В детстве, учась в школе, каждый, мне кажется, играл с глобусом. Глобус раскручивали, и пальцем, по очереди, закрыв глаза, останавливали его, выбирая таким образом себе место на планете, задумав заранее, что именно в этой точке земного шара ты желаешь осуществить: отдых, проживание, закончить свой жизненный путь или ещё что-либо в меру вашей мечтательности и фантазии. Прошёл через это действо и я, загадав, где обретут покой мои бренные кости. Мне выпала некая точка в мировом океане. Не буду называть её координаты, чтобы не вызывать у людей боязнь пребывания в этих местах, и без того уже имеющих недобрую славу.

Эта ворожба на глобусе закрепилась в моём подсознании настолько, что я вспоминал о ней каждый раз, когда мне предстояло дальнее путешествие. И я старался выбирать свои маршруты подальше от моей роковой точки.

Волею судьбы я оказался в составе экипажа военного дальнего самолёта-разведчика Морской авиации в качестве переводчика. Была такая практика в своё время, когда полёты выполнялись над океаном на полный радиус действия самолёта с посадками на аэродромах дружественного зарубежья.

Наш самолёт летит над океаном. Полёт осуществляется по потолкам, то есть на предельной для этого типа самолёта высоте. Чем более разрежен воздух, тем меньше расход топлива, тем дальше пролетит самолёт. И это очень полезный фактор на случай обхода атмосферных фронтов. Над океаном грозовые облака развиваются на такие высоты, что по верху их не преодолеть, надо обходить с боку, а атмосферные фронты бывают, как правило, протяжённы, горючего на обход может не хватить. Грозовые облака всегда имеют мощную турбулентность, и это чревато разрушением самолёта из за перегрузок. Во время болтанки возможно попадание в ситуацию закритических углов атаки и снижения подъёмной силы плоскостей, сваливание самолёта в штопор. На практике случаев вывода из штопора тяжёлых самолётов не было.

Пока наш полёт спокойный. Размеренно, убаюкивая, гудят турбины. В кабинах тепло. Экипаж дважды уже перекусил содержимым бортпайков. Изредка самолёт потряхивает. Командир, скрестив в замок пальцы рук на животе, долго крутит большими пальцами. Скоро он утихает, тихо посапывая. Помощник командира, проверив настройки автопилота, тоже затих. Бортинженер, не усмотрев отклонений в режимах работы турбин и агрегатов, приспнул в бязи приборных чехлов за стойками приборного отсека. Радист дремлет в своём кресле, освободив одно ухо от наушников гарнитуры для прослушивания того, что озвучивается в кабине, в готовности откликнуться на позывные извне. Бодрствует только штурман. Он один следит за местонахождением самолёта и отслеживает уклонения от трассы, расход топлива и определяет возможности манёвров на непредвиденные случаи. Но и голова штурмана вскоре лежит на его руках, распластанных на штурманском столике.

Я сижу в своём закутке, в кресле, почему-то до сих пор пристегнувшись ремнями. Меня, новичка, устрашает любое изменение мотива турбин, любое вздрагивание фюзеляжа. Размах крыльев большой, при болтанке, даже слабой, самолёт взмахивает плоскостями, словно птица крыльями, и это напрягает. Турбины-то на крыльях, а вдруг… На всякий случай пристегнул к шлемофону кислородную маску, открыл кислород и тоже, видимо, уснул.

Сколько времени пробыл в забытьи, не помню. Очнулся от биения чего-то снаружи. По инерции повисаю на привязных ремнях. Темно. Вскоре наступает состояние невесомости. Не могу определить своё пространственное положение. В фосфоресцирующем освещении от приборов начинаю ориентироваться. В поле зрения проплывают какие-то бумаги, карандаш, ластик. Испуга нет. Вязкое течение мысли и моих реакций на всё, что вижу.

Ощущаю нарастающее давление кресла на спину. Ускоряемся? Толчок. В пилотской кабине глухой удар. Повис на ремнях. Остановка. Тело больше не ощущает перегрузки. Небольшое покачивание фюзеляжа, слышу звуки снаружи, скрежет металла. Тихо. Покачивание, снова скрежет. И тишина, ощущаемая физически, густая, давящая. Боюсь шевельнуться и что-либо предпринять. Никакого развития событий, мыслей, состояния.

Начинаю приходить в себя. Я не сплю? Это не сон? Шевельнулся, нет, всё реально. Медленно освобождаюсь от ремней и маски, не отпуская поручней кресла. Под ногами пустота. Нащупывая ногами опоры, цепляясь руками за приборы и бортовые переборки, опускаюсь вниз. Снизу пробивается голубоватое свечение. Но это не приборы. Свет идёт от пилотской кабины.

Что это?! Боже мой! Неподвижное тело радиста, бортинженера. Нащупываю пульс. Нет. Опускаюсь ниже. Штурманской кабины нет. Часть грунта попало в кабину пилотов, которые, прижатые к штурвалам, мертвы. Пытаюсь отодвинуть вправо тело командира. Нащупываю рычаг, не без труда открываю форточку, выползаю наружу.

Поднимаюсь не сразу, пытаюсь отдышаться и понять: себя, место, ощущения. Инструкция и здравый разум требуют быстро отбежать на безопасное расстояние: возможны пожар и взрыв. Пытаюсь подняться, никаких болевых ощущений, только дышится необычно легко, будто воздух поступает под давлением, как в кислородную маску с полностью открытым краном. Осматриваюсь. Надо мной огромная чёрная полусфера. По её поверхности трепещут отблески, будто отражения лунного света от слегка волнующегося моря. Слегка пахнет сероводородом. Самолёт, освещаемый всё тем же трепещущим светом, цел. Он лежит на поверхности отдающей металлическим блеском скалы, уходящей вверх под углом градусов сорок. Турбины целы, винты погнуты. Часть хвостового оперения не просматривается, оно уходят в полусферу. Остальное пространство грунта, если можно так назвать основание, на котором я сейчас стою, ровная поверхность, которая чётко ограничивается горизонтом - линией соприкосновения фосфоресцирующего грунта с чёрным куполом. Этот купол… вода? Как же так? Я в пузыре? На дне океана? Но почему? Я дышу. Чем? Стоп! А давление? Какая здесь глубина? Приближаюсь к стене, то есть, фу ты … как это называть? Осторожно прикасаюсь - вода, упруго. Пальцы входят внутрь. Убираю руку. Поверхность восстанавливается, шевелясь, словно купол раскрытого парашюта. Приходит понимание опасности. Это медленная смерть. Ноги слабеют. Сажусь. Дно громадного пузыря на дне океана, как это я теперь понимаю, мокрое и тёплое. Ровное давление на всю поверхность тела, отчего становится легко и свободно. Одежда плотно прижата к телу.

Хожу, осматриваю, трогаю. Красиво. Если бы не так безнадёжно.

Проголодался. Пробираюсь в самолёт. Обуревает страх, вдруг самолёт сместится и завалит форточку. Бортовые пайки, НЗ (неприкосновенный запас в запаянных цинковых ёмкостях) приободрили. На первое время питание есть. Первое время. Будет ли продолжение?

Прошло какое-то время. Не рассказываю, что мне стоило вытащить тела моих товарищей наружу. Для чего это я делаю? Не лучшей ли могилой им будет самолёт? Действовал по интуиции и русскому обычаю предать их бренные останки земле. Всех уложил поблизости в углублении дна. Сразу не сумел укрыть. Грунт – твёрдые, бесформенные фракции, похожие на угольный шлак. Копать можно только ножом, который я вынул из НАЗа (носимого аварийного запаса), размещённого в кармане парашюта.

Глаза и нервы напряжены. Всё время в ожидании чего-то необычного и опасного. Спал, завернувшись в парашютный шёлк, подстелив технические чехлы на выположенный отрожек скалы.

Отчаяние сменилось равнодушием. Всё делал «на автопилоте». Пришла пора порассуждать. Что случилось? Первая версия: экипаж уснул. Может, из-за кислородного голодания потеряли сознание. Маски в длительном полёте одевали неохотно. Самолёт на автопилоте (который, видимо, имел ошибкой снижение) постепенно снизился, соприкоснулся с водой в режиме планирования и медленно затонул, носом попав в газовый пузырь на дне океана. При соприкосновении с грунтом смяло штурманскую кабину и часть кабины пилотов.

Почему уцелел я? Был в кислородной маске. Ещё версия: Самолёт свалился в штопор. Но он бы разрушился от удара об воду. И нет признаков противодействия нештатному режиму со стороны экипажа. Все не пристёгнуты к креслам, кислородные маски болтаются на зажимах или вовсе отстёгнуты. Да и я при неизбежных при этом перегрузках проснулся бы.

И этот воздушный пузырь на дне океана? Где-то читал… Так, вспомнил. Какой-то учёный предположил, что гибель судов в проблемных точках мирового океана могла происходить от газов, выходящих из глубины по достижении газовыми пузырями давления, достаточного для преодоления давления воды. Корабли тонули в пене при выходе газов на поверхность. Неужели это один из таких пузырей? Какой состав газов? Я жив, работоспособен, функции внутренних органов пока без явных сбоев. Надолго ли?

Мои действия? Роюсь в памяти. Помощи не будет. Однозначно. Есть ли шанс спастись? Конец? Жаль. И что теперь моя жалость? Ничто. Как и я сам.

Прошло ещё какое-то время. Часы на руке электронные. На них почти не смотрю, только тогда, когда устаю и сверяюсь, пора ли отдохнуть.

На дне обнаруживаю трупы рыб. Не от них ли запах сероводорода? До сих пор упали лишь две свежие рыбы. Очистил, жую. Жажда всё больше даёт знать. Запасы НЗ экономлю.

Разглядел несколько слабо освещённых изнутри полусфер недалеко от моего пузыря.

Обследовал кабины. Вытащил наружу все спасательные жилеты и индивидуальные надувные лодки, размещаемые под парашютами. Вскрыл люк спасательного надувного плота. Еле дотащил резиновый надувной плот до места складирования всего обнаруженного.

Внешние пузыри заметно выросли и приблизились. Растёт и моя полусфера.

Расправил плот. Баллон для наполнения плота невредим, надёжно привязан.

Форма моего пузыря заметно изменяется и приобретает вид груши, перевёрнутой тонкой частью вниз. Открылось от воды хвостовое оперение самолёта.

Используя инструментарий бортинженера, отмонтировал кислородный баллон вместе с трубкой и гнездом подсоединения маски. Пришлось повозиться, боялся повредить трубопровод.

Между делами обследую пространство. Самолёт цел. Нет следов подтёков и запаха керосина. Шасси не выпущены. Попытка пробраться в кабину командира огневых установок в хвосте окончилась неудачей. Круто и скользко.

Под плоскостью самолёта обнаружил вход в пещеру. Внутри – флуоресцентное свечение всех поверхностей. Вхожу. Впереди, переливаясь лучами, сверкают звёздочки. Иду на них. Передо мной огромные прозрачные призмы. Их много, группами, хаотично направлены, пересекаясь, образуя лабиринты. В них преломляется свет от всех поверхностей пещеры. Захватывает дух. Оглядываюсь. Чувствую, теряю направление. Боясь заблудиться, возвращаюсь.

Сделал несколько экскурсий в пещеру. Набрал осколков прозрачных призм. Пещера уходит вглубь дна, вся в переплетении этих громадных кристаллов.

Пузырей вокруг моей сферы всё больше. А, может, их столько и было, просто я привыкаю к полумраку? Они приближаются, увеличиваясь. Только что наблюдал слияние двух пузырей. Картина сказочная. Абсолютно чёрный фон, моя светящаяся полусфера и светящиеся пузыри вне неё.

Между отдыхом всё время занят. Странно, нет определённых целей, но и нет времени на безделье. Всё, что делаю, будто по какой-то программе. Работает интуиция? Подсознание?

С моей полусферой слились ещё несколько внешних пузырей. Их всё больше. Пространство вокруг меня увеличивается. Прибавляются новые участки открытого дна. Обломками грунта укрыл тела моих товарищей.

Почти на исходе запасы моих продуктов из НЗ. Всё чаще ем рыб, падающих изредка на дно. Мой желудок почти приспособился к сырой рыбе. Ощущаю уменьшение веса своего тела.

Увеличиваясь, моя полусфера стремится оторваться от дна. Теперь граница воды приближается.

Я встревожен. Мой громадный пузырь готов оторваться от дна. Он начал колебаться. Сплю на готовом к применению плоту. Привязал к его бортовой верёвке все спасательные жилеты и наполнил их воздухом. Далеко от плота не отхожу. Тревожно.

Сделал из парашютных строп грудную обвязку. Все оставшиеся припасы разместил на плоту, рассовав по его карманам. К корме плота привязал вытяжной парашют. Может, пригодится. Как водяной парус. Крепко прибортовал кислородный баллон с маской. Будет ли возможность использовать это в воде? Вода просочится под маску? На борту есть противогазы. По инструкции всё личное снаряжение и оружие должно быть при себе. Отвинтил противогазную коробку. Отсоединил мягкий шланг кислородной маски, просунул его во вход маски противогаза, удалив клапаны, присоединил внутри маски противогаза шланг к кислородной маске. Загерметизировал клапанную коробку клейким пластырем из бортовой медаптечки. Готово. Осталось во время надеть это устройство на голову и открыть кислородный вентиль.

Потерял счёт времени. От плота не отхожу. Мой воздушный дом увеличивается. Всё ближе граница воды. Слияния внешних пузырей с моей сферой непрерывны.

Настаёт критический момент. Привязываюсь к борту плота. Рука на рычаге запуска его надувного баллона. Опробовал его. Действует. Опробовал кислородное устройство. Сойдёт.

Что меня ожидает? Конец, если на меня обрушится масса воды. Мой пузырь, всё больше превращающийся в сферу каплевидной формы, готов ринуться к поверхности океана. Каково будет моё место в этом пузыре? Останусь на дне? Поднимусь вместе с ним? Но при подъёме сфера неизбежно распадётся на массу мелких пузырей. Мысленно простился с миром. Передо мной пронеслись кадры всей моей жизни: довоенный мирный казахстанский полустанок, трудное военное детство, школа, служба, институт, близкие мне люди. Не жалею. Всё было путём. Что там, наверху? Меня, конечно, как и весь экипаж, уже похоронили.

Вода у самого плота. Я его всё время волоку на свободное место. Не зацепиться бы за винты самолёта. Укорачиваю верёвки, которыми привязался к борту, до минимума.

Не помню, сколько ещё прошло времени. Площадь соприкосновения моей сферы с дном минимальна. Вода приближается к плоту вплотную. Перекрестился. Помоги, Боже! Надеваю маску. Открываю надувной баллон. Плот в готовности. Я внутри него. Заполнены воздухом днище, стены, потолок. Обозреваю свою сферу через открытое окно. Начинается качка. Я на воде. И всё. Не уловил момента подъёма. Дальше всё необыкновенно замедленно.

Иногда теряю сознание. Болит всё тело. Звенит в ушах. Кишечник свободно болтается в животе. Чувствую свои внутренности. Я – в небытие. Осознаю себя только через ощущение шевелящейся во мне плоти и боли. Вот я полностью погружён в воду. И снова ощущаю атмосферу. Так повторялось много раз. Теряю сознание. Может, умираю?

Открываю глаза. Девушка лет семнадцати подносит к моим губам кружку с водой. Пью. Качка. В борт, а это, несомненно, борт тонкостенного судна, бьёт волна. Я в узкой постели. Пытаюсь говорить. Не получается. Снова беспамятство.

Прихожу в себя. Девушка поит меня наваристым бульоном. Улыбается. Первый обмен словами и приветствиями. Ласковые руки хозяйки стригут мои патлы на голове и на лице.

Я на борту яхты. Девушка совершает кругосветное путешествие. Какое число? 2009 год! Что?! 30 лет! Прошло 30 лет! Но мои электронные часы идут!

Хельга, так зовут мою спасительницу, через пару недель, если позволят ветры и обстоятельства, встречается с родителями на одном из островов Атлантики. Заправка, пополнение водой и продуктами, небольшой ремонт. Там она решает высадить меня на сушу.

Хельга не верит ни одному моему слову. Она считает меня жертвой кораблекрушения, которое произошло совсем недавно неподалёку. Был сигнал СОС. О результатах поисков информации нет. Мои кристаллы её не переубедили.

Две недели плавания нельзя сказать, что восстановили мои силы, но, главное, привели в соответствие с цивильной пищей мой желудок.

О моём спасении на острове уже знали. На пирсе меня окружили журналисты. Расспросы о пропавшем корабле. Мои ответы укрепили их в сознании, что я тронулся слегка умом от перенесённых потрясений. Вскоре репортёры забыли про меня, тем более, что их инициативу перехватила местная полиция, так как я не имел при себе никаких документов, удостоверяющих мою личность и право пребывания на острове. С помощью родителей Хельги, взявших меня на поруки, я перебрался на материк. Мои кристаллы заинтересовали только ювелиров. Теперь я хотя и не Монте-Кристо, но гарантированно способен вернуться к изменившейся жизни и на Родину. Что я и осуществил через какое-то время. Но это уже другая история.