Случилось это в стародавние времена, когда солнце было квадратным, а у змей еще были маленькие ножки. В ту пору земля эта называлась «Очень Северная Карея», а жители, соответственно, очсевкарейцами. Жили тогда на хуторе Риекала два брата близнеца Лахденпох и Лахденнах. Мужики они были ладные, но до работы очень не охочие. Бывало уже солнце встанет, а они все по лавкам лежат, да лениво переговариваются:

- Ну, что, Лахденнах?

- Да, ну, Лахденпох!

И опять молчат. Хозяйство у них, значит, запустело, а из еды были только кистеперые рыбы, потому как они сами из воды выползали и даже в дом заглядывали. Бывало, заглянет рыба в дом, а кто из братьев ее первый увидит, зараз в нее лаптем киданет. А в лапте у каждого-то камень был. Так вот и питались, так вот и постились.

В тот день, когда мысли Бога стали законами природы, приходит Лахденпох с «до ветру» и говорит:

- А, что, брат, Лахденнах, не жениться ли нам на какой-нидь чудовищно красивой очсевкарейке? И порядок в доме, и каша на столе, и этот…, как его… в тепле?

Задумались братья, закручинились, слезы льют горючие. Где им девицу такую чудовищную взять? А в те времена в деревне Тиурула жила прекрасная Тиккурила. Бывало, ее отец зайдет в коровник, нюхает, нюхает, а потом позовет дочку и спрашивает: «Ти курила?» А она ему: «Что вы, тятенька, такое наговариваете? Почем вы взяли?» А сама, значит, курила. А говорила, что нет. Во всем остальном девица знатная: две руки, две ноги и между. Прослышали братья об чудесности ее и решили посвататься. Позвали сваху, задачу ей оперативную ставят: мол, давай, сосватай нам девку тиурульную. Сваха дивиться: где ж это видано – двоих за одну сватать! В таких делах третий – лишний. А братья ее успокаивают: «Не боись, карга: третий не лишний, третий – запасной». Тут им сваха и призналась: мол, положил на эту девицу глаз змий поганый по прозванию Хейнясенмаа. Сам он неуравновешенный и от того злющий, на острове живет с матушкой своей, великой Пиявкой, матерью всех глистов русских. Загоревали братья: как им змея поганого извести, да голубушку свою ненаглядную вызволить? Тут сваха и говорит:

- Помочь горю вашему может только один человек: великий еврейский богатырь Иван Зарифулович Вяйномяйнен. В народе его величают Сугубый, потому как он реально сугубый.

- Так, где ж нам найти богатыря того? Да как же нам уговорить его о великой помощи? – заголосили братья.

- Уговорить-то его просто. Для этого его надо вызволить из беды неминучей. Приковал его змей поганый, Хейнясенмаа проклятый, к скале Куркиниеми, хитростью заманил, некашерным зельем опоил.

- За что ж он его так, окаянный? И как же он сумел самого еврейского богатыря-то обмануть?

- Вот, что легенда говорит. Сидел Сугубый 33 года и 3 месяца, сидел за мокруху. Выпустили его с зоны Валаамской и вернулся он домой другим человеком: ни на муравья не наступит, ни птичку не спугнет. Однажды ночью залетел в его дом комар-кровопиец и жужжит, жужжит. Сугубый сначала терпел, терпел, горемычный, потом поговорить с ним пытался, но комар, отвяза поганая, фактически игнорировал его инициативы. «Какое некуртуазное амикошонство!», - подумал Сугубый. В конец извел его этот членистоногий. Поймал его богатырь, а убить не решается, так как в завязке был, слово богатырское дал. Тогда он в сердцах взял и оторвал у него причинное место за обиды нанесенные. С тех пор комары пищать стали и крови не пьют, а только нектар. Комарихи, конечно, пьют; у них и отрывать-то нечего. А комары не пьют. Натешиться-то с комарихами не могут, одно осталось: нектару напился, под лист свалился. И размножаться стали неестественно…, яйцами женскими. Нажаловались они матушке-Пиявке, а она сынка подбила отомстить Сугубому за надругательство. И вот, что они удумали. Сугубый-то себя числил евреем горным. С равнинными ничего общего иметь не хотел. Говаривал часто: «Я – горный еврей, не чета равнинным. Мы, горные евреи, люди честные, открытые, бога помним, заповеди блюдем». На этом его и подловили. Пришел к нему змей на своих ножках маленьких и говорит: «Хочу с тобой, друг, выпить за нас, за горных! Плюнем с горных вершин на равнину, наедем на них сверху, спустимся по-молодецки в долину медленно и чинно!» Тронул он сердце Сугубого, доверился он окаянному и раздавили они по литру Путинки некашерной. И упал богатырь, как подкошенный, и оросил землю-матушку отрыжкой нездоровою. А змий оттащил его к скале Куркиниеми и приковал его цепями тяжелыми. С тех пор прилетают к богатырю каждый вечер комарихи обозленные и кусают его за то место, что оторвал он. Так мстят ему за жизнь свою изломанную, за либидо поруганное.

- Да-а-а, дела,- сказали братья. Как же нам богатыря-то вызволить, да змия за антисемитизм наказать?

- Чтоб силу ему вернуть богатырскую, - молвила сваха, - надо натереть его зельем чудесным. А зелье то в пресном море есть, в этом тайна великая.

- Что же это за зелье чудесное? Говори, карга, если хочешь жить,- в один голос братья молвили.

- А зелье то есть моча прокаженного дельфина. О, как! – гордо сказала сваха.

- Чё ты гонишь, - завелся Лахденпох. Дельфины, животные морские, не местные.

- Он потому сюда и приплыл, что здесь его братья не водятся, чтоб не заразить кого. Здесь дельфин тот обитает, здесь жизнь свою коротает в одиночестве.

Поверили братья свахе, достали лодку плоскодонную, и отправились в море пресное. День плавают, нет ничего. Второй – та же история. На третий день видят, плавник вдали показался, дельфин, значит, приплыл. Прыгнул Лахденнах в воду ледяную и давай кричать, будто тонет. Дельфин животное деликатное, сочувственное, приплыл сразу, Лахденнаха снизу к поверхности подталкивает. Тот его обхватил крепко руками и ногами и Лахденпох вытащил их обоих в лодку плоскодонную. Приплыли братья к берегу родному, вытащили дельфина на берег, а он не писает и все. Видно, пока плавал, изписался весь. И стали братья думу думать, как прописать дельфина проказного. Лахденпох говорит:

- А, давай ему в рот нальем пива хмельного.

- Нет, - отвечает Лахденнах, - лучше арбуза дать астраханского.

И стали братья спорить, что быстрее, арбуз или пиво. Три дня эксперименты проводили. К вечеру третьего дня пришли к согласию: арбуз на одну сигарету быстрее пива. Побежали радостно к берегу, а дельфина-то и нет, только баночка стоит майонезная с жидкостью золотистой. Схватили братья баночку, да быстро сели в лодочку, да погребли к скале Куркиниемской. Добрались они до богатыря, чресла его волшебным зельем растирают, уринотерапируют, значит. Очнулся Сугубый он вони страшной, да как чихнет по-богатырски. Цепи оборвались, братья в воду попадали, да утонули. Старики сказывали, что отомстил потом Сугубый змею поганому. Сразил его мечом богатырским и освободил от чар прекрасную Тиккурилу. Тиккурила два года печалилась, по году на брата. Потом договорилась с волхвами и они задним числом нотариально заверили ей брак с братьями. И стала она женою мужнею и дали ей имя новое женское – Лахденпохья. А то место, где она поселилась и провела остаток своей жизни, назвали Лахденпохья. Но и по сей день, половина жителей этого поселка называют себя Лахденпохцами, а вторая половина – Лахденнахцами.