Глава 7 1. Солдатский телеграф работает стремительно, так что еще до того, как курс собрался после занятий для построения, все совершенно точно знали, что произошло в комнате Валеры Вялова. И нельзя сказать, что люди восприняли эту новость спокойно. Плитки были запрятаны буквально во всех комнатах и все невольно примеривали случившееся на себя. -Нет, ладно там плитку раскурочили, хрен бы с ней! – возмущался кто-то в толпе, - Но на хрена же одежду портить? -А полки ломать? – вторил ему другой. -Да козлы они, козлы и есть! – кричал еще кто-то, - Им лишь бы поиздеваться над людьми. Им на эти плитки плевать. Черный вообще садист! В этих словах была доля правды. Не то, чтобы капитан Чернышов был каким-то там абсолютным отморозком, но властью своей, а также доставляемым им неприятностям и страданиями подчиненных он упивался. И всякий, кто видел его в такие моменты, не мог отделаться от мысли, что все, что он делает, ему нравится до самозабвения. Ибо ничем иным объяснить некоторые события было просто нельзя. Чего стоил один только сегодняшний кетчуп! Курс волновался. Всем было понятно, что очередную выходку курсовых нельзя оставлять. Ведь проверки продолжатся, а если они так будут громить каждую комнату, то вскоре даже в город будет выйти не в чем. Да и не большое удовольствие после каторжного курсантского дня заниматься ремонтом. Однако что могут сделать люди в армии против своего начальника, которому они всецело подчинены. Которому, согласно устава, дана над ними огромная власть, неподчинение которой является как минимум дисциплинарным проступком, а в более серьезных условиях – воинским преступлением со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как могут подчиненные воздействовать на своего командира? Но вот, неизвестно откуда родившись, неизвестно кем выдуманное или просто случайно произнесенное, по рядам пронеслось, сначала несмело, а потом все более утверждающе одно слово: «Голодовка!». Курс загудел. Было время обеда. Обед всегда проходит в училищной столовой. За обедом тщательно наблюдают все дежурные, начиная от дежурного по училищу и заканчивая дежурным по обеденному залу. Если целый курс откажется от обеда это ни в коем случае не останется незамеченным. Это может дойти даже до начальника училища и Черному, из-за которого это произошло, может и вправду не поздоровиться! -А ведь и правда, братва, если мы есть не станем, так все сразу зашевелятся! – выкрикнул совсем уже было расстроившийся Валера. -А как сделать голодовку-то? – спросил кто-то из толпы. -Как, как?! – крикнул Сергей Тюрин по кличке Серый, - Не пойдем в столовую, да и всего делов! Серый был один из группы неизбежных для всякого воинского подразделения забияк и неформальных лидеров. Такие всегда хорошо дерутся, но мало думают и все проблемы предпочитают решать без особых раздумий, преимущественно при помощи силы. -Ага, блин, в столовую мы не пойдем, - выкрикнул Добрый, - Вы не пойдете, а сношать потом меня и сержантов будут. Охрененно вы придумали! -А Добрый-то прав, - поддержали старшину сержанты, - Отвечать-то по любому в первую очередь нам. Надо что-то еще думать! Тут, совершенно неожиданно вперед к Доброму протолкался Леха Коншов. -Добрый, слушай, а если нам в столовую пойти, рассесться там, как обычно, но не есть, а минут через пять встать и выйти. Формально мы ведь все по правилам делаем, по Уставу: пришли, сели, встали, ушли. Все по командам, как обычно. А вот есть нас Устав заставить не может. И никто не может, ни Черный, ни генерал! Приунывший вроде бы народ повеселел. Идея всем показалась вполне разумной. Даже сержантский состав, поначалу скептически отнесшийся к затее с голодовкой, теперь был совсем не против проучить зарвавшихся курсовых. 2. Следуя мудрой задумке Лехи, творчески обработанной Добрым и сержантами, курс двинулся в столовую. В курсантской столовой было два входа, но реально в открытом состоянии постоянно был только один из них. Обычно тот, что ближе к КПП. Через другой вход впускали преимущественно летом и в течение недолгого времени, чаще всего во время абитуры. Почти все остальное время года этот вход был закрыт. Из-за этого закупоренного входа возле оставшихся в единственном числе дверей каждый день, по три раза скапливалось колоссальное количество подразделений, курсовыми коробками подходившими для приема пищи. Строи толкались и тяжко маневрировали, словно автомобили на стоянке в час пик. Дело сильно усложнялось тем, что согласно Устава и сложившихся традиций каждый старшина, подведя свой курс к столовой, был обязан подать команду «Смирно» и доложить о прибытии дежурному по училищу, стоявшему истуканом на высоком крыльце столовой. После доклада и беглого осмотра сверху прибывшего курса дежурный подавал команду «Вольно» и разрешал вход в столовую. Именно это и создавало пробки, особенно когда наиболее твердолобый дежурный по училищу не разрешал курсам вход в столовую в два потока. Но вот, наконец, Добрый доложил о прибытии и курс довольно быстро втянулся в прожорливые, распахнутые настежь двери столовой, которая поглощала строевые коробки с потрясающей скоростью. Почти взбежав на второй этаж, где располагался их обеденный зал, 43 курс, не дожидаясь команд, расселся за столами. Все, в общем-то, было как всегда. Однако сегодня ситуация была нестандартна. Рассевшись за столами, курсанты не стали разливать суп из бачков, расхватывать хлеб и делить кружки с компотом. Вместо этого все тихо переговаривались, поглядывая то на Доброго, то на растерянно взирающий на все это безобразие наряд по столовой, который не знал о случившемся в общаге, а следовательно, был не в курсе общего замысла. Им объяснили и надо отдать им должное за понимание, если учесть тот факт, что после ухода курса им предстояло куда-то слить потрясающее количество отходов, которых в обычное время, конечно же, оставалось значительно меньше. Минут через пять Добрый встал и скомандовал: -Курс! Встать! Выходи строиться на улицу! Люди встали и начали выходить из столовой. Все были взбудоражены и многим неожиданно приятно щекотала нервы угроза грядущих неприятностей, в неотвратимости которых практически никто не сомневался. Ведь в истории любого училища не много можно найти фактов, когда курсанты осмеливались напрямую противодействовать командованию курса, тем более в форме голодовки. Реакция последовала незамедлительно. Не успел курс даже приблизиться к общаге, как в задних рядах увидели стремительно нагонявшего их Чернышова, позади которого поспешал Калмыков. -Добров! Остановите курс! – заорал Чернышов, не останавливаясь. -Курс! Стой! – Добрый отдал команду и двинулся к начальству. -Постройте курс возле торца столовой. – Чернышов не стал дожидаться обычного доклада. Добрый повернулся к строю: -Курс, разойдись! В линию взводных колонн, становись! Ситуация была напряженной и люди выполняли команды быстро. Уже через пару минут четыре взводные коробки стояли у торца столовой. Над курсом сгустилась напряженная тишина, все ждали реакции курсовых офицеров. -Старшина, объясните мне, что происходит. – Чернышов попытался успокоиться, но нервная нота в его голосе показывала, что он вот-вот сорвется на крик. -Люди отказались принимать пищу. - Добров напротив выглядел хладнокровно, заранее приготовившись к любому повороту событий. -По какой причине? -По причине погрома, учиненного сегодня утром в комнате Вялова и Снеткова. Чернышов замолчал на несколько минут, видимо переваривая такой неожиданный ответ. Как и большинство людей, пытающихся установить свой авторитет, вселяя страх в подчиненных, он панически боялся даже малейших признаков неповиновения. В тех редких случаях, когда доведенные до отчаяния и ярости отдельные курсанты начинали высказываться на повышенных тонах, отстаивая свое мнение, капитан тотчас же шел на попятную. В данном же случае дело обстояло значительно хуже. Чернышов почти физически ощущал ненависть, исходящую от людей. И сейчас ни ему, ни стоящему чуть сзади Калмыкову, затея с разгромом комнаты за найденную плитку уже не казалась ни замечательной, ни поучительной. Однако из создавшейся щекотливой ситуации следовало как-то выбираться. -Товарищи курсанты, - начал он, тщательно подбирая слова, - Я не очень понимаю, что послужило причиной отказа от приема пищи. Возможно, изъятие плитки из комнаты Вялова было проведено не слишком аккуратно, но ведь я предупреждал вас о таком исходе! Я и сейчас повторяю, что хранение электрических плиток в комнатах категорически запрещено. Их необходимо сдать в канцелярию, для последующей отправки родителям. Курс зашумел. Голодовка явно удалась, ибо Чернышов не орал, хотя по его виду было видно, с каким трудом давалась ему спокойная речь. Более того, он был явно напуган столь явным выражением протеста и стремился поскорее вернуть события в нормальное русло, пока они окончательно не вышли из-под контроля. Все загалдели разом. Трудно было разобрать отдельные выкрики среди общего шума. Каждый пытался высказать свое личное мнение по поводу происшедшего, однако ни к чему путевому это не приводило. Наконец вмешался Добров: -Хорош галдеть! – рявкнул он, повернувшись к стою, - Пусть сержанты высказываются! Шум постепенно затих, хотя и не прекратился вовсе. -Товарищ капитан, - заговорил командир первого взвода, - Все понимают, что хранение плиток запрещено и поэтому, когда их отбирали раньше, и когда их будут отнимать дальше, проблемы не появились. Но у Вялова и Снеткова, кроме отнятой плитки, вы еще устроили в комнате погром, испортили личные вещи, которые к приказу о плитках никакого отношения не имеют! -Да плитку-то, - выкрикнул командир третьего отделения третьего взвода, - Плитку-то вы не отобрали, а разломали так, что она теперь не подлежит восстановлению! -А это тоже личная вещь! – подал голос Денис Градов, командир второго взвода, из которого и были пострадавшие, - За нее, между прочим, деньги заплачены. И как ее можно теперь отослать родителям? -Товарищи курсанты! – прервал высказывания Чернышов, - Возможно мы с капитаном Калмыковым допустили некоторую неаккуратность и во время извлечения плитки повредили какие-то вещи. Но не следует забывать, что электроплитки запрещены к хранению, а значит наши действия были вполне правомерными. Курс снова загудел. Такая иезуитская хитрость объяснений, после того, что многие своими глазами видели в разгромленной комнате, казалась издевательской. -А зачем полки было рушить, зачем одежду выбрасывать, для чего все это было кетчупом поливать? – неожиданно для всех выкрикнул Леха Коншов, не являвшийся сержантом, но стоявший в строю сразу за командиром отделения, - Ведь это ни в каких приказах не указано. А просто это издевательство над людьми! Воцарилась тишина. Так часто бывает, когда после массовой, но безликой акции протеста, необходимо объясниться с начальством. Вот именно на этом, последнем, этапе, никто уже не желает высовываться и подставлять себя под удар в будущем. Ведь начальник, припертый к стенке сейчас, имеет все возможности отыграться на смельчаке после, когда все уже успокоится. Но почти всегда находится человек, нашедший в себе силы, часто под влиянием обстоятельств, выступить с наиболее резким выпадом, который только и способен в такой ситуации нарушить хитрые ходы начальника, которыми он пытается выкрутиться и повернуть ситуацию в свою пользу. В данном случае таким человеком оказался Леха, своим эмоциональным выкриком нарушивший и обходные маневры Чернышова, и осторожные высказывания сержантов, сразу обострив ситуацию. Первым нашелся Добров: -Товарищ капитан, это – общее мнение. – развел он руками, - И курс ждет вашего решения. -Товарищи курсанты, - после минутного молчания проговорил Чернышов, - Вполне возможно, что наши с вами взгляды на способ поддержания воинской дисциплины несколько разошлись. Я признаю, что несколько вышел за рамки обычного наказания виновных. Хотя я и настаиваю на том, что в этом все-таки виноваты проживающие в комнате курсанты. Нам необходимо разрешить этот вопрос: какие будут у вас пожелания на будущее? Было видно, что эти слова дались Чернышову нелегко, но не произнести их у него уже не было никакой возможности – ситуация явно выходила из под контроля! И вновь все загалдели разом. В этом гомоне с трудом можно было различить отдельные фразы. Чернышов поморщился. Заметив это Добрый снова заорал: -Тихо! По одному! Шум мало-помалу успокоился. -Нужно просто по-человечески относиться к людям и к их личным вещам! – первым выкрикнул Леха Коншов, которого уже несло вперед с неудержимой силой. -Точно! Здесь не казарма – вещи иметь не запрещено! – выкрикнул кто-то из задних рядов. -Об обходах комнат нужно предупреждать! – выкрикнул кто-то, но тут же осекся, видимо сообразив нелепость такого требования. Чернышов поднял руку, требуя тишины. Выкрики затихли. -Я понял ваши требования, товарищи курсанты. Хотя думаю, что пожелания насчет предупреждений об обходах – просто неудачная шутка. У нас здесь не демократическая организация, чтобы решать вопросы коллегиально. Но впредь я обещаю, что я и капитан Калмыков не будем что-то ломать в комнатах, а также портить личные вещи. Но я так же заранее объявляю, что запрещенные к хранению в комнатах общежития вещи буду изыматься. Кроме того, будет усилен контроль комнат, в целях наведения порядка и укрепления воинской дисциплины. Я надеюсь, что на этом конфликт разрешен! Добров оглянулся на строй: -Я считаю, что да. -В таком случае ведите курс в общежитие. Построение для развода на самоподготовку в четырнадцать тридцать! 3. -Давай Леха, вон за тот столик. – Вадим кивнул головой в сторону стоявшего в дальнем углу стола, из-за которого как раз поднялись уже отобедавшие четверокурсники. Друзья двинулись ту сторону, осторожно лавируя между столами и снующими взад вперед военнослужащими, стараясь ни с кем не столкнуться и не расплескать добытую пятнадцатиминутным стоянием в очереди пищу. Вообще посещение офицерской столовой было для Вадима и Лехи, а также для большинства остальных курсантов училища, делом нечастым, хотя кормили там сытно и довольно недорого. И все же, при очень невысоком денежном довольствии курсантов, постоянно столоваться там могли себе позволить только те, кто имел какой-то доход из-за стен училища, а проще говоря те, чьи родители могли позволить себе изрядную финансовую помощь своим чадам. К тому же в описываемый период, упомянутое выше денежное довольствие зачастую не выдавали месяцами, так что и ходить-то было особенно не на что. Существовала и еще одна проблем. Абсолютное большинство курсантов, однажды посетивших офицерскую столовую, давали себе зарок посещать ее лишь в случае крайней необходимости. Ну, может быть, еще в прекрасном расположении духа. Беда была в том, что офицерская столовая была невелика. В прежние, советские времена, она была предназначена лишь для питания офицерского состава училища, что и явствовало из ее названия, а значит размеры ее планировались именно под небольшой поток посетителей. В славные же времена свободы и демократии посещать столовую было разрешено всем, у кого имелись деньги. И теперь, практически каждый день, входя в офицерскую столовую все (в том числе и офицеры) обнаруживали гигантскую очередь, сползавшую своим хвостом по лестнице до самой раздевалки. Обслуживали на раздаче весьма резво, но даже опытные работники столовой не могли разделаться с хроническим столпотворением в обеденное время. Сегодня же события и вовсе вышли из-под контроля. В связи с голодовкой, сразу по прибытии 43 курса к общежитию, как-то сама собой, среди курсантов распространилась мысль о том, что глупо оставаться голодными, тем более что цель голодовки – воздействие на курсовых офицеров, была достигнута. А раз так, то следует немедленно отправиться в офицерскую столовую, благо та находилась напротив третьего общежития. Тем более что несколько дней назад курсантам наконец-то выдали задержанную на два месяца зарплату. Большая часть личного состава восприняла эту идею на «ура» и очередь в этот день была особенно велика. Усевшись на стул, Вадим быстро разгрузил поднос и остался сторожить место, дожидаясь пока Леха сходит за ложками. Через несколько минут друзья увлеченно занимались уничтожением горячего и ароматного горохового супа. -Хорош! – восхитился Вадим, добирая последние ложки из наклоненной тарелки, - Что ни говори, а в нашей столовой такое варево не сделают! -Это точно! – согласился Леха, - В нашей нас два года помоями кормили, старательно выдавая их за приличную еду. Ты вспомни запах из варочного, когда рыбу жарят! -Да, запах ядреный! – Вадим отставил тарелку из-под супа в сторону и придвинул к себе картошку, залитую подливкой с кусочками мяса, - Хороша! -Точно! Слушай, с деньгами, конечно, туговато, но стоит все-таки иногда сюда наведываться. Чисто для поддержки здоровья! – заявил Леха. -Ага, только в обед сюда не пробьешься, а вечером не до того! – хмыкнул Вадим. На несколько минут за столом воцарилась тишина, прерываемая лишь звяканьем ложек о тарелки. -Ну ты, вообще, молодец, Леха. – проговорил наконец Вадим, - Круто ты Черного сбил. Я уж начинал думать, что он выкрутится, как всегда. Сержанты повыступали, да и замолчали. А общим галдежом никогда ничего не добьешься! -Да я и сам не знаю, как это получилось, - Леха пожал плечами, - Вроде все вокруг что-то выкрикнуть пытались, но только тихо. Может я просто громкость не рассчитал... -Может и так. Только получилось так, что ты, вроде, все и переломил. Как бы теперь Черный не напакостил тебе. -Пошел он... Чем он мне напакостит? -Как обычно. В увал не будет отпускать, до комнаты доковыряется. Придумает, короче, что-нибудь. Он на это дело мастер! -Фиг с ним! Комната у меня в порядке, приберусь и все. А в увал может и не отпускать, все равно мне ходить некуда. А водки, в случае необходимости, я и так достану. -Хотя, может ничего и не будет. Такие как Черный всегда боятся тех, кто им ответить может. Так что не исключено, что он тебя теперь вообще трогать не будет. -Да-а, - протянул Леха, - как говорится, возможны два исхода... -Угу, – промычал Вадим, допивая чай, - А я все-таки не рискнул, крикнуть. Все-таки правильно говорят, что тот, кому есть чего терять – не борец за идею. -А есть что терять? -Конечно. Я и так с этим карантином в общаге насиделся. А у меня, между прочим, любовь. Сколько можно в «Авиаторе» встречаться? -Везет. -Кстати, а у тебя, разве нет? -Чего? -Не чего, а кого. Девушки. -Да как-то не сложилось... -Да ладно! Я тебя в феврале в «Авиаторе» с такой красавицей видел... -А-а, с Ленкой-то. Так она не моя девушка. Одно время я ею увлекался, но потом как-то не сложилось, а вообще из-за нее Мороз с Линевым конкурировали. А зимой я с ней просто насчет Мороза разговаривал. Она же в последнее время с ним гуляла... -Вот это номер! – удивился Леха, - А тут говорили, что Мороз у тебя ее отбил! -А-а, свежие слухи. Да нет, просто со стороны, может быть так и выглядело. Я с ней встречался какое-то время, чаще всего в «Авиаторе». Это было видно. Потом у нас как-то все расстроилось, может тут и Мороз виноват, конечно, ведь он ее тоже знал и мы даже вместе иногда гуляли. В общем, ей он больше понравился. Шумный, эффектный. Денег у него всегда было немало. Короче мы разошлись. Он, правда, с ней тоже долго не прогулял. Сам его знаешь – поигрался и бросил. А тут Линев, как будто специально ждал. Завязал с ней отношения и все такое... А мне потом Мороз говорил, мол, хрена я ему дам жизни. Отобью Ленку и все тут! Такие дела... -Да-а, - протянул Вадим, - От Мороза можно было и не такого ожидать... -Это точно... Ну ладно, двинулись, наверное. Они поднялись и, протолкавшись сквозь толпу, вышли на улицу. -А ведь я... - снова начал Вадим, - Сейчас уже смешно подумать! Я поначалу даже тебя подозревал. -В чем? – удивился Леха. -Да ты понимаешь, мне как Паша сказал, что Мороз у тебя Ленку отбил, так у меня сразу в голове и замкнуло. Думаю, вот, какой повод замечательный. А тут еще эти следы никак из головы не шли. -На балконе? -Ну! Зачем ты их затоптал-то? Все ведь одно к одному! -А чего тогда спрашиваешь? Потому и затоптал, что испугался. Ведь ты понимаешь, может они там и были. Я же не курю и на балконе у меня ничего не хранилось тогда. Значит выходить мне на него резона не было. Вот я и не помню, были следы или нет. Может сам Мороз вечером на балкон выходил, смотрел на стену, кто его знает, что у него в голове было? -Ну, может быть... Ведь снег тогда, по-моему, только ночью пошел. Может и правда сам Мороз? -Вот и я так подумал. А когда менты приехали – испугался. Как-то сразу и подумал, что все с Ленкой связать могут. Взял – да и затоптал. Подальше от неприятностей. -Да, может и правильно. Прицепятся почем зря, доказывай потом, что ты не верблюд. -Точно. – Леха посмотрел на часы, - Слушай, Вад, давай быстрее, через десять минут развод на сампо. Они уже подошли к общежитию, открытые двери которого жадно всасывали поток курсантов 43 курса, возвращавшихся из офицерской столовой. Глава 8. 1. Совсем недалеко от училища, метрах в четырехстах по прямой, находились руины старинного монастыря. Собственно, раньше в этом монастыре училище и располагалось. Именно на базе крепких строений из древнего красного кирпича и сформировали после революции школу красных военлетов. А перед войной эта школа была преобразована в школу авиационных техников. Тогда в бывших храмах и подсобных помещениях кипела жизнь. Весь примыкающий к бывшему монастырю район именовался авиационным городком. После войны у страны возникла нужда в новых специалистах. И, как многие артиллерийские и минометные полки преобразовывались в ракетные, так и школа авиационных техников сменила свой профиль. Теперь она превратилась в высшее военное училище и готовили в древних стенах уже офицеров-ракетчиков. Училище расширялось, постепенно вырастая из стесненных условий бывшей авиашколы. В начале 70-х годов было принято решение о строительстве новой базы училища, в находившемся неподалеку сосновом бору. Там были возведены новые казармы, учебные корпуса и в 1975 году училище переехало, оставив монастырь осиротевшим. Здания опустели, уход прекратился и все пришло в упадок. Территория монастыря по-прежнему числилась за училищем, но заниматься им не было ни времени, ни желания. Да и необходимости тоже, раз уж не считался он историческим памятником. В те годы из многочисленных городских церквей работала только одна, остальные же пребывали в состоянии еще и худшем, преобразованные в тюрьмы, склады, цеха, а то и просто взорванные за ненадобностью. Древние строения, помнившие еще Куликовскую битву, стены, которые сдерживали татарские орды, ветшали. Хозяйственные жители окрестных домов и дачники наносили монастырю больший урон, чем время и враги. Здания и стены постепенно ломались и растаскивались на стройматериалы. И, пожалуй, продлись такое существование еще лет на двадцать, уже никто бы и не вспомнил, что здесь когда-то была совсем иная жизнь. Все изменилось в 1995 году. Министерство обороны согласилось передать территорию церкви, иерархами которой было принято решение возродить здесь женский монастырь. Вероятно, руководству училища было выражено пожелание как-то поспособствовать возрождению древней обители. Слегка пособить стройматериалами, а главное привести в порядок территорию, которая, как уже упоминалась выше, пришла в крайне плачевное состояние. Естественно, последнее сделать было для командования легче всего, ведь в его распоряжении имелись практически неограниченные ресурсы бесплатной рабочей силы. 2. В один прекрасный апрельский день взвод Вадима оказался дежурным подразделением по училищу. Есть и такой вид дежурства в армии – дежурство целым подразделением. Заключается оно в том, что на каждый день, приказом начальника училища, один из учебных взводов назначается для выполнения разного рода работ, которые могут возникнуть на огромной территории училища и даже недалеко за его пределами. Занятия у такого подразделения, естественно, отменяются на целый день. Такое дежурство случается крайне редко, но за год хотя бы один раз каждый взвод на него все-таки попадает. Основная задача дежурного подразделения – оказание помощи караулу и наряду в деле охраны и обороны училища. Только если для караула и нарядов есть четко определенные места несения службы, то с дежурным взводом сложнее. На всю ночь из такого взвода выделяются два парных патруля, которые должны двигаться по определенным маршрутам. Люди сменялись в патрулях через два часа. Все же остальные отдыхают, но как бы в готовности в случае чего быстро собраться и прибыть на место возникновения проблем для усиления. Но то ночью. А днем дежурное подразделение с успехом используется для различных работ. А там уже как повезет: бывает, что весь день-деньской курсанты блаженно дрыхнут в своих комнатах или слоняются по казарме как неприкаянные души. А бывает и так, что и ночью не выспишься, да еще и днем будут гонять туда-сюда, то на раскопки канавы, то в помощь сантехникам, то мусор убирать, то плиты бетонные носить руками. Словом, сплошная неясность. Вадиму с Лехой время патруля выпало самое, пожалуй, неприятное - с двух до четырех. Так что ни с вечера им выспаться не удалось, ни поутру доспать. Тут ведь как все получается: вроде звучит нестрашно – с двух до четырех. Но это же только время самого патрулирования. А значит, надо подняться самое позднее минут за пятнадцать, как-то прийти в себя, побрызгать в лицо ледяной водой из-под крана, натянуть форму, шинель и вывалиться с напарником из общаги, чтобы в условленном месте встретиться с жаждущими смены предшественниками. А потом, пробродив два часа по ночному училищу, замерзнув в еще довольно холодную апрельскую ночь, начисто растеряв даже жалкие остатки сна и сменившись, приходится еще битых сорок минут пытаться заставить взбодрившийся организм заснуть. Итого не мене трех часов из ночного сна оказываются выброшенными на ветер. Конечно те шестнадцать человек, что ночью находились в патруле, не подлежат утреннему подъему и, если их не разбудят крики в коридорах, команды и грохот кирзовых сапог по деревянному полу, вполне могут попробовать отоспаться. Если, конечно, удача будет за них и все подразделение не поднимут с самого утра по какой-нибудь срочной надобности. Сегодня им повезло. До десяти часов утра на опустевшем курсе стояла тишь да благодать. С непривычки курсанты начали после девяти утра просыпаться сами – на третий год службы вбитый в организм распорядок уже не позволял спать до обеда. Там и сям зашаркали тапки, зашумела вода, засипели чайники. И как раз в это время, зазвонивший телефон оповестил дежурного по курсу, что дежурное подразделение должно прибыть на КПП училища не позднее 10 часов 30 минут. Сборы, так лениво и расслабленно начавшиеся, мигом стали упругими и стремительными. Уже через двадцать минут, одетые в подменку, торопливо нахлебавшиеся чаю и запихнувшие в глотку бутерброды, курсанты выбегали строиться на улицу. 3. Пожилой майор из КЭЧ (квартирно-эксплуатационной части) провел взвод через КПП и, приказав построиться, повел по дороге прочь от училища, к автобусной остановке и входу в развалины монастыря. Как оказалось, именно в монастырь дежурное подразделение и направлялось. Погода была просто чудесной. Холодная ночь отошла в прошлое, а высоко поднявшееся к 11 часам солнце сияло в ярко-голубом небе. Осевшие, темные от дорожных брызг сугробы, палимые теплыми лучами, источали из себя потоки воды, весело бегущие вдоль бордюров. Все вокруг сверкало, светилось и переливалось в искрящихся солнечных лучах. И жизнь от этого казалась невыносимо прекрасной. Пройдя полуразрушенную арку, когда-то служившую воротами монастырского подворья, взвод вышел к высоким стенам крепости, несмотря на жалкий вид, сохранившей былое величие. Внутри, за этими стенам, картина была даже более удручающая. Здания храмов, жилых корпусов, были, по сути, каменными остовами. Не было крыш, окон, дверей. Отсутствовали даже самые рамы и косяки. Кирпичные своды местами были проломлены. Лестницы в двухэтажных корпусах частично обрушены. Вся земля вокруг была завалена битым кирпичом, щепками и разнообразным мусором. Виднелись, впрочем, следы и иной деятельности. Возле ворот были сложены в штабель доски. В другом месте, накрытые пленкой, стояли поддоны с кирпичами. Самый дальний храм уже начали восстанавливать – он был обнесен строительными лесами и даже местами побелен. Майор отвел командира взвода, Дениса Градова, в сторону и что-то пояснял ему, то и дело показывая рукой в разных направлениях. Строй рассыпался. Кто-то курил, кто-то разговаривал, кто-то лениво прохаживался из стороны в сторону, разглядывая живописные развалины, четко выделяющиеся на лазурной синеве неба. -Взвод, в две шеренги становись! – скомандовал Градов. – Задача такая, - начал он, когда люди выстроились, - вот эти доски надо разнести к зданиям, для строительства лесов. Первое и второе отделение займется этим. А третье отделение становится цепочкой и поднимает кирпичи из этих поддонов, - Денис махнул рукой, указывая на стоявшие у стены поддоны с кирпичами, - на второй этаж. Вон туда, – он указал на проломленную стену второго этажа стоящего рядом здания, - Командиры отделений, распределяйте людей. Дело постепенно пошло. Пока два отделения ворочали тяжеленные шестиметровые горбыли, курсанты третьего выстроились в цепочку и начали споро передавать из рук в руки кирпичи. Количество их на поддонах стало быстро убывать, а на втором этаже стали быстро вырастали кирпичные стопки, ожидающие прихода каменщиков, которые выложат из них новые участки проломленных стен. -Слушай Вад, - сказал Леха, когда они сбросили на груды щебня последнюю доску из тех, что им приказали перенести внутрь двухэтажного корпуса, под проломленный свод, - давай-ка чуток перекурим. Что-то я умотался эти дуры ворочать. – он зло пнул ногой смолистую доску. -Давай, кури. Я посижу. – Вадим устроился на неаккуратном штабеле, радуясь, что подменную форму жалеть не надо и можно усаживаться где угодно. Они помолчали. Леха сосредоточенно раскуривал и затягивался, блаженно пуская дым к потолку. Было тихо, разве что поверху слышались шаги укладывающих кирпичи курсантов. Из выбитых окон тянул сквознячок, подхватывая дым и унося его в пролом над их головами. -Вад, а переезжай ко мне в комнату. У вас там все равно перенаселение. Живете втроем, да еще местный, а я один остался. Все равно кого-нибудь подселят. Так лучше уже с другом! Правильно? -Ну, я как-то не думал… - немного растерялся Вадим, - Мы ж эту комнату вместе с ребятами делали. Да и привык я. -Не, ну понятно, конечно. Но ты все-таки подумай. У меня тоже комната нормальная. Ну а пацаны… Ты ж не на северный полюс уезжаешь. Поймут. Чего как маленькие… -Так-то да, народу у нас многовато. – раздумчиво протянул Вадим. Его и самого в последнее время иной раз посещала мысль переехать к Коншову. Такие переезды с разрешения командования курса не возбранялись. Начальство настаивало только на том, чтобы люди жили в рамках одного взвода. А уж кто с кем, особо не вдавалось. В последнее время Вадим несколько отстранился от своих однокомнатников. Как-то так получалось, что интересы его стали со временем далеки и от домоседа Шурика, и от любящего загулять Женьки. Не было уже того энтузиазма и общей устремленности, как год назад, когда они вместе стремились сделать ремонт, жили и мечтали общими категориями. Можно было бы и проредить личный состав 717 комнаты, удалившись к Коншову, который оставался в комнате один. -И ты знаешь, - тут Леха понизил голос, - Что-то у меня нервишки стали сдавать. -В смысле? Чего ты, все за Мороза этого переживаешь? -Да не переживаю я. Поначалу было, а потом нормально. Но ты понимаешь, последнюю неделю такое чувство иногда, будто за мной следит кто-то. Ну, знаешь, как бывает… -То есть? -Ну то есть сижу, например, на сампо, а чувствую, что кто-то спину сверлит взглядом. Или затылок. Обернусь, вроде все как обычно. Или в строю… И так, вроде, понимаю, что хрень это все, но как-то неприятно. -Да ладно, может и впрямь нервишки расшалились. Эх, Леха, надо тебе влюбиться. Разом бы все позабыл! -Да, конечно, может и так… – Леха замолчал, прислушиваясь. Наверху, в проломе, что-то хрустнуло. -Может мне Лариску попросить, чтобы она подругу как-нибудь в «Авиатор» привела? Хоть мы в него и не ходим теперь, но для такого дела можно было бы… -А самое неприятное – Леха словно пропустил слова Вадима мимо ушей, - вчера ночью просыпаюсь, весь в холодном поту. Как будто в окно кто на меня смотрел. Нехорошо так смотрел. Я сел в кровати, резко так, и вроде краем глаза видел, как тень метнулась на балконе. А откуда там тень, Вад, там же быть никого не может? Там же проволока намотана… -Да-а… - протянул Вадим, - Это тебя конкретно заплющило. Ты сейчас уже договоришься до того, что это Мороз-покойник за тобой приходит. Это у тебя и впрямь нервишки расшалились. Наверное, я и вправду к тебе перееду. А то ты там от одиночества завоешь. Вадим поднялся с досок и блаженно потянулся, раскинув руки и задрав голову вверх. Прямо перед его глазами, через дыру в потолке, была видна высокая стопа сложенного недавно кирпича на краю пролома. Словно бы в замедленном кино, эта стопа начала крениться и Вадим понял, что сейчас вся эта небрежно сложенная куча полетит вниз, прямо на мирно курящего Коншова. Стопа продолжала крениться, медленно, как иногда бывает в минуты опасности. Также медленно Вадим развернулся к Лехе и с места прыгнул на него, сбивая с досок в безопасный угол. С этого момента время снова стало обычным. Они совсем не мягко приземлились у стены, причем Леха упал спиной на щебень, а Вадим изрядно приложился лбом о стену. Но еще до того, как ничего не понявший Коншов успел возмутиться, не меньше сорока тяжелых полнотельных кирпичей дробно грохнулись на доски в том самом месте, где еще секунду назад разговаривали друзья. Разлетелись осколки, поднялась красноватая пыль и стало тихо. 4. Вадим, преодолевая звенящую боль в голове, обернулся. Яркое, безразличное ко всему солнце, по-прежнему беззаботно светило в выбитые окна. В золотистых лучах все еще роилась кирпичная пыль, перемешанная с мелкими опилками, которыми были облеплены смолистые горбыли. Опилки эти, поднятые в воздух слаженным ударом кирпичей, вообразили себя пылинками и никак не желали оседать на пол, кружась во взбаламученном воздухе. В голове шумело от крепкого удара о стену и в первые минуты Вадим даже не понял, почему вскочивший с горы щебня и держащийся за поясницу Леха, открывает и закрывает рот, потрясая сжатой в кулак другой рукой. Понимание, что он что-то кричит, дошло несколько позже. Еще позже дошло и понимание, что именно он кричит. Для этого совсем не обязательно было его слышать, по экспрессивным жестам и выражению лица было понятно, что лексика используется весьма ненормативная. Вернувшийся мгновением позже слух, целиком подтвердил эту догадку. -…совсем охерели! – Леха наконец замолчал и повернулся к Вадиму, который мотал головой, прогоняя временную глухоту. -Вад, ты меня спас сейчас, – просто сказал Леха и опустился рядом, - Если б ты меня не сбил с досок, мне бы точно кирдык. -Это точно. – Вадим пощупал лоб и почувствовал под пальцами набухающую шишку, - Ну-ка глянь, там только шишка и больше ничего? -Ссадина небольшая, но почти не видно, тут волосы закрывают. -Ты сам-то как? -Спиной на кирпичи упал. Ударился, конечно, но сейчас уже нормально. Могло быть хуже. -Да… В дверном проеме появилась фигура Градова. -Вы чего орете как ненормальные? -Заорешь тут! – Леха показал на место происшествия, - Эти мудаки наверху шикарно кирпичи уложили – вон целая стопа свалилась. Если бы Вад меня не сбросил с досок, мне бы кранты. -Ни хрена себе! – Градов зримо ощутил, как он снова отписывает бесконечные бумаги с объяснениями по поводу второй за несколько месяцев смерти в его взводе и покрылся холодным потом, - Ну-ка пошли наверх, посмотрим! Они поднялись по лестнице без перил на второй этаж. Все помещение, почти не разделенное стенами, было ярко освещено солнцем, лучи которого свободно проникали сюда через выбитые окна и проломы в крыше. Почти посередине зиял пролом в полу, а неподалеку хаотично были составлены стопы кирпичей – результат работы третьего отделения. В помещении было пусто. Градов подошел к пролому. -По ходу эти паразиты одну стопку слишком близко к пролому поставили, - он заглянул вниз, - Ну точно. Вон как кирпичи валяются. Скорее всего, здесь она и стояла, а тут вон пол неровный. Видать и завалилась. Леха, позови сюда Новина. Коншов спустился вниз, а Вадим подошел к сержанту. Сверху было видно, что рассыпавшаяся внизу стопа упала как раз с этого места. А пол тут и впрямь был накренен в сторону пролома. -Так что, они наставили тут все и ушли? – Вадим оглянулся, - А как же они мимо нас прошли, лестница-то одна. -Да нет, вон за той перегородкой, - Градов махнул рукой в сторону, - есть еще одна лестница и выход сразу на улицу. Они там вышли. Да и вообще мы уже заканчиваем. Народ уже весь во дворе. Кто курит, кто пошел могилы смотреть. -Какие могилы? -Да тут, видать, кладбище было монастырское, а потом все сравняли. Сейчас взялись там, на заднем дворе, кабель прокладывать, вырыли траншею, а там полный комплект – надгробия, черепа, кости. В основном все туда и поперлись. На лестнице затопали. Появились Коншов и Новин, командир третьего отделения. -Чего тут? – Новин хмуро огляделся. -Ты не сказал? – повернулся Градов к Коншову. -Да нет, как-то еще в себя не пришел. -Ну, короче, твои раздолбаи тут все так классно уложили, что вон та стопка, - Градов указал в пролом, - Чуть Коншову башку не проломила. Хорошо успели отскочить. Блин, Миха, ну можно все как-то нормально сделать, а? -Да… - протянул Новин, заглянул вниз, - А она точно сама упала? -Нет, блин, я ее снизу за веревочку дернул! – Леха аж затрясся от возмущения. -Я думаю, что просто сложили неровно на неровном полу. – Градов вновь указал на наклонный пол, - А она постояла, покренилась, да и завалилась. Бывает. Просто надо проверять внимательнее, понял? -Да понял, понял… -Я думаю вот что, - Градов обернулся ко всем троим, - Слава Богу, что все обошлось. Давайте не будем это никуда докладывать. А то сейчас опять начнут шпилить, технику безопасности проверять, оргвыводы делать. На хрена это надо? Леха, Вад, вы согласны? -Ну… - начал Леха. -Согласны, - перебил его Вадим, - Только пусть Миха своим объяснит, что они козлы. -Пойду объяснять? – Новин вопросительно посмотрел на Градова. -Давай. Новин ушел, а Вадим обратился к Градову. -Дэн, слушай, тут дело такое. Мы с Лехой, как бы договорились, но все равно ж от тебя и от Кузина санкция нужна. Я хотел бы к нему в комнату переехать. Он сейчас один, а у нас в комнате четверо. Да, к тому же ты же сам меня за ним закрепил. -Да переезжай, что за вопрос. Я сегодня к Кузину подойду, в принципе можешь хоть вечером вещи переносить. Я не думаю, что он запретит. -Спасибо. -Да ладно, это вам спасибо, от очередного залета спасли. Хотя, если вдуматься, сами виноваты. Нефиг было тут курить в тихушу! -Ну понятно, что сами. Это уж как водится. – развел руками Вадим. Градов плюнул в проем и пошел к лестнице. Друзья вышли вслед за ним. Только Коншов у самой лестнице обернулся назад и внимательно посмотрел на наклонный край пролома. Там лежала ничем не примечательная сухая палка, сломанная пополам. |