Два письма

 

«Здравствуй, Павел!

Говорят, если высказать на бумаге свои печали и страхи, а потом сжечь это письмо – обязательно станет легче. Я, наконец-то, решила освободить себя.

Мы встретились семь лет назад. Я помню, как шла по коридору, читала какую-то книгу, и столкнулась с тобой. Прямо как в кино. Ты улыбнулся, извинился и пошёл дальше. Я в оцепенении смотрела тебе вслед, а после того как ты скрылся за поворотом, у скромной девочки-студентки появилась цель – разыскать тебя. День за днём я заглядывала в аудитории, дежурила в столовой и возле входа, но мы так и не встретились. Через два месяца бесплодных попыток я решила, что мне всё почудилось, будто не было никакого столкновения, никакого красивого мужчины с нежной улыбкой и низким голосом. Мой азарт пропал, я сдалась. А ещё через месяц увидела тебя в метро. Ты сидел и читал, а я стояла неподалёку и дрожала. Мне так хотелось подойти к тебе, но я не знала, что сказать. Проехав свою остановку, опомнилась лишь, когда ты спрятал книгу в сумку и встал. На раздумье было меньше минуты. Я вышла в соседнюю дверь и пошла за тобой. Помню, как ты спокойно шел впереди, и у меня была прекрасная возможность тебя догнать. Ты был рад нашей встрече, это читалось в твоих прекрасных серых глазах. Знаешь, мне практически удалось забыть, как ты выглядишь, и лишь серые глаза и добрый взгляд иногда волнуют меня во сне. Невольно в каждом светловолосом мужчине я ищу тебя, но уже не могу полностью воскресить в памяти твое лицо. Прошло три года с нашей последней встречи, я не слышала о тебе почти ничего. Словно не было никогда моей сильной любви, и мне посчастливилось увидеть самый прекрасный в мире сон.

Мы встречались в институте, пили вместе чай раз в неделю, болтали. Преподаватель и студентка, пятнадцать лет разницы – что тут такого? Будь моя воля – я не расставалась бы с тобой ни на минуту. Пока ты говорил – я почти не дышала. Моя любовь к тебе была на грани помешательства. Я была счастлива лишь оттого, что нахожусь с тобой в одном здании. Если у меня получалось, я приходила на твои лекции. Меня поражало, какое воздействие производит твой голос на студентов. Они слушали этику, как заворожённые. Вначале ты не замечал моего присутствия, а потом, когда ловил взгляд, начинал читать лекцию для меня. Я улыбалась и была счастлива.

Мне вспомнилось, как я впервые потеряла тебя. В мой самый счастливый день, пятницу, я оказалась за столом одна, моего любимого преподавателя не было рядом. В тревоге, позабыв о приличиях, о твоей репутации, я обратилась на кафедру. Там мне сказали, что преподаватель заболел воспалением лёгких и больше месяца Павла Константиновича не будет. Больше мне ничего не сообщили. Конечно! Кто такая двадцатилетняя студентка?! Существо бесправное, и незачем ей интересоваться судьбой преподавателя. Я не знала твоего телефона, не знала точно, где ты живёшь. И моя жизнь снова превратилась в ожидание. Месяц я заглядывала в аудиторию тогда, когда ты должен был там быть, ждала у входа в надежде, что увижу вдалеке знакомую фигуру или столкнусь с тобой на выходе. Но меня ждало разочарование. Моего любимого преподавателя не было. Ты появился на работе лишь через месяц и три дня – похудевший, бледный, но с неизменной очаровательной улыбкой. Мне хотелось броситься тебе на шею, но я сдержалась, просто поздоровалась и улыбнулась в ответ. И снова возобновились наши чаепития по пятницам. Ты не подозревал, что я влюблена. Обмен книгами, разговоры на интеллектуальные темы. Всё было прекрасно. А потом мы расстались на лето. Меня съедала тоска. Ни море, ни солнце, ни деревенская тишина не были в радость. Я хотела только видеть тебя. В груди как будто что-то поселилось, какое-то маленькое животное душило моё сердце, я часто задыхалась и плакала. Иногда, если я видела парочки влюблённых, на меня вдруг нападала такая тоска по тебе, что я начинала плакать, не обращая внимания на взгляды посторонних.

Потом мы стали проводить время в столовой два раза в неделю. Мои однокашницы стали шутить, что ты – мой любовник. Как бы мне хотелось ответить им, что это правда. Но, увы, всё было не так. Ты себя не проявлял – я терзалась. Дальше милых бесед дело не шло. Ты даже ни разу не предложил проводить меня до дома, а я боялась предложить. Во сне все было иначе. Я нежилась в твоих объятиях и была счастлива.

Я окончила институт. Но меня туда тянуло. Не имея возможности приезжать днём, я приезжала после работы, снова ждала у входа, надеясь на встречу. У меня по-прежнему не было твоего телефона или адреса, ничего, только вера в то, что мы ещё встретимся, и тихое обожание. Поверь, другие мужчины были мне безразличны. Они не шли ни в какое сравнение с тобой. Однажды мы встретились, ты был рад, но смущён. И вскоре я догадалась – ты женился. Обручальное кольцо, сверкнувшее на безымянном пальце, душило меня. Перестало хватать воздуха. Я расплакалась, как только мы расстались, пыталась втолковать себе, что по-другому не могло быть, что мы разные, ты должен был жениться, и не обязательно на мне. Но сердце кричало, оно восставало против реальности. Я видела тебя своим мужем и не хотела делить тебя ни с кем.

Я не знаю, о чем ты думал, вспоминал ли обо мне хоть изредка, хотя бы во время обеденного перерыва, сидя, возможно, за «нашим» столиком. Но я думала о тебе постоянно. Вскоре твое обручальное кольцо перестало быть для меня помехой. Я решила навестить тебя во время отпуска. Не знаю, о чем я тогда думала. Мне кажется, что ни одна здравая мысль не посетила мой разум. Моими поступками руководила лишь чувственность. Я надела узкое платье, накрасилась, распустила волосы и явилась к тебе в институт. Мне повезло. Ты не болел и был на месте, сидел в кабинете за столом и что-то писал. Я помню ту встречу очень точно, словно наблюдала все происходящее со стороны. Вот я вхожу, ты поднимаешь глаза. Тебе не удаётся скрыть удивление и восторг. Я, кажется, что-то спросила, но думала только об одном: победить страх и поцеловать тебя. Я так хотела прикоснуться губами к твоему лицу, что меня пробрала дрожь, я сжимала и разжимала пальцы и молчала. А потом решилась и подошла, и победила. Ты сдался мгновенно. Твои губы были не менее жадными, чем мои, а руки блуждали по спине, и прижимали все сильнее. Но блаженство длилось совсем недолго, наверное, меньше минуты. Ты оттолкнул меня и ушёл. Я оставила свой номер телефона в твоём ежедневнике, позабытом на столе, но так и не дождалась звонка.

Три года я знала, что ты жив и здоров только потому, что узнавала об этом сама на кафедре. Я хотела и боялась прийти одновременно. Страх побеждал. Я хотела соблазнить тебя, но молчание телефона останавливало. Ты сам меня не хотел. А потом я узнала, что ты уехал в Америку.

Павел, прощай! Если тогда, перед поцелуем, победила я, то теперь пришла твоя очередь одерживать победу. Я почти не помню, как ты выглядишь, меня не мучают сны. Если вдруг твой образ возникает, то несколько размытый. Ты не разговариваешь со мной, проходишь мимо, не смотришь в мою сторону. Ты дал мне возможность позабыть о тебе, попрощаться, освободить сердце от терзаний и бесплотных мечтаний. Ты никогда не будешь моим. Я буду вспоминать о своей большой безответной любви с горькой усмешкой, с печалью. Этим письмом я хочу полностью освободиться от тебя, дать сердцу шанс полюбить кого-то другого.

Прощай! Сейчас это письмо сгорит. Пусть также горит и моя любовь, пускай она обернется в пепел.

Твоя Аня»

Два исписанных листа из школьной тетради легко загорелись и опустились в тарелку. Милая девушка с длинными белыми волосами наблюдала, как быстро тлеет её исповедь. Когда всё было кончено, она выбросила пепел в окно и вздохнула. Нужно научиться жизнь заново. Без мыслей о Павле, как будто она никогда не встречала его.

Той же ночью, только за Атлантическим океаном, в маленькой съёмной квартире догорало другое письмо, написанное Аниным любимым мужчиной.

 

«Милая моя Анечка!

Я не знаю, как помочь себе. Поэтому решил написать. Это письмо никогда не будет отправлено. Но, возможно, исповедь перед самим собой позволит мне дышать легче, боль в сердце немного ослабнет.

Милая моя, хорошая девочка! До чего же я соскучился по тебе! Как мне не хватает твоих восторженных голубых глаз, твоих лёгких, как облака, светлых волос. Я влюбился в тебя. Вероятно, не так быстро как ты, но после нескольких наших чаепитий в столовой я уже не мог не думать о тебе. Я был влюблён в твои голубые глаза, в улыбку, которая всегда светилась на твоём лице, когда мы встречались. Многим девушкам я был симпатичен, они приходили на все лекции, осаждали вопросами, лишь бы дольше слушать мой голос, надевали мини-юбки на экзамены, пытаясь соблазнить. Но ни одна из них не волновала меня. Я словно дожидался твоей чистой любви, твоего обожания. Я понял, что влюблён в тебя, и испугался. Всё лето я раздумывал, есть ли возможность нам быть вместе. И понял, что нет. Я всегда осуждал стариков, которые теряли головы от своих студенток, бросались в омут с головой. Конечно, я не был стар, но крутить роман со студенткой не мог, я осуждал себя. В том сентябре я приехал в институт с твёрдым намерением покончить с нашими отношениями. И не смог. Я увидел твои влюблённые глаза, и мне стало трудно дышать. Наши встречи проходили для меня как в тумане. Ты что-то рассказывала, я вещал, но ни одного слова из наших разговоров я не мог вспомнить после. Я смотрел на твои губы и боролся с искушением их поцеловать. Мне хотелось прижать тебя к груди, гладить по волосам и шептать нежные слова, рассказать, как я люблю тебя. И каждый раз я сжимал руки в кулаки, борясь с желанием. И вот теперь я думаю – зачем? Нас тянуло друг другу, я – не женат, ты – студентка последнего курса. Ничто не мешало нашей любви. Ничто, кроме моих предрассудков. Я видел, как ты терзаешься моим дружелюбием, как хочешь, чтобы я смотрел на тебя по-иному, и не мог себе ничего позволить.

А потом меня охватило упрямство и страх. Ты окончила институт, но всё равно приезжала. Коллеги, которые не раз видели нас вместе, рассказывали, что встречали тебя у входа. Ты надеялась встретить меня, а я избегал этого. Я не хотел сдаваться! Моё самолюбие дошло до таких граней, что я не хотел уступить твоей любви, но и сам не хотел делать первого шага. Не знаю, почему. Вероятно, мне нравилось страдать. Я думал, что всё обойдётся. А потом вообще совершил глупость, о которой пожалел в ту же секунду, когда увидел твои глаза. Я купил обручальное кольцо и вышел тебе навстречу. Ты увидела украшение на пальце и едва не заплакала. Я видел, как наполнились слезами твои красивые глаза, как ты перестала дышать, как горе обрушилось на мою любимую девочку, словно глыба снега. Я всё видел и ничего не сделал. Просто глупо улыбался, жалел о содеянном и смотрел на твои страдания.

Ты стала мне сниться. Каждый вечер я засыпал с надеждой увидеть тебя во сне, и она оправдывалась. Мы целовались, гуляли по берегу моря, или в саду, а потом ты умирала. Я просыпался и ещё больше ненавидел себя и окружающий мир. Я попытался забыться в объятиях нелюбимой женщины, и в результате забыл обо всем. Она забеременела, и мне пришлось жениться. В этот раз кольцо заняло место на безымянном пальце по праву. Зачем я это сделал, зачем не связал свою судьбу с тобой? Я не смогу себе этого простить никогда. То, что тогда казалось мне силой, теперь видится мне слабостью, трусостью. Когда ты приехала ко мне, такая повзрослевшая и красивая, готовая согласиться на любое моё предложение, я сдался и ответил на твой робкий поцелуй, а потом сбежал, как трус. Я вспомнил о той женщине, что носит под сердцем моего ребенка, что не имею никакого права целовать тебя, потому что несвободен.

Анечка, ты сделала всё, что смогла, даже оставила свой номер телефона. Одному Богу известно, сколько раз я открывал ежедневник, набирал номер и прежде, чем произойдёт соединение, и будут слышны гудки, бросал трубку. Сердце колотилось так, что я чувствовал его в горле, перехватывало дыхание, и я сдавался. Чтобы прекратить свои мучения, мне пришлось замазать твой номер. Я зарисовывал его чёрной ручкой с такой злобой и остервенением, что прорвал бумагу.

За три года я даже привык, что тебя нет рядом. Мои мысли, и сердце всегда принадлежали только тебе, но сны стали более спокойными. В них моя Анечка просто проходила мимо, улыбалась. Я просыпался счастливым человеком.

А потом я уехал в Америку к брату. Та женщина сама освободила меня от тяжких уз, изменив с другим мужчиной. Я даже не осуждаю ее, потому что она всегда говорила мне в лицо, что знает о моем равнодушии. О его причинах она, конечно же, не догадывалась. Здесь, в чужой стране, тоска по тебе навалилась на меня с новой силой. Ты так далеко от меня, что нет никакой возможности встретить тебя на улице или в метро, дождаться твоего звонка на кафедру. Между нами восемь часов времени, Атлантический океан и вся Европа. И это было бы неважно, если бы я знал твой адрес. Не надеясь на скорую встречу и зная о том, что мне не придется смотреть тебе в глаза, я бы отправил тебе письмо, чтобы дорогая, самая любимая на свете девочка, узнала, наконец, как я люблю её!

Я тебя люблю, ненаглядная моя. Я старый дурак, который собственными руками разорвал сердце тебе и себе. Огонь поглотит мои слова, и ты никогда не узнаешь, как я любил тебя. Мы никогда не будем счастливы. Но возможно сейчас моё сердце станет спокойнее. Бумага выдержит всё. Я представлю, что ты прочла это письмо, и знаешь обо всём, и мы когда-нибудь встретимся.

А возможно я через несколько лет вернусь, и увижу тебя. И тогда никакие условности, и страхи не позволят мне остаться в стороне и не обнять тебя.

Хотя нет, даже если я вернусь, ты уже будешь замужем, а возможно уедешь из нашего славного города.

Прощай, любимая. Надеюсь, сейчас тоска хоть немного отпустит моё сердце. Я люблю тебя!

Павел».