Наконец, они уехали. Настя прибрала постель, направилась в ванну. И тут зазвонил городской телефон.

- Котенок, надо поговорить. - Голос отца звучал сдавленно, как будто он охрип. - Я сейчас приду.

- Нет! - крикнула Настя и бросила трубку. Затем стремительно оделась и, схватив сотовый, вылетела из квартиры. Не то, что видеть отца, - ей было невыносимо даже думать о нем. Ей казалось, что тогда с ней случится что-то ужасное, - что она закричит, набросится на него с кулаками, или просто умрет от разрыва сердца. Пусть он забирает свои вещи и уходит, чтобы больше никогда-никогда его не видеть. Ну, может быть, потом, когда-нибудь, когда мама поправится и все как-то успокоится. Когда под ногами появится хоть какая-то опора. Но не сейчас, когда так больно, что хочется кричать.

Надо срочно поменять номер сотового, подумала она, и сообщить его только бабушке и Наталье, и маме, если ей станет лучше.

Когда она покинула офис телефонной станции, был уже полдень. От Натальи узнала, что мать в прежнем состоянии: лежит под капельницей и ни на что не реагирует. Врачи говорят, что навещать ее сейчас бесполезно, нужно время. Понемногу должна прийти в себя

- Настя, сегодня же выпускной, - напомнила подруга. - Ты пойдешь?

Выпускной? Боже мой, она совсем забыла! Хотя − какой выпускной? Забрать аттестат и уйти? Нет, даже на это у нее не хватит духу, - еще разревется там при всех. Заберу завтра, решила она, скажу, что заболела. Нет, зачем врать. Скажу, что мама попала в больницу и мне не до этого.

- Не пойду. - Настя изо всех сил старалась не заплакать. - Аттестат заберу потом.

- Настя, выпускной бывает раз в жизни.

- Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Какой мне выпускной?

- Да, конечно, - согласилась Наташка. - А что Вадим? Он знает?

Вадим! - подумала Настя. Ох, как мне плохо! Вадим уже улетел. Его нет, и больше никогда не будет. И это правильно. Можно потихоньку его забывать, чтобы больше не испытывать этот жгучий, нестерпимый стыд. Хорошо, что об этом знают только он и она. Он, конечно, ничего не забудет, но будет молчать, и она будет молчать тоже. Больше он не позвонит, потому что − ну как можно любить после такого? После такого даже уважать невозможно, какая там любовь.

- Он улетел. Насовсем. Между нами все кончено, - сухо ответила она. - Больше никогда не спрашивай о нем.

- А что случилось? − не унималась подруга.

- Я повторяю: не спрашивай! Никогда! Если не хочешь сделать мне больно.

- Хорошо-хорошо, не волнуйся. Что будешь сегодня делать?

- Не знаю.

- Приезжай ко мне.

- Ты же уйдешь на выпускной.

- Ну и что? Побудешь у меня. Мама дома. Поговоришь с ней. Все не одна.

Настя представила, как она и Белла Викторовна сидят и обсуждают свои несчастья. Нет, этого ей совсем не хочется. Поблагодарив подругу, она отказалась. Пожелала ей хорошо повеселиться и поехала домой. Настя очень боялась столкнуться там с отцом, но к счастью он уже ушел. Его вещей в прихожей тоже не было. Испытывая сразу боль и облегчение, Настя прошла к себе, села на диван. Вдруг у нее закружилась голова, и стены поплыли по кругу. И тут она вспомнила, что за весь день во рту не было ни крошки, даже глотка воды. Вот почему меня тошнит, подумала Настя, надо что-нибудь пожевать. Только ничего не хочется.

Она пошла на кухню, выпила чашку кофе. Стало легче.

Надо решить, как жить дальше, принялась размышлять Настя, вглядываясь в темноту за окном. О Питере теперь можно забыть. Жить там негде - не у отцовских же родственников. Они нам теперь никто. И на какие деньги? Даже если мама выйдет на работу, все равно денег будет не хватать, у нее же нет кандидатской степени, поэтому и зарплата мизерная. Нет, надо идти работать и поступать здесь на вечернее отделение, - после него тоже можно стать педагогом. Лишь бы мама поправилась, - а она, Настя, постарается любить ее изо всех сил и заботиться о ней. Тем более, что любить ей больше некого. Они будут жить друг для друга, и им никто не будет нужен.

Так думала Настя, пытаясь найти хоть какую-то опору, чтобы существовать дальше. Опора была шаткая, но другой у нее не было. К сожалению, она плохо знала свою маму.

Галина Артуровна была человеком упертым и бескомпромиссным. Она происходила из крепкой армянской семьи, а у этой нации семья − нерушимая святыня. Для матери черное всегда было черным, а белое белым, оттенков она не признавала. Все годы семейной жизни она жила только своим мужем, любила его каждой клеточкой, дышала им. Где бы она ни находилась, куда бы ни шла и что бы ни делала, она всегда ощущала связывающую с ним нить. Оборвать ее имела право только смерть. И пережить его уход к другой женщине она, конечно, не могла.

Едва придя в себя, мать остро пожалела об этом. Ее прежняя жизнь кончилась навсегда, а другой у нее не было. Отчаяние поглотило ее целиком. О дочери она не думала. Она вообще ни о чем не думала, − она ждала, когда хоть немного утихнет мучительная боль в груди, разрывавшая ей душу. Но боль не отпускала. Лечащая врач, заглядывая в глаза больной, понимала, что у той начались крупные проблемы с психикой, и из сострадания назначала сильные транквилизаторы, после которых мать впадала в спасительное забытье.

Когда Снегирева не пришла на вручение аттестата, в лицее всполошились. Екатерина Андреевна несколько раз звонила к ней домой, но там никто не брал трубку. Наконец, ближе к вечеру, когда уже началось праздничное застолье, Настя отозвалась. Сказала, что маму забрали в больницу, поэтому за аттестатом она придет завтра. Попросила никого к ней не присылать и отключилась.

Первой, кого встретила Настя, придя на следующее утро в лицей, была профессор Туржанская. Едва взглянув девушке в лицо, она поняла, что стряслось что-то чрезвычайное, и потому не стала разговаривать в коридоре, а повела к себе в кабинет. Усадила в кресло и принялась расспрашивать. Глядя в ее добрые и такие сочувствующие глаза, Настя почувствовала, как сжатая пружина внутри нее вдруг лопнула и выпустила на волю с трудом сдерживаемые эмоции.

И тут с ней приключилась истерика - да такая, какой у нее никогда не было. Она рыдала, рыдала и все никак не могла остановиться. Никогда не терявшая присутствия духа Ольга Дмитриевна позвонила в медпункт. Медсестра промокнула марлевой салфеткой залитое слезами лицо девушки и заставила выпить две таблетки, после чего рыдания прекратились и Настя понемногу пришла в себя. И хотя она не собиралась ни с кем откровенничать, но Туржанской выложила все - только о Вадиме умолчала.

- Да, Настенька, у тебя огромное несчастье, - признала Ольга Дмитриевна. - Огромное. И ты, конечно, очень сильно его переживаешь, это понятно. Но послушай меня. Несчастье - спутник жизни, ее неизбежная составляющая. У каждого человека, а не у тебя одной, оно обязательно когда-нибудь случается. Его нельзя избежать, но нужно уметь пережить. Принять, как данность, и пережить. У меня в молодости тоже случилась страшная, непоправимая беда: погиб человек, которого я любила больше жизни. Если бы можно было обменять мою жизнь на его, я бы это сделала, не раздумывая. Это был отец Леночки − лучший человек из всех, кого мне довелось встретить на своем пути. Моя дочь и любимое дело стали той опорой, которая помогла мне выстоять.

И ты должна справиться. Жизнь твоих родителей, как бы ни были они тебе дороги, - это все же их жизнь, а не твоя. У тебя великолепные способности − развивай их, найди им достойное применение. Ты уже вполне взрослый самостоятельный человечек. Поезжай в Петербург, родители без тебя разберутся в своих отношениях. Учись, погрузись в науку, она может доставить много радости. Не позволь беде погасить огонек, который горит в твоей душе. Что бы ни случилось, он не должен погаснуть. Я верю: ты сильная, ты выстоишь.

- Нет, Ольга Дмитриевна, Петербург мне теперь не светит, - покачала головой Настя. - Во-первых, я никогда не оставлю маму одну, а во-вторых, у нас мало денег. Да и жить там теперь негде. Но главное - это мама. Пойду работать и поступлю на вечерний факультет в университет.

- Что ж, в твоих словах есть резон, - согласилась профессор. - Помни: если потребуется моя помощь, обращайся смело. Твоя судьба мне небезразлична. А насчет Петербурга: не ставь крест на своей мечте. Исполни мой совет: сделай копию сертификатов ЕГЭ и отправь их туда в приемную комиссию - так, на всякий случай. Ведь теперь можно подавать документы в несколько вузов. С твоими баллами тебя везде возьмут. Считай это моей просьбой, хорошо?

- Хорошо, раз вы советуете. Только это вряд ли пригодится, даже если меня туда примут. Но я пошлю.

Туржанская проводила ее в приемную директора лицея, где секретарь под расписку выдала девушке аттестат и медаль.

После разговора с Ольгой Дмитриевной Насте стало немного легче. Даже забрезжила слабая надежда на что-то хорошее в будущем, - хотя оснований для этого было маловато. Насте внезапно пришло в голову, что учиться заочно можно и в Питере. И она послала заявления сразу на очное и заочное отделения. Очное она указала просто так, на всякий случай, хотя понимала, что такой случай вряд ли представится.

Вечером того же дня снова позвонил отец. На это раз Настя не бросила трубку: она уже научилась держать себя в руках.

- Позови маму, - коротко велел отец, понявший, что с дочерью разговаривать бесполезно.

- Мама в больнице, - так же коротко ответила Настя, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

- В больнице? Что с ней?

- Отравилась. Не вздумай к ней приходить, пока у нее не случился разрыв сердца или еще что-нибудь. Что тебе нужно?

- Настенька, мне нужно, чтобы хотя бы ты попыталась меня понять. Ведь я люблю тебя, очень люблю. И маму люблю, и всегда буду любить. Я знаю, что бесконечно перед вами виноват, и постараюсь все для вас сделать.

- А как же Соловьева? Ее ты тоже любишь?

- Это совсем другое. Это обрушилось на меня, как лавина. Я просто не смог противиться.

- Так ты ее любишь?

- Безумно! Но по-другому.

При этих словах Настино терпение кончилось. Она аккуратно положила трубку, выдернула телефонный шнур из розетки, повалилась на диван и в голос зарыдала. Всласть наревевшись, так и заснула одетая. Ее разбудил сотовый. Звонила Наташа:

- Настя, сегодня твою маму выписывают. Тебе надо к двум часам в больницу забрать ее.

- Как выписывают? Она же в реанимации.

- Сказали, что с отравлением проблема решена. А ее психическое состояние не в их компетенции. Это же отделение токсикологии. Знаешь, я подумала: может, тебе обратиться к той моей психиаторше? Она мировая тетка, и врач классный. Может, она поможет Галине Артуровне?

- Да я сама к ней собиралась - как раз сегодня. Заберу маму и попытаюсь ее пригласить. Заплачу, сколько скажет.

- Может, мне с тобой? Или давай я вам обед приготовлю, пока ты будешь в больнице, у тебя, наверняка, в холодильнике пусто.

- Нет, Наташа, не надо. Если что, я тебе позвоню. Пока.

Наташка отключилась. А Настя, наскоро выпив кофе, помчалась в больницу.

Вид матери испугал Настю: ее глаза ввалились, в лице не было ни кровинки. Пока оформляли выписку, она молча сидела, уставившись в стену. Только по выходе из больницы, она, наконец, заговорила:

- Куда ты меня ведешь?

- Как куда? Домой. - Настя испуганно посмотрела на мать, внезапно остановившуюся на полпути к автобусу.

- Не-ет! − исступленно закричала та. - Никогда! Ноги моей там больше не будет!

Прохожие, замедляя шаги, оглядывались на них.

- Мамочка, а куда? - растерялась Настя. Земля под ногами вдруг качнулась, - и, чтобы не упасть, она схватила мать за руку. Но та, резко выдернула ее-

- Хочу к маме! – вдруг заявила она голосом маленькой девочки. - И к папе.

- Поехали, - сразу согласилась Настя. Действительно, может, Зарочке удастся привести мать в чувство. И мать побудет какое-то время под присмотром, пока она, Настя, будет искать работу. Хорошо, что впереди лето. Может, удастся к материнскому отпуску попросить, чтоб ей в институте дали месяц за свой счет? Может, хоть к октябрю она придет в себя?

Позвонив по сотовому, Настя предупредила бабушку об их приезде. Но, отворив калитку, она с ужасом обнаружила во дворе отцовский автомобиль. Явился налаживать отношения, с ненавистью подумала Настя. Вот, бабушка ему выдала. Да и дедушка, небось, добавил.

Увидев машину, мать покачнулась, как от удара. Потом, не говоря ни слова, устремилась к сараю. Не хочет с ним встречаться, сообразила дочь, пойду, уговорю его, чтобы быстрее уматывал, пока с ней очередная истерика не случилась.

И она побежала к дому. Отец, понурившись, сидел за столом – напротив него с суровым видом восседал дедушка Артур. Бабушка громыхала кастрюлями на кухне.

- Немедленно уезжай! - срывающимся от волнения голосом закричала Настя, - немедленно! Мама здесь! Уезжай скорее, пока ей снова не стало плохо!

Поднял голову, отец печально посмотрел на дочь. Вид у него был совершенно измученный. - Сядь, котенок, - устало проговорил он. − Давайте все спокойно обсудим. Неужели мы, родные люди, не можем договориться по-хорошему?

- По-хорошему! − Бабушка выскочила из кухни, размахивая скалкой. - По-хорошему тебя убить мало! Галочка отравиться из-за тебя, ирода, хотела! Убирайся вон, пока я по-хорошему не отделала тебя этой палкой!

В это время со двора послышались громовые удары по железу и звон разбитого стекла. Отец, опрокинув стул, кинулся к двери, остальные за ним. Картина, представшая перед ними, заставила всех обомлеть от ужаса.

Размахивая топором, мать яростно рубила машину. Она уже перебила все стекла и теперь с неожиданной силой всаживала топор в кузов «Жигуленка», пробивая его насквозь.

- Галина, прекрати! - в отчаянии закричал отец. - Машина при чем?

- А-а-а! − Мать на мгновение остановилась. - Пожалел машину? Жизнь мою искалечить можно, а ее нельзя? Моя машина - что хочу, то и делаю! Пока ты блядовал со своей сукой, я вкалывала на эту машину! - И она, размахивая топором, пошла на него.

У Насти в ушах возник знакомый нарастающий звон, переходящий в нестерпимый грохот. Последнее, что она услышала, был истошный вопль бабушки, после чего весь мир померк, и она отключилась.