На Петербург опустилась ночь. Этот город всегда прекрасен, однако эта ночь была чем-то особенным. Наверное, все дело в ее аромате. Я прошел босыми ногами к окну и отворил его. Фонари тускло освещали узкий двор-колодец, заканчивающийся аркой с железными воротами. Я глубоко вдохнул и задержал дыхание. Воздух был теплым и влажным, и как будто бы, немного с запахом моря. Надо закурить. Красный огонек сигареты разрезал темноту. Удивительно темная ночь, кстати. И звезды видно. Странно все это. Не к добру. Будто скоро все изменится, также как и эта ночь. Меня вдруг охватило предчувствие неизбежного. Так, наверное, осужденные на казнь кожей ощущают приближающуюся смерть. Это неприятное чувство охватило меня с ног до головы и завладело на секунду всем существом. Я сделал очередную затяжку, и оно отступило. Чудесное средство от страха – сигареты. Они убивают тебя, а перед лицом смерти отступают все другие страхи. Таким образом, я как курильщик, приучил себя бояться смерти по двадцать раз за день. Очень освежает, не правда ли?

Ухмыляясь своим мыслям, я побрел к кровати. На ней спала какая-то девица. Вечером я снял ее в баре, чтобы было не так мучительно скучно ехать домой. Я с удовольствием для себя отметил, что у нее очень нежные руки и чудесные, будто золотые, волосы. Я представлял, как она с мужем будет гулять осенью в парке, и на ее волнистые локоны будут падать красные кленовые листья, а она будет смеяться, сверкая белоснежными зубами. Как же ее зовут? Мне действительно это интересно? Нет, пожалуй. Должен признать, что я из тех, кто любит наслаждаться красотой добропорядочной жизни издалека, как зритель. Я быстро устаю от людей. Отец говорил про меня: «Увлекаясь и приближая к себе свою очередную жертву, мальчишка просто высасывает из нее жизнь. Он забирает все лучшее: взгляды, интересы, ужимки, в конце концов. А потом, получив желаемое, просто оставляет их в одиночестве. А они, бедняги, больше не могут без него. Негодяй умеет быть обаятельным». Странно, но эти слова он всегда говорил со скрытой гордостью. Впрочем, я не особо внимательно его слушал. Уже в тридцать он выглядел как старик. Просто очень высокий и худой старик, который давал мне денег на карманные расходы и периодически читал нотации о том, как должен вести себя мужчина. Несмотря на общую бесполезность, кое в чем он все-таки был прав. Я быстро устаю от людей, зато потом долго не могу отделаться от их назойливого внимания. В какой-то момент они просто блекнут, уходят из моих мыслей, из моего воображения. Но они еще долго не могут забыть меня. Особенно женщины. Как много я видел женской любви, ненависти, слез, проклятий. Общение с ними быстро утомляет. Одно время я честно пытался полюбить, но ничего не вышло. Моя избранница казалась совершенством. Везде, где бы мы ни появились вместе, мы тотчас попадали в центр всеобщего внимания, восхищения и зависти. Мы старательно целовались перед камерами, твердили о бесконечном счастье, занимались сексом по всем углам, пока, наконец, не пришли к пониманию, что обманываемся. Мы смертельно надоели друг другу. До того, что даже раздражения не было. Какое-то время мы механически продолжали целоваться, твердить о любви и заниматься сексом вдвоем, втроем, вчетвером и так далее по нарастающей. Все наши старания пропали даром. От увлечения и тени не осталось. С тех пор я понял, что главный враг двадцать первого века вовсе не СПИД, главный враг – скука. Я стал бороться с ней с маниакальным усердием. Забыл сказать, что отец мой постарел так рано из-за большой занятости на работе, чем обеспечил мне совершенно беззаботную юность. Да и сейчас я работал постольку поскольку. Добрый старик обеспечил мне безбедное существование, в котором единственной заботой было обеспечить свой досуг, а иногда досуг его компаньонов. Это я умел превосходно. Сейчас мне двадцать семь лет и я испытываю муки пресыщенности. Я испробовал миллион наслаждений доступных и не очень, пережил множество страстей и похоронил бесконечное число увлечений. Недавно я заметил, что все, радовавшее меня прежде и открывавшее нечто новое, утрачено. Оно поблекло и теперь я живу будто по привычке. Весь мир потерял краски. Поэтому то я так удивился особенной черноте этой летней ночи. Уж слишком она яркая для повседневного серого пейзажа.

Мы проснулись около полудня. Лучи солнца, пробравшегося в комнату, скользили по ее золотистой коже. Давно я не был с такой красивой женщиной.

-Как насчет завтрака, милая?

-Категорически за, Антош, - она вальяжно потянулась. Как хороша, все таки! Как же её зовут, черт побери?!

*****

 

Через час мы уже сидели в уютном итальянском ресторанчике недалеко от моего дома. Я любовался этой женщиной, было очень легко и спокойно в ее присутсвии. Я уже начал думать, что, быть может, место рядом с ней в осеннем парке предназначено для меня.

-По утрам ты удивительно соблазнительна, - я потянулся за сигаретами, - Знаешь, я думаю, мы должны встретиться на следующей неделе.

- Спасибо, - она опять улыбнулась, - Меня к тебе тянет, а это очень опасно. Давай не будем поступать опрометчиво.

-Давай, - я медленно выпускал колечки дыма, - В наш век женщины совсем сошли с ума – после ночи, проведенной с мужчиной, они даже не хотят оставить свой номер телефона. А ведь ты была бы в праве потребовать от меня женитьбы еще в начале прошлого века. Эмансипация на редкость растлевающая вещь, ты не находишь?

-У меня особо нет времени над этим размышлять, но в целом я согласна с теми, кто считает, что эмансипацию придумали мужчины, чтобы сделать женщин более доступными. В этом вопросе меня не отпускает подозрение, что нас где-то надули, - она горько усмехнулась, - Хотя это не лучшая тема для разговора.

- От чего же?

- Ну, хотя бы, потому что если я буду строить из себя la femme émancipée, то мне можно будет приписать мужененавистничество, а если наоборот заявлю, что эмансипация – происки дьявола, то сойду за консервативную дурочку. Так что выбора нет, - она развела руками.

- Да, действительно нет.

Я все более заворожено смотрел на нее. Оказалось, она журналист по образованию, ей двадцать два года и она уже успела один раз выйти замуж. О браке жалеет и больше оступаться не собирается, пока не найдет кого-то на сто процентов надежного. Забавно, я узнал все о ней за пол часа, а она так обо мне ничего и не спросила.

- Мне надо выйти на минутку, извини, - она направилась в сторону уборной.

- Конечно.

Я пришел к заключению, что она безумно хороша. Так молода, а в глазах читается наличие острого ума. Хотя я не особо люблю с такими связываться – они слишком самостоятельны и много требуют. Но именно в ней что-то есть. Может быть это ОНА? Может с ней жизнь перестанет быть такой унылой? Я ведь, по сути, не жестокий, не циничный человек, просто мне не везет. Не везет и все. В моей жизни постоянно встречаются не те люди и происходят не там не те события. Я представляю себя безумно влюбленным, чьим-то женихом или счастливым отцом. Я могу быть ответственным.

- С тобой все в порядке? – ее вопрос вернул меня к жизни.

- Конечно, просто я сражен тобой, и уже представляю, как буду учить нашего сына ездить на велосипеде.

- Ты больной, - она засмеялась,- Приличная девушка должна подумать, что ты маньяк и сбежать. Почему мне так не кажется?

- Может, потому что я чертовски обаятелен, и потому что ты еще вчера, перед тем как поехать со мной, просчитала в уме, сколько у меня денег и представила наших детишек до седьмого колена. Я прав?

- Думаю, что должна оставить этот выпад без ответа, - она опять засмеялась, - Ты был бы чертовски прав, если бы добавил, что ты ужасный наглец.

- Я ужасный наглец.

- Ты прав. Ладно, мне пора идти, дела не ждут. Я чудесно провела время, - нежное касание, - И я подумала… - глаза в пол, - Если ты серьезно… Вот, - протягивает номер телефона, написанный на салфетке.

- Я позвоню, муза моя!

Прекрасное личико девушки просияло, и она направилась к выходу легкими шагами. Около дверей она обернулась и послала мне воздушный поцелуй, я сделал вид, что поймал его и убрал в карман шорт. Она ослепительно улыбнулась и выскользнула на улицу. Я заказал еще чашку кофе, закурил и минут пять предавался сладким мечтаниям об утренней красавице. Внезапно я поймал себя на мысли, что так и не спросил ее имя. Мне стало как-то неуютно. Я отчетливо представил как она будет звонить мне миллион раз в день и задавать глупые вопросы, чтобы слушать ленивую ложь, там где ей нужна красивая правда. Нет, я не настолько жесток. Но я наговорил ей всякой ереси, а она поверила… Хотя… Не маленькая, справится. Я аккуратно свернул салфетку с номером и положил на стол, затушил сигарету и вышел. Прошлое надо вычеркивать из памяти моментально, раз и навсегда, чтобы потом не мучаться. И все-таки интересно как ее звали…

 

*****

 

В офисе было ужасно шумно. Все время хлопали стеклянные двери, а наша секретарша, восемнадцатилетняя Ирочка, носилась по кабинетам с лицом, выражающим крайнюю озабоченность. Значит, опять готовятся принимать гостей. Сценарий у нас один и тот же. Приезжают инвесторы, мы проводим их в конференц-зал, поим кофе, знакомим со мной. Папаша промывает им мозги, я перевожу и добавляю пару интернациональных шуточек. Потом предлагаю сделать кофе-брейк, в течение которого долго окучиваю главу делегации, в результате чего вечером мы уже сидим в каком-нибудь борделе или баре и пьем за здоровье президента их страны, его жены и детишек, его собаки, его любовницы, его тренера по йоге ну и так далее. На следующий день я опохмеляю их и везу к отцу заключать договора. Как правило за предыдущую ночь они либо наговорят мне лишнего, либо так напьются, что принимают решения, особо не раздумывая и обычно с выгодой для нас. Раз на раз не приходится, конечно. Иногда везу гостей в театры и музеи, но заканчивается как правило все равно в борделе.

- Ирочка, звезда моих беспокойных снов, что здесь опять?

- Ох, Антон Владимирович, шутки у вас… Я ведь и поверить могу! – она мило покраснела, - У нас американцы. Владимир Владимирович уже ждет вас у себя.

- Ладно, помчусь. Но по поводу снов мы с тобой еще потолкуем.

Я представил, как через пару лет она с мужчиной идет по осеннему парку, и алые листья падают ей под ноги. Я попытался представить на месте этого мужчины себя… Не очень то люблю заводить романы на работе. С этим слишком много хлопот.

Переговоры прошли довольно скучно. Отец что-то долго рассказывал про строительство какого-то жилого комплекса то ли у нас, то ли у них. Я старался особо не вникать. Делегация визитеров состояла всего из трех человек. Двое причем совершенно тусклые, вероятно помощники. Зато их начальник – совершенно классный мужик. Во время кофе-брейка мы задушевно поговорили и твердо решили совершить разорительный рейд по всем кабакам и борделям Северной Столицы. Так и получилось.

Утро мы встретили в одном престижном салоне в объятиях очаровательных и безумно дорогостоящих прелестниц. Нам выделили сауну и десять девушек, так что мы чувствовали себя почти как правители Древнего Рима. Джордж, главный американец, танцевал какой-то национальный танец в окружении молодых девичьих тел, его соотечественники, видимо как более слабые и менее опытные похрапывали в углу, а я попивал виски, сидя в удобном кресле. Не очень то люблю общество проституток. С ними все слишком честно, без романтической поволоки. Однако это совсем не мешает мне относиться к ним с должным уважением, опять же из-за их честности. Среди добропорядочных женщин гораздо больше интриганок, циничных тварей и расчетливых, желающих устроиться за чужой счет змей, чем среди этих жриц любви. Ведь что, по сути, делает женщину падшей? Сколько среди них Сонечек Мармеладовых Достоевского? Несчастных жертв не сложившейся жизни? Никто не растет с мечтой стать проституткой, что-то толкает их к этому. Вряд ли нечто хорошее.

- И вы совершенно правы, совсем не хорошее.

- Прости? Ты мне?

- Мы перешли на ты? Ладно. Ты говорил сам с собой вроде. Не клиника конечно, но стоит задуматься. Меня зовут Вера.

- Антон, - я пожал протянутую ручку, - Как получилось, что я тебя не заметил сразу?

-Также как и всегда получается, - девушка звонко рассмеялась, - Зато я заметила тебя, и это совсем неплохо. Согласен?

-Вполне.

Я внимательно разглядывал стройную фигурку девушки в белом бикини. Вера… Симпатичная. Про таких говорят «карманная женщина». Маленького роста с тонкими, но в то же время округлыми, формами она, казалась, нездешней, слишком воздушной для того, чтобы ходить по земле. По легкому естественному бронзовому цвету кожи было видно, что в жилах ее течет южная кровь, может быть цыганская. Черные волосы непослушными тяжелыми прядями обрамляли личико, струились по плечам и грациозно спадали на небольшую округлую грудь. На этом моменте, должен признаться, я конкретно завис. Перегрузив систему, я заставил себя перевести взгляд на лицо собеседницы. Удивительно красиво сочетались в нем аристократическая тонкость черт и четкость линий, продиктованная южным происхождением. Маленькая красавица взяла все самое лучшее у Запада и Востока. Единственное, что портило ее – это недобрая ухмылка, исказившая алый ротик. Такую часто можно увидеть на лице холодной опытной развратницы, но никак не у прекрасной юной девушки.

- Я случайно подслушала твои мысли. Это было довольно забавно.

- Что именно? - я жестом предложил ей сесть на соседнее кресло и налил виски.

- Например то, что ты сидишь посреди публичного дома и размышляешь о нашей печальной доле. Очень благородно!

- Это ирония? – я грозно сдвинул брови, девица начинала меня забавлять.

- Ох, что вы, сеньор, - она молитвенно сложила изящные ручки и кокетливо опустила глазки в пол, - Разве я бы решилась на такую дерзость.

- Так то лучше, женщина, - я засмеялся. Девчонка оказалась ничего, - Вера. Веера. Хорошее у тебя имя. Легко слетает с языка. И как, пробуждаешь в людях веру?

- Смотря во что верить…

- И во что же ты веришь?

- Я верю в то, что если порежешь палец - пойдет кровь, если не будешь грести – утонешь, если сердце перестанет разгонять кровь по организму – умрешь. Вот во что я верю.

- А бог? А милосердие? А любовь?

-Антон, а ты не ошибся местом отдыха? Оглянись вокруг. Ты тут видишь бога? Милосердие? А может любовь?

- Будешь плакаться? – только этого мне и не хватало!

- Вряд ли. Я, знаешь ли, отношусь к жизни философски. Кто-то должен выполнять эту работу, и так получилось, что это выпало мне, вот и все. К тому же, я свою судьбу на твою никогда бы не поменяла.

- Почему же?

- Не знаю… Может виски не люблю, - она хитро подмигнула мне, грациозно вспорхнула с кресла и направилась к танцующим.

 

*****

 

Всю следующую неделю я ужасно плохо спал. Что-то словно разрывало меня изнутри. Напирало из самых глубин сознания и заставляло все время находиться в напряжении. Я не мог сосредоточиться, не мог читать, спать, есть. Любая информация поднимала во мне бурю противоречивых чувств. Мысли вихрем кружились в моей голове, и я просто не успевал ухватить хоть одну. От этого ужасно страдала речь: я сбивался, перескакивал с одного на другое, тараторил или, наоборот, застревал на конкретной фразе. Я казался себе настолько переполненным, что все окружающие выглядели на моем фоне пустышками. Я снисходительно смотрел на них и не понимал, как они живут, такие суетливые, ничего не замечающие, жалкие в своем гоноре. Неожиданно у моих коллег развилось косоглазие в мою сторону, поползли намеки, что и на старуху бывает проруха, что я наконец-то влюбился. Мужчины сочувственно кивали, женщины завистливо сплетничали о том, кто бы это мог быть. А я, совершенно не разделяя их мнения, приобрел привычку сбегать из офиса пораньше.

В пятницу я выскочил с работы, отключил мобильный, быстро поймал такси и велел гнать со скоростью света. Куда? Да куда угодно, шеф! Однако радость моя была недолгой. Очень быстро мы попали в огромную пробку. Я расплатился с водителем и решил пройтись пешком. Летний вечер был на редкость теплый для Петербурга. Я всегда удивлялся идеальному сочетанию архитектуры домов в центре с нашей погодой. В редкие дни, когда над городом сияет солнце, он выглядит не так элегантно, как при пасмурной погоде, когда острые шпили пронизывают серые тучи, а влажный воздух замедляет все движения и будто отделяет тебя от мира тонким непроницаемым стеклом. Забавно, как иногда подходят некоторым печаль и серый цвет. В наше время даже чувства стали модным аксессуаром. Все, что пожелаете. Хотите - презрение к другим, отчужденность будет вам очень к лицу, а вот вам, девушка, как раз по размеру придется светлая печаль, и чтобы волосы развевались на ветру.

Я сам не заметил, как ноги принесли меня к тому самому салону, где мы с американцами отдыхали неделю назад. Потоптавшись у входа минут пять, я решил, что немного развеяться мне совсем не повредит, и вошел. Не буду утомлять вас описанием комнат и женщин, которые расхаживают по этому заведению. Прогулявшись там немного, я уже совсем было собрался уходить. Однако как только я направился к двери, в поле моего зрении попала та самая девушка. Та самая Вера. Я не понимал, почему ее присутствие вызывало столько эмоций во мне. Тепло разливалось по всему телу, яркость окружающего бросилась в глаза, и на миг меня пронзило удивительное чувство остроты момента. Вот мы стоим напротив друг друга, и нет никакой наигранности или расчета. Сладкое оцепенение длилось всего несколько секунд, потом я все же привел себя в чувство. Вера игриво подмигнула мне и направилась в мою сторону. Не говоря ни слова, она взяла меня за руку своими тонкими нежными пальчиками и повела на второй этаж. Затворив за нами дверь отдельного кабинета, она повернулась и спросила, слегка наклонив голову, как бы выражая вежливое удивление:

- Так ты вернулся?

- Как видишь.

- Я рада.

- Серьезно?

- Как видишь.

Она ухмыльнулась и прошла к бару.

- Мне должно льстить, что клиенты возвращаются ко мне.

- Я не хочу быть твоим клиентом.

- А кем ты хочешь быть?

- Не знаю.

- Виски?

- Да.

Она налила два бокала, один из которых подала мне. А из второго сделала небольшой глоток.

- Ты же не любишь виски…

- А может быть, я лгала?

- Мне бы этого не хотелось.

- А чего бы тебе хотелось?- она прилегла на кровать и поманила меня к себе.

- Не знаю, - я сел в кресло и начал рассматривать свои ноги, - Почему ты такая?

- Какая?

- Такая…Такая какая есть. Бессердечная, циничная, проститутка? Почему? – только сказав это, я осознал, как должно быть сильно обидел ее. Этого мне хотелось сейчас меньше всего. Просто я никак не мог понять, почему именно она принадлежит к тем женщинам, которых я не могу просто встретить на улице и позвать в ресторан. Я ждал слез, а услышал смех. Вера смеялась в захлеб, запрокинув голову.

- Антош, ты дурак? Ты забыл, где ты? Я вообще не особо понимаю, о чем речь. Зачем же ты пришел? Поговорить?

- Может быть.

- Так давай поговорим.

- Расскажи о себе?

- Кстати оплата почасовая.

- Плевать.

- Хорошо. Я родилась Салехарде. Приехала поступать. Не поступила. Вот и вся история.

- Все так просто?

- Разве в жизни бывает просто? – она опять рассмеялась, - Поверь, мне было совсем не просто.

- И тебе все здесь нравится?

- А как ты думаешь сантехникам, дворникам, уборщицам их работа с детства в сладких снах снилась? Помнишь как у Достоевского, определенный процент девушек в любом случае будет брошен в жертву страстям. Жребий на меня выпал. Я могу либо повеситься, либо смириться.

- И ты смирилась?

- Нет, повесилась! – она резко поднялась с кровати и прошла к журнальному столику за сигаретой. Затянувшись, она расправила плечи и ласково посмотрела на меня, - Милый мой, я не верю в чудеса. Я просто стараюсь счастливо жить в тех условиях, в которых оказалась. Я не оправдываюсь, не играю комедию. Просто живу.

- Просто живешь? Вот так вот запросто?!

- Знаешь, по-моему, все достойное внимания в этом мире довольно просто. Чем больше надстроек, тем больше путаницы, тем больше уголков для того, чтобы туда заползла гниль.

- А в себе ты не чувствуешь гнили?

- А ты в себе?

- Нет.

- И зря.

- Послушай, я мог бы что-нибудь придумать… Снять тебе квартиру…

- Не говори глупости!- Вера раздраженно тряхнула головой, - Не говори глупости. Зависеть от чьих-то прихотей? Спасибо не надо. Тебе пора.

Девушка решительным шагом прошла к двери, распахнула ее и выразительно посмотрела на меня.

 

*****

 

С тех пор я стал приходить к ней регулярно. Все чаще и чаще. Меня влекла ее уникальность. Я никогда не мог предсказать, что она скажет, чего захочет, в каком будет настроении. Мы много говорили. Часто я заражался ее идеями, хотя мне было очень обидно, что, обладая таким острым умом, Вера была совершенно мертвой в душе. Как-то мы заговорили о моде на цинизм. Она пожала плечами и заявила, что быть циничным довольно разумно в наше время. Она часто говорила, что человеческая жизнь очень мало стоит, потому что нас слишком много, что человечество – это смертельный неизлечимый вирус, заразивший всю планету.

Со временем я узнавал эту женщину все больше и больше и открывал ее для себя с неожиданных сторон. Однажды я случайно подсмотрел, как она слушает джаз по радио, находясь в одиночестве в своей комнате. Вера сидела в кресле, обхватив колени руками, и слезы, словно отзываясь на грустный плач саксофона, капали из ее глаз. Она легонько покачивала головой в такт музыке и периодически хлюпала носом как маленькая девочка. Прилив нежной влюбленности буквально сбил меня с ног. Я стоял в дверях, не зная, что думать, говорить, делать, как жить. Выскочив незамеченным из комнаты, я прислонился к стене, чтобы отдышаться. Что же она делает со мной?! Наверное, это наказание за все мои похождения. Через пару минут, окончательно успокоившись, я постучал и вошел в комнату, где Вера встретила меня во всеоружии своей извечной маской холода.

- Привет. Ты как всегда прекрасна.

- Спасибо, Антош. Ты опять хочешь разговоров?

- А ты нет?

- Я устала. Мне все это надоело, - ее голос звенел раздражением,- Я встречала разных мужчин, но ты худший из них. Тебе еще не надоело выворачивать мне душу ради забавы? Что ты ходишь сюда?! В сравнении с чужими страданиями, твои кажутся тебе меньше?! Рядом со мной ты уже не так одинок?! Что ты хочешь от меня? Я знаю таких как ты. Детенышей богатеев. Вы страдаете от скуки. Потому что вас ничто не может развеселить. Вы страдали от нее веками. Это ваша единственная болезнь. И вот теперь ты пришел на лечение ко мне. Тебе не нужно то, что я готова продать, тебе нужна душа, – она выглядела совершенно опустошенной. Маска расчетливости слетела с нее в один момент и передо мной предстала обнаженная в своих чувствах женщина.

- Послушай, я думаю… Я думаю, что влюблен в тебя…

- И что? – она устало присела на краешек стула, - Что ты хочешь? Жить со мной? Жениться на мне? Что ты видишь дальше? Зачем ты шутишь надо мной? – Вера резко подскочила, будто в ней открылось второе дыхание, - Уходи! – ее голос сорвался на крик, - Уходи!

- Послушай, я… Я не знаю…

- Я прошу тебя.

И я ушел.

 

Я в задумчивости прогуливался по Летнему Саду. Очень люблю его, особенно теперь, когда разноцветные опавшие листья ласково шелестят в такт моим шагам. Последнее время дела у меня шли не очень то хорошо. Я стал замечать, что время идет слишком медленно. Время теряет для меня свою главную прелесть – быстротечность и неизменность. Раньше оно было уникальным уборщиком – подчищало все мои промахи. Теперь же время стало моим мучителем. И я убивал его, как умел. Я знал, в чем моя основная проблема. Мне не хватает Веры. Во всех смыслах. Прекрасно понимая, почему она выгнала меня, я злился на нее, на себя, на весь мир. Мы с ней не виделись уже полтора месяца. Да и не должны никогда видеться! Каждую ночь она снилась мне, врывалась в мои сны без приглашения, как всегда очаровательный ангел со змеиным взглядом. Я стал очень задумчив последнее время, поэтому случайно сильно толкнул молодую девушку.

- Простите, - буркнул я и собрался идти дальше…

- Антон?

Меня словно обдало кипятком. Обжигающая волна прошла по всему телу. Это была она - Вера. Я тут же начал сбивчиво извиняться, нести какой-то бред, а она только улыбалась и тепло смотрела на меня. Что-то изменилось в ее облике, что-то незаметно прокралось, обосновалось и совершенно не хотело сдавать свои позиции. Она была уже не совсем той девушкой, которую я встретил в борделе, и я не мог сказать хорошо это или плохо. Мы разговаривали о какой-то ерунде как старые знакомые и просто шли, держась за руки, по дорожкам осеннего парка. В этот момент я понял, что никогда больше не захочу расставаться с ней.

Дальше все было как в традиционных любовных романах. Долгие ночи и короткие дни. Мы были абсолютно счастливы. Это самая верная фраза. Наше счастье достигло уровня абсолют, оно было настолько острым, что почти причиняло боль. Вера переехала ко мне и раз и навсегда завязала со старой профессией, а я теперь спешил с работы домой каждый вечер. Мы сидели на диванах в маленьких ресторанчиках, пили вино и вели неспешную беседу. Мы выходили на балкон в дождь, слушали музыку и пускали кольцами пряный дым кальяна. Мы все время целовались и обнимались, будто если мы не будем дотрагиваться друг до друга хоть минуту, мир развалится на части. Мы были счастливы. Проблемы начались вместе с первым снегом через два месяца. Я стал замечать странные перемены в Верином поведении. Будто она вдруг оказалась совершенно не той женщиной, с которой я познакомился. Она стала чужой. Она постоянно звонила мне, говорила всякие приторно- вязкие признания, пыталась контролировать все мои поступки. Я сильно уставал от этого, и идти домой хотелось все меньше. История опять стала банальной. Я задерживался на работе, Вера кричала, я задерживался еще дольше.

Как то раз, придя, домой, я обнаружил удивительную тишину. Я был безмерно рад этому, потому что от Веры меня уже порядком мутило: от ее вида, от ее голоса, от ее ужимок, даже от ее тощих ножек и ручек. Я кинул ключи от машины на столике в коридоре, разделся и медленно обошел всю квартиру. Веры нигде не было. Я уже было заволновался, но тут увидел на кухонном столе аккуратно свернутый лист бумаги. Оказалось, что это письмо от Веры.

«Дорогой Антон.

Я не буду долго утомлять тебя чтением претензий и жалоб. В двух словах я уезжаю домой, когда ты прочтешь это письмо, я уже буду в поезде. Мне жаль, что я не выдержала проверки счастьем. Ведь ты полюбил меня, когда я находилась в ужасном состоянии. Ты полюбил меня растоптанную, когда я стала циничной и расчетливой, чтобы хоть как-то защититься. Оказалось, это всего лишь маска, увы. Я такая же как и все остальные женщины. Но знаешь, я не жалею, что мне пришлось снять эту маску. Я, конечно же, беспросветно глупа, что была такой циничной на показ, но не так несчастна как те, кто старается выглядеть страстным, хотя сердце его давно остыло. Я любила тебя, наверное».

Сквозь эти строки опять скользнуло воспоминание о прежней Вере. Еще не смягчившейся, еще не с расплывшимися чертами, а с острой каждой черточкой ее безупречного тела, будто воинственно направленной против тебя.

 

*****

 

Я больше никогда ее не видел, но мне всегда очень не хватало веры. Во всех смыслах.