Целый чан ботвиньи Зима в этом году выдалась суровая, в снежные шапки оделись неказистые дома. Ни проехать, ни пройти, враз занесёт. Под снежным покрывалом укрылся пригородный посёлок, только и видно, что там или тут дым валит из трубы, а так и не догадаешься, что люди живут. Засыпало, что в берлоге медведя. Вот и рожала Анна своего девятого дома. Позвали соседку на помощь, вскипятили воды, роды не первые, справились. И огласило маленькую деревянную избушку детским криком. Ночь на дворе, а семья не спит, ждет, значит, волнуется, когда на свет божий появится её новый житель. Только и успели ополоснуть, как все тут как тут. Смотрят на это сморщенное чудо, удивляются. - Ну, вот мать, мой верх вышел, в моём полку прибыло. Так и должно быть. Помощники мне нужны. Как назовём-то малого? И нарекли его Никифором. Год, не смотря, что принёс в семью Емелиных здоровенького младенца, оказался суровым. Мало того, что зима выдалась на редкость холодная, обогревая дом, нечаянно подожгли его. Благо, что день был. Отец на работе, старшие дети в школе, младшие, не смотря на мороз, на улице. Не избежать бы беды коли ночью, это горе случись. Дом так и не спасли, как свечка вспыхнул, лишь схватив младенца, да пачку документов, выскочила Анна за порог, он и рухнул. Семью на время приютили соседи. Отец умелец был, соорудил кое-какую мебель, и переселилась семья в стайку. Тёплая была, на века строенная. Предполагалось поросят завести весной. Да вот самим и пригодилась. В тесноте говорят, да не в обиде. Помогли, конечно, кто, чем мог. И организация помощь выделила. Дом кирпичный на пять комнат заселили уже к осени. Но не об этом сейчас речь. После суровой, во всех отношениях, зимы. Весна ворвалась неожиданно рано. Утром солнце сияло по особенному. Как-то сразу закапало с крыш. Снег стал оседать, и появились крыши, как подснежники выглядывали они то тут то там. Предполагал Иван Семенович поросят весной купить, что ж время пришло. Но где содержать окаянных, не знал. Дом-то их, поросячий заняли. Что ж делать? Всё равно купил. Принёс, из мешка вытряхнул, и побежали, повизгивая колобки в поисках мамки. Утро-то ещё раннее было, детям не в школу – выходной. Все спали на полу, крепко зажмурив глаза. Вот и нашли тёплое местечко поросятки. Холодными пятачками в детские мордочки тычутся. Повизгивают, от поросячьего счастья хвостики на попке трясутся. Повскакала детвора, радости было. Разве ж такое опишешь. И имена всем дали, а звали-то ласково не иначе как, Машенька да Боренька. Не смотря, что в деревне всех Машками, да Борьками кликали. Вот и жили до тепла вместе. Пока новый сарай, летний, отец построил. Наварит Анна огромный чан картошки для поросят, уж чего-чего, а этого добра вдоволь, и только таскает детвора оттуда картошку. Почему-то именно она была самая вкусная. А на ночь накупает она поросят, и бегут они укладываться к ребятишкам под бока. Отец, сердится, загоняет их за загородку, но и смеётся из-под тишка, глядя на всю эту кутерьму. А уж если загонит, то визгу не оберешься, рвутся к ребятишкам, спасу нет. А уж ежели малого разбудят, весёлая ночь покажется. Так и жили они большой дружной семьёй. Пришла осень, вновь холода подступили, совсем близко. Семья Емелиных жила в новом доме. Отец сделал новую мебель, самую необходимую. Что-то прикупили. А поросята, уже выросшие за лето, остались жить в своём доме. Готовились встречать 7 ноября. Старшие дети ушли из дома загодя, чтобы не видеть и ни чего не слышать. Отец, чтобы самому не колоть поросят, договорился с соседом. А когда поочерёдно выводили Машеньку, а за ней Бореньку на улицу, то и держать их не хватило душевных сил. Пришлось позвать ещё одного соседа на помощь. А сам стоял в стороне, нервно покуривая одну сигарету за другой. А младшие ребятишки находились дома с Анной, нахохлившись сидели возле печки. Игры ни клеились. И при первом же звуке с улицы, как по команде в доме поднялся невообразимый рёв. Дети, размазывая слёзы бегущие по щекам, жались друг к другу. Анна сердито прикрикнула на них, а сама уйдя в дальнюю комнату, плакала. Спать легли раньше обычного, без шуток и привычного смеха. А, туши пришлось продать, а что раздать. Есть это мясо, тогда, никто не стал. |