хотел бы я знать, чем я тут занимаюсь...

Это была слишком робкая попытка получить ответ на свой вопрос и её можно было проигнорировать. Но с другой стороны, почему не сказать правду, тем более, что в неё всё равно никто не поверит?

- Нужно срочно спасти мир. Но прежде, чем это делать, мир должен узнать, что ему необходима помощь, а иначе никакой благодарности потом не дождёшься...

- Ну-ну... И куда же на этот раз собирается наш таинственный Йорк?

- В одно странное место – город дождей и туманов – родину борцов за свободу и величайших злодеев.

- О, «Times»! О, нравы! Я даже немного вам завидую, отдохнёте от городского шума...

- Я не собираюсь гулять по городу по ночам.

- Шеф! Вы отстали от жизни – Лондон окончательно перестал быть «Вонючкой» – ещё месяц назад он был объявлен территорией свободной от частного автотранспорта, став таким образом уже третьим мегаполисом в этом списке. И это был ещё один чёрный день для всего прогрессивного человечества!

- Вонючкой?

- Так называли город его средневековые жители – на территории города было много производств.

- Как интересно… Так значит, передвигаться там можно только на общественном транспорте?

- Ну почему? Остаются ещё велосипеды, самокаты...

- Смейся, смейся. Я слышал, наш город тоже собираются объявить «зелёной зоной»?

Серёга отнёсся к этому философски:

- Да они уже пять лет собираются и ещё два по столько собираться будут! На наш век хватит. Вы мне лучше скажите, что в Лондоне такого, что может заинтересовать программиста?

Он думает, что я программист. Впрочем, он отчасти прав – и программист тоже.

- Может быть, съезд программистов?

- Вы это серьёзно? Я вот ничего не ожидаю от этого съезда. По крайней мере новостями на нём ещё никто и никогда с народом не делился: вчерашние консервы выдают за свежепойманную рыбу. Тошниловка, одним словом.

Он с подозрением посмотрел на меня.

- Плевать вы хотели на этот съезд, верно, шеф? Но и встреча большой восьмёрки вас вряд ли интересует... А может – дайте-ка, угадаю – любовь по переписке?

- Какая такая любовь? Первый раз слышу это слово!

Серёга, довольный собой, примирительно поднял руки и повернулся к монитору:

- Ладно, ладно. Что касается меня, то я – молчок. Личная жизнь моего начальника меня не касается.

Он на секунду задумался:

- Вот только зачем вам эти ролики...

На улице просигналило такси. Серёга всё правильно понял и поднялся, чтобы ещё раз пожать мне руку. Он увидел в моих руках смартфон с синим светящимся треугольничком на корпусе, символизирующим Фудзияму.

- О, «Хитачи» - отличный выбор. А почему не «Яблоко»? Он, конечно не так хорош, безопасен и быстр, зато легче и занимает меньше места.

- Мне понадобится и то и другое и третье.

Серёга ничем не выдал своего удивления.

- Хм... Желаю, удачи, шеф, чем бы вы там не занимались.

- Спасибо, Серёга. Но у меня с удачей сложные взаимоотношения....

 

Этим утром в Лондоне действительно было сыро. Сыро и холодно. Мелкий моросящий дождь отбивал всякую охоту к жизни, хотелось забраться с ногами в глубокое кресло перед камином, накрыться пледом и углубиться в чтение. Жизнь, похожая на ожидание лучшей жизни – вот что такое Лондон.

Мне всё-таки принесли кофе. Вообще-то я не планировал заходить в это кафе, но очень уж промозгло было на улице, а мягкий свет, что сочился сквозь витрину, обещал почти домашний уют и тепло. Я обнимал маленькую чашечку озябшими ладонями, пытаясь согреться, смотрел на густой дымящийся напиток и вспоминал Аню. Могло бы у меня с ней что-то сложиться? Возможно. На горизонте мелькнула подленькая мысль заглянуть в будущее и увидеть всё своими глазами. Мелькнула и пропала, напугавшись собственной смелости. Будущее – это табу. Но табуировано оно совершенно сознательно и по вполне рациональной причине: раз нельзя его изменить, так для чего разглядывать? А с другой стороны, ведь я изменил? Или... это видение не было будущим? Вопросы, вопросы...

Будущее под запретом. Но мой визит к гостеприимным англичанам вызван именно событиями будущего. Мысли вернулись к Ане. Именно благодаря ей, я здесь. Она подсказала мне, ведая или не ведая, что надо делать. Она придала моей жизни смысл – вчера, когда мы прощались, я вдруг понял, как именно буду помогать людям. Поэтому вчера ночью я взял такси, заряженный смартфон и вылетел в Лондон.

Видимо, я глубоко задумался.

- Молодой человек, кофе остынет, - от прилавка мне улыбнулась миловидная девушка.

Я кивнул головой и махнул рукой в ответ. Это нормально для Лондона, вот так запросто общаться с посетителями? Хотя... раннее утро, смена только началась, кроме меня никого. Почему нет? Я отхлебнул горячий напиток. Очень густой, и очень горячий. Странно, всю жизнь я думал, что не люблю кофе до такой степени, чтобы быть фанатом этого напитка, а тут – всего один глоток и я уже готов плясать с доброй половиной человечества в группе кофейной поддержки. Нет, никогда и ничьим фанатом я не был, не собираюсь им становиться и в этот раз. И пусть моя любовь к кофе останется между мной и кофе.

Кофе был выпит до дна. Пора было двигаться дальше. Но прежде, чем это сделать, я достал ручку и под заинтересованный взгляд девушки нацарапал на салфетке «Было очень вкусно», после чего положил денежку и салфетку в меню – считайте это чудачеством, но мне понравился её неофициальный тон и эти мои слова призваны были подтвердить это. Когда девушка раскроет меню и прочтёт слова благодарности, ей на один миг покажется, что этот промозглый день не так уж безнадёжен и сер.

Кто бы и меня в этом убедил... Едва выйдя на улицу, мне сразу захотелось вернуться в покинутое мной тёплое и уютное кафе. Но делать нечего, пора было искать гостиницу. Впрочем, искать было не нужно, нужно было просто пройти один квартал. Целый квартал под мелким, назойливым дождём. Организм потребовал ещё кофе. Пришлось напомнить ему, что после кофе всегда остаётся неприятный осадок и лучше им не злоупотреблять. В этот раз на дне чашки осталось нечто, напоминающее кленовый лист. Интересно, в искусстве гадания по кофейной гуще, это что-то значит?

 

- Значит, через час? – переспросили меня.

- Да, через час на Трафальгарской площади. Приходите один, иначе встреча с вами не состоится.

Я нажал «сброс». К тому, что я задумал следовало подходить со всей возможной осторожностью. Этот наш разговор с заместителем главного редактора одной из бульварных лондонских газет – «News of the World» – мистером Дженкинсом со временем захотят изучить более подробно, возможно даже попытаются установить номер моего телефона. Вот только как установить номер, если абонент проводит звонок через интернет не будучи идентифицирован сетью? Или ещё хуже: какое отношение к моему звонку может иметь человек, сидящий в нескольких десятках метров от меня и с упоением читающий свежую газету? Ведь он наверное и представить себе не мог, что я воспользуюсь его телефоном без его ведома. Спасибо прогрессу – благодаря поумневшим телефонам теперь возможно и не такое.

С момента моей первой чашки кофе прошло три часа. Сидя на Трафальгарской площади на бордюрчике одного из фонтанов и договариваясь с заместителем редактора лондонской газеты о встрече, я почти согрелся. Почти, потому что солнце показалось всего полчаса назад и ещё не успело разогнать прилипчивый лондонский туман. Люди, почуявшие перемену погоды, спешили выйти на улицы, погреться в солнечных лучах.

С каждой минутой их становилось всё больше. Вот уже в паре десятков метров от меня примостилась молодая по английским меркам семья с двумя детьми. Мама раскрыла глянцевый журнал, а папа стал тут же у скамейки крошить булку – запрет на кормление голубей был отменён, но вот птичий корм на площади по-прежнему не продавали. На щедрое угощенье немедленно налетела туча голубей, без стеснения садящихся ему на руки и плечи. Дети были в восторге и звонко смеясь и размахивая руками, проносились словно метеоры сквозь голубиную стаю, заставляя испуганных птиц разлетаться во все стороны. Имея немного фантазии, можно было представить, будто это и не голуби вовсе, а лужа, по которой бегают дети, разбрызгивая воду.

Тот, кто присел рядом со мной сорок минут спустя, действительно пришёл один. Он был почти честен со мной. Вот только ручка, что торчала из кармана его пиджака таковой не являлась. Наверное, он считал себя настоящим профессионалом. Но даже профессионал не смог бы ничего с этим поделать. И потому, вернувшись в редакцию, он не услышит запись нашего разговора, лишь только шум и треск помех и, может быть, скрежет зубовный...

- Итак, что у вас есть сообщить нам, мистер...

- Смит.

- Смит... Ну да, конечно. Что у вас есть сообщить нам, мистер Смит?

- Видите ли, я являюсь членом некой тайной организации... - я почти физически ощутил, как интерес собеседника к моей истории начинает стремительно угасать. – Назовём её Обществом по Разведению Ослов. Три дня назад этой организацией был похищен прототип тектонического оружия, испытания которого проводились в штате Флорида в прошлом месяце. Вам что-нибудь об этом известно?

Дженкинс на секунду задумался.

- Но во Флориде не бывает землетрясений!

Я утвердительно кивнул:

- Не было. До сих пор.

Кажется, его это заинтересовало. Настолько, что он решил со мной поторговаться. Он решил, что мне нужны деньги.

- Знаете, - сказал он скучающим голосом, – как много нам приходится выслушивать подобных историй? Каждый божий день. Буквально, каждый день! А ещё знаете что? Ни одна из них не подтвердилась... Ни одна!

Я достал флешку.

- Вы не найдёте здесь ни описания устройства, ни принципа его действия. Всего лишь несколько рабочих записей, сделанных учёными, которые его разрабатывали и короткий ролик с первых испытаний. К сожалению, это всё, что я могу вам предложить. Впрочем, наш шеф полагает, что для вас этого будет вполне достаточно.

- Ваш... кто? Минуту... Я не совсем понял, вы что, действуете не самостоятельно?

- Ну разумеется. А вы, видимо, решили, что я борец за правду?

- Кто же вы? И что вам нужно?

- Мне нужны деньги, как и всем нам. Деньги и власть, которую они дают. А хочу я того, чтобы вы опубликовали наше обращение к главам государств. Оно здесь же, на флеш карте.

- Бред! Почему я должен вам верить?

- Не должны. Просто знайте, что завтра, в 17.22 по Гринвичу мы нанесём первый удар. Для начала по Гватемале. Сила удара составит 8 баллов по шкале Рихтера.

Он недоверчиво покачал головой:

- Неубедительно. Это сейсмически опасный район. Их постоянно трясёт.

- Вот как? А кто-нибудь, когда-нибудь называл вам точное время и силу землетрясения? В той же Гватемале?

Он не нашёл что можно возразить.

- Если это правда... Вы хотя бы понимаете, что после моей статьи за вами начнут охоту все спецслужбы мира? Я уж не говорю об Интерполе и простых карабинерах! Вам и шагу ступить не дадут!

- Кому это «нам»? Да вы даже имён наших не узнаете, не говоря обо всём остальном. Кого вы собираетесь ловить? Призраков? Но их не существует!

Я поднялся.

- Всего доброго, мистер Дженкинс. Материал вы дадите, я в этом не сомневаюсь. Видеоролики вы сможете продать на центральные телеканалы завтра же вечером. Общаться мы будем с вами через почтовый ящик. Да, и мой вам совет: не уходите никуда ещё минут тридцать... да, ровно тридцать минут. Мой снайпер Горацио очень горяч и пунктуален.

Я покрутил головой по сторонам, озираясь, и то же проделал Дженкинс. Секунду спустя камень у его ноги рассыпался мелкими крошками. И пусть он думает, что снайпер существует, не рассказывать же ему о фокусах со временем и немыслимой скорости, что они позволяют развивать... Несколько осколков вонзились ему в кисть левой руки. Дженкинс скривился от боли.

- Чёрт бы вас побрал, Смит, со всем вашим тайным обществом...

Вряд ли он так думал. Глаза его светились от счастья. Что он себе вообразил, я не знаю, но губы его ещё не раз после моего ухода повторили «Это бомба... Да, бомба!»...

 

ПРОСВЕТЛЕНИЕ ВОЗМОЖНО

 

Интересно, что вы чувствуете, когда в вашу дверь настойчиво стучат пол первого ночи? Ну, кроме раздражения, естественно. Я не спал, а потому испытал лишь удивление, граничащее с любопытством. Взглянул за дверь. За дверью стоял инспектор, горничная и три карабинера. Забавно. И как это у них получилось?

В дверь снова постучали. Нужно было решить, что делать. Можно было отдаться в руки правосудия, но отдаваться без любви мне показалось слишком пошло. С другой стороны, не мешало бы узнать как, каким образом они на меня вышли, а для этого необходимо было поговорить с пришедшими за мной людьми...

Признаюсь, ситуация заставила меня задуматься, не прячу ли я голову в песок, избегая знания о будущем или отказывая себе в чтении чужих мыслей? Да, конечно, я в состоянии уйти от любого преследования, но не лучше ли вообще избегать подобных ситуаций? Вопрос был не праздный. Впрочем, решение его я всё-таки решил отложить на потом.

- Кто? – недовольным голосом спросил я. Станиславский заинтересованно склонил голову.

Горничная заметно нервничала.

- Сэр, у нас чрезвычайная ситуация! К нам только что поступило анонимное сообщение, что гостиница заминирована. Возможно, это просто глупая шутка, но вам лучше покинуть здание!

Шутка действительно была глупой. Я ничего не ответил, продолжая наблюдать как растёт беспокойство стоящих за дверью.

- Сэр, вы меня слышите? - спросила она с сомнением.

- Да, спасибо, что задали мне этот вопрос. Я очень хорошо вас слышу.

- Вы выйдете?

- Ну... Я не хочу оказаться единственным выжившим, если вы меня понимаете. Почему бы вам не пройтись по всему этажу и не разбудить всех остальных жильцов? Мне почему-то кажется, что они тоже хотят жить.

Бедняжка замялась, не зная как быть дальше. Полупрозрачный инспектор утвердительно ей кивнул и она, ещё больше озадаченная, отправилась к ближайшей двери.

- Сэр, у нас чрезвычайная ситуация! Вам необходимо срочно покинуть здание!..

Похоже, их намеренья были даже серьёзнее моих на момент первой женитьбы. Я открыл дверь:

- Проходите, инспектор. И, я вас умоляю, не надо никого будить...

 

Глядя на то, как инспектор заполняет какие-то бумаги, я почувствовал жалость. К нему и ко всему остальному человечеству, вынужденному заниматься подобной ерундой. Редко кто воспринимает остальных людей как равных, кому можно доверять без каких бы то ни было условностей в виде аккуратно заполненных бумажек, клятвы на крови или даже простого обещания. Вот и инспектору никто не верил, хотя он и занимал довольно весомую должность.

- Итак, мистер... – начал он, закончив.

- Смит, - подсказал я.

- Ну да, конечно... Смит. Предлагаете мне так и записать?

Я пожал плечами.

- Если вы будете столь любезны и... э... заглянете во внутренний карман моего пиджака, часть вопросов по поводу моей личности отпадёт сама собой.

Он не поверил.

- Роберт, вы обыскали его?

- Видите ли, сэр... – Роберт покраснел. – Всё произошло так быстро...

- Так... – инспектор поднялся. – Какого чёрта, Роберт? Этот парень подозревается в организации террористического акта, а вы его даже не обыскиваете?! А если он сейчас достанет пистолет и всех нас тут...

Мысль показалась им обоим достаточно интересной, поскольку оба с некоторым страхом уставились на меня. Я пожал плечами, стараясь не рассмеяться:

- Мои руки скованы за спиной. Не очень-то удобно стрелять из такого положения. Вот если бы вы были столь любезны и расстегнули наручники...

Роберт схватился за нейрошокер, в просторечии именуемый карабином, за его схожесть с популярным в своё время пороховым ружьём. Инспектор же бросился на меня, опрокидывая на бок вместе со стулом. А я думал, он ничего не боится. Впрочем, вдруг оказалось, что думать, будучи придавленным сотней с лишним килограмм живого веса не так уж просто. А главное неприятно.

Меня всё-таки обыскали, после чего подняли с пола и вновь усадили на стул. Инспектор протёр салфеткой взмокший от внезапного напряжения лоб и углубился в изучение моего паспорта. Того, который утверждал, будто сидящего перед ним человека зовут Смит и никак иначе.

Роберт неожиданно проявил любопытство:

- Сэр, а он действительно Смит?

- Действительно....

Инспектор хотел было сплюнуть, но ввиду отсутствия пепельницы, не нашёл куда. Он проглотил обиду.

- Хуже того. Похоже наш подозреваемый ещё и Джон.

Роберт присвистнул:

- Вот это да! Джон Смит... Человек ниоткуда.

- Ну почему же ниоткуда... Здесь есть его адрес, - инспектор замялся, разглядывая тёмно-синие буковки.

- Что? Что там, сэр? – карабинер вытянул голову, пытаясь рассмотреть что же было написано в адресной строке и что так поразило его начальство.

Начальство не заставило себя ждать.

- Здесь написано, что наш подозреваемый с Бейкер стрит.

Роберт хмыкнул.

- А дом?

- Тот самый дом... – инспектор побагровел и посмотрел на меня так тяжело, словно старался вновь задавить меня всей своей немалой массой только на этот раз уже бесконтактным способом. И на том спасибо.

- Чёрт бы вас побрал, Смит! В какие игры вы играете? Мы всё равно узнаем кто вы такой!

- Почему бы вам в таком случае, не спросить об этом у человека, который вывел вас на меня?

- Потому что... – инспектор заставил себя замолчать. – Это не ваше дело.

- Почему же нет? Очень даже моё! Я, к примеру, собираюсь подать в суд на человека меня оклеветавшего. И раз уж вы покрываете его, в таком случае мне придётся подать в суд на вас, инспектор.

Кажется, я выбил его из колеи.

- Что? Какой суд? Вы с ума сошли? Вас подозревают в организации террористического акта!

- Вот как? А на основании чего, позвольте вас спросить? Может быть у меня нашли взрывчатку? Может быть, я рецидивист со стажем? А может, у вас имеется запись с моими разглагольствованиями о том, что надо бы чего-нибудь взорвать? Нет? Нет. Вы произвели незаконный арест, дорогой инспектор. Вы арестовали и допрашивали с применением силы (я особо подчеркнул этот момент в своей гневной речи) человека, не имея на то никаких оснований. И я хочу знать, кто вас на это надоумил.

Возможно, я всё-таки перестарался, изображая гнев. Инспектор побледнел. Станиславский тоже. Террористическая опасность в последние годы стала не столь актуальна, как в начале века, а вот новый полицейский кодекс, включающий также раздел о полицейском произволе, был в почёте у простых граждан. Интересно, чего надеялся добиться инспектор этим своим кавалерийским наскоком на неприятеля посреди ночи? Страха, признания и отпущения грехов?

- Вы слышите меня, инспектор?

Он вышел из комы.

- Я хочу знать, кто так жестоко посмеялся надо мной... и вами.

- Он... Он показал нам видеозаписи.

- На них был я? Может быть я выкрикивал там антиправительственные лозунги или бегал по лужайке нагишом?

- Не... Нет.

- А вам не приходило в голову, что он делает это из мести? Ведь это старина Дженкинс, не правда ли? Вам не приходило в голову, что этот неудачник сфабриковал все эти записи, чтобы скомпрометировать моё честное имя? Я увёл у него девушку – довольно весомый повод для мести?

- Э... Пожалуй.

- Хорошо, инспектор, - я поднялся и демонстративно повернулся к нему спиной, за которой уже начали затекать руки, скованные наручниками. – Возможно, я не стану предъявлять вам претензий.

Инспектор облегчённо вздохнул и быстро кивнул Роберту в мою сторону. Наручники были сняты. И всё-таки, он оставался верен долгу до последнего:

- Простите, сэр. А почему вы живёте в гостинице, когда у вас есть дом?

Ожидаемый вопрос, на который так легко получить ожидаемый ответ...

- Я затеял в доме ремонт, инспектор...

 

Только выйдя из полицейского участка и благодарно отказавшись от машины, я ощутил насколько же снаружи было холодно. Не спеша я пересёк улицу, по которой уже наверное никогда не проедет частный автотранспорт и направился в сторону гостиницы. Мысли вернулись к Дженкинсу и к тому как же он... Меня вдруг осенило – телефон! Всего один звонок и пара чьих-то заботливых глаз проводила меня до гостиницы. Как глупо... Послушность закону пересилила в нём жажду сенсации. А ведь я мог это предвидеть. Надо было всего лишь не отворачиваться от будущего.

Так надо или нет использовать свои способности в полной мере? Готов ли я к этому? Ответа всё ещё не было, когда на ярко освещённом проспекте, моё внимание привлёк новый слоган от «Пепси лайт»: Просветление возможно! – убеждала всех символически одетая девушка, балансируя на воздушном шарике с банкой газировки в руке.

Я проглотил обиду...

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЗЕМЛЮ

 

В самолёт я сел уже под своим именем, оставаться в городе более не имело смысла. Мой выбор пал на эконом-класс вовсе не из жадности. В первом классе я чувствую себя неуютно. Снобы, что выбирают более дорогие места исключительно ради того, чтобы что-то доказать себе и окружающим, создают вокруг себя неприятную, удушающую атмосферу. Помимо прочего, я эмпат и могу воспринимать не только мысли, но и чувства. Жаль только, чувственным восприятием мне так и не удалось пока научиться управлять.

Таким образом, я оказался в эконом-классе. Справедливости ради, должен заметить, атмосфера здесь была ненамного лучше, зато порой по салону проносились, словно лёгкие ветерки, чьи-то светлые чувства. А иногда, что бывало нечасто, и вовсе встречались люди, которые эмпату вроде меня казались то оазисом в пустыне духа, то робким огоньком в сгустившихся сумерках. Люди, подобные родникам. Они не были центром притяжения, веселья или чего-то подобного, они не были лидерами. Это трудно объяснить, просто с ними хотелось встречаться снова и снова. Они были интересны окружающим.

Я увидел его сразу, едва вошёл. Редкая удача! Но что оказалось ещё интереснее, наши кресла стояли рядом. Вы верите в совпадения?

- Утро доброе, Александр – представился незнакомец, пропуская меня к иллюминатору.

- Доброе утро. Меня зовут Йорк.

Он с любопытством посмотрел на меня:

- Судя по отсутствию багажа, можно предположить, что вы не стеснены в средствах. Но в таком случае... почему третий класс? Не подумайте чего, мне просто интересно.

Я был вежлив.

- Наверное потому, что тёплые чувства к людям во мне сильнее всепоглощающей любви к деньгам и власти.

Незнакомец недоверчиво приподнял бровь:

- Удивительно ёмкий ответ. Здесь и сравнение мощного чувства любви к безбедному существованию с тем, весьма невыразительным чувством, которое в миру принято называть состраданием, и гордость за сделанный вами выбор, и сожаление по поводу нравственных качеств пассажиров первого класса.

- Никогда не знаешь, где встретишь психоаналитика... Остаётся надеяться, что вы не берёте за это деньги?

- Побойтесь бога!

- Не люблю ничего делать за страх.

- Сдаётся мне, вы меняете тему.

- А мне казалось, в рамках нашего сюрреалистического бреда дозволяется говорить на любые темы?

Он хмыкнул и примирительно поднял руки.

- Сдаюсь. И предлагаю вернуться на землю раньше, чем это сделает самолёт. Поговорим о чём-нибудь приземлённом? Если вы не против, разумеется.

- Хорошо. О чём бы вы хотели поговорить? – спросил я, устраиваясь в кресле.

- Ну... Например, о тектоническом оружии.

Его ответ на один короткий миг вогнал меня в штопор. Ещё одно совпадение?

- Слушаю вас.

Незнакомец мягко улыбнулся.

- Да нет, это я вас слушаю.

Вообще-то, у меня неплохо получается контролировать свои мысли и, отчасти, чувства. Однако, на этот раз буря эмоций чуть не накрыла меня с головой. Ускорив собственное время и с трудом вынырнув на поверхность, я зафиксировал на себе его, чуть насмешливый, взгляд. Он тоже умел ускорять время

- Кто вы? – выдавил я.

- Ну... Обычно в подобных ситуациях оппоненту предлагают догадаться самостоятельно, для чего дают ему три попытки.

Я принял игру с благодарностью. Это давало мне время окончательно прийти в себя, успокоить чувства и решить как быть дальше. То, что его возможности сродни моим после того, как он только что «догнал» меня во времени, не вызывает сомнений. Коль скоро это так, значит он не принадлежит ни одной спецслужбе – по себе знаю, что обладание подобными возможностями, а главное, знаниями, не предполагает подчинение чьим-то сторонним интересам в лице руководства этих спецслужб и вышестоящих чиновников.

В то же время, он недвусмысленно дал понять, чем вызван его интерес к моей персоне – тектоническим оружием и, вероятно, историей с «разведением ослов». Можно ли случайно об этом узнать, пока дело не предано широкой огласке? Можно, хотя и маловероятно. Более вероятно другое: длительное наблюдение за моими действиями с тех пор как я открыл в себе некие необычные способности. Наблюдение и желание... Предостеречь? Поставить на место? Но мог ли одиночка вести подобное наблюдение, тратя массу своего времени на одного единственного человека? Однозначно, нет, если, конечно, он не маньяк. Мысль о маньяке меня позабавила. Значит – группа.

А вот это уже интересно. Какие цели может преследовать группа подобных мне людей? Наблюдение за человечеством и корректировка его развития в заданном направлении? Если допустить, что им вообще интересно человечество... Значит, интерес к моей персоне вызван тем, что я вышел за установленные не мной рамки?

А вот и тема для разговора вырисовывается...

- Перефразирую свой вопрос: как давно вы за мной наблюдаете?

Он ещё раз вежливо улыбнулся.

- Присматриваем, если быть точным. С самого начала. С тех пор, как вы услышали «музыку сфер».

Моя цепочка допущений, словно вывихнутая прежде рука, с громким щелчком встала на место, приняв законченный вид.

- Вы специально отслеживаете подобные изменения?

- Разумеется. Правда, наша группа организована не в пример человеческим – у нас нет лидеров и подчинённых.

Я не сдержался, хмыкнул.

- В чём дело?

- Мне представилась группа котов, собравшихся в стаю. Забавное, должно быть, зрелище. Невиданное.

- Вы всё верно подметили, мы по натуре одиночки. А от котов нас отличает наличие мотивации, общей цели.

- У дураков мысли сходятся...

- А у умных – совпадают, - менторским тоном закончил он. – Кстати, среди нас есть и «кошки».

- И много вас таких?

- Несколько десятков.

- То есть, десятка два или три...

- Это если пользоваться строгим значением слова «несколько». Я же использую его в более широком смысле – от двух, до девяти десятков включительно.

- Впечатляет в любом случае. Вы что-то хотите мне предложить?

- Вам фамилия Звягинцев о чём-нибудь говорит?

- Учёный-физик. Занимается фазовыми переходами... Слышал мельком.

- Я познакомлю вас с ним и его группой. Вы находитесь приблизительно на одном уровне понимания вещей. Думаю, вам с ними будет интересно.

Целая группа? Это была новость.

- Не думаю, что они занимаются фазовыми переходами ради самих фазовых переходов. Но тогда что?

- Менять мировосприятие человечества возможно из любой сферы деятельности, будь то квантовая физика или живопись. Измените представление человека о мире и это знание изменит человека. В ту или иную сторону...

- То есть, вы хотите сказать, что современное представление о самом себе и окружающем мире...

- ...Было навязано вам несколько веков назад. Причём, мотивация примитивнейшая – личная выгода. С тех пор основная социальная доминанта родоплеменных сообществ, так называемая совесть, которая выражается во фразе «не делай другому того, чего не желаешь, чтобы делали тебе», оказалась задвинута на второй план. Странно, что вы этого не знали.

- Вы только что практически процитировали «Монотеизм как обоснование власти».

- Выходит, знали. Похвально. Но другого я и не ожидал...

- Позволите вопрос?

- Сколько угодно!

- Почему только наблюдение, почему вы не открылись мне сразу?

- Мотивация. Вы должны были самостоятельно сделать выбор.

Ой, как интересно!..

- Значит... есть те, кто выбирает что-то иное?

Незнакомец очень внимательно посмотрел на меня.

- Есть. Есть те, кто преследует исключительно личные интересы. Именно эти люди направили человечество по неверному пути. Предвосхищая ваш вопрос, скажу: нам они не опасны. Не опасны прежде всего потому, что предсказуемы и противоречивы, слабы и разрозненны.

- Слабость их я могу объяснить. Личная корысть возможна лишь на низшей ступени знаний о мироустройстве. Как следствие, такой недостаток знаний не позволяет им оперировать теми силами, что доступны нам. Отсюда же их слабость и разрозненность – каждый тянет «одеяло» на себя. Но как сочетается их предсказуемость и противоречивость?

- Предсказуемы они потому, что в любой ситуации выбирают тот исход, который наиболее благоприятен для них. А противоречивость... Им порой очень трудно решить, что для них предпочтительней в той или иной ситуации. Условно говоря: килограмм слив или два кило бананов? Что выбрать? Бананов вроде больше, но они уже приелись.

- Понятно: «Ах, я весь такой загадочный и противоречивый!».

- Именно.

- В моей классификации, такие люди подобны обезьяне с гранатой.

- Можно ли винить подростков за присущие им прыщи?

- Переходный период? Почему же у меня... Хотя, нет. Был. Был и у меня такой период. Только я его пережил без «гранаты» в руках.

- Вы оказались очень умны, поскольку не спешили развивать свои способности без необходимости. Обладание «гранатой» значительно «размягчает» мозг и, соответственно, затягивает процесс взросления. Впрочем, мы стараемся всеми путями направить их в нужном направлении.

- Не хотите ли вы сказать, что все эти фильмы про суперменов и человеков-пауков... Ваших рук дело?

- «Чем больше сила, тем больше ответственность...».

- Потрясающе! И что, кто-нибудь начинает задумываться?

- Именно! Самое удивительное, что это всё-таки действует на наших впечатлительных «подростков». Конечно, не все идеи исходят от нас, что-то люди и сами придумывают.

- Хорошо. А что там со мной? Я сделал что-то, выходящее за рамки? Может быть, преследовал личные интересы?

- За рамки – да, интересы – нет. Вы решили ускорить процесс объединения человечества, создав пусть и ложную, но довольно внушительную угрозу для безопасности каждого человека в отдельности...

- Вы считаете, что объединение на почве страха не принесёт добрых плодов?

- К сожалению, именно так. Если бы вы не прятали голову в песок и хотя бы иногда смотрели в будущее, то вряд ли решились бы на подобное.

- Вольно или невольно, вы только что дословно повторили мои сомнения... Да, теперь я могу признать, что вёл себя глупо, не желая знать к чему приведёт то или иное моё действие. Даже не буду спрашивать, чем закончится эта моя авантюра. Почти уверен, что вы подчистили за мной все «хвосты»... Нет?

Незнакомец грустно покачал головой.

- Я пришёл не для того, чтобы предостеречь вас или прочесть назидание. Я пришёл затем, чтобы сказать: вы не один...

- Почему же так тяжело вдруг стало от ваших добрых слов?

- Собрать свой «урожай» вы должны сами, независимо от того, горьки его плоды или нет. Только так можно чему-то научиться...

 

НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

 

Родной город встретил дождём. Таксист оказался тем же самым, что недавно отвозил меня в аэропорт. Мы непринуждённо посмеялись по поводу такого совпадения. Всю дорогу он рассказывал мне похожие истории, одна другой причудливей и с какой-то даже радостью в голосе пытался высчитать вероятность подобного события.

Я слушал его рассуждения в пол уха, занятый мыслью о своём визите в Лондон. Что предпримут чиновники после предсказанного мной землетрясения в Гватемале? Догадается ли кто-нибудь, что назначенное время – 17.22 – выглядит несколько странно для нанесения осознанного удара? Насколько мне известно, начало всевозможных операций приходится на более круглое время: 17.00, или там 17.30. А вот 17.22 подразумевает уже некую независимость указанного события от говорящего о нём. Поймут ли привлечённые эксперты, что это всего лишь предсказание, а не чья-то злая воля?

Как знать...

Я вышел у дверей своей конторы. Весёлый таксист со всей уверенностью заявил, что в ближайшее время мы теперь точно не встретимся, теория вероятности не позволит. Я улыбнулся и вежливо кивнул головой. Таксист, рассуждающий о теории вероятности? Настроение от уровня «пессимизм» поднялось до отметки «нормально». С этим настроением я и вошёл в здание.

Несмотря на то, что рабочий день давно уже начался, Серого на месте не оказалось. Его друзья и коллеги мало что могли прояснить. Впрочем, все в итоге сошлись во мнении, что Серёга приходит в себя после очередного удачного знакомства. Это выглядело весьма правдоподобно. На том и порешили.

Полчаса спустя, он появился собственной персоной и первым делом оттащил меня в сторонку.

- Шеф, все вопросы потом, хорошо? Вы не поверите! – он тревожно покрутил головой. – Я начал писать стихи. Вот послушайте, пока не забыл:

 

Нам слишком мало места на земле,

Бредём во тьму... Куда? Не знаем сами.

Мы мерим жизнь наручными часами,

Парам-парам, парам, парам-парам.

 

- Что за «парам-парам»?

- Последнюю строчку я ещё не придумал. Но вы оцените сам факт!

Я приложил ладонь к его разгорячённому лбу.

- Оценил. Это любовь, Серёга. Вот только, если это любовь, почему в стихах тебя на философию потянуло?

Он отмахнулся.

- Да ну вас. Я к вам со всей душой... Постойте, постойте... Со всей душой...

- Чего?

Он посмотрел на меня невидящими глазами.

- Последняя строчка. Там должно быть что-то о душе, о вечном...

- Эк ты замахнулся. Но, наверное, девушка того стоит?

- О, она удивительна...

- И что она за человек?

- С точки зрения постели?

- С точки зрения головы.

- Ну... С этой точки зрения я с ней практически незнаком.

- В таком случае, рискну предположить, что тебя ждёт много интересных открытий...

 

Видя, что пользы мой сотрудник сегодня не принесёт, пришлось отправить его домой. Тем более, что его присутствие и не требовалось – те два заказа, что мы на сегодня имели не предполагали наличия сколь-либо глубоких знаний. По этой же причине отправился домой и я.

Впрочем, до дому я не дошёл. Вспомнив о предстоящем «урожае», решил заглянуть к Ане. Было ли это предчувствием? Возможно. Очень меня угнетала доброжелательность моего нового знакомого. Он был так добр, словно прощался со мной. Да, конечно, я помнил о возможности заглянуть в будущее, но решиться на это пока не было сил. Оставалось довериться чутью, что я и сделал.

Аня была дома.

- Ой, Йорк! Это ты! А я... Я как будто знала что ты придёшь. Это так странно... Правда?

Странно ли это? Не знаю. Мне совсем не хотелось ни о чём думать. Я смотрел на эту хрупкую девушку, словно сотканную из света и ветра, из молодой травы и капель дождя и испытывал такое странное, неизвестное прежде чувство... Мне хотелось укрыть её от этого подлого человеческого мира. Спрятать и уберечь от всех его соблазнов и зла. Мне просто хотелось быть рядом.

Кажется, она что-то поняла. Её глаза, вдруг ставшие такими большими, смотрели на меня доверчиво и ожидающе. Я просто не мог обмануть их. Да и не хотел. Наши взгляды наконец растопили последний лёд и души вдруг оказались так близко, что стало жарко и руки встретились и голова... Чёрт. Голова, кажется пошла кругом.

Ещё мелькнула мысль: а что я напишу под утро? Мелькнула, подлая, и пропала...

 

Вообще-то я не нуждаюсь во сне. Это так. Но это не значит, что сон недостижим. Более того, иногда мне просто необходимо погружать тело в подобное состояние, ведь сон и представление людей о сне – это две большие разницы.

Меня разбудил запах. Одуряюще приятный запах свежесваренного кофе. Чувства встрепенулись – Аня, и губы сами собой растянулись в улыбке. Я так и лежал не спеша открывать глаза и глупо улыбаясь, когда её босые ноги примостились на кровати и аромат кофе уткнулся в моё плечо.

- Люблю тебя...

Это я сказал или она?

- Люблю тебя, – повторили мы хором.

Осторожно я взял поднос левой рукой и отставил в сторону, а правой притянул Аню к себе. К чёрту завтрак! Нет ничего приятнее её губ!

Станиславский разочарованно покачал головой, словно подозревал, что этим всё и закончится. Если у него и были какие-то планы на мой счёт, то им не суждено было сбыться, ведь счастье совершенно противопоказано актёрскому мастерству. Глядя как мэтр уходит, я испытал смешанные чувства: не люблю, когда души умерших вьются вокруг в надежде что-то передать через тебя живым, но с другой стороны присутствие Станиславского меня совсем не отягощало. Пожалуй, было даже чуточку жаль расставаться с ним.

В ожидании Ани из душа я, совершенно счастливый, пил успевший остыть кофе, когда на мой телефон пришло сообщение. Это немного сбило меня с толку. И уж вовсе невероятным показалось мне его содержание. Дело в том, что вероятность проникнуть в помещение конторы без моего ведома равна нулю по причине бронированной двери с кодовым замком, полному отсутствию окон как таковых и пары датчиков движения в самом помещении. На мой взгляд датчики были перебором, но на их установке в своё время настоял Серый и, как оказалось, не напрасно – кто-то находился внутри офиса не потревожив входную дверь.

Первой мыслью было – бред. Однако, датчики сработали, то есть обнаруженный ими объект был достаточно крупным, да и наш ПИ-ПИ (Почти Искусственный Почти Интеллект) написанный нами однажды забавы ради, решил меня побеспокоить, отправив сообщение. Раз так, значит у него были на то основания. Не зря же в шахматах ему не было равных.

Вспомнился разговор в самолёте. Неужели меня нашли? Так быстро... Я решил не впутывать Аню. По крайней мере до тех пор, пока не будут подчищены все «хвосты». Иного развития событий я – обладающий сверхспособностями – просто не допускал. Подозреваю, что надо было бы оставить какую-нибудь записку с тем, чтобы Аня не волновалась, но как назло в голове не было никаких мыслей. А впрочем, у меня был ещё большой запас времени, чтобы подумать…

 

Дверь неизвестные действительно не потревожили. Они сделали проще: через дыру в стене и не успевшую толком осесть пыль я различил несколько светящихся точек. Вряд ли это были светлячки. Глубоко вздохнув, я шагнул в проём.

«Светлячки» разом развернулись в мою сторону. Призывая себя сохранять спокойствие, я примирительно поднял руки.

- Господа, давайте будем благоразумны...

Мне не дали закончить. Откуда-то сзади, где пару секунд назад ещё никого не было, прилетела и вонзилась мне в шею тонкая игла. Организм сразу распознал нейротоксин и принял меры. Однако, этих мер оказалось почему-то недостаточно, ноги мои подкосились, сознание затуманилось, хотя и не погасло окончательно. Я попытался ускорить время, но не смог сосредоточиться, мысли разбегались, словно ноги у коровы на льду.

Тогда впервые я испытал страх. Но не за себя. Я вдруг понял, что оставил свой телефон у Ани, понял, что эта моя небрежность может ей дорого стоить, а ещё понял, что я не настолько хорош, чтобы защитить её от любых напастей. Последнее явилось для меня открытием.

- В кресло его.

Меня усадили в кресло. Кто-то уже отыскал скотч и тут же примотал мои руки к подлокотникам. В душе промелькнуло что-то сродни усмешки: дайте мне только прийти в себя и никакой скотч меня не удержит. Мысль показалось смешной. Да и всё вокруг стало казаться каким-то нереальным и гротескным, например этот верзила, закованный в броню с головы до ног словно средневековый рыцарь. Как дополнение к образу в руках его холодно поблёскивало копьё. Ну не бред ли?

Верзила склонился надо мной:

- Он в сознании.

Кто-то другой, по выражению лица сущий профессор, раздвинул мне веки, попытавшись заглянуть в душу с помощью фонаря.

- Странно. Он должен быть в отключке минимум пару часов.

- Раз так, что же ты примотал его скотчем?

- Нас предупреждали, что он не совсем обычный... человек.

- Есть сомнения?

- Уже нет. Он действительно человек. Но что-то странное в нём всё-таки присутствует, иначе как бы он смог бросить камушек с такой силой, что тот разлетелся на куски?

Верзила возразил:

- Недоказано. На одном кадре что-то похожее на камень у него в руке, на другом этого нет. Но человек не может так быстро двигаться, это очевидно.

Второй фыркнул:

- И как давно вы перестали причислять себя к человеческому роду, Мэдсон?

- Помнится, в последнем отчёте вы называли меня исключительно ЭКМом...

- Что?? Откуда вы... Неважно. Так принято называть все Электронно-Кибернетические Механизмы. Это просто стандартная аббревиатура!

- Идите к чёрту. Я не собираюсь торчать здесь вечно, заканчивайте.

Собеседник верзилы обернулся и прикрикнул на своих ребят. Работа закипела. Спецназ (а кто ещё это мог быть?) прошёлся по всем шкафам и ящикам. Все корпуса компьютеров были разобраны, а жёсткие диски изъяты. К счастью, на все эти операции требовалось время. И это утешало, ведь с каждой минутой я восстанавливал свои силы.

Тем временем снаружи послышался звук приближающейся тяжёлой техники. Я глупо хихикнул – танки? Чуть позже к этому звуку присоединился вой сирен. Это становилось интересно. Кавалерия спешит на помощь?

Кто-то, судя по голосу, очень важный и очень недовольный тем, что его вытащили из постели в такую рань, требовал объяснений.

- Мне плевать кто вы такой! Я хочу знать, что происходит в моём городе!

- Всё в порядке, ситуация нами контролируется. Произошёл взрыв бытового газа. Прошу вас успокоиться и отойти подальше – возможны рецидивы.

Сквозь шум моторов и гомон собирающейся толпы послышался знакомый голос:

- Какой ещё газ?! Вы охренели, парни? У нас отродясь не было никакого газа!

- Вы собственно, кто?

- Я, собственно, здесь работаю. Сергей Юрьевич Буховцев, если вам интересно.

- Неважно. Покиньте место происшествия. Посторонним здесь нельзя находиться. Держите его на расстоянии.

- Да вы что?! Какой я посторонний! Я сейчас шефа вызвоню!..

Голос Серого постепенно затих. Похоже, его решили держать на достаточно почтенном расстоянии.

 

Тем временем в помещение моей конторы вошёл кто-то, на кого среагировали все присутствующие. Этот кто-то был в штатском. Предупреждая вопросы, он выделил из толпы лидера и протянул под нос профессору какие-то корочки. Тот хотел было что-то возразить, но заглянул в глаза вошедшему и передумал.

- Что здесь происходит?

Спросил вошедший так, словно всех ледяной водой окатил. Я непроизвольно почувствовал гордость за российские спецслужбы.

Профессор попытался возразить:

- У нас договорённость с вашим начальством...

- Договорённость, говоришь... Значит так, здания взрывать в центре города и брать их штурмом у нас договорённости не было...

- Но мы...

- Отставить! Вы на моей территории. Я говорю, вы – слушаете. Это доступно?

Ай, молодец! Я чуть не прослезился.

- Кто этот парень на самом деле, что для его изоляции простых карабинеров недостаточно? Насколько мне известно, вы привезли Снайпера? И что здесь делает ЭКМ? Хорошенько подумайте, прежде чем ответить.

Профессор, кажется, не оценил последней фразы. Дурачок.

- Это просто перестраховка, полковник. Вас должны были проинформировать, не понимаю, почему к вам не поступила вовремя эта информация...

Товарищ в штатском сделал выводы.

- Значит так... Ввиду нарушения вами достигнутых ранее договорённостей, этот парень, кем бы он ни был, останется с нами...

- Но у меня приказ Интерпола! Вы не можете...

- Клал я и на ваш Интерпол и на его приказы...

Человек в штатском сделал эффектную паузу:

- ...если они противоречат государственным интересам Российской Федерации.

Он повернулся к Мэдсону.

- Ты записал наш разговор, парень?

Тот кивнул.

- Отлично. Думаю ваше начальство пожелает задать вам несколько вопросов по поводу провала операции. Со своей стороны ничего не имею против, если вы допросите подозреваемого прежде, чем покинете пределы Российской Федерации. В данных обстоятельствах это большее, что я могу для вас сделать. Считайте это дружеским жестом. Даю вам пол часа. Я буду снаружи, чтобы у вас не возникло неправильных мыслей.

Полковник вышел. Мэдсон подошёл к профессору:

- Советую не медлить, этот человек не шутил.

- Ты провёл анализ его речи?

- Более чем. У него достаточно полномочий.

- Проклятье! Как он здесь оказался?! Здесь никого не должно было быть, ведь мы всё предусмотрели.

- Поверь, профессор, русские далеко не дураки.

- Ладно. Хватит лирики. Вколи ему что есть в твоём комплекте, от чего хочется говорить много и по существу.

Говорить много мне не хотелось:

- Спасибо, но думаю не стоит.

Ой, с каким интересом посмотрел на меня профессор! А вот Мэдсон оказался гораздо сообразительней...

 

И это лишь одно из преимуществ человека, перестроенного в ЭКМ. До сих пор не понимаю, как люди на это решаются. Точнее, я ещё могу как-то понять самых первых переселенцев – тогда было слишком много неясно: как поведёт себя такой человек в той или иной ситуации, действительно ли у него пропадут все эмоции и так далее. Они надеялись остаться людьми, потеряв человеческий облик.

Возможно, наука не скоро додумалась бы до подобных извращений, но всегда были люди, желающие жить вечно, а ведь именно вечную жизнь обещали разработчики подобных механизмов. Нервные клетки не стареют и поместив мозг в механическую упаковку, можно было бы жить со слов разработчиков если и не вечно, то очень и очень долго. Проблемой однако, оставалась пересадка нервной системы, но и здесь нашёлся умник, предложивший пересаживать исключительно головной и спинной мозг, а отсутствующие нервные волокна наращивать позже. И началось...

Такие существа действительно могли жить очень долго, по крайней мере до тех пор, пока не будет повреждена какая-либо важная составляющая их системы обеспечения мозга питательными веществами и кислородом. Но люди, выбиравшие для себя кибернетические механизмы были очень богаты, по этой причине и в целях лучшей защищённости индивидуума ЭКМы снабжались не только самыми надёжными механизмами и дублирующими системами, но и лучшей бронёй, на какую только была способна военная промышленность. Лучшей бронёй и лучшими системами защиты. А лучшая защита, как известно – нападение.

Почему они – богатейшие из богатых – шли работать в полицию, спасатели и прочие опасные профессии остаётся загадкой. Быть может, от скуки? Как бы там не было, но рядом со мной находился ЭКМ и этот продукт слияния человека и высоких технологий оказался гораздо сообразительней профессора. И гораздо быстрее...

 

Он рванул ко мне со скоростью пули, преодолев разделявший нас метр за ничтожные доли секунды. Как я успел среагировать до сих пор не понимаю. Я ускорился насколько мог, но игла шприца, выдвинутая из его пальца, уже приближалась к основанию моей шеи. Далась им всем моя шея! Игла приближалась, а я потерял несколько драгоценных мгновений на то, чтобы сломить сопротивление скотча.

В общем, простите профессор, я ненарочно. Когда игла была уже в паре сантиметров от меня, я дёрнулся, стараясь опрокинуть кресло, опрокинул его, но при этом отклонил плечом руку Мэдсона, так что шприц вошёл прямиком в профессора. Возможно, киборг соображал, что делает, когда вкалывал дозу какой-то дряни тому в живот. Скорей всего так и было. Ну не любили они друг друга!

В следующую секунду нас с профессором раскидала в разные стороны волна штормового ветра, что притащил за собой Мэдсон – он был очень быстр. И всё-таки, недостаточно быстр для меня. Уже поднимаясь с колен, я понял, что пусть немного, но переигрываю его в скорости. Однако, в руках у него вдруг оказалось то, что я принял поначалу за копьё – электромагнитная винтовка Котельникова – ЭМ-ка. 28 км/с – такова скорость выпущенного ею снаряда. Это было слишком, и в лучшей форме я не успел бы увернуться с такого расстояния.

Но случилось то, чего никто не ждал. Я не ждал. В проёме разрушенной стены я увидел Аню. Она была в халатике – в том, в котором вышла из душа. Она бежала. Она очень боялась не успеть. Она хотела меня спасти и я не могу её за это винить.

Мэдсон был достаточно быстр, чтобы понять, что проигрывает мне в скорости, а винтовка хотя и даёт ему преимущество, но всё же не стопроцентное. Он, как и всякая машина не любил рисковать. Поэтому заметив изменение в моём лице, он не стал тратить время на оборачивание. Когда-то я читал, что все киборги изучают физиогномию и добиваются в этом поразительных успехов. По выражению лица, они могли определить не только эмоции, которые владели человеком, но даже то, что приблизительно этот человек думает. И он всё верно определил. Он выстрелил не глядя. В упор. В беззащитную девушку. Тварь.

Мэдсон рассчитывал, что я постараюсь любой ценой защитить того, кто вызвал такую бурю эмоций на моём лице. И я оправдал его ожидания. Забыв о киборге, я рванул что было сил к Ане. Рванул, уже понимая, что не успею. А тут ещё Мэдсон попытался то ли преградить мне путь, то ли разломить меня надвое, заключив в свои медвежьи объятия.

До сих пор не понимаю, что произошло в тот момент. Меня словно прорвало. Не знаю с чем сравнить. Представьте бурю в стакане. Стакан не выдерживает и разлетается вдребезги. При этом буря вырывается наружу и... затихает. Чувства, что рвали меня на части, вдруг схлынули, уступив место абсолютной пустоте и спокойствию и эта пустота чувств обнажила во мне новый источник силы.

Мэдсон уже не двигался. Так мне казалось. Замерли и Мэдсон и снаряд из ЭМ винтовки. Но всё было напрасно. Ярко-алая пуля из ЭМ-ки, похожая на вязальную спицу, уже наполовину утонула в груди Ани пробивая живую плоть, испаряя её. В отчаянье я попытался выдернуть пулю, но не смог – при моей скорости все предметы становились слишком эфемерными: я мог с одинаковой лёгкостью резать ладонью масло и даже бронированные листы танковой обшивки, но не мог передвинуть ничего, что было мягче таких вот бронированных листов – эффект был бы тот же.

И всё-таки, это был ещё не конец, потому что на невысоком бордюре…

- Врёт теория вероятности, - на низеньком бордюрчике в паре метров от пролома сидел печальный таксист.

Я всё ещё сохранял спокойствие.

- Кто ты?

- А ведь мы знакомы, достопочтенный Йорк. Нас познакомили небеса.

- Александр? Но как?

- Я действительно работаю таксистом, если ты об этом. Почему нет? Или ты хочешь узнать почему я здесь?

- Хочу.

- Мы своих не бросаем.

- Так просто?

- Так просто.

- А здесь… Ты можешь помочь Ане?

«Таксист» покачал головой:

- Будущее предопределено. У неё просто не было шансов. Ни малейшего.

- Она спасла мне жизнь...

- Одно из двух: или ты или она.

- А ты можешь убрать Аню с траектории пули не разрушив её тело таким перемещением?

Таксист устало вздохнул:

- Такие пули называются «трассеры», потому что они оставляют за собой светящийся след из раскалённого воздуха, а ещё потому, что разрушают всё на своём пути. Напрочь. Что ты задумал?

- Пока ещё трассер нанёс минимальные повреждения, температурное воздействие ещё не превратило сердце Ани в облако раскалённого газа. Она ещё жива!

- Она жива, только пока твоё сердце бьётся в тысячу раз быстрее обычного. Но как только ты вернёшься в привычное время, что бы ты ни делал... Чудес не бывает, Йорк, тебе ли не знать...

 

ПОСЛЕ СЛОВ

 

Испытывал ли я ненависть, когда ставил застывшего Мэдсона позади Ани? Трудно сказать. Тогда мне казалось, что нет. Я был спокоен как никогда прежде. И совершенно спокойно я подставил бронированный череп Мэдсона под удар его собственной винтовки. Жизнь за жизнь – мнимая справедливость.

И последнее.

Теперь ты всё знаешь. Прости, что не сказал тебе всё и сразу. Быть может, я просто боялся. Ведь в сущности, я самый обыкновенный человек. Я хотел тогда и хочу сейчас быть с тобой рядом. Вот только раньше я не знал, что для этого надо. Теперь знаю, но поздно уже что-то менять.

Будущее предопределено. Я даже знаю, что это было за видение, познакомившее нас тогда, помнишь? Это я. Только что я отправил себе в прошлое этот образ. Теперь я знаю всё. Я заглянул в будущее и знаю, что меня ждёт. Что тебя ждёт. Но также я знаю, что будущего нет, есть только настоящее. А настоящее изменить можно и иногда нужно.

Ты знаешь, в детстве я мечтал о будущем. Я хотел, чтобы оно стало ближе. С тех пор я многое понял, главное понял: моё будущее – это ты. И вот теперь это будущее близко как никогда – только руку протяни – и вместе с тем так бесконечно далеко...

Сейчас, когда ты читаешь эти строки, я уже с поднятыми руками поднимаюсь по обломкам кирпичей и говорю:

- Господа, давайте будем благоразумны...

В этот самый момент ты роняешь письмо и в чём была бросаешься к двери. И у тебя нет времени прочесть последнюю строчку. Строчку, в которой заключается вся наша жизнь – тот выбор, который мы делаем...

Прости, любимая, но ты не успеешь.