Ошибки молодости можно исправить мемуарами кто-то умный Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о демографической ситуации на моей Родине, я вспоминаю один постыдный случай из, увы, собственной жизни. Не знаю, почему, но этот миг в Вечности хранится в моей памяти, как засушенный цветок в книге… Дело было давно. Я был молод, но глуп. Вернулся из университета к родным пенатам и гнил в провинциальном болоте. Светлый облик студента застил мрачный образ трудящегося. Спасал мой друг Дима, гниющий в соседнем городе – я выбирался к нему порыбачить, попьянствовать… Впрочем, гулеванил я и дома. Тусил по кафешкам, по странным квартирам… Общался с иными женщинами – как правило, сильно б/у… Менял, словом, юность на жизненный опыт. Однажды мы с товарищем в веселой консистенции валили то ли из кабака, то ли в кабак. И в центре, у памятника, натолкнулся я на чудесную малышку. Ну, вот – расчудесную: 18, тихий взгляд, мягкий голос, коса размером с удава… Чистота и свежесть. Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык… Я тут же, на порыве души, познакомился. Товарищ тактично курил в сторонке. Мы трепались… Мне было сладко… Зашевелилось внутри сердце… Будто радужный лучик забрезжил на краю быстромимотекущей моей жизни… Словно гримаса одобрения сверкнула на лике Судьбы… Я возжаждал продолжения! – Мне уже пора, – ответила она. – А завтра? – не отступил я. – На этом месте? В 7 часов? – Хорошо, – просто сказала она. – Я приду. Я прилетел домой на крыльях, и тут позвонил Дима. – Приезжай! – говорит. И нарисовал красивую картинку – рыбалка с друзьями, излишества нехорошие, прекрасная погода… Упс! – Погоди, дружище… – впал я в когнитивный диссонанс. – У меня тут… Я не могу… Дима удивился и нарисовал ту же картину, перейдя с акварельных на масляные… Я отложил решение до утра. И утро пришло. Я чувствовал себя невыспавшимся и несчастным. Ну почему всегда так? – причитал я. – То пусто, то густо… За час до электрички я прекратил попытки разрешить дилемму логическим путем. В порыве озлобления на собственное умственное бессилие мелькнула даже мысль выбрать путь буриданова осла. Никуда то есть не идти, никуда не ехать, а спрятаться от мира и предаться умерщвлению плоти посредством философствованья под крепкий алкоголь без закуски. Затрещал телефон. – Ну и чё? – ехидно спросил Дима. – Да уже в пути! – брякнул я. Вагон вздрагивал и скрежетал по моим оголенным нервам. Что я делаю? Зачем уезжаю от, может быть, Счастья?.. Мы закинули удочки и подняли стаканы. На берегу подмигивал костер. Стерлядь кусками, переложенная раковыми шейками и свежей икрой… Пахло чем-то невыразимым. – …Такие вот дела! – закончил я рассказ и залпом уничтожил водку. – Ну ты и гандо-он… – протянул Дима. Я хлопнул глазами. – Сегодня ты совершил преступление, – меланхолично продолжил мой добрый друг. – Ты произвел на свет очередную Злобную Суку. Доверчивой девочке с голубыми, открытыми миру глазами ты неопровержимо доказал, что мы, мужики – козлы! Нет нам ни веры, ни уважения… – Дима медленно выпил. – Она будет мстить. Всем… Мы не сдержали себя. Загасили небо. Сквозь угар была чья-то дача с суетой и визжащими девками… Потом пришло серое, как всегда после разврата, утро. И чудился в нем упрек. И даже свежайшая, с пылу, уха отдавала горечью. Окружающий мир с прищуром смотрел на меня, будто говоря: Ты. Сделал. Меня. Хуже. Да… Дык о чем это я? Мы, совершая подвиги или учиняя мерзости, таковыми их не сознаем. Любые деяния – всего лишь эгоизм… Посвящаю эти строки всем нам – тем, кто страдал, страдает и будет страдать от Злобных Сук. Простите, мужики. И покайтесь… |