Можно ли бомжевать в благоустроенной квартире, когда любящая супруга разбирает постель, пахнущую морозной свежестью «ариэля», когда в холодильнике лежит тот набор продуктов, который не позволит развиться палочке Коха?

«Можно! Можно!» - забилась истерично требовательная мысль. Именно она заставила мужчину резко остановиться, словно он играл в детскую игру "Замри!", на улице перед витриной

магазина. Взглянув на манекен, изображающего подростка, он оглянулся и словно впервые увидел этот город, эти дома и самого себя в витрине. Накатилась давящая усталость путника, выбравшегося из трясины. И вот он стоит весь в слякоте от контактов с работодателями, их совершенно равнодушными офисными работниками. Но спасен ли, хотя под ногами асфальт, можно сесть в маршрутку. Но вопрос: куда ехать? Куда ехать по этим улицам, впервые ставшими серыми и скучными?

А ведь было время, когда он, Аркадий Мамонтов не мог надышаться воздухом этого крупного российского города. И ранним летом, под звук дождя, когда асфальт покрывался потоками воды, хотелось идти по воде по щиколотку, не обращая внимания на то, что сандалии вот-вот развалятся, и придется шлепать босиком.

И осенью из окна общежития, когда с восторгом смотрел на золото листьев, стекающее с деревьев на землю.

И зимой, когда выманивал жену и дочку в близлежащий парк, чтобы забросать их снежками, вывалять в сугробах снега, не замечая того, что тот быстро становится серым, грязным, разлагающимся на кристаллы, составляющих «сезонные» кольца многоразового оттаивания и смерзания.

Его удивление прелестями урбанизации в центре России никак не могли понять новые знакомые, люди далеко не бестолковые и понимающие красоту. А он отвечал: «Ну, как вы не можете взять в толк, что я приехал с юга, а там такого нет!»

На нем был пуховик китайского производства, купленный по дешевке на Кировском рынке, шапка из кролика, проданная в метро теткой подозрительного вида, ботинки уродливой формы, предложенными благотворительным обувным магазином, где надо было заполнить какую-то квитанцию. Еще были широкие брюки из толстого грубого сукна, теплые, но дешевые и купленные под настойчивым нажимом Софы, жены, привезенной им из Ашхабада. Она метиска от украинца и еврейки из Одессы, безумно красивая восточной красотой женщина, была по характеру очень практичной, выторговав у грузина-продавца эти брюки.

Мамонтов возвращался из регистрационной палаты, где, наконец, были узаконены его права на ту теплую, из кирпича, с центральным отоплением квартиру. Таким образом он стал полноправным гражданином Российской Федерации, но гордости не почувствовал после долгих проволочек, хотя желал быть благодарным государству, приютившем его.

Появилась лишь успокоенность созданным им миром из этих квадратных метров, жены, работавшей в службе занятости населения, дочки, учившейся в хореографической школе при театре оперы и балета.

А кто он сам в этом мире, живущий на пособие по безработице и, подрабатывавший по черному налу в представительствах центральных газет и журналов? И не было надежды, что его возьмут в эти издания. Должности все распределены, и на него смотрят как на гастербайтера в сфере СМИ. Вот почему ему абсолютно равнодушен его возраст и лишь оставался вопрос: сколько ему осталось существовать на этом свете?

И при всем этом он отмечал свои дни рождения. Даже был юбилей. Но то ли ему исполнилось 50, то ли 60, а милые люди за праздничным столом говорили что-то даже о сорока годах. В сознании закрепилось знание о некоем усредненном десятилетии жизни на этой земле. Разве это не безумие?

И ночью, придя домой, он пожаловался Софе на свое сумасшествие. Она спала, как всегда тихо, разыскав под его подмышкой укромный уголок. Аркадий резко открыл глаза в темноту, вспомнив события дня, и спросил, вероятнее всего того, кто был в нем еще в памяти и уме:

- Сколько мне?

- Тебе, - тотчас же отозвалась жена, будто и не спала, - тебе…

- Нет, не надо, не говори! Спи! Но еще секунду, скажи, почему я не хочу помнить своих лет?

- Ты устал, - Софа приподнялась, не снимая с себя одеяла, прижавшись к спинке кровати, и получилось, что муж оказался внизу, - у тебя два года нет работы, и тебя никто не печатает…

- Но я люблю жизнь!

- А я тебя, мой милый, и ты в глубокой депрессии.

Софа наклонилась и стала осыпать лицо Аркадия поцелуями, но тот впервые не ответил на ее ласки, потому что хотел знать о себе не по паспорту, а по душе.

Хотя кому польза от паспорта? Кто еще в этом мире интересуется, каково ему жить без родины ни с большой, ни со строчной буквы! Кинула его родина, как изменившая женщина, убежала, оставив ему лохмотья воспоминаний о друзьях, первой любви, могилах родителей, искренних соболезнований туркмен, которые наравне с другими пришли на похороны отца, а после - матери.

Все рухнуло, потому что те, кто решал судьбу СССР, были торопливы, бестолковы и безродны, рассчитывали на иную вечность для себя, в течение которой они будут богаты и любимы врагами их великой Отчизны...

Он попытался уснуть, борясь с мыслями о судьбе дочки, у которой проявляются очень и даже очень восточные черты, и ее могут в любой момент, как «чурку», забить бейсбольными палками ребята из подворотен. Ребята, воспитанные на кухнях в мыслях о том, что они единственные настоящие русские, а остальные – нелюди!

Наутро, словно по расписанию, он снова отправился на поиски работы. Купил газету на остатки пособия за месяц и стал искать вакансии. Но для него ничего не было. Он хотел смять, выбросить эту большую и бестолковую газету, когда взгляд зацепился за слова «…возвращаю радость жизни…».

Так он узнал о существовании доктора Дроздова, который как бы обращался именно к нему:

«Для тех, кто угнетен жизнью, потерял к ней интерес и находится в постоянной депрессии, предлагаю лечение. Достаточно одного сеанса, и вы обретете вкус к жизни, станете полноправным членом своей семьи, трудового коллектива, общества. Я жду вас!»

И далее шел адрес. Оказалось, не так уж и далеко от места, где находился Мамонтов.

Он пошел в поисках человека, не скрывавшего явную, неприкрытую ложь, беззастенчивое надувательство. Он хотел взглянуть в глаза этому "доктору", чтобы понять, как выглядит Непристойный Обман.

Это был дом в районе проспекта Масленникова среди тупиковых улиц, упиравшихся в забор подшипникового завода. Обычная «сталинка». На двери квартиры № 16 латунная табличка: «В.А. Дроздов, доктор технических наук. «Антихоспис».

Причем здесь технические науки?

Дверь открылась. Перед Мамонтовым предстал высокий мужчина лет шестидесяти в белом халате. Он сделал широкий приглашающий жест:

- Проходите.

- Я-то пройду, - пообещал Аркадий, - и, собственно, не на сеанс, а посмотреть на знахаря, который обещает воскрешение Лазаря.

Доктор улыбаясь, отступил, чтобы дать возможность посетителю оказаться в прихожей.

- Не так давно, - продолжал Аркадий свои обличения, снимая обувь, - возил жену к кандидату, нет,

кандидатке наук в больницу. Нового та ничего не сказала, а содрала пятьсот рублей за бумажку с рецептом…

- Проходите в комнату, в ту, стеклянную дверь, - указал доктор рукой, будто не слыша сварливую речь Аркадия. – Я - Василий Андреевич.

- А я сейчас скажу, кто я, - не остыв, задиристо выпрямился Мамонтов. Но промолчал, уставившись на освещенное стекло двери, за которой мог быть другой мир. А когда оказался за дверью, то ничего похожего на врачебный кабинет не нашел: лишь тахта и журнальный столик.

- Присаживайтесь, - любезно предложил Дроздов и через паузу продолжил, - у вас проблемы. Вы можете оставаться анонимом.

- Нет уж, назовусь! Я безработный журналист Мамонтов. Не слышали про такого?

- Сколько вам лет? Не хотите, ли немного выпить? – участливо спросил доктор.

- В самую точку! Но с утра не пью, - Аркадий не потерял нити бесившей его мысли, - хотя ничего не чувствую, что живой труп, что зомби! Кстати, почему «Антихоспис»? Вы мертвецов переводите в разряд живых?

Мамонтов беззастенчиво разглядывал своего собеседника, выделяя признаки утонченного образа жизни: на руке - швейцарские часы, очки «хамелеон». Кожа лица и рук свидетельствовала о высоком качестве питания. Одним словом, перед ним эстет современного бытия. Таких в России стало много. Они не сеют, не пашут, но доход их не покидает.

Похоже, все эти мысли были плохо упакованы, и Дроздов легко разобрался в них:

- Я не возьму с вас ни копейки, ну а позже – решите сами.

- Когда это позже?

- Когда станете работать, появятся деньги, да вы и сами найдете меня…

- Хорошо, такое меня устраивает. Лечите!

- Сидите и не вставайте, - Дроздов подал посетителю небольшую гранулированную капсулу.

- Подождите, - вскочил Аркадий со своего места. – Вы сотрете память о моей прошлой жизни?

- Я обновлю ее, без ущерба прошлому. Глотайте и запивайте!

Аркадий отставил опустошенный стакан.

Свет погас и... вспыхнул. Может, через мгновенье, может, спустя вечность.

- Вот и все, - улыбнулся ему незнакомый человек, когда глаза привыкли к свету.

Мамонтов осмотрелся больше с удивлением, чем со страхом.

- Как я сюда попал? Кто вы?

- Вам стало плохо на улице, и я привел к себе, - ответил мужчина. - Вы потеряли сознание. Я Дроздов и вы мой гость.

- Позвонить можно?

- Звоните, - хозяин квартиры протянул свой сотовый телефон.

- Софа, - сказал Мамонтов и радость появилась на его лице, - это я. Понимаешь, здесь со мной…

- Аркаша, - не стала слушать жена, - срочно приезжай ко мне в офис, поступила вакансия. Не пожалеешь. Или позвони в издательство. Я никому не предложу это место! Вот телефон…

Мамонтов попросил у Дроздова еще звонок.

С фотографии паспорта смотрел человек, полный надежд. Только что Аркадий предъявил документ в банке, чтобы открыть депозит. Если полистать, можно увидеть дату рождения. Не трудно высчитать, что хозяину паспорта всего лишь 52 года! Он ведущий журналист еженедельника «Время» и его часто приглашают в качестве эксперта на телепередачи. Ему много звонят и пишут.

Спрятав паспорт, Мамонтов уверенным шагом вышел на улицу к своей Audi, взялся за ключ зажигания, и вдруг увидел из окна машины человека, которого стал искать в последнее время.

Да, это был человек из его снов - высокий, седой.

Мамонтов выскочил из машины и бросился вслед за ним. Тот, словно почувствовав погоню, обернулся и раскрыл руки:

- Я же говорил, что мы с вами встретимся!

- Почему я вас знаю, и почему вы мне снитесь?

- Может от того, что пришла пора рассчитаться?

- Но за что и сколько?

- За то, что я вернул вам возраст и надежду. Полтора года назад вам стало на улице плохо и я заставил вас выпить лекарство. И при мне вы позвонили супруге, которая сообщила вам приятное известие.

- Да мне стало плохо, - Аркадий уверенно вспомнил то, что ему подсказал доктор, - и вы привели меня к себе. На вашей двери было написано, что вы Дроздов, и вы открыли у себя антихоспис. Кстати, что это такое?

Врач кивнул головой:

- Все так и было. Я изобрел таблетку «счастья», так называю ее клиентам. На самом деле она антидепрессант и выключает…

- Да, помню, - азартно прервал доктора Мамонтов, - было темно, а затем – яркий свет ворвался в мою жизнь. Я ведь был как зомби… Выходит, вы спасли меня, вылечили, и я должен вам за это! Сколько?

- Сумма немалая. И я могу еще подождать.

- Назовите. У меня есть деньги, расплатимся, только не возвращайте мне прошлого и сами не появляйтесь в моих снах!

Дроздов понимающе улыбнувшись, прикоснулся к руке Аркадия.

Они рассчитались, и Мамонтов, усаживаясь в машину, понимал, что не зря.

 

Самара 2007