Брег пестрел цветами жёлтыми, волны пенились сердито, а из моря обнажённая выходила Афродита. Я увидел – и не спрятался, но балдел от наслаждения, очень близкий к помешательству, зрел чудесное видение. Гелиос лучи небрежные рассыпал с высот на камни. Собирал букет я нежными, беспокойными руками. Мягкий, словно заяц плюшевый, и горячий, как Везувий, как влюблённый глупый юноша, в руки ЕЙ букетик сунул. Но, конечно же, бессмертная, пену стряхивая с тела, то ли просто не заметила, то ль заметить не хотела. Я бы мог не беспокоиться – рядом не было Гермеса, ни красавчика Адониса, ни ревнивого Ареса. Но, застывший в позе статуи, наблюдал я очумело, как скрывался в дымке матовой контур мраморного тела. Лишь видение осталось мне, словно кадр в забытом фильме, где к Адонису красавица уплывает на дельфине. ....................................... [Я проснулся в скором поезде, из Москвы спешившем к югу. Рельсов согнутые полосы пролегли дугой по лугу. В перспективу искажённую уходя, сливаясь в точку, за окном пестрели жёлтые – те же самые! – цветочки. Я грустил, как пряха старая у разбитого корыта: вот чем кончились мечтания – никакой тебе Киприды, никакой тебе эротики, никакой тебе романтики… …отцветала мать-и-мачеха, облетали одуванчики…] |