Глава 2. ПИСЬМО. - Марфа Егоровна? Слушаю… Что? Не волнуйтесь Вы так! Ничего страшного. Буду в обед… Разберемся! С добродушной улыбкой на устах человек, говоривший по телефону, положил трубку телефона на рычаги. Откинулся на высокую спинку стула. Прикрыл глаза. В памяти тут же возникла поляна с крестами…Человек, который ради спасения случайных знакомых рисковал собственной жизнью. Какую важную науку преподал ты, Фрол Гордеевич, за одну короткую встречу! Словно только вчера все это и случилось. Минули безвозвратно десять долгих лет. Четыре года Максим, редко покидая седло, носился по разным уголкам, участвуя в ликвидации разных банд. Затем был неожиданно вызван к комиссару полка, который, долго не справляясь о его желании поменять место службы, вручил ему путевку в уголовный розыск. Работа, учеба, снова работа. На личную жизнь времени совсем не остается. Но умудрялся несколько раз сводить Клаву в кино перед тем, как привел ее хозяйкой в свою маленькую квартирку, которая была одной из восьми, составлявших коммуну жильцов, обосновавшихся на двух этажах в бывшей собственности какого-то статского советника, драпанувшего за кордон. А потом там появился крикун Володька. Теперь Максима в начальство продвинули. Полгода уже в замах у Николая Никаноровича – начальника уголовного розыска. Володька встретил отца у двери. Привычным жестом засунул палеец в рот и пробубнил: - Пап… бабуля испугалась… я нечаянно… - Не виноват он, Максимушка! – Поспешила вмешаться Марфа Егоровна. – Старая она. Еще у деда моего Фрола была… - Все понятно. – Максим нарочито строго глянул на Володьку. – Ты зачем это мои вещи трогаешь? За это полагается на полчаса в угол. Возражения есть? Володька опустил голову и пошел в указанное место, а бабушка, успокаивая его, устроилась рядом на табуретке. Максим же прошел на кухню, где для него был накрыт обеденный стол. Тут же, на столе лежала дорогая ему памятью о прошлых событиях иконка. В верхней части дощечки, на которой была исполнена иконка, по всей ее длине откололась тонкая щепа. Когда Максим взял иконку в руки, то понял, что щепа представляла собой специально изготовленный клин для укрытия узкой щели в дощечке. Она была аккуратно и с большой точностью подогнана. По этой причине ранее и создавалось впечатление целостности дощечки. На всякий случай он потряс иконку, повернув ее отверстием к столу. Тут же на стол выпал тонкий листок бумаги, на котором еле видны были бледно-серые строчки неровного мелкого текста. «Милостивый государь! – Гласило это странное послание прошлого. – Господин мой, Никита Степанович! Не исполнил я, недостойный слуга Ваш, порученного мне наказа. Не довез шкатулку сыну Вашему. Совсем было добрался до него, но не довелось свидеться. В Воскресеновке смотритель станционный передал мне волю Александра искать его в Павлове. В поместье у сослуживца его. Где он с молодой женой погостить решил. На половине пути людишки брата Вашего перехватили. Видать, слежку вели. Отстреливались. Только достала пуля меня. Видать, встать боле не смогу. Шкатулку с украшениями зарыл я в шалаше, что Савва (Божьей милостью уцелевший) временно соорудил. Он о том не ведает. Простите за все!» - Марфа Егоровна! Идите скорее сюда! И Володька пусть из угла выходит. Тут такая находка… Старушка внимательно оглядела письмо. - Впервой вижу бумагу эту. Чего пишут-то? Максим пересказал ей содержание письма. - Неужели Фрол Гордеевич ничего о нем не знал? - Верно не знал. Говорил как-то, что слышал от отца о могиле, где самый большой крест поставлен… Помнишь? Будто в могиле той большой человек покой нашел. Потому отец и велел ему завсегда за могилой той приглядывать и место, где дед ранее обосновался, никогда не покидать. Гордей Саввич сам этот крест на ней и ставил. - Это все, что Вы знаете? - Все. О другом от Фрола не слышала. - Не густо… А интересно было бы на клад взглянуть. Пожалуй, есть на что. |