* * * Натирал я лопатою руки до боли, Ныли ссадины. Но все равно На ладонях моих не твердеют мозоли, На душе — затвердели давно. Черный свет мой пошел безвозвратно на убыль, Белым светом наполнится дом, Ведь не стала душа толстокожей и грубой, Просто сверху прикрылась щитом... Мир един. И холмы на ухабистом поле, Что лежит одиноко вдали, — Это, может быть, тоже тугие мозоли На душе утомленной земли. Здесь трава-мурава с каждым годом редеет, Здесь машины ревут, мельтеша, Но под коркой земли, что все больше твердеет, Остается живою душа. |