Паутина мерцает, полусумрак и шорохи, ворохи сена. Как созвездья, пылины пылают в лучах, проникающих в чрево сенного сарая сквозь щербатые щели неструганных плах. И звенит тишина здесь и нощно, и денно на окраине рая. В захолустье великом лишь гудение ос под стропилами кровли. Смоляные янтарные капли соча, сохнут доски на балках. И горней музыкой проливается древний напев скрипача - на камнях, на былинах, поленницах дров ли - вольно гимны пиликать… Пой в краю глухоманном, где в охапках примятых подсохшие травы колко память хранят драгоценных ночей - лепет губ и прохладные пальцы Татьяны. И надкушенный плод, щёк зардевших красней, всё мерещится в космах зелёной отавы, в белой зыбке тумана… День. В ковчеге дощатом пахнет сеном нагретым, сосною и летом, дверь распахнута, и веткой вишни шуршит пробегающий ветер – шаманит, крылатый, шевелит облаков снеговые ковши. Степь колышет соцветья. И в осыпях света - нежный щебет касаток |