“Рукописи не горят…” Я рукопись сжигал на зимней даче в печке. Подкладывал дрова, На них лил керосин И, чтоб дрова зажглись, Туда поставил свечку. Они не зажигались, По комнате плыл дым. Я срезал бересту С березы рядом с домом, Зажег ее и сунул Внизу охапки дров И, повредясь в уме, Полил все это ромом: Наверно, не хватило Мне очень нужных слов. А ,может, я слыхал, Что ром покрепче водки И он легко горит, Коль спичку поднести. Не оттого ли я Не влил всю жидкость в глотку: Небось, по настроенью Тот ром был не в чести. Я рукопись не сжег... Я рукопись извлек И печь враз прогорела, Бумага же цела, Лишь копоть по краям. А за окном тогда Уж небо посветлело. Лучи светила робко Скользнули по садам. Себя тогда спросил, В раздумьи на диване: Что если Воланд прав И рукопись не сжечь, А ,может, правда в том, Что истина в стакане… Твердят повсюду люди, Что неисправна печь. Заслонку я открыл, Открыл и поддувало, Засунул связку дров И рукопись свернул. Огонь зажег в печи И сразу жарко стало, И печка загудела… Немедленно заснул. Проснулся оттого, Что холод плыл от двери: Уже остыла печь И в комнате темно. Я встал и свет зажег, Поняв в какой-то мере, Что дело всё не в печи, А в том, что свершено. Я рукопись писал И мучился над нею, Быть может, целый год, А, может быть, и два. В нее вошла душа (Сказать я так посмею) и это, уверяю, не просто ерунда. Писатель прав, сказав, Что рукопись нетленна: Ведь душу сжечь пока Никак не удалось, Но истина и в том, Что память незабвенна, Она все сохраняет, Отринув только злость. |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
