Редактор! Редактор это…впрочем, не с этого надо начать. С чувством глубокого уважения надо относиться к людям, которые, однажды поставив перед собой цель, идут к ней, преодолевая все препятствия, возникающие на не легком, ведущем к ней, пути. И даже если она, цель, не была достигнута, то за одно стремление, и борьбу за неё, должно полагаться уважение. Или хотя бы сочувствие. Вначале была мечта. Очень красивая и очень сильная. И что бы она исполнилась, Лапусев поставил перед собой цель: воплотить эту мечту в осязаемую действительность. Почему вдруг Лапусеву захотелось стать писателем и замечталось смешить народ посредством сочиняемых им юмористических рассказов, этого он и сам себе не мог объяснить. Может быть оттого, что в детстве любил смотреть выступление клоунов и слушать всякие разные забавные истории? А когда научился узнавать буквы и, нанизывая одну на другую, понимать смысл написанного, то ненасытно поглощал в огромном количестве книги, в самом легком и доступном, для широких творческих масс, жанре. Желание писать так же смешно и родило мечту. Много продукции целлюлозно-бумажных комбинатов извел Лапусев, описывая забавные случаи, происходившие с его родными, близкими, знакомыми и совсем не знакомыми людьми. И сам пробовал придумывать похожие ситуации. Получалось смешнее. Лапусев, пугая домочадцев и соседей, до слез, с истерическими всхлипами, хохотал, перечитывая сочиненное, уединившись в каком-нибудь укромном уголке квартиры. Но редакции, с которыми он желал поделиться смехом словно сговорившись, раз за разом отвергали его. Хотя родные, друзья, сослуживцы и все прочие, кого Лапусев знакомил со своим творчеством, дослушав рассказ, многократно прерываемый хохотом автора, спешили высказать одобрение услышанному, и срочно торопились заняться свалившимся, вдруг, на них важным делом, находящимся вдалеке от местонахождения автора, продолжавшего безудержно веселиться в гордом одиночестве. Но пока, мечта пробивалась к цели, натыкаясь на не понимание, порой переходящее в прямое недоброжелательство со стороны редакций, Лапусев, что бы чем-то жить и иметь деньги на покупку бумаги, чернил, хлеба, штанов, столь необходимых сочинителю и в серые будни, и в светлые праздники, подвизался в ученики к одной персоне, имевшей прямое отношение к художеству, где-то даже, искусству. Через некоторое время руководство организации, где Лапусев подвязывался, устав от частых и продолжительных запоев художественной персоны, уволило ту, приказом переведя Лапусева из учеников в « художника-гримера». С этим назначением список слушателей Лапусева расширился. Но и клиенты, обслуживаемые им, поступали, так же как и все другие: к всеобщему изумлению, даже не дослушав до конца, стремительно убегали. Однажды у Лапусева случился разговор с главным редактором, в котором капитан печатного органа бодро плывущего в бурном потоке свободной прессы, мягко, с намеками, пытался наставить автора на более подходящую для него тропу. - Гм! – сказал хозяин кабинета, прочитав представленный рассказ. Сам Лапусев, примостившись на краешке стула, все время внимательно следил за выражением лица редактора. Но, толи Лапусев был плохим физиономистом, толи редактор умел хорошо владеть мышцами своего лица, только автор ничего не смог прочесть. - Скажите, - продолжил редактор, - а кем вы работаете? Какая у вас профессия? - У меня? – переспросил Лапусев. – Я…это… художником работаю… гримером… в похоронном бюро, - ответил он. Редактор долгим взглядом смотрел в окно, за которым под веселое птичье щебетание, деревья одевались молодой зеленью. - Хорошая специальность, - проговорил хозяин кабинета, собирая в стопку листы с рассказом Лапусева. – И обществу…нужная. Увидев непонимание на лице собеседника, решил твёрдо, раз и навсегда, осветить с озвучением свою мысль. - Видите ли, мы с вами знакомы не первый год. Меня, я вам честно скажу, даже иногда восхищает ваше упорство с которым вы пытаетесь писать юмористику…А почему бы вам не попробовать себя в другом жанре…может в детективном? – сам неожиданно для себя начал говорит скороговоркой редактор. – Юмор вещь хорошая, и где-то даже замечательная, но у вас, мне кажется, не хватает понимания того, что смешно не то, что герой рассказа поскользнулся на банановой кожуре, упал на землю, свалив вместе с собой десяток человек. А смешно когда… когда…, - редактор с ужасом ощутил, что сам не может толком объяснить когда и отчего бывает смешно, - когда вот как, например у Чехова…или возьмите…О.Генри…или хотя бы у этого… как его?...или… - Ах, так! Хорошо! Тогда я пойду другим путем! – сказал Лапусев двери с табличкой «Главный редактор» стоя перед ней в коридоре редакции. Он услышал приближающиеся шаги. Широким солдатским шагом по коридору двигался, его коллега по цеху и конкурент Вепрев. В отличие от Лапусева рассказы Вепрева иногда видели свет на страницах изданий. И поэтому, как завелось, между ними, писателями, при встречах, Вепрев с легким превосходством кивал головой. Лапусев в ответ, набросав на своем лице легкими мазками, воздушную отрешенность от всего, что окружало его в данную минуту, небрежно помахивал ручкой. Он с завистью проводил взглядом Вепрева, вошедшего без стука в кабинет редактора. Редактор! Редактор это не профессия, приобретенная после окончания учебного заведения и подтверждённая дипломом. Научить быть редактором ничто, и никто не может! Как невозможно научиться быть поэтом так не возможно научиться быть редактором. Редактор это дар! Дар посланный свыше! И этот дар Лапусев всегда чувствовал глубоко-глубоко в глубине своей писательской души. Но задумываться над этим чувством, до этой поры у него не было времени. Сейчас, возвращаясь из редакции, домой, он задумался. И не зря он крикнул, не вслух, редакторской двери: - Я пойду другим путём! – путём, который приведет его к мечте. На следующий день Лапусев подал на работе заявление об уходе. И тем самым навсегда распрощался с нужной обществу специальностью художника-гримера похоронного бюро. Набросав в голове план, он приступил к его воплощению. В это время, время которое окружало его и в котором ему довелось жить, организовать какое-нибудь дело можно было. В зависимости от масштабов желаемого были и соответствующие тем масштабам трудности. Лапусев с упорством муравья трудности преодолевал. Преодолевал ещё и потому, что он решил сильно не зарываться, а организовать небольшой по объёму, но не по тиражу, юмористический журнальчик с небольшим штатом сотрудников. Штатом, который с восторгом будет принимать, и печатать его рассказы. Начатое дело то хромая то, несясь на всех парах, двигалось вперед. И вот, пройдя все официальные организационные процедуры, он получил разрешение на издание нового печатного органа, который назвал просто, без всяких выкрутасов: «Классный юмор». Так как искренне считал - всё им написанное классно! Восторгающийся его творениями штат был таков: главный редактор, им он назначил себя; ответственный секретарь, художник, член редакционной коллегии, тоже он. Думал, было и в корректоры себя зачислить но, морщась как от зубной боли, при слове орфография, отвел глаза в сторону и сказал: - И так много работы на меня взвалили. Уж увольте. Должность корректора он предложил своей бабушке, бывшей школьной учительницы пения, уже лет тридцать находящейся на заслуженном отдыхе. Старушка с радостью согласилась, громогласно забасила свою любимую песню «Взвейтесь, соколы, орлами!» и, не прерывая пения, отправилась в городскую библиотеку за Большим орфографическим словарем, но по привычке приехала на Центральный рынок, где долго пыталась вспомнить: за чем её сюда принесло? Работа в редакции закипела. Главный редактор Лапусев сел за свой письменный стол. Ответственный секретарь Лапусев окинул строгим взглядом поверхность стола и сдул легшую перед ним пылинку. Член редколлегии Лапусев выдвинул ящик из стола, достал пухлую папку, открыл её и приступил к изучению материала предложенный редакции писателем-юмористом Лапусевым. Они: редактор, ответсекретарь, член редколлегии, прочитали первый лист. Прочитали второй. После третьего листа их лоб прорезала глубокая морщина. После прочтения четвертого к первой морщине присоединилась вторая, а брови сдвинулись к переносице и нависли над ней грозовой тучей. Стрелки часов неторопливо толкали время из прошлого в будущее, а Лапусев всё читал и читал. Перед ним на столе и возле него, горой громоздились пухлые папки, которые по очереди были извлечены из стола, из книжных шкафов и сняты с антресолей в прихожей. Дочитав последний лист, он положил его поверх горы. - Ерунда какая-то, - сказал главный редактор Лапусев, не флегматично барабаня пальцами по столу. – Чепуха! – согласились ответственный секретарь и член редколлегии. – Бред! Лапусев посмотрел в окно. Увидел, что уже давно наступил новый день. Выключил лампу. Устало откинулся в кресле и задумался. - Чепуха! – устало повторил он через продолжительный отрезок времени. Он разгрёб груду наваленной перед ним бумаги и достал из-под неё городской телефонный справочник. Найдя нужную фамилию, набрал номер. - Э! – сказал он в трубку, когда услышал сигнал соединения. – Могу ли я поговорить с…с господином Вепревым. Ах, это вы! Очень приятно! Извините за беспокойство, но с вами говорит главный редактор юмористического журнала «Классный юмор» Лапусев. Лапусев подбоченился сидя в кресле. - Мы запускаем пилотный номер нашего журнала, - продолжил он. - И предлагаем вам посотрудничать с нами. Не мог ли бы вы подкинуть что- нибудь для нас? Будем очень рады видеть вас на наших страницах… Чё?..Куда пошел?...В «Ромашку»? Ах, вы идете! Понимаю. Муки творчества, бессонные ночи, напряженная работа. Надо расслабиться, а затем поправиться. Понимаю! Спасибо! Жду! Он положил трубку. Долгим внимательным взглядом посмотрел на лежавшую перед ним груду. - Ну, вот, сбылась мечта! – подумал он, ласково поглаживая бумажную гору. – Правда в конце мечта несколько трансформировалась…Но, а что в этом мире вечно?...Ничто! Он опять раскрыл телефонный справочник. - Алё, - сказал он в трубку. – Макулатуру принимаете? Почём за тонну? А машина у вас есть? Мне нужен грузовик. Записывайте адрес! |