Татьяна Осинина

Короткие рассказы

 

Бабушкин урок

 

В раннюю и самую прекрасную пору детства, когда каждое утро становится чудом, а день сулит продолжение сказки, мы с бабушкой пошли за ягодой. То лето выдалось необыкновенно жарким и душным. Случалось, что гремели сильные грозы. Большие тучи, богатые сухой грозой, стремительно налетали на деревню и мчались дальше, иногда короткий ливень поливал землю. Через час снова светило жаркое солнце, а о грозе напоминал влажный ветер, который игриво шевелил листьями берез.

Шли мы долго на бабушкины любимые, ягодные места. Добравшись до места, позавтракали. Я неосмотрительно выпила всю воду. Ягод было много, и через три часа мы наполнили наши ведра спелой малиной. Жажда стала мучить меня еще в лесу, я пыталась ее утолить ягодами, но это мало помогло. Жажда становилась еще более острой.

Глоток воды, только один глоток мог бы помочь мне поддержать терпение, любой воды – из колодца, озера, речки. Но глоток, всего лишь один глоток требовался в самом начале. Потом мне стала мерещиться кружка, через полчаса я поняла, что могла бы выпить целое ведро.

Обратно возвращались по самому солнцепеку. Бабушка шла медленно. Она тоже хотела пить, но, как все старые люди умела скрывать нетерпение. Я не выдержала и, оставив ее в поле, убежала вперед. Поворот, последний изгиб дороги, и вот я уже в сенях, возле ведра с водой. И пью!

Глоток следует за глотком. А жадность все растет и растет. Мне кажется мало одной кружки… Конечно, мало. Я зачерпываю еще и пью, пью. Вода расплескивается, течет по щекам, льется на пол – не жалко! Воды сколько хочешь: полные ведра, целый колодец, много колодцев. Хватит на год, на десять, на целую жизнь! Ах, хорошо!

Третью кружку я не осилила и наполовину. Тяжелая, мокрая от макушки до пят, долго стояла в сенях. Не веря, что уже не хочется пить.

Появилась бабушка. Она поставила мою и свою корзинки с малиной на стол, подошла к ведру, перекрестилась и маленькими глотками стала пить.

- Думала, и ведра не хватит? – спросила лукаво. Я отвернулась, стыдясь своей жадности, а бабушка добавила:

- Вода, как хлеб, человеку необходима. Ее беречь надо.

Воды было так много, что я про себя улыбнулась. Самонадеянно подумала – запасы воды никогда не истощатся, как не померкнет солнце, как не улетучится воздух.

Прошли годы. Я сама стала бабушкой. Чистой, пригодной для питья воды становится все меньше и меньше. Все чаще я вспоминаю слова бабушки: «Вода как хлеб…». И понимаю, что кружка воды – не пустяк. Ее может не хватить нашим потомкам.

Верность

 

Высоко-высоко, за синими облаками летели два белых лебедя. Они больше всего боялись потерять друг друга.

Куда лебедь – туда и лебедушка, куда лебедушка – туда лебедь. Однажды собрались они взлететь в самую высь, туда, где не свистели еще ничьи крылья. Но перед тем как отправиться в путь, решили сил набраться, еще раз вблизи на землю взглянуть. Покружились над лугом и с размаху упали в густую траву. Лебедь тут же взлетел, а лебедушка не захотела. Лебедь звал ее, приглашал в небе, но не услышал ответа.

А лебеди – птицы верные, где один, там и другой. Осталась на тихом озере лебедушка, и лебедь рядом с ней. По-прежнему дружно жили они, только в небо не поднимались. Лебедя часто мучила высота: как услышит свист крыльев над собой, заметается, даже взмоет вверх, но тут же упадет камнем вниз.

От жизни внизу потеряли лебеди свою красоту, отяжелели, стали совсем, как домашние гуси.

- К чему ты ее рассказала?

- Так просто. Может и ни к чему, - вздыхаю я.- Вспомнилось. Где-то давно читала или кто-то рассказывал…

Дорога

 

Какая странная, и манящая, и несущая, и чудесная музыка в слове: дорога! И как чудна она сама…

Н.Гоголь

Многие я за мои годы перевидала и немало позабыла. А вот дороги, по которым я прошла или проехала, помню почти все. Наверное, потому что в них что-то случалось, о чем-то думалось. Когда я что-нибудь вспоминаю, я вижу себя идущей или едущей.

Дороги они делают людей лучше и добрее. Человек в дороге старается больше проявлять все свое хорошее, глубже прячет дурное. В пути особенно ощущаешь свою нужность другим и необходимость других себе. Дорога, как текучая вода, она очищает все, что в нее попадает.

Вот и сегодня мчимся на машине. Дорога летит. И это летит само время. Еще рано, еще почти ночь. Подруга моя - за рулем. Спортивно-легкая, подтянутая, сидит, свободно расправившись, положив без напряжения руки на руль.

Светает медленно, почти незаметно, все еще едем в сумерках, рубины передних машин то и дело убегают от нас, исчезают в похожих на ночь потемках рассвета.

Разговор наш течет плавно, не спеша. В машине уютно, тепло, а все вокруг стремительно меняется, проносится со скоростью 80 км.час.

- Ну, вот и начался очередной год. Что-то хочется в жизни изменить, - продолжаю я разговор.

- Изменяй, - не меняя позы, подруга тянет правую руку к пачке сигарет, - да, действительно менять, мне кажется, надо многое. У меня ощущение, что мы в безвоздушном вакууме между «героическим прошлым» и « светлым будущим» повисли все и во всем.

Привычным безошибочным движением достает сигарету, прикуривает от сверкнувшей зажигалки, на панели высвечивается детский рисунок: солнце во взлохмаченных лучах, цветочки. Это работа ее внука.

- Знаешь, многие любят дорогу, и я, грешная, тоже люблю. Сама не знаю за что, - улыбается она мне в зеркальце, - возможно, дороги тем нас заманивают, что несут в себе какие-то загадки, каждый раз обещают какие-то неожиданности… Дорога - это всегда тайна! Что ты молчишь?

- Слушаю.

- Один вид дороги, неужели он тебя не волнует?

- Когда как.

- В неизвестности и неразгаданности дорог есть нечто общее с человеческой судьбой…

- Все приятное и полезное – дети, - продолжаю я упрямо в начале пути начатый разговор.

- Хорошо, - соглашается она, - но мне кажется, что, стараясь прикрыться детьми, ты бежишь от своих наиболее личных проблем.

- Да! Ты права, проблемы есть. Они разрастаются как кактус в пустыне, во все увеличивающейся пустыне между мной и моим мужем. Хорошо, что есть дети. Я всю жизнь им посвятила.

- Но теперь-то они взрослые, - возражает подруга, - одной 30, второй 25. Они живут своей жизнью.

- Сумрак рассвета сменяется короткой зарей, потом светом дня.

Короткая пауза, и подруга снова принимается развивать тему дорог, воздавая им хвалу:

- Дороги дают человеку, кроме ощущения тайны, и полнейшее ощущение свободы. Ты освобождаешься, наконец, из- под бремени забот, вырываешься из гравитационного поля будней, из нескончаемой суеты и толчеи..

- Возвратится мысленно к семейным тупикам? – не то спрашиваю, не то утверждаю я, - трудно. Годы уже расставили свои указатели в совершенно иных, чем мы представляли себе в молодости, направлениях. Дети, дети – смысл моей жизни. Муж, он взрослый человек, пусть живет своей жизнь, а я уж как-нибудь сама по себе проживу.

- Если ты так думаешь, прости! – она коротко взглянула в мою сторону. – Но ты детьми стараешься заполнить свою жизненную пустоту.

- Ну что за чепуха! – возмущаюсь я,– ради детей трачу последнюю копейку, ради них таскаю полные сумки, ради них вкалываю сверхурочно, готовлю, стираю, глажу до поздней ночи!

- Хорошо! Не надо кипятиться! Ну, давай представим себе: благосклонная судьба вдруг посылает тебе в помощь служанку и несколько тысяч на мелкие расходы. И ты уже ничего не должна делать для своих детей специально. Можешь только им радоваться. И что? Пустота! Часы, дни, годы, которые ты не сумела использовать ни для себя, ни для мужа, уже не вернуть, не заполнить. И думается мне, что этот « подарок судьбы» обернется для тебя ощущением собственной ненужности.

- Ну а у тебя разве нет проблем? – пытаюсь, как- то защититься.

- Есть. У кого их нет. Тогда человеческая жизнь была бы бесцельной, мне думается, проблемы и существуют, чтобы человек мог вынашивать воспитывать свою душу и души своих детей. Воспитание – это творчество, а обслуживание - это занятие. Человека создают, обслуживают животное.

Мы замолчали, уставились в небо, окрашенное зарей. Подруга вдруг тихо начала читать стихи.

-Ах, ступеней было много, длинной была дорога. Шла, ступеней не считая, падая и вставая, шла бы без стона и вздоха, но так устала, но такая была Голгофа, что силы не стало.

Упала.

Распялась крестом у порога моего сурового Бога.

И сказалось так больно:

« Господи, разве еще не довольно!»

И ответил Печальный:

« Этой дороге дальней нет ни конца, ни края. Я твои силы знаю. Я твои силы мерил. Я в твои силы поверил»

Сжег мое сердце очами.

И был поцелуй палящий.

И лежала в бессилии.

И – у лежащей – за плечами зареяли крылья.

- Чьи это стихи? Никогда не слышала ничего подобного.

- Многое мы с тобой не слышали и не видели. Стихи эти написала Мария Шкапская в 1913 году. Человек же необходим нашим детям, - продолжила она,- человек независимо от пола и детопроизводства. И если мы действительно живем « ради детей», то и надо жить как человек, а не как робот.… И не будь ко мне в претензии за то, что я злюсь на тебя, потому что я и на себя злюсь…

Дорога, конца- края ей нет. Она связывает и разлучает. Изредка ответит, а чаще сама спрашивает о чем-то…

Для всех она, эта стремительная дорога, для всех.

 

Диалог с самим собой

 

- Как ты представляешь себе полное земное блаженство?

- Его не существует, но я испытала моменты большого счастья.

-Какие недостатки ты более всего склонна прощать?

- Те, причиной которых, застенчивость.

- Какие качества ты более всего ценишь в человеке?

- Искренность. А также желание понять других людей и помочь им.

- Какое качество в людях тебе нравиться больше всего?

-Моральное, духовное и физическое мужество.

Что ты больше всего ненавидишь?

- Ненависть в моей душе не живет. Я бы скорее спросила, что я не люблю. Мелочность и безделье, не желание расти. Развиваться.

Кем бы ты хотела быть?

- Сама собой.

Немного о теле

Ох, этот спор толстых и тонких. В ХХ веке в ход пошло поколение тощих женщин. Это, напоминает мне, фараоновых коров. Может потому, что их одевать легче, чем толстых!

Вот я, например, из поколения полных женщин. А мне хорошо. Моя душа котеночком свернулась в моем большом теле, ей уютно. Хорошо.

Худышки, почему часто злыми бывают? А все просто, их душа, куда не приляжет, везде кости. Она и злится.

Мои дети и внуки всегда с таким удовольствием засыпали на моих «подушечках».

Ромашка

Порыжели, окрасились багрянцем карельские леса. Накатился на них пронзительный ветер – листобой и взметнулись по-птичьи, тревожно листья, кувыркаясь, полетели на траву. Резко пахнут палые листья, как бы прощаясь с летом.

Я иду по лесной дороге и вдруг вижу – ромашка. Самая обыкновенная ромашка «любит – не любит». И где – на голом песке! И когда – поздней осенью! Светит! Лепестки белые – белые....

Я не стал ее срывать, путь другому человеку любовь нагадает.

 

Одиночество

На фоне темного ельника, за нашей баней, стояла одна-единственная береза. Вся желтая и сквозная. Золотые листья, будто письма, у каждого своя жизнь, своя история, свое лето. Свои истории они рассказывают ветру, что осенью прилетает за ними. И долго ветер удивляется, читая листья-письмена. Мне всегда казалось, что осенние листья перед тем, как пожелтеть и бросится вниз, пышней кудрявятся. Однако и для них наступает время ухода. Ветер уже сорвал с березы все листья, накидал их на ели, точно награждая их золотыми медалями за стойкость перед холодами.

А один листок задержался на опустевшей ветке, цепляясь за нее из последних сил.

Зиму перезимовал на родной ветке. И весну встретил. Пригрело солнце, разнежился, а утром вдруг ожог крутой заморозок, рванул резкий ветер, и сорвал листок, бурый, сморщенный.

Сорвал, швырнул на снег и поволок. И высушен он, и приморожен, и один, и гонит его неизвестно куда, и кругом никого из своих…

Вот это, наверное, и есть одиночество.

А на березе начали лопаться почки и появились юные клейкие листочки

 

Больничные посиделки

( записано в палате №7)

 

Тихо шифером шурша

Крыша едет не спеша.

Людмила Евгеньевна, жаль, фамилию не записала. Небольшого роста, смешливая, когда она приходила в палату, все женщины палаты забывали о своих болячках, а я хваталась за ручку. Одним словом «Теркин» неврологического отделения.

 

Получила квартиру, теперь буду делать ремонт до выноса.

 

Знаешь, обменяла свою трехкомнатную полублагоустроенную квартиру на однокомнатную благоустроенную. Утром сразу поняла – живу в благоустроенной, не успела проснуться, а меня уже подмыли.

-???

Да залили сверху!

 

Знаешь, ведь у меня была операция на позвоночных дисках, теперь ношу корсет, вот только ноги холодеют.

???

-Да, наверное, привыкают к вечности.

 

Встреча с детством

Перед своим юбилеем, до поздней ночи, я перебирала старые фото. Вспоминала свое детство, мать, бабушку. Мысленно рассказывая им о своей жизни, семье, своих планах. Лепились воспоминания о детстве, словно и не прокатывался по ним грузный каток времени. Возможно, только, впечатлениям ранней поры жизни дано так долго сохранять прелесть пережитого. Мне так захотелось домой. Только появились сомнения, какими-то стали места, где мне открывался мир? Узнаю ли я землю, по которой бегала босиком, сохранившую, быть может, могилу моей матери. И наплывали – одеваясь в плоть и кровь – памятные вехи жизни, протянувшиеся длинной дорогой жизни. Утомленная воспоминаниями, я заснула.

Все происходило, как наяву. Произошло какое-то перемещение, я попала в вихрь. Вихрь был необычным. Невидимая сила подхватила меня как песчинку, и понесла. Ярко-розовые, голубые, изумрудно- зеленые капельки света искрились в нем, как маленькие фонарики. От их шло необычное излучение – теплое, радостное, наполненное какой-то особой любовью и настолько сильное, что пробирало до кончиков волос, заполняло каждую клетку тела.

Я испытывала чувство счастья и любопытства.

Каждый из нас, наверное, хоть раз да летал во сне и помнит, как это просто. Чуть – чуть напряжешься, вытянешь корпус вперед и вверх, чуть-чуть оттолкнешься ногами от тверди земли – и ты уже летишь, и сердце замирает от восторга, и теплый свежий ветер овевает лицо и спутывает волосы. Дальше можно совсем легко, усилием одной только мысли поворачивать, опускаться и подниматься над землей и над суетой серых будней и рутинных дел.

Полет был увлекательным и не с чем несравнимым, но при этом, смотря вниз, я успевала разглядеть снежные вершины гор, реку, залитую солнцем, бесконечные степные просторы. Землю своего детства. Все это было до боли знакомым, родным. Я видела все, что знала и любила, с той, теперь уже очень давней поры, когда босиком неутомимо бегала по ее зеленым тропинкам, приникала губами к ее лесным родникам и спрашивала у ее кукушек, сколько лет жить ей на этом свете. Но и теперь, испив, почти на половину чашу жизни, немало побродив по свету, повидав немало прекраснейших мест, я с волнением всматривалась, любовалась родными местами. Бронзовыми колоннами сосен, пронзительно ярким березняком, темной чащей ельника, розовой пеленой зарослей Иван-чая. Многое на этой обыкновенной земле представлялось мне необыкновенным, исполненным своего особого значения.

Мелькнула мысль, я возвращалась в детство.

Цветущая, ликующая, благоухающая природа – не хватает легких, чтобы вздохнуть ее ароматы, глаз, чтобы насмотреться, слух не вмещает нахлынувших звуков. Вот оно, то милое и родное, что нестареющим отпечатком оттиснулось в памяти и за все долгие, прожитые вдали годы хранилось в ней и бередя сердце сладкой тоской. Я всматриваюсь в окружающий зеленый мир, благодарная, что не обмануло бережно хранимое воспоминание. И четко понимаю, что любовь к родным местам неспособна обмануть. Красота родных мест оказалась неувядаемой. Она сохранила свое обаяние, свою прелесть, она все так же говорила с моим сердцем, как и в детстве.

Я готова была смеяться и петь: чудесная, великолепная штука – неумирающая жизнь, пусть живая цепь ее составлена из тленных звеньев и собственный путь пролег длинной дорогой, детство незабываемо.

Трудно представить какой ты была в детстве, тем более что с частыми переездами, у меня не сохранилось ни одной фотографии того времени.

Деревня.

На околице деревни меня встретила девочка. Синие глаза смотрели без удивления, как будто мое появление было делом естественным и обычным.

- Это ты?- Я бегом кинулась к ней. Она прижалась ко мне, на секунду не более, стеснительно отстранилась и сказала:

- Вот ты какая? – в ее голосе было очень много от взрослого человека. И вообще для 12-летней девочки она выглядела очень серьезно.

- Пойдем домой.

Улочка детства – тихая, застенчивая и так густо поросла травой, что даже мысленно, ступаю я по ней бережно, легко, как по зеленому ковру. И грустью щемит сердце, от невозможности сделать это реально. В детстве, пока идешь от начала улицы до середины, непременно кого-нибудь знакомого встретишь. Он обязательно поздоровается и, если есть время, поговорит. В детстве улицы никогда не были пустынными. И сейчас люди выглядывают из распахнутых окон, из приоткрытых ворот, все родные лица молчаливо улыбаются.

Окинув взглядом все, до мельчайших подробностей знакомое, я тотчас же увидела бабушку. В старой черной плюшевой жакетке, которую я помнила с незапамятных времен, она показалась мне такой маленькой и беспомощной, что у меня защемило сердце. Она стояла и улыбалась. Я наклонилась, и она нежно поцеловала меня в обе щеки. Ноздри защекотал знакомый неповторимый запах моей бабушки.

- Идем, идем! Тебе надо отдохнуть с дороги.

 

В комнате очень тихо, только неугомонно тикают часы с гирьками, которые каждый вечер бабушка подтягивает. Рукоделием убраны все комнаты – повсюду на выбеленных стенах развешены вышивки крестиком и гладью, с цветными узорами, яркими цветами или летящей балериной. Постели украшены вязанными собственноручно кружевами. На подушках кружевные ввязки. На столе кружевная скатерть. И все это сверкает чуть подсиненной, круто накрахмаленной, белизной. Полы застелены разноцветными домоткаными половиками. И все это сделано бабушкой – обладательницей неутомимых рук и живописного воображения.

Лицо бабушки, обрамленное белым платком со свисающими в сторону прямыми концами. И она по-прежнему хлопочет у такой же чистой, побеленной известью печки.

- Выпей молока, - она подала мне кружку и ломоть ржаного хлеба. Молоко было теплым, вкусным, пахло солнцем.

Все здесь чудесным образом было пропитано солнцем, особым ароматом летнего тепла.

Неожиданно девочка протянула ко мне прохладную ладонь и спросила:

- А ты сделала людей счастливыми?

-Откуда ты это можешь знать?

- Но ведь я - это ты,- сказала она. – Только в детстве. Я знаю про тебя больше, чем ты про меня. Сознайся, ты ведь многое забыла.

- Нет, не смогла, хотя очень старалась. Мне всегда не хватало времени. Тебе хорошо, ты еще не замечаешь, как бежит время.

Она бросила на меня быстрый взгляд, чуть насмешливый и странный, словно знала что-то, что очень важно для нее, но еще не считала нужным сообщить мне.

- Мне тоже не хватает времени, - сказала, наконец, она.

- Вот как?! – рассмеявшись, спросила я. – И чем же ты занимаешься, что у тебя не хватает времени?

- Я живу, учусь, чтоб ты получилась счастливой. И, еще я хочу, чтобы люди стали счастливее оттого, что ты есть на земле.

Мой дух был сметен. Мне надо было разобраться, что происходит. Меня заливало ощущение невосполнимой потери.

- Приходи, возвращайся, тебя всегда, здесь ждут. Это твой дом! – услышала я и вынырнула из сна, словно из озера. Лежала тихо, не хотелось двигаться, спугнуть воспоминания, которые нахлынули вдруг с такой поразительной силой, ясностью. Я снова закрыла глаза с желанием увидеть все еще раз, но, увы, сон уже как рукой сняло.

В неведомой дали, осталась деревня с моим детством. И долго свежи были ощущения от молока на губах и тепла солнечного дня.

 

Новогоднее чудо

 

Весь декабрь оттепели шли друг за другом. Все ждали в новогоднюю ночь дождя. Но природа совершила чудо, за несколько суток до праздника насыпала снегу и отлично подморозила.

По старой традиции было решено Новый год встречать на даче, а к полночи уйти в лес. Хорошо в лесу в зимнюю, тихую новогоднюю ночь. Весело поскрипывает снежок под ногами, огромные снежинки тают на разгоряченных лицах. В эту ночь луна, словно, по заказу, выплыла из-за леса: веселая, яркая.

12-00!

С Новым Годом!

Мы поднимаем глаза в звездное небо и замираем от удивления и восторга. Луна окружила себя тремя кольцами - темно-зеленым, дымчато-голубым и ярко –желтым. Эти кольца трепетали, будто кружились в разные стороны вокруг луны. Свет от них струился под умиротворенной белизной леса. Светились березы, убранные инеем, таинственно вспыхивали настороженные ели, лучились зеленоватым светом пни с мономашьими шапками снега. Лунный свет отражался от всего к чему прикасался. Только там, где залегали фиолетовые тени, было таинственно, сказочно, и казалось, сама зима-боярыня притаилась там и празднует встречу нового года.

А темно-зеленые, дымчато-голубые и ярко – желтые кольца вокруг луны трепетали и плыли все быстрее и быстрее в каком-то стремительном танце.

Порой снег сам по себе бесшумно сыпался с ветки и на лету вспыхивал серебристо-зеленоватым пламенем. Ни звука, ни шороха кругом. Безмолвие. Мир опять обрел немоту, как миллиарды лет назад. Только слышна музыка звезд.

 

Мы стоим с бокалами в руках и вслушиваемся в эту тишину. Наше дыхание сливается с дыханием леса, вселенной…

С новым годом! С новым счастье!

Поднимаем глаза к небу, луна щедро рассыпает жаркие искорки своего отражения в наших глазах, а мохнатые от инея ресницы осыпают блески на наши щеки.

С новым годом! С новым счастьем!

Мир - земле и счастье всем!

Через час, когда мы взглянули на луну, короны у нее уже не было. Она светила снова ярко. Над девственной белизной леса плавал уже не зеленоватый, а синий слой света

 

Рябина

Мелкими зубчатыми листочками по весне закудрявится – праздничную прическу готовит, суженного, начинает ждать. А белой кашкой лепестков обсыплется – уже подвенечную фату примеряет. Потом начинает ягодками рдеть в легком смущении: вошла в лето, а сватов все нет; не было бы печали, да фату – то все видели!

Чем ближе к осени, тем больше стыдится. И вспыхнет вся к октябрю в бордовой листве алыми гроздьями: лето то кончилось, а она в девках так и осталась! Сорвут листья ветры холодные, и уйдет она под снег с плотными гроздьями рубиновых ягод. Это капли крови девичьей застыли от огорчений и сердечных обид на мирскую несправедливость. От того – то ягоды ее с горчинкой. Зато набрали в себя много силы. Зимой обессиленная голодом пичуга ягоды поклюет и враз воспрянет: теплота от кровинок девичьих по всему телу разольется. Запоет, зачирикает весело птичка – мороз ей теперь нипочем, ей жарко уже… Потому-то и спиртовой настой на ягоде рябины кровеносные сосуды лечит человеку. А если после баньки настоя этого употребить. То кровь и без того разгоряченная, взыграет необузданно, и тогда уже…

 

СВАДЕБНОЕ ПЛАТЬЕ

Пригласили меня на золотую свадьбу. Поехала. Осень золотая. Свадьбу справляли всей деревней. Сидели мы за покрытыми льняными скатертями деревянными столами. А ребятишки с любопытством наблюдали за действом, праздником – ведь свадьба всегда была народным спектаклем, где у каждого своя роль, свой выход на сцену и свой прощальный монолог.

И у свата, и у дружки, и у свекра со свекровью, и у тестя с тещей. И у молодых. И пусть прошло пятьдесят лет и ушли из жизни свекровь со свекром и теща с тестем, память о них не угасла в сердцах золотых юбиляров.

Родилось от их любви шестеро сыновей. Разлетелись их сыны по России, вот только на золотую свадьбу вновь все собрались, с женами и детьми.

И спросила я тогда осторожно:

- А как они с женами живут?

Муж с женой переглянулись – так лукаво, молодо, и она ответила неторопливым, негромким голосом любимой жены :

-Хорошо живут, а в кого же им плохо жить? Мы вот с дедом полвека душа в душу прожили. Жаль, у меня свадебного платья тогда не было, только теперь вот сшить смогла. Поверье такое есть, если замужем счастливой была, то нужно дочери передать свое платье, и она тоже счастливой будет. Так я хочу старшей внучке подарить, с кружевами сшила, с вышивкой, как нынче модно.

С улыбкой обратилась к мужу:

- Ведь красавица я сегодня, а, дед?

И он серьезно ответил:

- Да, ты у меня всегда красавицей была.

Сидела я рядом с ними и любовалась их светлыми, гордыми и ясными лицами.

 

-