Я всегда знал, что не принадлежу к классу «счастливчиков», которые уже с первых лет своей жизни получают больше внимания к своей персоне, чем остальные. Девочки не строили мне глазок, соседки не умилялись при виде меня, и не возносили рук к небу со словами «какой хороший мальчик, этот Денис». Скорее всего, они меня просто не замечали. Даже от своих родителей я не видел особой любви. Их надеждой и опорой был старший брат Серега, который пошел по стопам отца в военные. Я же больше всего на свете ненавидел, когда мне указывали, как жить. И по всей вероятности, эта ненависть была у меня с детства, поскольку мать, обращаясь ко мне с просьбой, уже заранее повышала голос. Как будто знала, что я все равно пропущу ее слова мимо ушей. Мне нравилось быть безответственным, пускать жить наперекосяк и вообще ни от кого не зависеть. Так что армия, на которую так уповали родители, мечтая, что после нее я стану человеком, была для меня чем-то сродни бабы-яги, которой пугают детишек. Загреметь туда было равнозначно самосожжению. Своей нелюбви к армии я не скрывал, так что со временем родителям пришлось смериться с тем, что младший их сын - позор для генеральской семьи. Я жил в оппозиции ко всему слащавому миру. А моя внешность, далекая от розовощеких, плечистых, улыбающихся во весь рот мальчиков с рекламы зубной пасты, заставила меня вообще наплевать на женский пол и уйти в глубокий андеграунд жизненного пространства. У меня было несколько друзей, с которыми я любил ходить в походы, разучивать новые песни под гитару и вообще плыть по широкой улице безоблачного детства. В разные периоды жизни я больше сближался то с одним, то с другим из них, но, в общем, наша компания редко распадалась и хранила свои связи довольно долго. Нас было пятеро. С кем-то из них я вместе учился, с кем-то жил в соседнем дворе, но, так или иначе нам было вместе интересно и легко. Ближайшим другом был, пожалуй, Кнут, веселый и умный парень, который хорошо играл на гитаре, а еще лучше рисовал. За две недели до своего семнадцатилетия я тусовался в обществе парней из группы «Барабаны». Они оказались более удачливыми, чем группа «Змеи», где я был соло-гитаристом. Их уже знало пол страны, во всяком случае, прогрессивная ее часть, а мы так и остались подпольной группой иногда играющей на заштатных рок-фестивалях. Удача – это пугливая и в то же время очень жестокая женщина, у которой воистину от любви до ненависти один шаг. С «барабанами» удача дружила. А со «Змеями» позаигрывала немного и бросила на растерзание своим менее симпатичным сестрам «унынию» и «безвестности». Сегодня на вечеринку меня пригласил, басист «Барабанов» по кличке Партизан. Просто на днях он видел меня в городе с моей малолетней, но очень амбициозной соседкой Кариной, которая всем и каждому рассказывала, что хоть ей уже и пятнадцать, но она все еще девушка, и отдаст себя только в руки достойного мужчины. Видимо Партизан посчитал себя именно таким, раз немедленно отреагировал, позвав нас в святая святых группы «Барабаны» - замыленую квартиру их ударника Михи. Я чувствовал себя не в своей тарелке, гуляя один по просторам длинного коридора, между нагромождениями чьих-то курток, сапог и музыкальной аппаратуры. И все же мне было приятно, что я на одной ноге со знаменитостями. А вдруг им понравятся мои тексты, и они захотят взять меня к себе в группу? Хотя… вряд ли это возможно. «Барабаны» хоть и играли в роковом формате, но темы у них были все сплошь жизнерадостные, а я хотел достучаться до умов слушателей негативом, показать, что жизнь это не розовая конфета, а черное облако, в котором все мы ходим наугад, стукаясь друг о друга лбами. В общем, так я размышлял, очередной раз, ставя себя в оппозицию, когда дверь распахнулась и огненный всполох рыжих Карининых волос не ослепил меня. А прямо за ними угадывался почему-то сияющий силуэт не менее яркой девушки, хотя и брюнетки. Это лицо меня чем-то сразу привлекло, и лишь позже я понял, что оно выражало вызов. Вызов обществу, родителям, и любому кто посмеет ее осудить. Наверное, Лена, так ее звали, прочла в моих глазах тот же крик души, потому что мы, не тратя времени на бесполезные слова, сразу удалились в ванную комнату, чтобы пережить одни из самых ярких моментов в подростковой жизни. Ну а дальше… дальше пошла череда нескончаемо веселых дней. Пока в один прекрасный момент я не застал ее рыдающей в ванной. - Лена, - я осторожно тронул ее за локоть. Хоть к тому моменту мы были уже довольно близки, я не знал, как реагировать на ее беспричинные слезы. Она посмотрела на меня изучающим взглядом, будто пытаясь понять, готов ли я к тому, что она скажет или нет, а потом быстро выпалила: - Мы больше не можем быть вместе. Как правильно реагировать на такие слова в ту пору я еще не знал. Это потом, обсмотревшись голливудского кино, дотошно вбивающего в подростковые жадно все впитывающие умы, как быть душкой-парнем, за которого все девушки толпой, я уже понимал, что лучше всего было выслушать и пообещать все исправить. Но тогда… Тогда я промолчал, не спросив чем вызвано столь кардинальное решение. Лена разочарованно взглянула в мои настороженные глаза и вышла, хлопнув дверью. Целую неделю я провел дома, хватаясь за телефонную трубку, в надежде, что она позвонит. В надежде, что поймет, чем было вызвано мое нелепое молчание в таком важном разговоре и скажет, что вовсе не собиралась меня бросать, а просто хотела пошутить или проверить насколько сильно я ее люблю. А в том, что это и есть любовь, я уже не сомневался. Что же тогда любовь, если не безудержное веселье, когда вы вместе и смертная тоска, когда ты один? Но она так и не позвонила. После своего добровольного заключения, почти две недели я болтался среди друзей в надежде услышать что-нибудь о девушке, так плотно засевшей в моих мыслях. Но тщетно. Лена как в воду канула. |