Экзамены приближались к концу, и выпускники принялись активно готовиться к выпускному балу. Галчонок разрешила дочери надеть на праздник ее сверкающее платье из стрейча - то самое, за которое она когда-то отругала Настю. Оно так и висело в шкафу - практически ненадеванное. А папочка пообещал дать денег на новые туфли. Правда, на сообщение о медали он отреагировал как-то вяло. Настя думала, что отец будет в восторге, а он всего лишь сказал «Ну, молодец» - и все. Зато Наталье родители приготовили роскошные подарки: новое платье солнечного цвета с золотистой отделкой и таким же пояском, – оно ей так шло! И сумку всю в стразах, и серьги с бриллиантиками. Разглядывая эти прелести, Настя искренне радовалась за подругу, даже порозовевшую от удовольствия.

Когда Наталья зачем-то вышла из комнаты, Белла Викторовна шепотом сообщила, что за дочкой активно ухаживает второкурсник из мединститута, с которым она некоторое время дежурила в больнице. Правда, дочка на его поползновения никак не реагирует, но хотя бы не шарахается, как прежде, - и то ладно. Даже разрешает иногда себя провожать. - Хоть бы у них сладилось, - перекрестилась Белла Викторовна, пойду в воскресенье, помолюсь и свечку поставлю за деток моих. И за тебя, Настенька, спасительницу нашу, храни тебя господь! Химию дочка перестала бояться, – ее проконсультировала доцент из мединститута и сказала, что знания у Наташеньки хорошие, должна сдать не меньше, чем на четверку. И с физикой вроде наладилось. Она сходила пару раз в институт на консультацию, - так их задачи вы все решали. Только бы поступила, уж я у тебя в долгу не останусь.

- Что вы, Белла Викторовна, какие долги! - возмутилась Настя. - Разве вы мне чужие? Да ближе Наташи у меня подруги нет. Не надо никакой благодарности, не выдумывайте. И не переживайте вы так, поступит она, вот увидите. Думаете все, как она, занимаются? Вряд ли. Например, Ира Соколова куда меньше Наташи знает, хоть и готовится с репетиторами из меда. Она ко мне приходила, я ее проверила по физике, - так ей до Наташи далеко.

В общем, все у подруг складывалось удачно - и потому ближайшее будущее представлялось им сплошь безоблачным. Но, как известно, светлая полоса судьбы всегда сменяется темной, - ведь не бывает так, чтобы чередовались одна за другой только светлые полосы. И никто не может предвидеть, какие грозовые тучи клубятся за ясным на вид горизонтом.

Последний экзамен был сдан. Созвонившись по сотовому с подругой, Настя договорилась пробежаться с ней по обувным магазинам - обеим были нужны нарядные туфельки на выпускной. Но по выходе из института она обнаружила сидевшего на ступеньках Вадима, с которым не виделась два дня. Выражение его лица было таким сложным, что у нее засосало под ложечкой.

- Что случилось? - с тревогой спросила Настя.

- Мы идем ко мне, - не отвечая, потребовал он. - У меня перекусишь, если проголодалась.

- Но я с Наташей собралась в магазин. Мне туфли нужны к выпускному. У меня и деньги с собой. Давай вечером встретимся?

- Нет, мы сейчас пойдем ко мне, - настойчиво повторил он. - Туфли потом купишь.

- Ладно, - согласилась Настя, внутренне удивляясь его настойчивости: обычно Вадим был сама покладистость. - Что произошло?

- Дома скажу. - Взяв ее под руку, он широкими шагами направился к автобусной остановке. И до самого дома продолжал молчать.

- Давай я сама приготовлю, - предложила Настя, видя, что он достает из холодильника продукты. - Делай, что тебе надо, а то ты какой-то весь озабоченный.

- Нет, сегодня я хочу за тобой поухаживать, - возразил он, ставя сковородку на огонь. - Ты отдыхай. Ты же с экзамена. Как сдала?

- Все на пятерки. Знаешь, такая легкость, будто гора с плеч свалилась. Ого, да ты, я вижу, разбогател, - заметила она, видя, как он намазывает на хлеб красную икру. - По какому поводу праздник?

- Надо же отметить окончание наших экзаменов. - Он откупорил штопором бутылку и разлил по бокалам вино. - Думаю, тебе сегодня можно.

Они чокнулись, потом поели, потом попили кофе с мороженым. Затем он молча собрал посуду и приготовился мыть.

- Вадим, оставь, я сама помою, - запротестовала Настя. Она не могла видеть мужчин у раковины. Особенно после того, как Ирочка рассказала ей анекдот про мужика в роддоме, у которого все началось с мытья посуды. Отсмеявшись, Настя дала себе слово, что в ее семье такого никогда не будет. Будущую семейную жизнь она представляла так: муж должен заниматься своими важными делами, а домашнее хозяйство - за малым исключением - забота жены.

Но Вадим упрямо отстранил ее от раковины и открыл кран.

- Какой-то ты сегодня не такой. Хочешь, чтобы все было по-твоему, - попыталась упрекнуть его Настя. Он как-то странно взглянул на нее, закрутил кран, оставив недомытую тарелку, и вышел из кухни. Настя удивленно последовала за ним. Становится совсем интересно, подумала она, - и что все это значит?

В гостиной он подошел к окну, отодвинул штору и долго стоял, глядя в небо. Потом, не оборачиваясь, сказал: - Убери из своей фразы последнее слово, и ты узнаешь, чего я хочу.

Последнее слово из ее фразы? Я сказала: «Ты сегодня хочешь, чтобы все было по-твоему». Без последнего слова получится, что он хочет, чтобы все было. Что он имеет в виду?

И вдруг она поняла. Он хочет … чтобы все было. Все! О боже! Настя замерла. Он обернулся и посмотрел на нее в упор. От этого взгляда она затрепетала. Так - он никогда не смотрел на нее. Сейчас он был совсем другим - не прежним Вадимом. Ей и в голову не приходило, что он может быть таким.

- Ка-ак, сейчас? - запинаясь от волнения, пролепетала она. - Здесь?

- Да. Здесь и сейчас, - твердо сказал он тоном, не допускающим возражения.

- А можно потом?

- Нет!

- Но почему?

- Настя, я сегодня улетаю. Навсегда. Вечером самолет. Сюда я больше не вернусь. Отец уже договорился в университете о моем переводе. Я не могу тебя оставить - так. Хочу закрепить тебя за собой. Чтобы ты уже совсем стала моей. Мне тогда будет спокойней.

Он улетает! Насовсем! Его не будет и неделю, и две, и три - и больше? Она не будет его видеть - столько дней! А вдруг ее не примут в Питере - тогда это навсегда. Но она не сможет жить без него, как ему это объяснить?

- Но неужели ты не можешь задержаться еще на месяц? Через месяц станет известно, приняли меня или нет. И мы поехали бы вместе. Всего один месяц!

- Не могу. Я там нужен. Срочно. Пожалуйста, согласись.

- Я боюсь.

- Чего? Чего ты боишься? Ведь это самое прекрасное, что бывает между мужчиной и женщиной! Если ты меня любишь, согласись. Пожалуйста!

- А ты меня потом не бросишь?

- Да ты что! Никогда! Я так тебя люблю - больше жизни! Я тебя никогда не брошу! Только сейчас согласись, - для меня это очень важно, очень!

- Хорошо, - прошептала она, опустив глаза. Он взял ее за руку и повел в спальню. Там, откинув покрывало, посадил на кровать и принялся раздевать. Настя сидела, ни жива, ни мертва. Когда на ней ничего не осталось, она закрыла глаза. И не видела, как он разделся сам. Только почувствовала на себе тяжесть его большого тела и обжигающий поцелуй.

А потом начался кошмар. Она и представить себе не могла такое. Помертвев от ужаса, она молилось, чтобы этот кошмар когда-нибудь кончился, – а он все длился, длился и длился. Когда стало совсем невмоготу, она пискнула: – Пусти! Не могу больше! – Сейчас, сейчас, – сдавлено произнес он. Но это было неправдой: все продолжалось еще бесконечно долго, Настя уже перестала надеяться. Ей теперь хотелось только одного: провалиться сквозь землю или умереть.

И вдруг это разом кончилось. Он отпустил ее, перевалился на спину и уставился в потолок. Тогда она соскользнула с постели и, схватив одежду, ринулась в ванную. Там, открыв до отказа все краны, стремительно оделась и под шум льющейся воды выскочила из квартиры.

Когда она уже вылетала со двора, услышала далекий отчаянный крик «На-астя-я-я!». Но он только подхлестнул ее. Не разбирая дороги, с пылающим лицом она неслась, сама не зная куда, - а все прохожие оборачивались ей вслед. Все-все понимали, что с ней произошло.

Теперь он, наверно, презирает ее. Потому что – разве можно уважать после такого? После такого позора можно только презирать. Как он сказал: «Самое прекрасное!». Прекрасное? Эта безобразная поза, эти грубые движения! Ужас! Ужас! Если это самое прекрасное, то, значит, остальное еще хуже? Но тогда – зачем?

Так она мчалась, ничего не видя перед собой, и только каким-то чудом не очутилась под колесами, – видимо в последнее мгновение ее ангел-хранитель взглянул на нее с небес и пожалел ее. Пуританское воспитание и стерильная чистота, в которой она прожила все детство и юность, были разбиты вдребезги неумелым и грубым обращением юноши, которого она любила. Она содрогалась от отвращения к своему телу, – ей хотелось только одного: поскорее очутиться под душем. Когда внезапно зазвонил мобильник, она чуть не швырнула его в урну. Но потом одумалась и выключила.

Она не помнила, как села в автобус, как приехала к бабушке и что говорила той. Стоя под струями горячей воды, она все смывала и смывала с себя испачкавшую ее скверну, – если бы можно было, она, наверно, содрала бы и саму кожу.

И вдруг сквозь шум льющихся струй она услышала телефонный звонок.