Елена Сомова Поэма AVE, ВАВИЛОН

1. Основание башни

Так трудно достаются эти знаки

с числом достатка в скорченной ладони

у каверзной планиды на посылках…

И бесконечно будут вурдалаки

(Я несогбенна. Страшен бой ледовый.)

тянуть не им принадлежащий выкуп

у времени горящего обмылка.

 

В нетленном есть кровь потерпевших лилий

и судороги творческого сердца

и смерть противодействию святому.

Две чаши колыхнулись. Два осколка

вгнездились в мир голодными глазами

униженного слабого ребенка.

 

Да станет мир ему еще и домом,

уютом, хлебом и любовью.

Сами придут спасенье и удача.

Двое уже не блеск иглы в стогу забытом.

 

Дорога побежала, словно пленка,

а там посыл движенья, может, лыжи, –

не все ж крутиться камнем среди сытых,

в ногах величеств булькать жадным соком,

готовым съесть желудок вместе с сердцем…

2009, 17 декабря

 

2. Забота

Бронзовые идолы кровь народа выпили, - глас охлократии.

Что грезится во бронзовых скотах

среди полуголодных голодранцев?

Спасибо господин товарищ Шанцев –

фонтан на Мине – здесь был мономах.

Ладонью вверх за чаевыми?! – это стыд

воскрес на пять минут, чтоб насладиться

общеньем с праотцом стыда – бесстыдством.

Хапужный грех шелками здесь прикрыт.

Непоправимость бронзовых фигур,

их зачарованная неподвижность

и доллара надежнейший оплот.

Мы дети страшных лет и страшных дур,

и нашу в том карьерную подвижность

надежно ожидает эшафот.

Погладить их по бронзовым бокам?

Мы одобряем их масштаб, уместность

и выгоду приобретений сих

для города. Когда б не пули честность,

когда б не гений и не дрожь трусих…

2009, 01 сентября

 

Посвящается бронзовой козе, которую мудрые мозги воодрузили

возле дома актера на Большой Покровской в Нижнем Новгороде

от любящего народа

Сколько пуль получится, сколько бомб

Из одной козы недоенной! Катакомб

К ней подхода не найти – подсчитать,

В лабиринтах лбом загорать, папа-мать.

 

Негритюдный отдыхает пейзаж:

Дама пудрит мозг, увы – вот пассаж!

Куклы воют: «О, фашист Карабас,

Ты лояльней тех, что тырят анфас!»

 

Покудахтали – и в тину свою, -

Кому дело да до ваших флажков

По ветрам?! Я во всю площадь спою

Про зады, облизанные вами, грязных божков!

 

Ад мурлыкает на пять лет вперед, -

В крематорий всех засунут живьем,

Да стихи туда, - поближе душам идет –

От огня священного не олово пьем.

 

Не прочтете, а помянете грех

Своей скупости и зависти, лжи

Узаконенной. Вам грёзовый мех,

Мне в сердца живые – ваши ножи.

 

Я – матрешка русская. Не убьешь!

Не задушишь! Можешь только лишь сжечь,

Как любовь свою, как совесть. Ты лжешь,

О, Дамокл, я кожей знаю твой меч.

2010-01-27

3. УРОКИ РЕНТАБЕЛЬНОСТИ

Сокращения на ГАЗе привели к перемалыванию (данный социологический термин обозначает бессмысленные поиски работы при отсутствии вакантных мест), - 60 000 безработных граждан Нижнего Новгорода и области, согласно телевизионных сообщений из новостей «Сети-НН», накануне 2010 года ринулись в рулетку кадровых агентств и бирж.

I. Набат

Петрушки с вытянутыми рукавами,

рыдайте громче, шестьдесят нас тысяч!

Глотнули кровь отечества с ладони,

птенцы родные словом похоронным

Господь нас видит. Нас и тех гурманов,

что тычут карандашиком горчащим

в крутую схему заводских сокровищ.

Крепитесь, люди. Воры – жрите мясо,

украденное на базаре – детям.

Зверьки в загоне с лапками наружу,

насупленные голодом московским

II.

Петрушки с вытянутыми рукавами,

рыдайте громче, шестьдесят нас тысяч!

Летите над родимыми домами

в глаза детей губами хладно тычась.

Глотнули кровь отечества с ладони

птенцы родные словом в нашем танке.

Замученные выдохом: «НЕ тронь… - и… и – и…», -

и трубка звука узится в гортани_

задушенных страданьями аккордах

быть может не сосчитанных улыбок,

навеки… отраженных в сальных мордах,

случайный взгляд кидая в лоно зыбок:

уснула мать-природа на младенцах.

Сжигают мозг новейшие кислоты

и негодуют каменные лоты,

неся яйцо поспешных интервенций.

 

Погубленные звуки моей песни,

пригубленная чаша состраданий,

загубленные выпупки детишек,

разорванные души, листья, зданья

напополам в горсти пизанских башен

у выродка немого поколенья.

Им вырубили музыку и душу.

– Рыданья наши, слез кровавых чашу

поганите в бреду совокупленья.

Беднейшие подножные сословия

рубают кисло-сладкие медузы, –

дрожь носовых проходов. Население.

 

4. Диспут возле основания пирамиды.

Новый Нижний Вавилон.

 

Повытрепанная нация…

очнись, цивилизация,

снимай с людей последние штаны!

 

Мерещутся проказники,

одной страны заказники,

перед которой в мире все равны.

 

Щебечущие кролики

порвали рты на нолики

и хрумкают оранжу вопреки

 

Забавными тигрятами

по лямкам ходит пятнами

проказа прямо с левенькой ноги.

 

Черешневые пролежни…

Жрут водку бестолковища,

и прется мегатонный целлюлит…

прожженные сокровища

гуляются, чудовища,

глотая хлоргексидный динамит.

 

Бульбульканье по телеку…

растущую истерику

стараются в навозе утопить,

чтоб оправдаться, грязные...

 

Многоцентралка частная

торопится, несчастная,

гвоздями грабель сердце прострелить

20.12.2009

 

5. Посвящение актеру Сергею Безрукову, гениально сыгравшему Сергея Есенина.

 

Маленький принц проклятущей державы

Конченного тысячелетья,

Выйди из мрака слезной засады,

Узницу века не сделай калекой.

Просто спаси воскрешением чуда –

Белым барашком над вырожденьем.

Выпорхни сердцем над унижением

Среди одних двугорбых верблюдов.

 

Медленно движет косящую лопасть

Ветер атаки. Блекают мелко

Сомкнутые воротилы-рубаки

Наглостью прений и выявлений.

В гордой засаде сижу, вою волком

И вопрошаю блудливой собаке –

Сжать хоть в зубах отстающие стрелки,

Токающие в разине без толка.

Вечную музыку разветвлений

Соедини. Огненн круг. Комсомолка.

 

Тонкая мимика дерзких цепляний

На гениальном лице арлекина.

Образ поэта… Сережа…

мякина

будничных свистов,

где ветер стреляет.

Милый Есенин, маленький принц мой,

Выточенный водопадами… облак…

Раненный светом, воскресни, мой гений,

Безруков! медленных поколений.

 

6. Вавилонская башня

 

Гадостно в центре пугливых касаний

Быть одиноко мудрой Кассандрой,

Выращенной на изрубленной башне, –

Следуем вдаль по планиде вчерашней:

В диком краю среди зарослей лилий,

Где среди них вырубая дорогу,

Движутся глупые варвары с током

Зверского мира… не мне… мелобоко…

Облак – барашек – принц – добрый ангел,

Следуя в радугу синтеза звука…

Воздухоплаванье сладких черешен

Тонкая веточка стрел_ гибкость лука_

Ветреный замок_ Агни старуха.

Йога общения с метаморфозой,

Ласково дареной меткой-конфеткой.

Милости века настойчиво редки.

Непроходимые чащи убожеств

В синей молитве исчерпанных торжеств…

 

Сечей все рубят белые листья

Луны серпов, обрезающих стебли,

Хрумкают голые слепо и мелко.

Тонко ложатся мазки ловкой кисти+

Яркие ангелы огненной белки.

На воссоздании ангела света

Здесь Вавилон строим _ слово за словом_

Движутся книги_ стены ложатся_

В треснутый воздух прежнеголосый.

Четкое эхо_ Блудливые боссы

Не заменяют ни грязи ни танка.

Звукопоганые, глохнут прекосо.

Пряжа Кассандры и атаманки_

Белые, синие, красные банки -

В липовый мед золотистые санки.

 

Тянутся лилии по стенам башни_

Щедрой гармонии дружные звуки_

Белый Есенин на акведуке

Снеги… снегирь… деловые поганки…

Танец валькирий. Бог спозаранку_

Яблоки цвета – раскиданы ветви.

Иней закончил свое бытованье.

Резвоцеплянье цветов. Горы_ метры

Яблок и слов. Языков воссоздание…

Четкие знаки огня в партитуре -

Мечутся звездочки рукоплесканий

Вылеплены на свободной натуре

В яблочно-снежных полях за лесами.

Черный вагон - предводители меркнут:

Вечные пролежни лени. Побои

Связанных ангелов прямо у церкви.

Черные пустоши каркают. Верьте,

Милые геночерпалки в совете:

 

Башня стоит. К ней добраться нелепо

В старых тисках изощренной фортуны.

Ангела света рискованной белке

Быстро достать не дадут плети-струны, -

Дикие умки- кофточки в сумки-

Плавно чешите секущие стрелки.

2009, 24 декабря

 

Пьедестал

 

Не склоняй идиотов цепляться до мамкиной юбки.

Золотые убежища – слепки дешевых открытий

Извлекают из пчел сиволапые дети чудовищ,

И мурлыкают ведьмы, пугая в кровати малютку.

Медозвоны пустуют корабликами ощущений,

Оставаясь на нитке, короткую путают пряжу –

Изумительна логика ветреных развлечений –

Возвращайся скорей в следопытские стены вояжа,

Парадигмы свиданий забудь на полотнище пляжа,

И серебряный голубь разлуки поищет общений.

 

Убыстренное эхо катает вдоль горлышка шарфик,

Пародийно исследуя грамотное приобщение.

Тонкий облак во рту. Разветвленная ветка пейзажа.

Тает лунный фонарик – религия поздних прощений.

Не загонные вопли – протяжные думы у елки –

Разнострелы дорог путешествуют у водопада.

Сетки жалящих пчел. Уязвимые струны распада.

Воссоздание лестниц. Гармония сонного сада…

Одинокая кисточка брошенной треуголки.

2009-12-26 (26 декабря)

 

7. Эманация

 

Пройдемся вдоль общественных помоек,

Вдохнем волнообразный унитаз,

Куда сойдемся в год хотя бы раз

Вкусить салют презренных пьянобоек.

В расцвете лет на поприще побед

Пролижет червь скользящую дорожку

К тотему пьяных свистов и петард.

Огонь продавит мелкоглазый старт,

Невидимый в косящие бинокли,

Где клоуны в рыданьях понарошку

Идут к тебе за памятью след в след.

2009-12-25

 

Карнавал

 

Притоптанный ногами серпантин,

Движенье маскарада полукругом,

Сбивающийся в уголь холодок.

Внутри себя поэзы паланкин.

Повсюду забивают в угол,

Следоразделом выгоняя сок.

 

Мотает некто вверх тончайшую пружину:

Под сердцем ледяных микстур не счесть.

На взлете баловень прокалывает шину,

И салютует взорванная честь.

 

Смотри: повисли множества сердец.

Мелованный сквозняк расходует напрасно,

Выветривая мозговую соль,

И человек становится истец,

Он прав, но он и глубоко несчастен –

Его труды догладывает моль, -

Но мы к его деяньям не причастны.

 

Глуха, глуха уже надломленная банка –

Вгрызается в натянутый асфальт.

Распластан путь – это платформа танка –

Внизу скучает липовый кобальт.

Не перестанет ветер в рыло дуть.

Неприподъемна времени сутанка.

2009-12-27

 

8. Голоса рабов из толпы:

«…Чей стебель – есть туннель со вспышкой в тыщу ватт…»

(Инна Лиснянская /о смерти/ Триптих «Новоселье»)

На мне сыграли праздничный спектакль

друзья-предатели по кадровой замене….

и медленная ходит мышь…

царапаться к ним стоит ли еще?

Ответ логичен. Боль не замолчишь.

коробится внутри от нетерпенья

позорный свистозвон их населения

в гнездовый холм. Крестами. Бишь-на-бишь.

 

НАТЕ ВАМ!

Обиды самодельный самострел

В тарелку метит нового оркестра, –

Сидит борзая, зная свое место,

Скуля, глотая штукатурный мел.

 

Мне предложили так же посидеть

И поседеть, завидуя прохожим,

А я состроила свирепой страсти рожу

И отказалась голый нуль иметь.

 

Какая я нахальная свинья!

Всё лезу в горы, разрывая норы,

И носорогам баи не даю!

 

Чтоб им под шкурой крошечка приелась,

Чесалась, жглась, гноилась, ваша белость,

Дай нищим стихоплетам по рублю!..

 

Тогда запишется им про природу,

Фантазии прорвутся на свободу, –

Неоценим их мелкий героизм!

(Рискованный задор тореадора

Сквозит в стихах энергией напора) –

Теперь пожрите, сдвинув помидоры!

Залейте спиртом новый катаклизм.

2006, 13 сентября

 

Перекличка рабов продолжается:

ЗООСАД

1. Слонятник:

Его жадность не знает границ,

Перед баксами стелется ниц,

Он в компьютер довольно икает

И латынь многомерную знает.

 

Много в свете таинственных правил,

Но ему по колено вода и трава –

Всех в ду-ду излюбил и заставил

В струнку вытянуть песен слова.

 

Мурава ты моя мурава,

Ты на том берегу солона,

А на этом кровава и пряна.

Парки дохлые пряжу жуют –

Не могучие стебли бурьяна, -

Будет в ложе Прокруста уют,

 

О, любовь твоя, деревянка!

Сквозняками вставай на суд,

Опоганенный божий люд,

Опозоренный жизнью в свете

По лекалам великих гномов,

Вырожденчески бестолковых

На пугливом застольном совете.

2010-01-06

 

2. Муравей в слонятнике:

 

Загнанный в угол зверек

Мечется вдоль постаментов

Психологических выдр.

Крошечный уголек

Вытоптан в мир экскрементов, –

Это их лакомый сидр.

Белая пыль сединой

Лезет в глаза, сердце, мысли –

Проклят любимый очаг.

Вмиг растоптали, - о, Ной

Вызволи! Нравы прокисли

Здесь, где все треплется стяг.

Здесь, где протреплется стяг,

Выболтав липкому ветру –

Лишь поблистать было б где….

Сучья средь мелких коряг –

В зубьях мерил километры…

Не затеряться в следе…

 

Внутренний атомный взрыв,

Пользует нервы и сердце, -

Парки блеснувшая нить…

Каплет в бумагу нарыв –

Озеро пролитых терций, -

Наглость, увы, не прибить.

Наглость и не истребить –

Комкают липкую пряжу –

Пальцы в кровавых узлах.

Дурни весенние вить

Вновь устремляются…

Пряжа

Тянется в высверках птах.

Предощущенье вояжа.

2010, 8 января

 

Мозаика лиц, героев и антигероев современной России

Игра воображения уводит в глубины подсознания спящего рабочего, который остается без премии и вовсе без денег в течении полугода. Он труженик телевизионного завода. Он не может не пойти утром на работу, оттого что привычка утром подниматься и идти на завод сильнее его самого. Пока спит его директор, парень мечтает, играя доминантами:

 

Покоя нет мне в страшной духоте

Замызганного в пьяных драках мира:

Сжирает плесень царскую порфиру,

И спесь кругом жиреет в наготе.

Опустошенный хлюпает пейзаж,

Дырявых крыш музейного архива

Не счесть, и умирающая лира

Скрежещет ржаво струнами, - мираж.

 

На самом деле: свежий воздух здесь

И трезвый образ, и азартом спорта

Заражена дорожка бегуна…

Музейной молью шифоньер порфир

Кишит, и новоявленная сволочь

Меняет их на новенький мундир

Перед походом деловой сортир.

2008-10-25

 

Спящий поворачивается на другой бок, и сквозь его бормотание мы узнаем, что он тайно пишет стихи, но об этом не знает никто на свете:

 

Водянисто-мрачная круговерть

В прошлом ослепительного ковра

Замесила людей: кто в автобус влез,

А кому еще в него не пора,

И в кого-то нацелилась когтем смерть.

Кружит воля цветным волчком,

Сопрягая и напрягая узлы:

Кто-то гири ставит на поводок –

У другого мозги от пьянок сквозны.

Подогнулся он – клонит хмель к земле,

Создавая клонов не по себе –

По убожью подобью: подбитый глаз,

Так что в корчах боли иконостас

Миражом в пустыне куда плывет,

И откуда вонь пробралась в народ?

Загибая пальцы, считать овец

Не пристало пастырю злых сердец, –

Он считает шкуры – они ценней

Плутоватых всхрюков тупых свиней.

Что сосчитано – спишется и ему,

Надзирателю горя, – кладет в суму

Нежить жидкую – слезы жен, матерей

И безвинно избитых в пьянке детей.

При похмельном родителе сирота

Смотрит взглядом серого старика

На убитую радугу: «до» дождя,

«си» – до выкрика боль сведя.

2008-23-09

 

Рядом посапывают малыши, но спящий поэт из рабочих выдает во сне страшную тайну, - он отсылал свои творения в Москву и Санкт-Петербург, в редакции литературных журналов:

 

За полверсты в вариативность пустоты,

В нелепый блеск утраченных созвездий –

Собрать в вершинах тайные цветы

На питерско-московских перекрестьях.

В печатях тайн провидеть смысл и ток

Ведущих линий к мировым стихиям –

И упереться в замыслы, глухие

В препонах поразъезженных дорог.

 

От мира тонких линий не уйти,

Даже когда разомкнутые звенья

пути

в канкан судьбы назад ведут.

Осталось грубо черные коренья

Сжигать, как в прошлый мир мосты,

Смыкающие кольцами терпенье…

И небу возвращая звезд кресты,

Рисуя в карте мира свой маршрут.

 

Призы судьбы – в священный пыли слой –

Не спрашивая, что же дальше делать.

Росой умыться в тупиках предела,

Святой воды Руси в дождях черпнуть –

Открыть лучам добра путь за собой,

И легкий след рассыпанного мела

Из школьных линий робких, неумелых

Собрать, пока ты помнишь сердца зной

И ураганы смелого огня:

Священно шествует любовь, и любопытно

Ей закалять огнем и тонкой пыткой,

Священнодействие неспешное ведя.

2008-24-09

 

Тонкий голос лирика:

 

Популярная поза активных за славу борцов

С микрофоном у органа произношения слов

Впечатляет слегка разворотом плечей, головы,

Скул и торса, вообще, постановкой стопы и, увы,

 

Речевой жанр общенья превзошел деловой героизм.

Золотое сеченье — лишь мечта, заблудившийся мыс.

Дикий вскряк подмастерьев, попирающих мастера, здесь

Будто первая скрипка

ведет

под откос

весь оркестр,

сразу весь.

 

Над обрывом встает золотисто-кровавый восход,

У поэта берёт мелочь на пропитанье и врет,

Что взаймы, что богатство — душа, и ее не купить,

Только, видите, гадство, — им приятно поэта доить.

 

Собирай дань фортуне, выбирай жилу крепче и тверже ядро.

Публикация дорого стоит, дешевле тавро.

Подставляй трудовую — это вместо всех будущих книг,

Отползая вслепую от прославленных жирных барыг.

2007-06-18

 

Глас умирающего непризнанного поэта на чужбине

(в его руку собратья по перу кладут кусок хлеба, он окровавленными деснами кусает его, умирая, и товарищи поднимают его руку, чтобы у надсмотрщиков трагедии получить за товарища паек, дабы разделить поровну между собой вожделенную пищу):

 

…священная роща непризнанных идолов лиры

в немом умиранье, в кислотных слезах утопая,

прощальные плачи высвистывает зло и сиро —

священная роща поэтов, что стоя сгорали

в мирской суете выбирая как бусинки, время

от грешной земли в поэтических снах оторваться

и плавно витать ароматом весенних акаций,

пленять нежным словом, далеким от инсинуаций.

 

Какая тоска погибать одинокой богиней.

Священная роща поэтов, убитая далью, —

Не ступит нога человека, страницы листая,

На белую почву листа —

Слышит сливовый иней

Такое знакомое имя,

Но памяти не подобраться…

2007, 5 марта

 

Тяжелый голос ни разу не опубликованного гения:

 

Графоманы лезут в генералы,

Поворачивают на себя экраны,

Пишут себе новые кораны,

Переписывая библию с листа,

Головы сшибают старым храмам,

Подают с жарким и ветеранов

Поэтического поприща – с креста

Свежеснятых, прополоснутых с моста.

 

Новомученники выкупленной славы

Рожами торят себе экраны,

Печатлят себя в профиль-анфас.

Микрофоном рифму заедают –

Вот такой вот недешевый фарс,

И от комплиментов рвутся в стаи,

Нарисованные на холсте,

За которым фигушек в хрусте

Закудрявился младенческим запаром,

Не воняя вовсе перегаром,

Напролом – и по костям – к мечте,

Размелькавшись в покоренной высоте.

2008 8 октября

 

На мотив Евгения Рейна скрипит засов расшатанной двери, читая мысли студентов литературного института:

 

На обломках самовластья имена больших поэтов,

Только будто вперемешку, никого не разберешь.

На столах — вино и сласти, разговоры полусвета,

Полупраздник-полуспешка,

Сильных-слабых не найдешь.

 

Продается место сильных,

Дешевеет место слабых,

Всех сгрызет червяк предатель —

Кто правее, кто левей.

Бешеная жажда славы —

Кто тут автор, кто издатель

Откровений изобильных

От активных и мобильных,

Как большой треглавый змей.

 

Бешеная жажда славы —

Призовой вагон признанья

Задержал на полустанке колченогий агапид.

Кто правее, кто левее,

Кто лукавей, кто смирнее —

Не увидит холидея

И подстанцию проспит.

 

Слава — жуткая отрава.

Кто правей, а кто левей —

В шахматном порядке движет

Ледовитая забава

И людей на нитки нижет

Селебрейтед холидей.

2007-06-18 – 21

 

Влюбленная женщина держит младенца на руках и, очарованная красотой Стрелки, где Ока впадает в Волгу, перебирает губами воздух:

 

О, Боже, как я влюблена в объем

И выпуклые водяные складки

Родимой волжской стороны-загадки,

Когда летишь в разомкнутый проём

Нижегородских побережных благ,

Таких как лес и маленькие чайки,

Кричащие то «Здравствуй», то «Прощай!», -

То человеческое сердце в стаях птах

Задумчиво взрезает мир крылом,

Снимая верхний слой и отделяя

Воздушный крем от лиственного чая

И вылетая к яхтам,

наизлом

бегущей параллели...

Повисим

На мызинском мосту в межфарной пробке,

Отламывая пышный каравай

воздушных грез.

Один рывок неловкий –

И ваза с фруктами к ногам. Теперь давай

Богатство мира в сердце собирать

И доставать накопленное ранее

Святое от известных нам святых,

Чтоб, наконец, внезапно угадать,

Какие полночи в твоих дверях толпились

В момент рождения души, и милость

Чья снизошла, как ласковая мать

В мир диких артобстрелов от врагов,

Психологических атак, неверных

Друзей, предавших самое себя.

Диапазона человечьих слов

Не хватит написать исход, любя

Растратчиков судьбы сих непомерных.

Весь опыт жизни – вон в пятиминутье, -

И судьбы выйдут вместе на распутье

Пересчитать законы от себя.

2008, 15-16 октября

 

На руках совсем юной матери крошечный сверток тоже пытается ловить верхней губой отголоски жизни в перекличке справедливости на Форуме:

 

Молитва младенца

Чтобы не били, чтоб дали поесть,

Чтобы меняли пеленки.

Злющая родина, грустно мне здесь,

В плаче теряю силенки.

Даже во сне, крепко сжав кулачки

На распашонке вспотевшей,

Чувствую, снова толкают, - тычки

Двигают к пропасти. Меньше

Мне достается: пустеет рожок,

Слезы от гноя густеют.

Бог и Никола, пошли сапожок,

Полный любви и терпенья

Всем, кто касается тонкой моей

Кожи, а тем, кто даст мнаку,

Шелковый дом волосок золотой

На сердце. Спрячьте собаку,

Злую собаку из сытой среды,

Сытой, слепой и поганой,

Чтоб избежать лютованья беды

В битве неравной.

2.02.2009

 

Согбенная бабушка жалеет внучка, проговаривая ласковые слова, меняет пеленки прямо возле Вавилонской башни на воссоздании единого мирового языка. Окна башни отражают скрижальный свет, и слова старушки вплетаются в несомую птицами радугу. Рождение внука рождает песню сердца:

 

Чутко дышащее тепло,

Пульсом слышимое молоко

На губах и в сердце дрожит,

Пузырится и вдоль бежит.

Нежны выпорхи мотылька

По тропиночке молока.

 

Землянички крохотных губ

Выбегают искать…

«Расту

С каждым часом и с каждым днем!»

Все дороги скрестились в нём,

Теплом мамином малыше,

Богом данным в руки уже…

2008, 16 октября

 

Муравей из зоосада плавно поднимает голову, но над ним навис человеческий ботинок, уже закрывший две трети жизни:

 

Скачут бешеные кенгуру

До маршрутки поутру

По закаканной дорожке,

Подгибая ловко ножки, -

В сумочке уснула чушь:

Что ни шкура – бархат, плюш.

Поскользнешься на ступеньке,

Подбородком сосчитав,

Сколько прыгать в редке-еньке

И вперед и назад

То ли рай, то ли в ад, -

Но и там и сям лишь мат

В электронный циферблат,

И везде директор – гад.

2008-19-10

 

Немного переведя дух, Муравей продолжает:

 

Когда тихонько спит багряный нос

Вреднейшего директора на свете,

И нежный ангел в теплом туалете

Бумагу войлочную держит… А насос

расходных дел

качает невзначай

Доступных средств удачное качало,

И, право слово, даже полегчало,

Когда нашла их лапа, где жнивьё, –

Я поражаюсь, как ловко ворьё

И так нерасторопна справедливость.

Поддай швейцару совести на чай –

Вдруг пустит – и узнаешь, есть ли милость.

Больное время. Раздевайся. Не скучай.

Ты проиграл резинку для трусов

И сердце запер на двойной засов.

Твой царский трон рундучным постаментом

Пространство сторговал – и вышел вон.

Садись, дружок, на заслужённый трон,

И слава, технократ, экспериментам.

2008, 5 декабря

 

Муравей поджимает голову, и всем крохотным тельцем вжимается в грязь в надежде выжить, принести семье вкусную щепку целебного дерева. Захлебываясь жижей, он в жвалах сохраняет воздух, слышите(?):

 

Какой-то бешеный вигвам:

Летят младенческие зори,

И убегающее море

Похоронило корабли…

И вытекло на блюдце к нам…

Расшатанные табуреты,

Как однозначные ответы

Водопроводно утекли

И вымерли в душе.

«Я сам!», –

Твердит младенец-человек

От мягкой и молочной соски

До ровной надувной и плоской

Доски, немножко гробовой…

Это лютеет вышний вой…

Твердит… и – зубы в мерзлый снег, –

Итог логичной потасовки,

Где отступает в тину век

Сюжет нелепейшей сноровки:

Соха мешает в дверь войти,

Топорщит клювоватый палец,

Как обезумевший засранец

В порфире на твоем пути.

2009-01-09

 

Муравья толкают ноги великанов, он стоически держится и вдруг падает с комьями грязи в лужу, отмывается и плывет на щепке домой, на свой берег, оттого что на этом берегу не любят гостей. Муравьиные выдохи складываются в стихи:

 

Спрячь секиру свою, истребитель и делатель грез,

Новомученик истины, правый и левый во всем.

На пути твоем посохи – каждый березой пророс,

А один Аонидой, растаявшей в небе, расцвел.

Оттого-то осенний прозрачен и ярок убор, -

Водяная доярка пасет малолетка-дождя:

Нагулял аппетит – разойдись по аккордам травы

И повисни мечтой, от изрубленных зерен ковыль…

В отреченье от чуда скажи свое веское пчхи,

Поцелуй в пустоту продлевая как минимум год.

Если други обидели, в спины стоят лопухи,

В паутину всё пялятся, на слепоокий восход.

Бабусьё толстозадое сплетни сжевало во сне,

И зловредное варево в диком варенье кипит.

На юру на промозглом ветру в толпах теней пиит

От голодной слезы тосковал, умирая во зле.

2008-09-08

 

Голос другого раба, мать которого по вине его же пьянства и сделок с недвижимостью вышестоящих оставили старушку, жительницу второго этажа хрущевского дома, на улице, без квартиры:

 

Государство делает бомжей

Из жителей вторых этажей,

Когда продан и выкуплен первый, -

Потревожил владельцу он нервы.

 

Платит жизнью за пролитый потолок:

Офис новый внизу затопил – вот урок, -

Выметайся, покуда есть силы.

Нацепляет рыбешек на вилы

Городской Нептунище, по днищу скребя,

Где еловая плесень любила тебя.

Есть предел где-нибудь беспределу?

Или нам ближе смертушка к телу,

И простим рабоделателям пироги? -

Не достряпанны бабушкой, не с ноги, -

Прогоняют из дома старушку.

 

Пребольшие черные утюги

Гладят каменные ракушки,

Вымораживая доброту и людей.

Недвижимы проруби знахарей –

Ледоколы рубают окна,

Тычут палицами туда,

Где победно грядут нужда и беда,

Примеряя былые догмы.

2010-01-19

 

Приторный голос хрипа из подворотни:

 

Застенки нудные работ, мое терпенье зля,

Где мучается дар, в слезах изнемогая…

Уперлись тут в тщету разграбленного рая

Низвергнутые ангелы, скорбя

О крыльях, связанных проклятой бечевой,

И в сумерках забот невидимая синька

Под кожей расплывается картинкой —

Выбаливает крестик речевой.

 

Распухшим языком не прокричать,

И сердце переполненное брызнет,

Так ухватив за сердцевину жизни…

Таланты душит, грузом на плечах

Повиснув, тяжкая забота о куске

Насущном хлеба в горькой чертовщине

Рулетки, где палач в высоком чине

За ставкой прожигает жизнь в броске.

 

А бездари с ухватками хапуг

Указывают, где талантом выблевать

Носителю высоких дум. Не вдруг

Их демонизм серпами корень выполоть

Пытается, по духу просвербив

Карательной упряжкой, но наглазники

Двойному зрению поэта, вопреки

Его же воле, не отменят праздники

Поэзии и праздники души, —

Спеши покинуть палачей, пиши!

2007-07-20

 

Милая девушка-швея на Форуме с маленькой девочкой Юленькой тоже взяла слово, держа дочку за руку:

посвящение Е. Э.

В кафедральных высях легонький мотылек

То внезапно светом хлынет, а то дождем.

Пожиная аплодисментов гремучий ток,

Ты давно и надолго – и навсегда сражен.

 

Не поймаешь и не вернешь к себе

Тонкий трепет вуалеобразных крыл.

Амнезия длительна. Ты меня забыл.

Ты впаялся в кафедру – ключ любви в следе, –

 

Слепок или след мотылька-креста –

Вдохновенная речь в жанровом клише –

Твоя лекция новая для него проста,

Только чувства ей нигде не пришей.

 

Медленная смерть при жизни – уход

В торжество наук – сколько есть Голгоф,

Души выстудили, заменили код,

Иссушили кровь – штабеля голов.

 

Сколько ни учись – главный твой провал,

Где экзаменатором жизнь.

На веревках нулики – ряд прищепок стал

Монотонным выбором. Не кружись,

 

Не догонишь моего мотылька,

Не прикрепишь к пиджаку твоему.

По судьбе моей ходил самосвал,

Разрушая все в душе и в дому.

2008, 13 ноября

 

Юленька своей кукле на ушко, забинтованное наскоро, она играла во врача и пациента, но ей помешали автоматные очереди по телевизору:

 

Хомякосапиенс пускает пузыри

При полном памперсе, когда пупок в зеленке,

А демократы ищут новые силенки,

Чтобы включить в законы фонари

В местах прикосновения к телам,

Бесчеловечно вытрепанным ветром,

Безумно рвущим над рулеткой километры,

Пространство времени сжимая пополам,

Чтобы успеть хоть чем-нибудь помочь

Тем, кто из соски хлюпает питанье,

Но их родители сквозь мглу недосыпанья

Дитя качают напролет всю ночь.

Политики народу врут всю жизнь,

Кормясь его несчастьями и горем.

Бессмысленна здесь чаша укоризн,

Где самый из достойных мрет в позоре.

2008, 10 октября

 

Сквозь ливни снега у Вечного огня различаются церковь Михаила-Архангела, а на другой стороне реки – храм Александра Невского, лучи крестов пересекаются, и в воздухе появляется поющая искра, она ваяет из мрамора свой свет:

 

Снег – это белая икра

Поэтов и интеллигентов

Без соевых ингредиентов.

Сбирая головы в стога,

Коммерция сгребает нас

В свои бумажные объятья, -

Теперь уже не люди-братья –

Глухие спины, чей каркас

Надежней и лицеприятней:

Деньгой девицу подцепить –

И сердце наглухо закрыть.

Ее душа в кровавых пятнах –

А он коньком по барным пням

Сбирает урожай утех, –

Так пожирает без помех,

Как апельсины наливные,

Года младые-золотые,

Забыв отлов бесслезным дням…

 

Икринки мысли по полям

Разносит разудалый ветер,

И умирая на рассвете,

Оставит в воздухе дух ям.

2008, 20-22 ноября

 

Детский голос под забором каруселей (ребенок прижался лицом к решетке, обрамляющей лошадок):

Карусельные лошадки… (шепотом)

Среди сказочной цветомузыки

тоненькое звучание

Крохотной скрипки детского сердца,

Как дымок за плечами.

Лошади, выряженные, с подсветкой,

Зыркают мертвым взглядом

Сквозь вольер для людей, штрих-кодовые клетки.

Цифровым мармеладом

Кормят выпуклые сумки дорогие билеты —

Для дорогих детей покупают

в мир напыщенных взрослых,

гордого полусвета.

 

Музыка фильма «Принц и нищий» в карусельном кружении.

Детский взгляд входа ищет —

манит и манит это сказочное скольжение.

Музыка баров и легких денег вырывает из поднебесья

Последний — седьмой — лепесток мгновенья:

Иисусе воскресни.

Кто увидит, кто им заплатит за вход и за ломтик счастья,

Кто передвинет мешающий катет в треугольнике безобразия?

 

Сквозь углы мюнхгаузенской треуголки —

плутократии пылкие толки,

сквозь манкуртский обруч оглупления наций —

бумажная музыка ассигнаций.

Кружат лошадки, глупеют манкурты,

богатеют богатые.

Бедные еще больше нищеют, их тропинки круты,

Камень тяжек, радость им перепрятали.

 

Жалкие сизифы перед государством

с лямками надорванных нервов

на руинах Божьего царствия

вечно в первых.

15 Мая 2007 г.

 

Вечный огонь трепещет возле филармонии. В его ярком пламени скрещения теней танцующих актеров и героев прошедшей войны, памяти которых зажжено на площади возле реки Волги Вечное пламя. Сквозь тени героев пьесы рвутся в атаку солдаты: русские, белорусы, украинцы… Танки движутся на идущих стеной солдат. Их никто не подгоняет позади, Тамерланом действует совесть и любовь к Родине-Матери. Танцуют все, по-разному, ритм одних – взрывающиеся бомбы и перекрестья автоматных очередей, других – вечная музыка классиков. «О, хаос, ты – Бог!» – восклицает сквозь века Иоганн Себастьян Бах. В своей нотной тетради аккуратно записывает нотные точки, простреливаемые сквозь века пулеметами по живой человеческой крови Анна Магдалена Бах. Детские пальчики перебирают клавиши, - над фигурой ребенка склонился учитель музыки. Переливаясь в свете фонарей под горящим лавинным снегопадом Вечный огонь, где маленький Сережа стоит, моргая ресницами от снега:

 

Посвящение театру «Преображение»

Красноречивый танец, вылепленный из огня,

Владей сердцами, волнами неси меня

В огонь искусства – зачарованный очаг, -

Бесстрашны чувства – в танце вечная свеча.

Пластика воска

Во взлетающих глазах,

И в мире плоском

Капля крови и слеза

Одно и тоже. Разнообразье лишь в огне,

В огне из танца, бегущем сквозь меня вовне…

 

Посвящение Алине Трашковой, акрисе театра ритмопластики «Преображение»

Танец на руинах… танец вынесет из голытьбы,

Он, спасая душу, выхватит ее из тьмы,

Разбирая горе не смешные кирпичи.

Выгляни из ада,

Танцем судьбы излечи.

Королева зала

По углям в язык огня,

Расскажи движеньем

Жизнь мою, спаси меня

Искрой, малой искрой

От великого огня

Твоего искусства,

Коим даришь ты меня.

8 – 9 октября 2009-10-17

 

Где жители?

Их разум крепко спит,

Он загипсован телемармеладкой,

Ее на веки – и она заплатка,

Но иногда как свежий динамит.

 

Взорвет воображенье, заискрит

Негодованьем, если это новость, -

Заплачет втихомолку где-то совесть

В кругу навязанных мироустройством свит.

 

Царапается гвоздик обводной,

У дамочки теряется перчатка…

Терпение… но там, где нет порядка

Терпенье и перчатку вынес Ной.

 

Корабль дураков несет волна,

Кретины воют, пьянствуя во мраке,

И размножаются чумные вурдалаки,

Пока мошна деньжищами полна.

 

Стог сена Босх везет на паперть снов

О жизни. Вырулить бы из бедлама.

Мир прозябанья в процветанье срама,

Где Хам срезает качество основ,

 

И вечен придорожный серпантин, -

Опутывает ноги дуроплетам,

И надрывается полдневным пулеметом

Телеведущий в платине седин.

2010-01-30

 

9. Исход

Бинтов кровавые дороги

Вьют на коленях гнезда страха.

Усни, голодная собака,

Боль, пожирающая ноги.

В кругу нелепых соответствий

Колдует жгучая медуза,

Кидая человека в лузы –

Комок без перьев в лоно бедствий, -

По кадровым агентствам гонка

В следораздел игры без толка:

Прием и тут же увольненье, -

Людей слепое истребленье.

Прорезюмированных дамок

На свалку: бегай, как подарок, –

Рулетки липкое съезжало

Вдоль по асфальту точит жало.

Бегите, бедные, бегите,

Скребите метлами, скребите,

Дипломом грязи расчищайте –

Мозги, заметно полегчаете.

Пишите, добрые, пишите,

Машите вслед любви подольше,

Клеймите время или – больше –

Власть? – сами вы себе решите.

Когда набегаетесь вдоволь

Перед зерцалом честно сядьте,

Круг разомкните обстоятельств

И выберете себе поле, -

И только, только в нем пашите,

Загримируйте слой ругательств,

Не пользуйтесь изнанкой боли…

Вот вам и песнь о Гаявате.

2009, 20 декабря -2010 февраль

 

© Copyright: Елена Сомова 3, 2010