ЯКОВУ ЭШКОЛЮ, секретарю кибуца «Нецер Сирени» ----------------------------------------------- Мой взгляд* ------------- Я себя вопрошаю пристрастно: смог бы жить и работать в кибуце? Внешне всё здесь картинно-прекрасно, все здесь сыты одеты, обуты. Но общественное производство, быт общинный с общинной моралью, что-то мне отдаёт пчеловодством, сладощавою пасторалью. По природе не единоличник, плоть от плоти советской системы, Я хочу всё ж, чтоб были отличны друг от друга всегда мы и все мы, и в трудах, и в словах, и в воззреньях, кто-то хуже, а кто-то и лучше, чтобы общностью нас в разуменьях никакой идеолог не мучил. * Писано перед поездкой в кибуц « Нецер Сирени » Прозрение --------- Я не окончу век свой в пышной славе, какой был осиян Иосиф Флавий. И даже чтя историю кибуца, мне в кеды борзописца не обуться и не одеть кольчуги летописца, известностью при этом не напиться. А потому тщеславья не лишённый, я, всё же проявляя в меру скромность, словами выражаю чувств огромность, увиденным в кибуце обожжённый. - - Двадцать шестое декабря. Температура – плюс тринадцать. Дождь моросит и фонари горят. Бейт-Шемеш начинает просыпаться. Шабат похож на остальные дни. Идут с утра мужчины в синагогу. А мы, безбожники, нацелились в дорогу в кибуц какой-то «Нецер Сирени». - - «Кибуц», как слово, или как понятье, в моей душе рождает отторженье: ведь мы, советские, имели счастье быть в коллективном услуженьи. Колхозы знаем мы не понаслышке. Кой-где бывали крепкие хозяйства. Но чаще – пьянь и мелкие воришки, секретарей партийных краснобайство,– служак идеологии ничтожной, которой я был тоже слепо верен,– не понимал, что где-то есть, возможно, и мир другой, и путь к нему измерен, и в нём другой идеи отраженье, и в нём идеология другая, и у людей другое отношенье к себе, друг к другу, и мораль такая, что внешне выражена теми же словами, как в наших манифестах и уставах, но ею дышат и живут веками, а не клянут печально и устало. - - «Кибуц», как символ общности стремлений, идей, труда, финансов, доброй воли в согласии при расхожденье мнений, заботы общей о дальнейшей доли своих детей и будущем кибуца… Увидеть подсознанием всё это?! Мне проще было зреть кобылу в бутсах из-за слепого внутреннего вето, вошедшего в нутро со школьной парты, из строчек песен о вожде любимом, о лучшей и любимейшей из партий, о братстве нашем, вечном, нерушимом. - - Асфальт шуршал. Автобус плавно ехал. А дождь всё моросил и моросил. Столбы мелькали, как за вехой веха, и наклонялись буквами в курсив. За Рамле повернули с трассы влево. Пяток минут вдоль вымокших садов. И вот передо мной то, что довлело во мне последних несколько часов. Остановились. Вышли всей гурьбою. Встречал мужчина; элегантен, мил. Но чувствуется был потёрт судьбою. И удивительно по-русски говорил. Представился: «ЯкОв Эшколь, иль Яков. Так будет проще. Здешний секретарь. Здесь в кибуцЕ, считай полжизни с гаком. Ещё работаю. Пока ещё не стар». - - Во мне всё закипело, забурлило, как будто бы внутри варилась сталь. Хотелось злость воткнуть, как шило в мыло: «И здесь есть свой партийный секретарь!» Но, Господи, как я ещё наивен! Каков в суждениях совковый примитив! И через час был сам себе противен, в себе услышав новый я мотив, как результат увиденного мною труда чужого, коллективных сил. Загадить злопыхательской слюною возможно всё. Но мне ведь больше мил свет истины, который мне открылся в коровнике, в телячьем блеске глаз, в столовой, где наелся и напился и где я слушал Якова рассказ. - - «Нецер Сирени» – кибуца названье. «Нецер» – «потомок» и «ветвь молодая». Слово играет своим содержаньем, внутренним смыслом на солнце блистая. «Быть продолжению рода!» в нём слышно. «Если есть корни, то листьям быть тоже!» «Дерево срублено – грех, что так вышло, но это не значит, что род уничтожен!» «Жизнь продолжается, если есть Память, если есть Вера и корни Традиций!» «Горе, конечно, что старшие пали, но ведь из праха их жизнь возродится!» «Это мы сделаем!» – клятва звучала узников бывших из Бухенвальда. «Нецер» – в названье теперь означало Вечность для тех, кто не вышел из ада. А слово «Сирени – фамилия парня, еврейского парня, сына Италии. Был схвачен и он, и разведчик-напарник. И немцы их вместе там расстреляли. Одиннадцать выходцев из Бухенвальда и шесть миллионов жертв Холокоста в Израиле этот кибуц основали. Какая духовность громадного роста! Какая несломленность духа у нации! Какая устойчивость древних традиций! Отсутствие рабства в душе и прострации позволит еврейству всегда сохраниться! - - Общественная собственность средств производства по нравственности здесь совсем иная, чем всё, что раньше видел я, и я не знаю, как эта форма в экономике зовётся. Но «наше» здесь не значит, что «бесхозно». Оно синоним личному «Моё!» Поэтому в реалиях возможно забвенье слов «бездушие», «ничьё». Здесь, не в пример колхозам и совхозам, во всём общественный открытый интерес. Поэтому не мучусь я вопросом, как был достигнут нынешний прогресс: компьютерная дойка и кормёжка с анализом здоровья у коров и равная доходная делёжка с обеспеченьем быта стариков, библиотека и Дворец культуры, спортивный комплекс и мемориал, полнейшее отсутствие халтуры, незнанье слов «нажмёмся» и «аврал». Здесь на кибуц, на общий накопитель, работают дояр и музыкант, историк, инженер, озеленитель. Невиданный в природе вариант! Здесь нет диктата личностной идеи, ничто не делают здесь люди впопыхах, и нет здесь места групповой вандее, и коллективность здесь не на словах. Мне в «развитом» моём социализме, который строил и в котором жил, который был мерилом нашей жизни, которым раньше очень дорожил, такое и не виделось воочию, а если б увидал – захохотал. ведь чудеса приходят только ночью, когда изрядно выпил иль устал. А наяву из книг соцреализма и розовости пряного кино лишь виделись мордашки оптимизма залезших по уши в идейное дерьмо. - - Всё это вместе мозг мой оживило, предубежденья вычеркнув внутри, какой-то тумблер там переключило и приказало памяти: «Сотри! ненужность и убогость информаций, заложенных в совковости ещё! Способность в старости регенераций всегда в себе приветствуй горячо!» Что я и делаю сейчас, итожа огромность чувств, рождённых там в кибуце. И сам себе стараюсь улыбнуться, и всем, кто был со мной в кибуце, тоже. И Якову Эшколю благодарен со всеми сокибуцниками разом за то, что новый мир был там подарен мне их кибуцем и его рассказом. |