_________________________ — Quel est cet homme?

_________________________ — What is a man?

_________________________ — Was ist der Mann?

_________________________ — Що це за людина? *)

_________________________ *) — Что это за человек? (франц., англ., нем., малорос.).

 

Чацкий был одним из жителей, а квартировал в Лимонном переулке; служба не обременяла его, а он ее. У нелюбимой же жены его, Варвары, служба была; кроме этого, у нее же была большая белая грудь и любовники.

Жизнь Чацкого могла быть очень приятна, но он имел несчастие писать стихи и счастие их печатать и продавать. В журналах звали его поэтом, в налоговом ведомстве — сочинителем, а в бухгалтерии — получателем.

Разговор его был самый пошлый (хоть дядя его в хорошее время был ресторатором, а в худое — виц-губернатором) и никогда ничего не касался.

В своей одежде он всегда наблюдал предпоследнюю моду. (В летний сезон у гусар вошли в силу подтяжки и зеленые носки-карпетки; светские дамы предпочитали цветные трикотажные рейтузы.)

Из интимных подробностей добавим, что была у Чацкого мохнатая грудь.

Однажды утром Чацкий чувствовал то дрянное расположение духа (он называл его ПАКОСТЬЮ), когда стихи тяжко садятся на перо и даже избитые рифмы бегут прочь от нестройной мысли. Он писал пророческие стихи \\\"дамбле\\\": слева — полные высокого гражданского звучания

 

Нефть достаем из холмов и равнин:

Три язвы профсоюза.

 

справа — интимная лирика

 

Я достаю из чужих панталон:

Писателей Союза.

 

Вдруг дверь его кабинета скрыпнула, и незнакомец вошел.

На лице у него была фараонская бородка и подбритые черноморские усики. На нем был... Впрочем, это уж и вовсе неважно. Важно, что встретясь с этим человеком в сенате, вы приняли бы его за разбойника, а в воровской малине — за внефракционного депутата.

Из интимных подробностей добавим, что были у незнакомца волосатые ноги.

— Что вам надобно? — спросил его Чацкий на русском языке.

— Signor, — ответил иностранец на идиш.

— What do you want? — сухо повторил Чацкий.

— Я — Лоханкин-Юрский, талантливый импровизатор, ваш собрат по поэтическому счастию.

Теоретически возможно, но трудно было нанести тщеславию Чацкого оскорбления более чувствительного. Однако ж он сдержался и, натянуто улыбнувшись, молвил:

— Вот вам тема для испытанья: стихотворец сам избирает предметы для своих песнопений; ни власть, ни толпа не имеют права управлять его вдохновением, а критики — тля, их надлежит сослать в Сибирь.

Глаза Лоханкина засверкали, он гордо поднял голову, и из щели меж бородкой и усиками излились пылкие строфы... Вот малая часть их, вольно перевранных одним из наших недругов.

 

Поэт в толпе: бодрит надежда,

 

Юрский умолк. Чацкий завистливо размышлял: \\\"Чужая мысль чуть коснулась его слуха и тут же стала его интеллектуальной собственностью. Орел и царь; \\\"я червь, я бог\\\". Каков, пройдоха!\\\" После минуты томительного молчания он нехотя признал:

— Скалозуб.

При сем ответе импровизатор обнаружил дикую жадность, объявив, что готов выступить перед публикой, но чтоб цена билета была никак не ниже 10 рублей.

Неприятно было Чацкому — автору знаменитого \\\"служить бы рад...\\\" — с высоты поэзии пасть в меркантильные расчеты, но он решил не упускать свою честную долю. Через несколько минут они нашли компромисс по деньгам и распределили роли.

 

* * * * *

 

Афишка гласила:

Цена за билет 12 рублей 50 копеек; начало в 7 часов 40 минут.

 

Зала княгини Марьи Алексевны отдана была в распоряжение импровизатору.

Вызвавшись в подельники, Чацкий приехал первым и принял большое участие в успехе представления — стулья были расставлены в тринадцать рядов.

Публика начала собираться в семь, а к четверти девятого все ряды КРЕСЕЛ были заняты блестящими.

Хоть и синематографично одет был Юрский, но встречен был оглушительным плеском, поднявшимся со всех сторон.

Чуть позже выбранные темы были написаны на особых бумажках и брошены в фарфоровую вазу. Одну из тем заказал Чацкий, пометив, на счастие, оборот своей бумажки жирным крестом...

Разумеется, счастливым жребием была вытянута его тема: \\\"Жена Варвара и ее же любовники\\\".

Лоханкин шагнул вперед и прижал указательные пальцы рук своих к своим же вискам. Умолкла мУЗЫКА, началась Импровизация.

 

 

Так долго плел заезжий зубоскал; однако же, умерим аппетит... Коль ухо славно стих его ласкал, твое чело улыбка освЯтит.