Тайная Жизнь Ерофея Птичкина Прошел краткий период стабильности существования. Ероша Птичкин стал быстро напиваться, алкоголь высвобождал скопившуюся под черепной коробкой скуку. На выходе из слабого организма скука-сука трансформировалась в мелкую злобливость в смеси с похотливостью. И Ероша пакостил: прихватит за сиську толстую бабищу или оторвет крышку унитаза в общественном платном сортире. На утро Ерофей ничего не помнил, но было стыдно. Страдал весь организм, болело нутро, Ероша силился вспомнить происхождение ссадин на лбу и кровавой бескожности ладоней. Мерзостный туман скрывал события пятничной вечеринки. Воскресенье проходило в оздоровительной ходьбе по скверам города. В понедельник Ерофей Птичкин был молчалив. Да и опостылела вся эта рекламно-маркетинговая мутатень. Что делал Ерофей вдумчиво и с некоторым творческим рвением - так это составлял инструкции-памятки, которые аккуратно прикреплял скотчем к факсу, компьютерам и прочему офисному оборудованию. В остальном – все по фиг. Место большого начальника в маленькой фирме радости больше не приносило. Хотелось чего-то. А чего - было неуловимо неясно. Еще недавно внутренние пустоты заполнялись музыкой, любовными муками и мечтами о бытовой обустроенности. Неожиданно получил наследство. Купил квартиру в самом центре города, музыкальный центр, два костюма, модный галстук. Терзания безответной любви затухли и исчезли. Их сменили жалобы немолодой сожительницы на редкие соития и нежелание Ероши обсуждать классику мировой литературы. А музыка в наушниках не справлялась с расширяемой душевной пустотой. Ероша интересовался политической жизнью Отечества. По утрам читал “Известия” и “Завтра”. Поздними вечерами черпал знания в интернете. Не любил негров, гомосексуалистов и политических обозревателей с нерусскими корнями. Присутствовала у Ерофея непонятная ностальгия по временам СССР, стране правопорядка, всенародной сытости и скромности номенклатуры. Но завораживали Ерошу по-настоящему эстетика и мощь террора германских наци. Вот где была красота, воссоединенная с жестокостью и силой. Коллекция атрибутики коммунистического прошлого дополнилась томиком “Майн Кампфа”, железным крестом и муляжем “вальтера”. Трезвые выходные Ероша стал посвящать плетению кожаной плети с жестким сердечником и точению кухонного топорика под музыку композитора Вагнера. Когда плеть была готова, а Ероша по пятничному пьян, в интимной жизни сожителей наступило разнообразие. Вообще-то cексуальные пристрастия Ероши отличались простотой: сжать бабьи сиськи и быстро кончить с неизменным “Сука-а-а-а…”. Сегодня же Ерофей снял пиджак и розовую сорочку, извлек из черного портфеля черную фуражку и нарукавную повязку со свастикой, арендованные у товарища с киностудии за бутылку молдавского коньяка. Балансируя на слабых ногах, добрался до своей коллекции, отыскал кожаную плеть. Надул розовые щечки и выкрикнул, вытянув тонкую руку в партийном приветствии: - Ахтунг-Ахтунг, руссишь вуман. Поправил на пьяной головке фуражку с черепом, взмахнул плетью и визгливо вскрикнул, разбрызгивая слюни: - Раздеваться партизанен. Шнелер-шнелер, швайне вуман. - Вот выдумал, - сконфузилась Женщина, игриво расстегивая пуговицы халатика. - На коленен, швайне сука, арбайтен, - распалялся фюрер, размахивая плетью. Женщина с удовольствием встала на четыре конечности. Ерофей Птичкин c чувством опустил плеть на незащищенные ягодицы. Вуман завизжала. Так Ероша стал регулярно заниматься тайным фашизмом. “В человеке сокрыта Суть. Не каждый за всю суетную жизнь свою полностью раскрывает и реализует Суть в чистом виде. Один генетически предрасположен к насилию, другой - к неугомонному совокуплению. Есть бескомпромиссные правдолюбцы. Наверное, одна из жизненных целей человека и есть - выявление сокрытого в себе. Говорят, мол дети бывают жестоки. Они такие и есть по природе своей. Не научились еще камуфлировать свою сущность. Встречаются, ведь, и добрые детки. Прояви себя в натуре, будь ты садист или святой. Все можно! Но знай, что можешь быть наказан по закону и статье”, - разглагольствовал знакомый Ерофея, которого он скорее побаивался, нежели уважал. Знакомый был необыкновенно умен, силен и контужен. Осенними вечерами, прогуливаясь по городским переулкам, Ерофей затравленно бросал взгляды по сторонам и быстро манипулировал краскораспылителем. На темных поверхностях светились серебром: свастика, череп с кривыми костями, “Смерть хачам”. Но эти подпольные вылазки и секс в фуражке как-то не могли выразить, до полного самоудовлетворения, смутных ерошиных помыслов. “В чем еще Суть моя проявиться может?” - спрашивал себя, утомленный трудностью поиска, Ерофей. “Жестче надо быть”, - отвечал внутренний голос. В пятницу вечером, как цивилизованный человек, выпив пару-другую жестянок пива, Ерофей прихватил отточенный топорик и отправился на поиск собственной Сути. Сразу повезло. Припарковался черный “мерс” у японского ресторана. Из тачки вылезли две веселые пары кавказкой наружности, смеясь вошли в ресторан. “Так-так. Хозяева жизни? Щас я вам”, - понесло осмелевшего после пива Ерофея. Ссутулясь, выставив локти далеко в стороны, Ерофей отчаянно заспешил к красивой машине. Подскочил, ударил ногой в черную дверцу. Взвыла сигнализация. Ероша кулаком ударил в боковое стекло, вскрикнул от боли и бросился в бега. Сзади догоняли. “А-а-а”, - вырвалось со страхом из груди. Рука, мелко трясясь, потянулась за топором под черное пальто. Ударили в зад. Ерофеево тело легло на твердый асфальт. - Ты что же делаешь, гаденыш? - легкий грузинский акцент испугал до смерти, между ног стало тепло и мокро. - Я больше не буду, - неожиданно услышал собственный голос Ерофей. - Иди, дурак, - сказал мужчина и сам пошел прочь. Домой Ероша брел c пустотой в голове. Только яркие вывески бутиков врезались в память, да топорище терлось о ребра. Принял еще пару жестянок до полной мутности. Когда открыл дверь, увидел свою валькирию со скрещенными на пухлой груди руками. Ероша разрыдался, уткнулся мокрым носом в красный халат. Мягкая рука бережно стала гладить редкие волосы экстремиста. |