ЦИРК ЗАЖИГАЕТ ОГНИ СОБАКА НА СЦЕНЕ /размышления сторожевого пса/ Несмотря на богатый жизненный опыт, в искусстве вообще, и в искусстве цирка в частности, я разбираюсь слабовато. Сказывается, надо полагать, отсутствие систематического образования или, говоря словами кинологов, школы. Выручает природный ум и, следовательно, мне по силам понять многое: манеж, клетки, брандспойты, опилки, акробаты, клоуны, девочки в коротких юбочках, директор, оркестр, подсадная утка, слон в посудной лавке, мартышка и очки, осёл, козёл и косолапый мишка. Одним словом, цирк зажигает огни. Но в остальном полнейшая неразбериха, как с моральной, так и с материальной точек зрения. Впрочем, как я успел заметить, в цирке зверей уважают и такое отношение распространяется даже на обыкновенного сторожа, вроде меня. На моих глазах итальянскую болонку Милицу, всё достоинство которой в том, что выучилась ловко стоять на задних лапках, буквально захватали руками, в то время как артиста, обладающего этим даром от рождения, чихвостили почём зря за съеденную львиную долю, как если бы была последней. Лично мне подобные упрёки не понятны. Не вижу ничего зазорного в том, что слабый объедает сильного. Это не по Дарвину, зато по жизни. Но ни я, ни французский пинчер Метью, солидарный со мной, не в силах ничего изменить. Было бы ошибкой на основании сказанного утверждать, будто цирк для животных—рай. Проблем масса, особенно с вознаграждением. Кого и по какому принципу вознаграждают, бухгалтерия и та не разобралась. Надо ли удивляться, что животные возмущаются, но так, чтобы не подслушал дрессировщик. Из последних собачьих сил пробовал убедить администрацию: в интересах дела, чтобы каждый понимал, кормят его от выработки или согласно смете? Влияет ли на количество отпущенного мяса популярность исполнителя и аплодисменты? Не менее важно, с точки зрения личной заинтересованности, может ли дрессированное животное после долгой и безупречной службы рассчитывать на получение почётного звания, например, «Заслуженный жираф республики» или «Медведь высшей категории»? И, как следствие, избранным в профсоюз и влиять на решения худсовета? Зависит ли улучшение жилищных условий от стажа и когда, наконец, отменят паспорта и справки о прививке при вселении в гостиницы и выезде за границу. В подобном духе можно продолжать бесконечно, поскольку вопросов накопилось больше, чем ответов, главный из которых, будут ли оплачивать самкам больничные листы, как при общем недомогании, так и по уходу за больным щенком? Не меньше недоумений чисто юридического свойства: полагается моржу южная надбавка, а африканскому слону подъёмные при переезде на постоянное жительство в Нечерноземье? Как видите, пекусь я не об одних собратьях, а о сообществе зверей в целом, так что некоторая наивность, коль скоро таковая имеет место быть, не должна стать причиной иронического ко мне отношения. Разумеется, в цирке я без году неделя и к тому же у меня репутация существа плохо поддающегося дрессуре, но и того не следует забывать, что гордых и к тому же с обострённым чувством справедливости животных, увы, не жалуют. Притом, что я и сам настрадался от излишней гордости. Слишком поздно пришло понимание, что жить в клетке сытым и обеспеченным профилактическим осмотром лучше, чем голодать и холодать на свободе. И всякий раз, когда Милица и Метью восторгаются моей душевной стойкостью, я страдаю от невозможности объяснить им, что легче мечтать о свободе, чем не ведать, как от неё избавиться... /на этом месте размышления сторожевого пса оборвались, по причине нам неизвестной/ «ЦИРК» Пошёл в цирк. Куда-то ходить надо, чтобы отдохнуть от людей. Не скажу, чтобы озверение было полным, но осознание превосходства над меньшими братьями приносит несомненное удовлетворение. А тут, представьте, вижу, как этот самый «меньший» выделывает необыкновенные чудеса. Начинаю соображать, что сам на такое-подобное не способен и проникаюсь уважением, пускай хоть и к бурому медведю. Вкратце перечислю увиденное: ездил на велосипеде /предположим, и сам бы сумел, вовремя научи меня родители/, но всё остальное, как-то взбирание на шест, стойки, кульбиты, сальто-мортале, жонглирование задними лапами и тому подобное — выше моего понимания, хотя к дуракам себя не причисляю, а вот поди ж ты... С тех пор я вроде как потерянный. Не с кем удивление разделить. Жену попытался вовлечь, а в ответ услышал: «Меньше по бабам шляйся»! Сообразив, что не по адресу, решил обратиться непосредственно к дрессировщице. Тоже женщина, а ничего общего с моей женой. Описать не подлежит, поскольку в ней такого наворочено, что, как говорится, хоть стой, хоть падай. Прелесть неизъяснимая. Всё при ней. И даже то, что ниже карниза, ничего, кроме благородного воодушевления не вызывает. А как деликатна. Грубого слова даже скотина не услышит. При мне подошёл с какой-то просьбой медведь в котелке и шароварах, так она жестом намекнула, что говорит с гостем, а потому отвлекать её не следует. Медведь сразу ретировался, кланяясь мне и помахивая котелком. Беседа с нею давалась не просто. Во-первых, волнение, во-вторых, косноязычие. А когда поняла, рассмеялась /голосок, между прочим, как колокольчик под дугой/ и говорит: «Не поздно ли в вашем возрасте новую профессию приобретать? Пришлось успокоить. Никакой, объясняю, вам не конкурент, но меня волнует процесс околпачивания животных. Как-никак, твари неразумные, а постигают и в некотором смысле превосходят уровнем. Сравниваю с собой и, по-честному говоря, не в свою пользу. «Будь по-вашему, – смеётся артистка. – Открою секрет, который и не секрет вовсе. Им следует давать мясо. Помногу и вовремя». Что же, спрашиваю, зверьё, как и мы, из-за куска мяса готово на всё? «Увы, – соглашается, увы»! Потускнела в моих глазах и сама дрессировщица, и её работа. То, что человек, венец, так сказать, природы, злоупотребляет своим интеллектом ради сиюминутной выгоды, ещё понять можно. Но унижать, оскорблять животное, вынуждая на потеху публики дрессированно ходить вниз головой и все за кусок мяса... Где же наше представление о гуманности? Ушёл из цирка душевно усталый, а жене сказал: «Всё, старая, завязал»! — «С бабами»? — «Тьфу, пропасть! У тебя одно на уме. С человечеством. С искусством. Нет мне места там, где за кусок мяса покупаются и продаются». Жена посерьёзнела, поверила, видимо, в мои терзания. – Могу согласиться, – говорит, – что реальная жизнь полна противоречий между статичной моделью индивидуума и практическим её обытовлением. И, как свидетельствует опыт, никто в этом смысл не может считаться исключением. Все мы сродни бурым медведям, ибо мясо, которое получаем, по-научному называется зарплатой. Следует, очевидно, пояснить, что моя жена служит уборщицей в Академии психологических проблем и заразилась в этой организации опасной долей цинизма. – Наш сотрудник, кандидат наук, – продолжала она, как будто я её об этом спрашивал, – доказал на учёном совете, что при хорошей зарплате непременно осуществит важное научное открытие. А его обвинили в волю... волюнтаризме. – В чём? – В чём-то опасном для науки. Но мы, уборщицы, между собой его поддержали. За хорошую зарплату и мы не оставляли бы неубранными кабинеты. Видимо, в культурных кругах такое положение считается нормальным. А мне весь этот «цирк» не в привычку. Борис Иоселевич |