Рассказ Наступил знойный, безводный август. Для Сергея это был особенно знаменательный месяц: именно в августе год назад он познакомился с Мармеладовой. Что это было? Вспышка от столкновения в космическом пространстве двух метеоритов? Религиозное прозрение? Мистическое озарение? Колдовское наваждение? Среди серых, ничем не примечательных полулиц-полутеней, восседавших на летней террасе кафе за пластмассовыми столиками, он вдруг увидел женское лицо! Прекрасное женское лицо, сквозь утончённые черты которого предательски просвечивалась бесхитростная, наивная, любящая человеческая душа. Во всяком случае, так ему тогда показалось. «О, это что-то новое! – внутренне воскликнул Кресталевский. – Откуда в этом поголовном человеческом бездушье живая душа? Кто она? Из какой далёкой Галактики пожаловала на нашу несчастную планету? Почему я раньше её не замечал?» – Екатерина Мармеладова! – объявила Инесса Гроо, руководитель «Балалайки». – Блестяще выступила на втором фестивале Донской поэзии. Засунула всех за пояс. Молодец! Пушкину и всем остальным со своими дореволюционными стишками нечего здесь ловить! Учится исключительно у Бродского и у меня... Почитай нам что-нибудь, Катюша! – Инесса послала воздушный поцелуй Мармеладовой. Было очевидно, что она влюблена в свою ученицу. Кресталевский видел – незнакомка таяла от комплиментов, как воск. Она верила всему сказанному. Она чувствовала себя звездой... одинокой. На тусклом небосклоне ростовской поэзии. Она встала, принялась что-то с выражением декламировать, плавно и отточено жестикулируя красивыми аристократическими руками. Ему особенно нравились движения её рук, гармонирующие с мимикой улыбающегося лица. А улыбалась Мармеладова всем и всегда. Что она говорила Сергей не слышал, он смотрел на её лицо, руки и – блаженствовал. Ему хотелось целовать эти руки. Это был естественный человеческий порыв и Кресталевский так бы и поступил, но побоялся, что его неправильно поймут. К тому же, как ему казалось, незнакомка была намного его моложе. Она сидела неподалёку от него и украдкой поглядывала в его сторону. Он силился вспомнить её на фестивале и не мог. Но где же он её видел? В прежней жизни? – А я знаю, что вы пишете! – сказала вдруг она, обращаясь к нему. Он только пожал неопределённо плечами. Подумаешь, открыла Америку! Кто в городе, среди сочиняющей окололитературной братии, не знает, что пишет Мастер?! (Кресталевский считал себя Мастером). Удивила козла капустой. Он не удостоил её даже взглядом и вовсе не из гордости и природной польской надменности, а из робости. Да, Кресталевский робел в присутствии этой красивой, жизнерадостной женщины с манерами эстрадной шоу-звезды. Он вообще был по природе стеснительным. В школьные годы краснел, когда с ним заговаривала девочка. Только через три недели он решился с ней заговорить. Незнакомка принесла какую-то рукопись и, сидя напротив сельмашевского поэта Миши Скворца, что-то ему цитировала. Скворец делал умный вид и плёл что-то про Ницше и Заратустру, который наговорил такого, что сам Ницше в конце-концов спятил. Незнакомке явно нравились подобные интеллектуальные беседы за круглым столом: глаза у неё горели, как у кошки, листы рукописи веером рассыпались по столу. Кресталевский почувствовал себя ущемлённым. Проза – его хлеб насущный и вдруг вместо него – какой-то Скворец! Вернее, конкретный. Сергей чувствовал, что в тайне интересует незнакомку, потому что, думая о ней все эти бесконечно долгие три недели, он невольно воздействовал на её подсознание, и она тоже, сама того не желая, начинала думать о нём! Знакомство произошло молниеносно, как вспышка магния. Оказывается, она написала детективный роман. Невероятно. Почему именно роман, и почему именно детективный? Начинающие обычно пробуют перо на мелких рассказах о котятах и прочей домашней живности. Дамы постарше, умудрённые сексуальным и житейским опытом, сочиняют глупые сентиментальные повести о несчастной любви кухонной домохозяйки и скучного, не пьющего даже кока-колу, бухгалтера. И вдруг – роман об убийстве! Она написала убийство, так сказать... Их сближению помог Усмеханов, посредственный поэт, пишущий неплохие афоризмы. Оказывается, третий не всегда бывает лишним. Тем более – они с Мармеладовой оба были из литературной ассоциации «Балалайка». – Мармеладова! Будем знакомы, Серёжа. Я много о вас наслышана. – И возможно, вам характеризовали меня не с лучшей стороны? – скептически ухмыльнулся Сергей. – У поэтов, знаете, – есть такой обычай: в круг сойдясь, оплёвывать друг друга, – процитировал он стихи Дмитрия Кедрина. – Почему же... Я как раз знаю о вас много лестного, – поспешила разуверить его Мармеладова. – Например, что вы окончили Литературный институт, издаёте свой литературный журнал, пишете талантливые стихи и прозу. – Ну вот, начали с культа личности... – засмущался скромный Кресталевский. – И вообще, давайте перейдём на «ты», так я себя лучше чувствую. А то у нас не разговор получается, а официальное интервью для газеты. – А что – это идея! – засмеялась в ответ Екатерина. Кресталевский был покорён незнакомкой, как будто сбросил из своего житейского багажа лет двадцать. Он почувствовал, что жизнь только начинается, - она прекрасна и сулит впереди много нового и замечательного. Сергей вдруг понял, что безнадёжно, как мальчишка, влюблён. Влюблён в эту женщину, которую совершенно не знает и видит всего лишь третий раз в жизни! Тем же вечером произошло бурное признание в любви и предложение выйти замуж. Незнакомка обалдела. Наверное, впервые столкнулась с подобной шоковой терапией. Кресталевский был трезв, решителен, возбуждён. Напрочь лишённый дара дипломата, льстеца, карьериста, он верил себе, верил в силу своего чувства. Какая женщина устоит перед этим порывом? Обходным, долгим и нудным фланговым манёврам он всегда предпочитал сильный и решительный лобовой удар. Чтобы получить всё или ничего. Но получить не эгоистически, а в свою очередь – чтобы отдать всё! Всего себя без остатка. Искренне ли было его чувство? Да. Он был сущее дитя и, до сих пор оставаясь бесхитростным и непосредственным, не понимал, что в жизни можно хитрить, юлить, притворяться. Он походил на инопланетянина или Ихтиандра из фильма «Человек Амфибия». Он не понимал многих условностей здешнего мира людей. Зачем нужно скрывать свои чувства? Как можно жить без любви? И что может быть ценнее самой жизни? Кресталевский думал, что незнакомка сразу, позабыв обо всём, откликнется на его зов. Ведь иначе ему не жить. Не могла же она этого не понимать и быть столь жестокой? – Дурачок, у меня же муж есть, не знал?! – с улыбкой, мечтательно проговорила она. – Ты меня ошарашил. Как обухом по голове... – Муж? – сразу же потух и помрачнел Сергей, как будто его окатили ведром холодной воды. – Да муж, а что тут особенного? – пожав плечами, простодушно сказала Мармеладова. – Известный музыкант и композитор Остап Оглоблин. Его творчество, между прочим, даже в Москве ценят. Несколько его песен одобрил для своих сценариев сам Никита Михалков, а один популярный шлягер исполняет скандальная питерская рок-группа «Дети Капитана Флинта». – Что ж, я опять, как всегда, опоздал на поезд... – горько вздохнул Кресталевский. – Как в той песне старой поётся, помнишь: «Опять от меня сбежала последняя элестричка...» – Не горюй, будет и на твоей улице праздник, – обнадёжила Мармеладова. – Хорошо. Я готов ждать... до завтра, – пошутил Кресталевский. У него было превосходное чувство юмора. Незнакомка это оценила: – Шутник! – Я теперь всю ночь спать не буду! – уже серьёзно продолжил он. – Ты меня покорила. А может, и погубила... Это любовь! С первого взгляда. Это судьба, Катюша. Будь моей женой или, в крайнем случае, – любовницей, не отворачивайся от счастья. – Все вы, мужики, одинаковые. Золотые горы сулите, пока своё не получите, – смеясь, сказала она. – Я не мужик, – признался Кресталевский. – Голубой, что ли? – испугалась незнакомка. – Что ты?! Я дворянин, польский шляхтич, – стал торопливо оправдываться он. – Я имею в виду, что – не простой мужчина... Я – писатель. Лучший прозаик Ростова. Я – мастер! – А я Маргарита? – уточнила незнакомка. – Да! Ты – моя Маргарита, моя королева, моя колдунья! – в исступлении шептал он, торопливо целуя пересохшими от возбуждения губами её божественные руки. – Катюша, ты – моя жизнь! Я умру без тебя! – Ну вот... Что я – заворот кишок, что ли, чтобы от меня умирать? – словами одной из героинь романа Габриэля Маркеса «Сто лет одиночества» ответила незнакомка. И Кресталевский понял в эту минуту, что нужно ждать. Первый штурм не удался... |