“ Born to lose”

Рождённый терять )

 

Его лысеющую голову украшала огненно-рыжая веером борода, а за ушами росли кустики оранжевых волос, точно у клоуна буфф. Телом он был тучен и крепок. Чистые голубые глаза смотрели на собеседника приветливо и немного насмешливо. На правом плече синела размытая временем, выполненная неровным почерком татуировка: «Born to lose!»

Капитан Теллер похлопал меня по плечу:

-Мой друг! Я шесть месяцев не был на берегу и не виделся со своей женой! Старший помощник всё объяснит тебе.

Затем, с невозмутимым видом, он надел, смахивающую на ковбойскую, соломенную шляпу и отправился на берег в чём был, по-домашнему: в бледно-голубых шортах “Wrangler”и красной майке. Его деревянные сабо, надетые на босу ногу, весело застучали по ступенькам трапа. Мощная волосатая рука сжимала свернутые в трубу немецкие газеты, которые я предусмотрительно прихватил с собой при выходе из самолёта. На фоне итальянского пейзажа с теплым небом, усеянным белыми облачками капитан Теллер выглядел героем американского вестерна.

Принятие дел и обязанностей у моего предшественника заняло весь остаток дня. После ужина экипаж потянулся в город. Дождавшись, когда счастливый коллега уедет в аэропорт, отправился в город и я. В мои планы вовсе не входило посещение достопримечательностей Сан-Марино, тем более, что вся Италия представляет из себя гигантский музейный комплекс, на осмотр исторических ценностей которого, наверное, не хватит целой жизни. Просто хотелось немного побродить по городу и позвонить домой близким..

Город встретил меня со сдержанной приветливостью: приятно радовала зелёная чистота ухоженных парков и свежесть прохлады, исходящей от многочисленных фонтанов и фонтанчиков. Весело пестрели магазины, рассыпанные по обеим сторонам улицы. Ощущение возвращения в знакомый и приветливый мир, по которому я успел соскучиться за время отпуска, не покидало меня. После часа бесцельного брожения, при возвращении на судно, я увидел капитана Теллера, сидящим на скамейке возле фонтана. Он с вдумчивым и серьёзным видом читал газету, попыхивая сигарой и отпуская сквозь стиснутые зубы междометия, содержание которых, из-за шума воды, слуха моего не достигали. Вот так раз! А где же его жена, с которой он не виделся целых шесть месяцев? Мне были понятны чувства человека, в жизни которого море занимает значительно большую часть времени, нежели берег. Хорошо сидеть, почитывая газету, в сквере, потягивать холодное пиво и слушать при этом щебет птиц. Одним словом, хотя бы на короткое время позабыть о том, что уже сегодня вечером придётся снова коряво передвигаться по мостику, хватаясь за поручни, чтобы удержать равновесие во время качки. Но заниматься читкой газеты вместо того, чтобы посвятить себя и своё свободное время супруге, с которой не виделся полгода – это слишком! Впрочем, возможно она отошла ненадолго, а Теллер дожидается её.

Во всяком случае, подходить к нему и уж тем более расспрашивать я не стал, а поспешил на судно, где, в отсутствие капитана, мог беспрепятственно заняться нужными мне, а не кому-то другому, делами. Заполняя судовой журнал, я невольно обратил внимание на тот факт, что Телер находится на борту всего лишь три, а не шесть месяцев, как он утверждал. Отправляясь в постель далеко за полночь, я так и не узнал о времени возвращения капитана. Но утром он был, как и накануне, свежим, весёлым, пышущим здоровьем человеком без каких-либо следов усталости на лице. За завтраком он и словом не обмолвился о своей жене, будто разговора о ней не было вовсе.

Работать с капитаном Теллером, как и общаться, было сущим удовольствием. Один сюрвейер сменял другого: проводилась проверка судового оборудования. Я разрывался на части между покрасочными работами, погрузкой и сюрвейерским осмотром. Капитан Теллер же был спокоен и невозмутим. Насвистывая весёлую мелодию, он следовал всюду за инспекторами, вежливо поддакивал им: « Yes Sir!», не забывая при этом показывать за их спиной оттопыренный средний палец руки. Жест, известный каждому школьнику и обозначавший не что иное, как американское «fuck you!»

Наверное, выражение моего лица было достаточно глупым: ведь стоит чиновнику обернуться и … Словно прочитав мои мысли, Теллер весело подмигнул мне, кивком головы указывая на инспектора:

« Мол, как мы их ?» Я ответно кивнул головой: « Классно, мол!», хотя, если честно, чувствовал себя не в своей тарелке. В чём именно мог заключаться подвох со стороны капитана, когда судно находилось в состоянии близком к идеальному я не знал.

Отдыхать с капитаном Телллером было не менее занятно, чем работать. За обедом он также продолжил шутить, но уже с поваром. В качестве приправ к блюдам использовались все, имеющиеся в наличии, кетчупы, пряности и соусы. На мой взгляд, такую дикую смесь не то что есть, но и пробовать не следовало. Теллера же это обстоятельство ничуть не смущало. Он успешно справлялся с содержимым своей тарелки, успевая при этом ругать повара крепкими словами за нежелание вкусно накормить своего несчастного, всеми брошенного капитана, который вот уже шесть месяцев не ел вкусной пищи, не видел своей жены и вообще не сходил на берег. Если бы не профессионализм и безупречная морская грамотность, прослеживающаяся во всех решениях и действиях капитана Теллера, могло создаться впечатление, что заурядный гротесковый актёр исполняет роль старого морского волка. Вслед за приёмом пищи следовала небольшая пауза, во время которой выпивалась чашка кофе и выкуривалась сигара. Нужно отдать должное капитанской этике: он никогда не закуривал раньше, чем последний из экипажа закончит свой обед.

Капитану Теллеру не было равных и в швартовных операциях. Он ювелирно подводил к причалу судно, избегая возможных толчков и касаний так, что портовым матросам оставалось только накинуть огоны тросов на причальные пушки. Лоцман молча наблюдал за всем происходящим, неторопливо попыхивая сигаретой на крыле навигационного мостика.

« Спасибо за визит! » - с нарочито показной улыбкой благодарил Теллер

специалиста на прощание, словно намекая на незаслуженно оплаченный гонорар. Хотя лоцман был невиновен в том, что портовые правила сделали его услуги обязательными для всех без исключения. А капитан Теллер так желал быть исключением! Всегда и во всём.

Окончание погрузки и отход судна всегда происходят бурно и хлопотно. Мне не удалось отдохнуть после выхода из порта. Пролежав часа полтора с закрытыми глазами, и предпринимая безуспешные попытки заснуть, я предавался раздумьям о том, скольких капитанов удалось повидать на своём веку. Ни один из них не был похож на «Born to lose ». Почти все преследовали цель выглядеть более важными и значимыми, чем являлись на самом деле. На флоте существовал даже специальный термин для этого распространённого явления – «звёздная болезнь». Наиболее подвержены опасному заболеванию люди молодые, занявшие высокую должность раньше положенного времени, либо прежде своих сверстников. Но стоит ли задумываться о подобных пустяках человеку свободному, существует ли в мире событие, способное вывести его из состояния равновесия? У людей, имеющих представление о моряках по их береговому периоду жизни, отсутствует понятие об истинном положении вещей. Окажись судно, в силу тех или иных обстоятельств на краю гибели, к кому, после самого Господа Бога, вознесут люди свои немые мольбы и чаяния о спасении? К капитану! От его самообладания, выдержки, умения принять единственно правильное в данной ситуации решение зависит судьба судна, сохранность груза и жизнь людей. Именно поэтому в обыденной жизни капитан - это, по меньшей мере, президент или монарх. Почему по меньшей? Да потому, что никаких парламентов, либо кабинетов министров на судне не существует. Абсолютное и никем неоспариваемое единоначалие, обладателю которого следует к последнему привыкнуть, научиться им пользоваться, дабы не скатиться, или не вознестись, сначала к болезненному самолюбию, а затем к самодурству - высшему его проявлению. Немногим удаётся перенести «звёздную болезнь» без последующих осложнений, на долю редких выпадает ею вообще не заразиться. Именно к таким, на всеобщее счастье экипажа, относился и капитан Теллер. Дверь, ведущая в его капитанские апартаменты, всегда находилась в открытом положении. В любое время суток можно было обратиться к нему, не опасаясь, что проблема окажется пустячной и вызовет, тем самым, гнев со стороны капитана. Вечером, после окончания работ, когда матросы собирались на корме перекурить и просто поболтать, к ним непременно присоединялся и сам капитан, прихватив для угощения пару упаковок с ледяным пивом и колой. Он умел приободрить усталых, развеселить печальных, заряжая всех своей неистощимой энергией и энтузиазмом. «Born to losе», свободно шагал по жизни, легко приобретая там, где теряли другие. И самым ценным, на мой взгляд, приобретением была любовь и уважение со стороны окружения.

Согласно хорошей морской практике, два бодрствующих штурмана – непозволительная роскошь для судна, работающего на интенсивной линии. Я пребывал без сна в каюте, а капитан Теллер на мостике, не взирая на то, что за время стоянки ему досталось гораздо больше. Тем более, я прибыл из отпуска, а бедолага «полгода на берегу не был». Эти обстоятельства подвигнули меня к тому, чтобы подняться в штурманскую рубку минут на сорок раньше положенного.

Представшая передо мной картина повергла в плохо скрываемое недоумение меня, хотя, по идее, должна была, прежде всего, смутить капитана Теллера. Мне стало очень неловко оттого, что я застал его, что называется, врасплох.

За окнами штурманской рубки сочно чернела южная субтропическая ночь. Всё освещение, которое можно было включить на судне, было включено. Ярко синели цветные экраны двух радиолокаторов. На одном из них была установлена автоматическая подача звукового сигнала при сближении с объектом на три морских мили, на другом – полмили. Из встроенных за обшивку динамиков гремел тяжёлый рок. Посреди этого праздника восседал в лоцманском кресле сам капитан Теллер. В руке он держал, судя по грозящему с яркой обложки револьвером гангстеру в чёрной полумаске, детектив, чтением которого был необычайно увлечён. Завидев меня, Теллер прекратил чтение и приветливо помахал рукой с зажатой в ней книгой. Ловко спрыгнув с кресла, он подошёл, похлопал меня по плечу и назидательно произнёс:

« Никогда не читай на вахте книжек, мой друг!».

Приглушив музыку и выключив лишнее освещение, капитан оставил работающим только один локатор и углубился в заполнение судового журнала. Потом он занялся сортировкой каких-то документов, потом просто курил, но уже сигарету, а не сигару, потом молча глядел в ночную темноту.

Капитан Теллер покинул мостик только после того, как прозвучал радиосигнал точного времени, что соответствовало полуночи. Пожелав мне удачи, он сбежал вниз по трапу, весело насвистывая какой-то незатейливый мотивчик.

При осмотре рубки глаза мои невольно отметили идеальный порядок, царивший среди оборудования, расставленных по полкам книг, разложенных в строгом порядке навигационных инструментов. Каждая вещь до такой степени соответствовала своему месту, что , казалось, стоит переложить какой-нибудь карандаш, как оставшиеся предметы возопиют о возникшей среди них дисгармонии. Это до такой степени не вязалось с тем лёгким образом плейбоя, который являл собой капитан Теллер, что я до окончания нашей совместной работы так и не смог к подобному несоответствию привыкнуть. Оставаясь на мостике до окончания законной вахты, капитан дал мне ясно понять, что на судне существует единственно правильный, установленный им порядок, покушаться на основы которого никому не будет дозволено.

Он не переставал удивлять разнообразием своих талантов. Совершенно неожиданно в Севильи оказывалось, что капитан Теллер свободно владеет испанским.

«Вам приходилось ранее бывать здесь?»,- поинтересовался лоцман.

«Да, конечно!», - воскликнул Теллер,-«Последний раз я был здесь в прошлом году.»

«Странно, совсем не помню вас. На каком судне?»

«На мотоцикле. Я приезжал навестить свою жену»

«Так вот почему капитан говорит по-испански! Капитан женат на испанке », - понимающе кивнул головой лоцман.

Эта информация была для меня новой и, в некоторой степени, объясняла происхождение плакатов с изображением гонщиков, которыми был облеплен судовой офис. В дополнение ко всем своим достоинствам, Теллер был ещё и байкером!

Как только «Йохана» ошвартовалась к причалу, капитан Теллер заявил, что он шесть месяцев не был на берегу, и, прихватив судовой мобильник, отправился навестить жену. Мало ли по каким причинам она не пришла проводить его тогда, в Сан-Марино. Но здесь, у себя дома, наверное, должна посетить судно. Интересно, по каким причинам капитан Теллер скрывает свою супругу от посторонних глаз? Может быть она слишком хороша, а может, напротив, безобразна. Во всяком случае, никто и никогда не видел её. Только старый боцман Мануэль посмеивался в свои седые усы, когда в экипаже затевался разговор о капитанской семье. Личная жизнь Теллера, была окружена ореолом загадочности. Согласно одним слухам, он купил дом на Кипре, где ему предлагают место в одном из офисов. Согласно другим, компания командирует его для работы в Коста-Рику. В дополнение ко всему – супруга, которая мотается за ним по всей Европе.

Во время стоянки капитан Теллер исправно проводил все ночи на берегу, но никогда не опаздывал к началу погрузки. Несколько раз его подвозил к борту роскошный красный лимузин. За рулём сидела женщина, половину лица которой закрывали большие солнцезащитные очки. Отношения между Теллером и его женой, если это была она, казались, по меньшей мере, странными. Она ни разу не вышла из машины, а прощание капитана с нею носило сугубо официальный характер и ограничивалось коротким жестом с его стороны, означавшим не то «свободна», не то «проваливай».

В день отхода красный лимузин доставил капитана к борту почти одновременно с лоцманом. Ещё с причала Теллер подал команду отдать дополнительные швартовые концы и легко поднялся по трапу. Он был деловит, серьёзен и сосредоточен. Оценив обстановку, капитан Теллер перепоручил командование лоцману с тем, чтобы срочно спуститься в каюту и передать недостающие грузовые документы агенту, на причал. Экипаж работал слаженно и чётко. Судно быстро развернулось и покатилось на выход из порта. Я удобно расположился в капитанском кресле. Было лестно, что мне доверено самостоятельное управление судном и очень хотелось, чтобы этот процесс продлился как можно дольше. Именно так и случилось: мы сменили уже двух речных лоцманов, а капитан всё не появлялся. Выбрав удобный момент, я спустился вниз и обнаружил, что дверь капитанской каюты, вопреки обыкновению, закрыта. Неужели он прихватил с собой свою знойную сеньору и развлекается с ней? Нашёл время! Впрочем, с Теллера станется. Лишь когда пришла пора взять на борт последнего, морского лоцмана, появился сам капитан Теллер, но не на мостике, нет. Он приветливо махал мне рукой с палубы подошедшего катера и что-то кричал задрав кверху свою оранжевую бороду. Комментарии были излишни. Каким образом он оказался на берегу, и как ему удалось догнать судно остаётся загадкой. Поднявшись в рубку, он обратил ко мне своё просветлённое лицо и, с невиннейшим его выражением, назидательно произнёс: « Мой друг! Никогда не женитесь на испанках. От них можно ожидать чего угодно!». Ох уж эти горячие испанки!

Казалось, происшедшее должно уничтожить последние остатки капитанских притязаний ко мне, но не тут-то было! Воспитательный процесс продолжался. Однажды я прихватил на вахту портативную магнитолу – неразлучную спутницу моих странствий и скитаний с тем, чтобы скрасить предстоящие шесть часов непрерывного бдения. Пусть себе наигрывает тихонько, не буду врубать музыку на полную громкость, как это делает капитан. Но Теллер приказал убрать «посторонний предмет» с мостика! Очевидно, на моём лице было выражено столько недоумения, что разъяснение последовало незамедлительно.

«Мой друг! Никогда не занимайтесь на мостике посторонними делами! Я включаю на вахте судовой приёмник, встроенный в панель рабочего стола рабочими верфи на основании проекта. Приватный же магнитофон есть нарушение», - прокомментировал капитан Теллер своё распоряжение.

Было очень непросто нащупать ту невидимую грань, которая отделяла понятие «нельзя» от понятия «можно». Я стал присматриваться к капитану ещё внимательней, стараясь быть всегда настороже. Присматривался ко мне и он. Наше взаимное доверие продолжало крепнуть. Можно было оставить в рабочем столе всё, что угодно и быть уверенным: никто не полюбопытствует о его содержимом.

Однажды в Лиссабоне, в самый разгар выгрузки, когда я в очередной раз разрывался на части, капитан попросил меня отправиться в супермаркет и привезти для него пару килограммов океанских креветок и с десяток бутылок красного сухого вина.

«Мой друг»,- начал, как обычно, Теллер,- « Моя жена сегодня обедает у нас. Так что позаботься, чтобы креветки были самыми крупными»

Совершенно напрасное предупреждение. Если в подлунном мире существуют второсортные вещи, то только не для капитана Теллера. Всегда и везде, всё самое лучшее - для него! И наоборот, всё, что принадлежало капитану, являлось заведомо самым лучшим. Когда продукты были доставлены, ему вздумалось похвастаться перед агентом, что его помощник, то есть я, также является самым лучшим.

«Наш агент недоволен результатами расчётов, произведённых компьютером. Он полагает возможным взять дополнительный груз. Посчитай-ка, мой друг, всё это»,- начертал капитан рукой в воздухе круг, - «вручную!» Агент, между тем, всем своим видом и поведением пытался заверить меня в своей непричастности к подобному заявлению. Наверняка, это было очередная придумка «Born to lose». Что оставалось делать? Я рявкнул, что было мочи: « Yes, Sir!». И Теллер, всегда любивший это краткое выражение восторга со стороны подчинённых, поморщился, сделав прощальный жест рукой.

Судя по документам, с момента установления на судне компьютера, письменные расчёты не производились ни разу, и подсмотреть было некуда. Но я не мог подвести своего капитана. Все силы и возможности были задействованы для осуществления каприза. Пришлось вспомнить всё, что казалось безвозвратно забытым и перевернуть кучу справочников. Когда я появился в офисе с результатами расчётов, отличающихся от компьютерных всего на пять сотых, при предельно допустимом значении в две десятых, Теллер обрадовался, словно ребёнок. Он размахивал листками расчётов перед носом судового агента. Он торжествовал! Последние сомнения в наших взаимоотношениях были устранены. Отныне я мог полагаться, как мне казалось, на полное доверие со стороны капитана, который был настолько любезен, что представил меня своей жене. Высокая, тёмно-русая женщина лет тридцати, с множеством морщинок возле глаз и абсолютным отсутствием следов какой-либо косметики на бледном личике держалась мило и обаятельно. Говорила только по-португальски. Даже мысль о её схожести со знойной сеньорой из Севильи была недопустима. При ней находились две племянницы десяти лет и шумливый, лет семи, мальчишка, родства которого установить не удалось. Гостья чувствовала себя перед Теллером явно виновной за приведенных с собою родственников. Тем более, что её папа с мамой тоже были здесь. И приехали они вовсе не на красном лимузине, а на вместительном джипе. «Born to lose» и здесь оказался на высоте, продемонстрировав незаурядные способности в языке португальском. Нелегко судить, насколько велики они были, но объяснялся он со своими гостями легко и свободно. По их убытию, он облегчённо вздохнул, глядя вслед отъезжающему автомобилю, и наставительно произнёс, обращаясь ко мне: «Мой друг! Никогда не женитесь на португалках, у них так много родственников!»

Капитан Теллер оставался свободным, как ветер, несмотря на то, что его многоликая и многорукая, наподобие Шивы, жена преследовала наше судно по всем портам Европы. Наши отношения продолжали крепнуть, не вторгаясь, между тем, в область производственных вопросов, и не перерастая в дружеские. Именно его науке служебной этики я благодарен за скорое и беспрепятственное продвижение по ступеням морской службы. Так, ни разу капитан Теллер не высказал мне замечания в присутствии кого-либо из команды. Он не отменил ни одного моего распоряжения, даже если оно было неправильным, но в случае, если желал того, делал это только через меня. Авторитет мой в экипаже практически сравнялся с капитанским. Слово моё было – закон, и никто не спешил перепроверять у Теллера правильности моего распоряжения. Впрочем, однажды именно это обстоятельство сыграло над нами всеми очень скверную шутку.

Дело было в Венеции. После окончания погрузки контейнеров, когда все необходимые документы были подписаны, и процедуры, связанные с отходом судна, надлежащим образом произведены , мы с капитаном Теллером, а точнее – капитан со мной, отправились немного побродить по городу и поужинать в каком-нибудь уютном ресторанчике. Что касается первой части намеченной программы, то она прошла весьма успешно. Сначала мы заблудились среди узких венецианских улочек. Потом нам удалось выбраться к одному из каналов, где капитан Теллер позволил гондольеру доставить нас к окрестностям собора Святого Петра. Я оживлённо реагировал на встречающиеся по дороге катера полиции и скорой помощи, в то время, как мой спутник важно надувал щёки, всем своим видом давая понять, что здесь он не впервой. Настроение его несколько поднялось, когда он пропустил пару стаканчиков граппы в ресторане «У Феллиции». Заказав множество неизвестных мне блюд, название единственного, которое я разобрал, включало слово «осьминоги», капитан Теллер пустился танцевать во все тяжкие. После одного из медленных танцев, раскрасневшийся, с блестящими голубыми глазками, он подвёл к нашему столику свою партнёршу. Танцовщица, нужно заметить, была вызывающе прекрасна: чёрные, слегка вьющиеся волосы обрамляли нежный овал лица, тёмные большие глаза восхищённо взирали на Теллера, пухлые, влажные губы уже были сложены для поцелуя.

«Мой друг…»,- начал, как всегда капитан.

Осознав всю важность момента, я бодро вскочил со своего стула и браво выкрикнул во все лёгкие: «Yes, Sir! »

«Случайно, я встретил здесь свою жену»,- продолжил он, довольный моим обхождением.

«Yes, Sir!!!»,- снова завопил я, вытягиваясь в струнуку.

«Мой старший офицер!», представил меня Теллер, словно прося у красотки

снисхождения, и жестом повелел мне сесть.

«Я немного задержусь здесь, возвращайся на судно один. Лоцман заказан на пять утра, так что не нужно беспокоить меня, тем более звонить по телефону, или стучать в дверь. Я могу устать»,- тут он любезно улыбнулся и поцеловал красавице ручку.

«Yes, Sir!» уже спокойнее произнёс я. Капитану нужно было подыграть, и я подыграл. Последующим за этим жестом руки капитан Теллер уже не приглашал меня оставаться на месте, но рекомендовал заведение покинуть. Пожелав «фрау Теллер» приятного вечера, я оставил «супругов» и отправился на судно, где на столе в кают-компании ожидал меня обёрнутый в фольгу, хотя остывший уже, но всё же – ужин.

Утром всё пошло, как по маслу. Мы не потеряли ни минуты. Механик вовремя приготовил машину, минута в минуту прибыл лоцман, команда выполняла все мои распоряжения, ловя их с полуслова, сказывалась выучка капитана Теллера. Благополучно покинув портовые лабиринты, «Йохана» вырвалась на свободу и после высадки лоцмана взяла курс на юг.

Подходило время обеда, а капитан Теллер всё не показывался. Не отвечал он и на телефонные звонки, а потому я подослал к нему повара с приглашением отобедать. Но Теллер на стук в дверь не отреагировал и вообще признаков жизнедеятельности не подавал. Экипаж охватило волнение, а меня – предчувствие чего-то нехорошего. Боцман принёс инвентарный ломик, размахнулся, чтобы высадить окно аварийного выхода в двери капитанской каюты, несильно ударил, словно испытывая материал на крепость. Ломик отскочил, не нанеся двери повреждения, и тут с мостика прозвучал оклик матроса. Пришлось всё отставить и заняться неотложными вахтенными вопросами. Оказалось, что пришли сразу три телекса: от судовладельца, от агента и от лоцманской службы. Содержание всех трёх было примерно одинаковым: они требовали срочного возвращения судна в порт. Пришлось поворачивать на обратный курс, затем готовить ответ сразу в три адреса и только затем возвращаться к проблеме запертых дверей капитанской каюты. Было ясно, что за дверью никого нет, и произошло что-то неладное, иначе зачем рассылать радиограммы о возвращении. Хоть бы с Теллером ничего не случилось!

Вскрыв с максимальной осторожностью дверь, присутствующие убедились, что самого капитана в каюте нет, зато стену его спальни украшает внушительных размеров фотопортрет. На снимке был запечатлен крутой морской волк с курительной трубкой в зубах, в адмиральской фуражке, в мундире с большими золотыми пуговицами, отличительными знаками, огромными погонами на плечах и многочисленными нашивками на рукавах. Капитан Теллер собственной персоной! Комизм фотографии заключался не только в расшитой золотыми позументами фуражке от Бундесвера, но и в том, что на мундире должны были быть либо погоны, либо нашивки на рукавах, что известно каждому, имеющему отношение к флоту человеку. Просто Теллер не был бы Теллером, надень он обыкновенный мундир.

Факт отсутствия капитана заставлял всерьёз задуматься. Ни в одном из присланных текстов не указывается причина нашего возвращения. Неужели всё-таки … Мне пришлось однажды присутствовать на опознании тела. Зрелище, осмелюсь доложить, не из приятных. Но тогда устанавливали личность утопленника, пробывшего около двух недель в морской воде, изрядно поколоченного прибоем о прибрежные камни, а здесь… Ерунда, ещё и двадцати часов не прошло с момента нашего, с капитаном, расставания! Механик выжимал из двигателей всё возможное, экипажу было не до отдыха. К счастью, нам не пришлось заходить в порт и становиться к причалу. На подходе к приёмному бую матрос заметил лоцманский катер, мчавшийся навстречу «Йохане». Белый бурун пены быстро увеличивался в размерах, по мере приближения. На палубе стоял человек, держа руку козырьком, чтобы прикрыть глаза от солнца. По всей вероятности, это должен был быть капитан Теллер, так нам, во всяком случае, хотелось. Застопорив ход и развернув судно бортом к волне, чтобы прикрыть катер от ветра, я отдал команду приспустить парадный трап и вышел на палубу для встречи. Капитан Теллер настолько бодро, насколько позволяло ему отсутствие какой-либо обуви на ногах, взбежал по трапу. Из одежды на нём присутствовали только брюки, да и те, судя по всему, были не его. Он был весел, почти что счастлив. Капитан сразу же скрылся в своих апартаментах, откуда вынырнул, уже имея на руках два блока сигарет «Мальборо» и бутылку шотландского виски. Он приказал матросу снести это богатство на лоцманский катер, затем помахал на прощание лоцману рукой, и только тут заметил моё присутствие. С широкой улыбкой на лице, чуть прихрамывая на левую ногу, Теллер приблизился ко мне, положил свою тяжёлую лапу на моё плечо и произнёс:

«Мой друг, поверь, из-за того, что ты не остался на вечеринке, ты ничего не потерял!»

В ответ я только молча кивнул головой, скосив глаза на синюю, размытую от времени наколку на его плече.

«Born to lose» .

Уловив мой взгляд, капитан Теллер задрал кверху бороду, хитро сощурил и без того маленькие голубые глаза и громко добавил:

«И никогда больше не переступайте порога заведения, носящего название

«У Феллиции». Итальянцы ничего не понимают в пиве! Скажите повару, чтобы принёс нашего, из моего холодильника»

«Yes, Sir!», - гаркнул я, и бросился выполнять приказ.

 

Прошли годы. Работая в качестве капитана, мне пришлось сменить не одно судно и не одну компанию. После того, как наши с капитаном Теллером пути разошлись, некоторая информация о нём продолжала поступать от общих знакомых, работающих на судах компании. Но постепенно это происходило всё реже и реже, пока совсем не прекратилось. И вот однажды…

Он сам подошёл ко мне в венском аэропорту, откуда путь мой лежал в Гамбург. Борода его уже не была огненно-рыжей, как прежде, но, скорее, цвета красного перца с солью, от проступившей седины. А в остальном он остался прежним шутником-Теллером, которому, в настоящий момент, было очень весело от того, что довелось пропустить свой рейс в Арабские эмираты, где простаивало в ожидании капитана судно. Завершая рассказ об австрийских приключениях, из-за которых он опоздал на самолёт, капитан Телен положил руку на моё плечо и торжественно начал: «Мой друг…» Но его речь была прервана объявлением диктора с просьбой к многоуважаемому капитану Телену срочно прибыть в бюро информации. Не закончив фразы, «Born to lose» подхватил свою сумку и поспешил в направлении элеватора. А я остался стоять, так и не узнав, чего же мне не следовало делать: не жениться на австрийках, или же не пользоваться самолётами австрийских авиалиний?