То не с острова Буяна в сказке про царя Салтана, - С антарктических широт, где зимы – невпроворот, Отогреться на Маврикий поспешают «russian vikings». Путь наш был и кос, и крив. Наломались как Сизиф! В лютом море Космонавтов были крилевые вахты - Многодневные труды, были блинчатые льды, Были айсберговы дрейфы. – Там пугайся, да не дрейфи! Мы продрогли до костей. Port Louis! Встречай гостей! Вот уж близко, вот уж рядом! Входим в лоно Вертограда. К пирсу ставят сей же час. Сутки отдыха у нас. Догорает знойный вечер. Проливается на плечи Флёр тропических светил... Глянь! Ship-chandler* прикатил! Получаем крохи рупий, разбредаемся по группам, Всей командой входим в раж – поправляем такелаж: Бороды, усы и руки. Гладим тенниски и брюки. Достаём из рундука атрибутом моряка Вечно юную авоську, что молчит и есть не просит, Примостившись у бедра. - Голь на выдумки хитра. Ночь проходит... нет не спится... Маврикийская столица Ждёт осады по-утру. Нам такое по-нутру. По заре – десант на берег. Смирно, лавки! Настежь двери! - Что ни группа, то толмач: What is prize? и How much? Мы – коммерческое диво. Мы торгуемся ретиво. Сладок, ласков и речист Russian capitalist. Что базары? Ну их к ляду! - Поскитаться до упаду, Древний кратер посмотреть и безбожно обгореть. Славить, обливаясь потом, Сексуальную заботу В мезозойских черепах у слоновых черепах: Кактусы жуют лениво, панцирем гремят игриво – Динозаврова любовь морщит столько умных лбов. Мы ж, очкарики, в музее на муляж «до-до» глазеем: Ну и голубь! Ну и сыть! Весом с центнер, может быть! Опийный кошмар Синбада: гузка - круп Шахерезады, Жирных ног окорока и бескрылые бока. Нет селекции занятней: целый остров – голубятней! Пищи вдоволь, долгий век!.. Тут явился человек... Били птичек колонисты, флибустьеры и туристы. Некто Дарвин от и до дегустировал «до-до». Всё отведал понемножку: грудку, крылышко и ножку. Аккуратно записал дату в судовой журнал. Вот британская натура! - Прихватил скелет и шкуру, Поволок за горизонт. – Это был последний дронт! Без забора от соседей бедный птах бесследно съеден. Помнит о его стезе только лондонский музей. Всё же, дронтов дух бессмертен: дронт на марке, на конверте, На рубашке, на гербе – славный памятник себе. И ещё – живым укором всем гурманам и обжорам Робкий голубиный стон: До-до... до-до... до-до... др-рр-ро-н-т! Только маринисты с ходу – на автобус. Им бы в воду, В посейдоновсую жуть за кораллами нырнуть. В сетках маски и перчатки, кеды-тапочки на пятки... Вышли on the coral-reef, берег в табор превратив. Мы ныряем без опаски. Восхищают формы, краски Голотурий, рыб, ежей – океана сторожей: Щупальца, шипы и морды... Вдруг застыла кровь в аорте – В стороне мелькнула тень, заслонила белый день, Затаилась меж кораллов... – Настроение пропало. Не ныряется уже с дифферентами на «ж». Ты испуган. Нос не кажешь в воду. Сердцу не прикажешь. Не стыдись и не бледней! Море с палубы – видней! Пропылились и устали. Резвы-ножки оттоптали. Впечатлений божий дар заливать идём в пив.бар. А за пивом разговоры: риф и пляж, музей и горы, Дарвинизм и Миоцен. Под обзор базарных цен Твердь земная - под ногами, не обременён долгами, Ни тралений, ни статей... Наслаждайся без затей! Вира-якорь пополудни. Снова трудовые будни. И на румбе Зюйд-Зюйд-Вест. Нам туда, - под Южный Крест. Под шатёр чужих созвездий. К поиску в кромешной бездне. – У безмолвной кромки льдов. Да не наломать бы дров! Рейс нелёгкий, хадж великий перехожая калики... За кормой – страна Маврикий. И двенадцать бледных строф. Маврикий, 1973 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . *Судовой поставщик. |