Андрей приехал домой из роддома, разогрел себе чай и начал читать ее дневник. Это была пухлая тетрадка, потрепанная, которую она дала ему, когда он ее навещал сегодня. Он сначала пытался отказаться, но, увидев в ее глазах уверенность и спокойствие, взял. Она хотела, она попросила, чтоб он прочел.

Это был ее единственный, заведенный много лет назад дневник, который она вела до встречи с ним и во время их недолгой совместной жизни, практически до сегодняшнего вечера.

Он решил открывать наугад, как возьмет рука. Читал, пропуская и возвращаясь, по ходу текста и обратно. Отдельными предложениями и просто, выхватывая слова. Пил чай, заваривал снова, смотрел в окно на краски темноты и снова читал…

Ей долго не давали имя после рождения. Родители, вроде, не спорили, но имя никак не подыскивалось, месяца два называли ее просто «дочкой». Это повлияло на то, что, уже повзрослев и много позже, она иногда чувствовала себя безымянной, неназванной. Бывало, что она не всегда откликалась, иногда, как в ступоре, долго думала, кого зовет ее мама, когда называла ее (она вспоминала это через время) имя. Временами, при знакомствах, она также упускала свое имя. Было время, что она даже хотела отказаться от своего имени, но потом передумала, отвлеклась на что-то другое важное в жизни.

Ей нелегко давалась учеба. Как имя, она иногда забывала названия предметов. С гуманитарными науками была беда – смысл большинства речевых конструкций ускользал от нее. Она была способна видеть лишь саму конструкцию и пространство в ней.

Лет в пять она обнаружила, что большинство предметов ее не интересуют сами по себе. Ее интересовало лишь их устройство, точнее те места в предметах, где самих предметов как бы нет. Она не могла себе точно объяснить про это, а уж тем более людям, которые спрашивали про ее интересы. Несколько позже она услышала слово «пустота», и поняла, что это именно то, что интересует ее в окружающем мире.

Она была зачарована пустотой вещей и живых. И чем взрослее, тем больше.

Она бережно хранила незаполненной умопомрачительную шкатулку для драгоценностей, подаренную ей на семь лет.

Она любила бывать в людных местах и ходить среди двигающихся и стоящих, всей собой чувствуя уже готовые и только нарождающиеся пустые пространства в толпе, и ловко перебиралась из одного в другое. Много позже она полюбила еще и ездить на большой скорости по оживленным магистралям.

Не любила читать стихи и прозу, зато с упоением слушала, а иногда и смотрела выступления поэтов, ловила вздохи, паузы, все то, что связывало их речь воедино, как раствор между кирпичами в кладке.

Поднимая голову к ночному небу, она смотрела не на звезды и планеты, а на черноту между ними.

Она поливала землю, а не растения, которые из нее росли.

Она пробовала начать рисовать. Но чаще всего, завороженная откладывала чистые листы в сторону. Со временем, правда, она научилась карандашом выписывать, оттенять и делать более ощутимой, более выраженной изначальную пустоту холста.

Сидя в кинотеатре, она смотрела в себя, а не на экран. На то, что рождается в ответ на движение пленки. И была так увлечена этим, что обычно не могла пересказать даже сюжет фильма, если кто-то интересовался.

Она не очень любила тишину. Пустоты в тишине для нее не было. Пустота появлялась, когда появлялись звуки.

Она могла часами сидеть, ничего не делая.

Когда пришли первые месячные, мир перевернулся. Перевернулся прямо в нее. Она вдруг стала чувствовать пустоту внутри себя, бездну, особенно там, где было самое дно, низ живота. Сначала она стала бояться, что теперь ей будет трудно разделить, где заканчивается мир и начинается она, и можно потеряться в этой появившейся бездне. Но потом страх уменьшился, она научилась скользить по поверхности этой пустой пропасти, иногда забираясь поглубже. Она стала беречь и растить свою пустоту.

Жизнь продолжалась. Она полюбила говорить слова, ощущая то, чего они не выражают.

Она нашла себе работу дизайнера, отучившись в архитектурной академии. Составляла проекты помещений с необходимым и достаточным количеством предметов так, чтобы все плюсы заполняемого пространства были видны. Она очень хорошо чувствовала эту грань между заполненностью и пустотой. Со временем то, что она умела, стало востребованным.

Десять месяцев назад она встретила Андрея. Сразу узнала, что полюбила…

 

Про их отношения было написано совсем немного. Уже под утро он прочитал в ее дневнике про один момент, а точнее ночь - в их любви, - когда пустота внизу ее живота вдруг была потревожена. И бездна стала не бездонной. Она почувствовала полноту в животе. Ту, которая до этого уже поселилась в ее сердце. И через некоторое время стала замечать, что полнеет вся.

 

В обед она позвонила и сказала, что родила дочь. Он примчался с передачкой к роддому, в которую вложил и дневник.

Уставшая, она махала ему из окошка, а вечером написала в своей тетради: «7 июня. Сегодня я родила Настю!».