Я его встречаю почти каждое утро.Он, в тапочках на босу ногу, явно в сэкондхендовской футболке с номером 37 на груди, игнорируя лифт, спускается с третьего этажа вниз, к почтовым ящикам.. Отпирает маленьким ключиком металлическую ячейку с номером своей квартиры. Что-то бормоча себе под нос, вынимает из ящика ворох рекламных листовок, буклетов, тщательно перебирая их, чтобы, не дай Господи, не пропустить почтовый конверт.

 

Если письма нет, он аккуратно cкладывает макулатуру в специально поставленный для этой цели в подъезде картонный ящик…

 

Я многое знаю об этом человеке: как-никак, вместе прожили в одном доме без малого четверть века.

 

Он – бывший военный, полковник запаса. Служил в ракетных частях. Уволился из армии, да так и остался тут.

 

А куда, собственно, ехать? На свою историческую родину? Так она, по сути, наличествует только географически. Родителей похоронил давным-давно. Когда провожал в последний путь мать, самолично заколотил окна избы досками. А ключи отнес в сельсовет. До лучших времен, как сказал председателю. Мол, отслужу, как надо, и… вернусь!

 

Только не пришли они, эти лучшие времена. Еще на излете службы так случилось, что довелось ему проездом побывать в родных местах. Не утерпел, сделал небольшой крюк, завернул в свою деревню. И… лучше бы и не приезжал. Глядишь, на душе спокойнее было бы.

 

Как бы и сгинула деревенька… Никого из жителей не осталось тут. Кто был годами постарше, в смысле ровесником его родителей – те нынче упокоятся далеко за околицей, на сельском погосте. Кто помоложе да здоровее силами – в города подались…

 

Часть домов – что поновее да покрепче были – наследники раскатали по бревнышку и на другие, более привлекательные да престижные места перевезли. Остались только фундаменты, густо поросшие полынью да кипреем. И еще – кучи битого кирпича от разваленных печей…

 

Те же избы, что за ненадобностью были начисто брошены, так и стоят сиротливо, немо укоряя случайных прохожих потускневшими глазницами окон…

 

Умерла деревенька…

 

Только одна изба обжитой оказалась. Да и то выяснилось, что купил ее заезжий человек и превратил в загородное «ранчо». Бывает сам здесь наездами, время от времени. В выходные, разве что, да отпуск поближе к природе проводит.

 

Постоял в раздумье полковник у своей хаты, у которой и крыша сгорбатилась, и нижние венцы изрядно подгнили. Выкурил подряд две сигареты (тогда еще табачком-то он баловался), потом поклонился низко, развернулся, да и ушел. Не оглядываясь…

 

Это чего полковник каждое утро к почтовому ящику спешит? Не по привычке – за свежей газетой, - нет. Новости ему прямехонько на диван телевизор приносит: знай, только не ленись, щелкай пультом с канала на канал!

 

Писем ждет. От детей.

 

Двое их у него. Сын и дочка.

 

Сын – он в компьютерной технике дока. В Москве учился. Да там и остался.

 

Дочь – до языков иностранных сызмальства была охоча. Университет окончила, немного в школе поработала.

 

Теперь и вовсе на чужбине, в Германии живет и работает. В семье состоятельного немца, имеющего какие-то там русские корни. Может, и лукавит Хайнрих (так зовут этого немца). Не исключено, что хочет для своих детей карьерный фундамент заложить. А для этого русский язык знать – наипервейшее дело.

 

Гувернанткой у двоих детишек дочка трудится. Беби-ситтером, если по-научному.

 

Редко наезжают дети в гости. Одна надежда на почту, на заветный конвертик с иностранными марками…

 

Правда, сын не раз предлагал: куплю тебе, батя, самый навороченный компьютер. И будем переписываться, так сказать, в режиме реального времени. Не только куплю, но и научу всем премудростям.

 

На что полковник резонно заметил: дескать, с компьютером я непременно слажу. И безо всякой помощи. Чай, не сложнее той электроники, что в аппаратной зенитно-ракетного комплекса была.

 

Только что компьютер? Машина – она машина бездушная и есть. А письмо – оно тепло человеческое передает.

 

Не было сегодня письмеца, не оказалось в почтовом ящике. Ничего, может, завтра повезет. Почта – она ведь пешком ходит…

 

- Доброе утро! – здороваюсь с полковником и открываю дверь подьезда: спешу на работу.

 

- Здравия желаю! – слышу бодрое в ответ.

 

Выхожу на улицу и, запустив двигатель машины, начинаю сгонять специальным пластиковым скребочком ночную росу со стекол. И размышляю…

 

Мне доподлинно известен дальнейший распорядок дня полковника.

 

Сейчас он поднимется в свою квартиру и направится на кухню. И станет варить припасенную заранее рыбу. Не для себя – для дворовых кошек, которых на «котловом довольствии» у него штук пять (точно не считал, каюсь…).

 

Приготовив кошачий завтрак, полковник выходит во двор. Из пакета вынимает консервные баночки, раскладывает еду и… ждет.

 

Ждет недолго. Из кустов сирени, что буйно растут у подъезда, высовывается мордочка одной кошки, затем из подвального окна выпрыгивает другой усатый-полосатый зверь, подтягивается третий едок… И вскоре близлежащее к подьезду пространство напоминает харчевню «Три пескаря». Тишину утра нарушает лишь довольное кошачье урчание.

 

Полковник не мешает трапезе. Но и не уходит в дом. Потому как надо защитить питомцев от возможных «воздушных налетов» вездесущих и донельзя наглых ворон. Но на то он и ракетчик! Ежели что – метла всегда наготове! Этой же метелкой он потом аккуратно сметает остатки еды, что расбросали некультурные едоки.

 

С этими кошками вообще целая история вышла. Одна из его подопечных надумала рожать. Залезла под фундамент крыльца, ведущего в подьезд. Асфальт в том месте провалился, и образовалась приличная дыра… Там будущая мама и решила гнездовище себе устроить…

 

А тут – как назло – в домоуправлении какая-то кампания вызрела. Типа, приведем наши дома в образцовый вид. Вот и к нашему дому направился человек в синей домоуправленческой униформе. Привез на тачке мешок цемента, песок. Замесил раствор и принялся за дело, стал закладывать кусками кирпича лаз под фундаментом.

 

На кошачье счастье рядом оказался полковник. Он с покупками нехитрыми из магазина возвращался.

 

Опущу все эпитеты, которые довелось в тот день услышать спецу из домоуправления. Не слышал. Зато видел, как тот стоял перед полковником практически по стойке «смирно».

 

Не знаю, каких трудов стоило полковнику выманить из-под бетонной плиты роженицу. Но – выползла. И не одна! А вытащила троих своих детенышей…

 

А не окажись тогда полковник поблизости – так бы и замуровали бедняжек заживо в этом склепе…

 

Котят – когда малость подросли и окрепли – полковник роздал. А мамашу у себя оставил. Правда, на улицу выпускать не стал: вдруг ненароком еще потомство нагуляет.

 

А еще наш полковник знаменит тем, что за домом высадил целую рощицу. Ездит за город, в лес, присматривает там молоденькие деревца, аккуратно выкапывает их – и назад. Лунки тщательно выкапывает, сажает деревьья. За что не раз был подвергнут обструкции со стороны дворничихи. Которая не раз грозилась извести под корень всю эту «мичуриновщину». Мол, толку – никакого, а мне – только и знай, что по осени листья сгребай.

 

Полковник и тут был непреклонен. «Не волнуйтесь, милая, - спокойно сказал он дворничихе, - листопад – дело временное. Преходящее, так сказать. Всего пару недель. Зато весной и летом – какая благодать! Особенно, когда деревья вымахают, в ветвях птички гнезда совьют… Красота, одним словом».

 

Сдалась дворничиха. То ли резонными доводы полковника оказались, то ли своим обаянием взял служивый… Только по осени дворничиха особо тщательно собирает листья в рощице.

 

…Недавно встретил полковника. Он рассказал мне, что приехал с кладбища, где похоронена его жена.

 

«Навел порядок у могилки. И рядом – тоже. Там, где и я лежать буду. Бок о бок с моей Анечкой…»

 

Я – человек неверующий. Но молю Бога, чтобы этот момент долго-долго не наступал…