Мой дядя отправился на фронт, когда стукнуло семнадцать. Ушел бы и раньше, все было к этому. Внешние данные ему достались исключительные - высокий, широкоплечий парень, с кулаками, похожими на утюги. В четырнадцать лет уже работал, имея профессию токаря, в общем, вполне самостоятельный был мальчик. Здоровьем обладал отменным, не пил, не курил. Воспитанный в строгости, словом «черт» не ругался. Его просят: «Скажи черт!», - а он в ответ смеется, отнекивается и краснеет. И еще врать не умел, опять краснел. Но пришлось ему задержаться в тылу почти на год: сначала не мог придумать себе новое имя, с которым на фронт идти, потом старался к нему мысленно привыкнуть, чтобы случайно не зарониться. А до войны звали его… Адольфом! И, как вы думаете, парню с почти «арийской» внешностью, да еще с таким имечком воевать? Виновата была его бабушка, получившая в подарок от мужа швейную машинку «Зингер». Она так ею гордилась, что всех первых внуков велела называть на немецкий манер. Очень уж кроить и шить любила. Эту страсть, видимо, и Адольф унаследовал, недрогнувшей рукой выкроил по-новому свою жизнь, начав с имени. Далеко не ходил, назвался на приемном пункте в сорок третьем году, когда формировали ополчение, именем младшего брата – Лёвкой. Возраст прибавил, кроить, так кроить. И ушел на войну. Боевое крещение – под Сталинградом, из целого взвода их двое осталось, раненых. В госпитале все и выяснилось, пришлось писать официальное заявление о замене имени. Матери, наконец, сообщил, как ему письма направлять, как величать, стало быть. Из госпиталя попросился в разведку. Ему пошли навстречу, сказывалась нехватка кадров, закрыли глаза на возраст. Вот так в нашей семье после войны появились два родных брата - полные тезки. Правда, одного все же то Левой называли, то Адиком. А я вообще в детстве утверждала: «Сейчас дядя Лева-Адоф придет, принесет кабы, кафэ, орэк (колбасы, конфет, орехов)…» Военная судьба Льва Хрулева складывалась героически. Не буду перечислять все его награды, расскажу о двух, которые ему были особенно дороги. Он дважды кавалер ордена Славы третьей и второй степени. Шутил, был бы полным Кавалером, да война закончилась, поздно заступил. И все же на его долю хватило. Ушел семнадцатилетним, а вернулся с войны в двадцать пять лет, то есть в конце сорок девятого года. Потому что после Победы послали его добровольцем в Маньчжурию и дальше на восток…. Навоевался от души, отомстил, как мог, за родину и за свое потерянное имя. Вернувшись с войны, решил личную жизнь устроить, отправился на вечер во Дворец культуры. Выбрал девушку, пригласил на танец, а она ему и говорит: «Да что вы, дяденька! Вам не танцевать, вам жениться пора!». Так и женился на другой женщине, постарше себя значительно, с ребенком взял, без вопросов. -Адик, а за что ты орден Славы получил? - Языка важного взял. - А как это, языка? -Да это просто: нож фрицу к горлу приставишь и спрашиваешь: «Ферштейн, немчура?» - А язык, отрезаешь что ли? - Глупая, «язык», значит, тот, кто знает разные военные секреты, и их будет рассказывать. - А если не будет? - А таких языков мы не брали. - Адик, а второй орден Славы за что получил? - Зарубки оставлял. - Какие зарубки? - На винтовке снайперской. - А много их, зарубок-то? - Не уместились, еще дощечку выдавали специальную. - А если бы в плен взяли? - Не взяли, маскируйся и меняй дислокацию. - Я бы пыток не выдержала, если б меня в плен… - А ты не ходи на войну. Поговорку знаешь – наше, мужицкое дело – воевать, а ваше, бабье…? - Любить? – Нет - Ждать!? - Не то, хоть и правильно… - А что? - Вырастешь, узнаешь. - Адик, а на войне страшно было? - Один раз испугался. Когда тигра встретил уссурийского. – Тигра? – Да, в Маньчжурии дело было, пошел за водой, тайга кругом. А тигр-то и выскочил прямо передо мной внезапно и замер, смотрит мне в глаза. А я ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, как будто отнялись. Замер по стойке смирно. Вот как бывает. Смотрели друг на друга долго. Страшные у него глаза, смертельные. А потом тигр медленно повернулся, присел, хвостом своим как ударит по земле, взвинтил пыль и прыгнул в сторону леса, скрылся. Я еще постоял, не мог шелохнуться. Потом отпустило. Много у него было историй разных, жалею, что маленькая была, не все выспросила. Кстати, никогда его не называла дядей, все время по имени, хоть и был он для меня настоящим дяденькой. |