Недавно мне прислали приглашение участвовать в довольно крупном конкурсе на базе сайта газеты «Московский комсомолец». Конкурс лично мне не удался, поскольку к моменту приглашения я уже все более-менее интересные подборки (интересные – на мой взгляд, разумеется) разослал в другие конкурсы. А у меня правило – не предлагать на конкурсы одни и те же подборки или же стихи, ранее отмеченные где-либо. Вот и послал... себе на голову! Результат не замедлил себя ждать: вылетая с треском из финальной части (а отборочную за более-менее существенный показатель какого бы то ни было уровня стихов, брать, наверное, нет смысла), я получил в адрес представленных на конкурс моих строк много язвительных и не очень замечаний, с которыми, как ни странно, оказался вполне даже согласен. Не хочется искать причины поражения где-то на стороне – в первую очередь, я представил строки, выглядевшие на фоне других откровенно слабовато. И в этом – единственная причина неудачи на конкурсе.

Однако, как ни странно, наиболее полезным этот конкурс оказался для меня не столько тщательным и во многом справедливым критическим разбором моих строк, сколько возможностью задуматься над некоторыми кардинальными и основными вопросами стихотворчества с позиций сегодняшнего дня и сегодняшнего же моего к этому отношения. Пусть это будет своего рода признание любителя хорошей поэзии и весьма посредственного при том стихотворца – этакая сумбурная эпистола. И я отдаю себе отчет, что это мое мнение – очень-очень спорное. Но вот хочется, прямо-таки потребность есть его озвучить.

Еще предварительно хочется озвучить: все нижеизложенное – не есть некий камень в огород организаторов упомянутого конкурса. Наоборот, считаю необходимым отметить как очень высокий уровень организации конкурса, так и достойное и высококвалифицированное судейство, благодаря которому уже в четвертьфиналах, на мой взгляд, уровень конкурсантов был весьма высок и пожелать победы хотелось каждому из восьмерки сильнейших. Поскольку каждый был в той или иной степени ее достоин. Есть у меня, конечно, и предпочтения, и потому буду особенно болеть за стихи Никиты Брагина и Светланы Ширанковой. Но это уже личное, я же вернусь к предмету разговора.

Так вот, по ходу конкурса у меня окрепло зревшее где-то очень глубоко ощущение какой-то сильнейшей неудовлетворенности от подавляющего большинства современных стихов. Причем речь уже не о каком-то одном конкретном конкурсе, вовсе нет. В самых разных проектах, о которых мне известно, начиная, допустим, с «Вавилона» и заканчивая добрым десятком активно развивающихся сейчас литературных сайтов, организаторы и судьи, относясь к судейству не формально, а по совести, постоянно указывают конкурсантам на очень серьезные недостатки: штампы, вторичность, отсутствие новизны и просто отсутствие своей образной системы, своего «голоса». Все так. Поэты, сознающие это, тоже в хорошем смысле слова мучаются, пытаясь сказать что-то существенное и важное, и при этом очень по-своему и не в ущерб качеству строк.

И вот приводит это к тому, что появляются стихи со сложной образностью, очень нетривиальными смысловыми ходами, замысловатой подчас техникой... И читаешь, и зришь, и слышишь – хорошая поэзия. Качественная. Даже талантливая!

А вот душа – не отзывается. И разум тоже. Заметил занятную тенденцию: большинство такого рода строк апеллирует в своей образности к современным научным и научно-популярным представлениям о мире. Пусть далеко не полностью, но – хотя бы какой-то составной частью поэтики, при этом – довольно обширной ее частью. Здесь я имею в виду в самом общем виде как физические, так и философские категории и законы мироздания. Все это хорошо, но, повторюсь – душа и разум не отзываются. Для себя лично я причину нашел: слишком много мне известно обо всем этом.

Позволю себе заверить предполагаемого собеседника в том, что я не кичусь образованностью, вовсе нет! Здесь и сейчас для моего тезиса уровень моей, да и кого бы то ни было, образованности совсем даже не важен. Но вот «предлагаемые» мне в стихах максимы, суждения, основанные на вот этих самых расхожих представлениях о мире, на квазифилософствовании – не удовлетворяют, не устраивают меня. Я вижу, к примеру, что в каких-то строках поставлена, допустим, весьма глубокая и потенциально нетривиальная, сложная проблематика, а вот разрешена она оказывается на уровне «детского сада». Это один прискорбный для меня лично момент.

Второй момент: есть стихи, которые говорят об этом другими способами. Смотришь – вроде бы и квазифилософии нет, и всяких там отсылок на законы, ну, скажем навскидку, поверхностного натяжения тоже нет, и образы автор подобрал очень свои, очень даже качественные и неповторимые. Причем, допустим даже, такие, что берут истоки в нашей обыденной жизни, открывая ее под неповторимым и неожиданным углом, как показал пресловутую свою муху Бродский. «Свой голос» – вроде как да. Яркая образность – наверное. Качественные стихи – и тут не поспоришь!

А душа не поет. Потому что нет ощущения какой-то гармонии, исходящей из строк на читателя, нет обращения к каким основополагающим «камням» жизни и стремлений наших. Напротив! – строки, выворачивающие наизнанку, заставляющие корчиться, отворачиваться, вызывающие иногда даже чувство гадливости, омерзения. Как будто пачкаешься...

Я намеренно употребил очень сильные характеристики. Естественно, что такие отклики возникают далеко не всегда. Относительно общей массы стихов, о которых я говорю, проходишь, как правило, равнодушно, не находя пищу ни для ума, ни для Радости в душе. И отмечаешь: не умеют сказать о сложном – просто! Всё тянутся за какой-то вычурностью, к каким-то сложнопредставимым понятиям, образам, «иероглифам» (очень подходящее слово, использовал его отнюдь не в адрес какой-либо конкретной подборки).

И вот читаешь, читаешь... И не находишь Поэзии. Качество есть, талант, возможно, тоже, а Поэзии - нет. Такой вот, как, например, у Бунина:

 

«И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной...

Срок настанет - господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

 

И забуду я все – вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав –

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленям припав».

 

Безусловно, есть большая когорта авторов, которая пытается сказать именно так – просто и о самом главном. Но вот беда – процент посредственности и дурновкусия, а подчас и откровенной графомании там зашкаливает. Не хотят, не умеют, не могут.

Вот и мечешься между Сциллой и Харибдой…

Сумбурно и бестолково все сказал? Возможно. Не прав и все не так? Очень может быть. Но вот нет у меня от подавляющего большинства современных стихов, в том числе представленных на упомянутом в самом начале статьи конкурсе, такого же удивительного катарсиса, откровения, какие бывают и не ускользает при очередном новом обращении к строкам Михаила Анищенко, Олеси Николаевой, Инны Лиснянской, других классиков, да и некоторых известных сетевых авторов…

Какой же вывод должен последовать? Не знаю. Вернее, сделать-то его я сделал, а вот верный ли – не знаю: я вот уже давно больше не пишу, и лучше всего объясняет это та самая моя неудачная подборка: не умею, не могу выйти из творческого тупика. И другие, за редким исключением, не могут мне показать путь. А поскольку ни быть вторичным я не хочу, ни сотворить новую красоту я не в состоянии, остается только замолчать! Что я и сделал…

Моя личная беда? Беда нашего времени? «Во многия знания - многия печали?»

А Бог его знает…

Да, вероятно, «немота» – пока и на данный момент лучший выход. Но выход для меня, как поэта. А для меня, как читателя, где выход? И какой?

Почему же я не вижу в упор красоту того или иного иероглифа, на что мне попеняла, например, очень уважаемая мной Наталья Малинина?! Я уже говорил, что мое мнение, возможно, очень-очень спорное. Однако попробую зайти с другой стороны, проанализировав «иероглиф», взятый сам по себе, с точки зрения использованной поэтики, без особенного обращения к смыслу конкретных строк.

Итак, часто такое стихотворение, во-первых, целиком – символ. Как лермонтовский «Парус». Но, будучи, именно символом, оно ставит, как правило, очень-очень для меня простую истину, именно простую из-за отсутствия своей метафизической глубины. И когда мне высказывают в столь большом количестве строк такую простую мысль, мне скучно. Меня можно упрекнуть в том, что я напрасно отказываю тем или иным строкам в глубине. Не знаю. Но после многих лет изучения философии на вузовском уровне я, как правило, воспринимаю основную мысль огромного большинства стихотворений как банальную и скучную… А хочется-то значительно большего!

Убежден: никогда не нужно искусственно вводить в стихи экзистенциальное философствование. Стихи от этого тускнеют и при всей правильности своих характеристик производят впечатление фразы «Солнце встало. Солнце желтое и круглое»…

Но я готов принять и это. Основной мой упрек – следующий. И заключается он в том, что такие стихи представляются мне, как правило, безОбразными. Причем во многом из-за того, о чем я вскользь говорил выше: из-за опоры на современные представления о мире. Автор кидается в читателя (в меня), например, такими «словесами»: «сцепленья молекул», «нелинейное время», «плоскость», «космос»... А что это такое? Понимаете, мне нужна эмоция, эмоция от того, что я пойму, какие они у этого конкретного автора и для этого конкретного автора или ЛГ: вот эти самые нелинейное время, молекулы, космос. Мне нужно, чтобы я, например, пожалел молекулы, потому что последние очень-очень одинокие и ищут свои валентности, а космос жуткий в своей чуждости или непостижимости, а плоскость – ужасно хрупкая, как человеческая жизнь, или же я должен увидеть ужас и безмерность соприкосновения двух Вселенных через некую плоскость, перейти которую не дано, но увидеть, что за ней – можно… Но вот как раз всего этого душевного смятения, Логоса души я-то и не чувствую. Мне не описывают образно предметы, не показывают, какие они. Мне их называют перечислением. А образов нет. В свое время Елена Кабардина замечательную дискуссию на одном сайте провела, вбросив провокативно тезис о том, как пишут поэты: дескать, они пишут языковыми образами. И привела пример (по памяти скажу): вместо того, чтобы написать «он играл на пианино», поэт пишет «он кормил стаю клавиш с рук». И сразу возникает эмоция, потому что спектр самых разных чувств ассоциативно здесь задействован, семантический куст «посажен». А в большинстве же строк автор именно все называет, упорно пишет мне – читателю: «он играл на пианино». Ну и что?

Не хочу-у-уу! Скучно! Мертво! Не в обиду будь какому-то автору сказано.

С подачи обсуждения в рамках все того же пресловутого конкурса я в очередной раз перечитал несколько статей известного поэта Сергея Гандлевского. В частности, его интервью «Частному корреспонденту», конкретно – известному критику Дмитрию Бавильскому. Так вот в нем Гандлевский сказал, что, по его мнению, у современных поэтов катастрофа с чувством стиля. Он имел в виду именно лексическую цельность письма. Я бы сказал (поскольку под стилем понимаю немного более широкое явление), что катастрофа со стилем именно в том, что при резком разрастании информационного поля, при огромном количестве того, о чем можно сказать, утрачивается умение «как сказать», умение «играть» коннотациями слов, рождать сложные образные ассоциативные цепочки (отношу это и к себе). Большинство скатываются к прямому упоминанию референтов, а не к раскрытию их образными средствами, к называнию, а не к указанию. Исчезает какая-то внутренняя иконичность слова. Возможно, правда, я преувеличиваю.

При этом есть те, кто пишет именно образами, как бы «подсказывает» читателю, что тот должен почувствовать, а не говорит «в лоб». Но зачастую и здесь у меня большие претензии возникают. Потому что нет гармонии, строки получаются по своей образной структуре какими-то уродливыми, искривленными, монстрообразными. Наверное, на всю жизнь я запомнил жуткие в своей монстрообразности (на мой, естественно, личный и крайне субъективный взгляд) строки одного довольно известного поэта: «Ну что, брат Людвиг, тетерев-кумач, давай соприкоснемся челюстями…» И такого рода строки, по моим ощущениям, встречаются мне до жуткости часто. Нет красоты, гармонии, во всяком случае, я их не ощущаю. Да, есть выдающийся Брейгель, но он один, понимаете, такой был. А когда их много, хочется бежать в ужасе.

И вот поэтому позволю себе закончить следующим пассажем: тот, кто пишет вторично и штампованно, кажется мне ближе к Поэзии, чем тот, кто мучительно ищет свой голос и при этом впадает в чудовищные извращения. Потому что первый пользуется остатками разрушенной красоты и гармонии, их еще можно угадать. А вот второй полностью красоту разрушил, а вот новой - не создал!

Наверное, очень крамольная мысль, подставляющаяся под удар… Все может быть. Я отнюдь не претендую на правоту. И если обсуждение или опровержение моих мыслей позволит придти к какому-то другому позитивному итогу - тем лучше.

А пока – dixi!