Рассвет медленно вставал над куполами и минаретами мечетей Бухары. Розовые всполохи медленно тянулись вверх, словно там, наверху, кто-то хотел заглянуть в этот мир, приоткрывая голубые занавеси.

Уже давно затихли переливчатые голоса муэдзинов, призывающих правоверных на утреннюю молитву. На фоне ярко полыхающего неба рельефно чернели силуэты минаретов мечетей, купола караван-сараев, дворцов ханов и беков и плоские крыши простых глиняных домов. Занималось утро.

Первыми проснулись и принялись за работу крестьяне. Их выцветшие на солнце рубахи и шаровары, разноцветные когда-то куски материи, обернутые вокруг голов, то тут, то там мелькали на засеянных квадратах полей, между глиняными арыками, распределяющими воду по участкам.

Ветерок, легкий и прохладный, а не горячий, как в полдень, доносил из города аромат цветов абрикосовых и тутовых деревьев.

Город растянулся передо мной, как пестрое лоскутное одеяло. Лоскуты полей, белые и розовые фруктовые сады в полном цвету, крыши крестьянских домиков, фонтаны и многое другое смешалось в той необыкновенной пестроте и многообразии, которые так присущи восточным городам.

 

Такой предстала передо мной благородная Бухара - жемчужина Востока и лишь одна из звеньев той цепи странствий, которая выпала на мою долю. Отсюда я ушел в свой бесконечный путь, сначала до святой Мекки, а потом и до конца земли, к ее самому краю...

Благородная, благословенная Бухара, моя родина - город древний, богатый, щедрый, город, где всегда найдется горстка риса и лепешка для такого бедного дервиша, искателя приключений и собирателя сказок и преданий, как я.

Так вперед же, в долину! Меня ждет жемчужина исламского Востока.

 

Пока я медленно, ведя под уздцы своего ишака, спускался в долину, в нем медленно, но верно просыпалась жизнь.

Вторыми в Бухаре просыпались купцы. Почтенные, седобородые старцы стремились встать пораньше, дабы привести в порядок свои лавки до тех пор, пока не появятся покупатели.

Торговцы открывали лавки, выносили куски ковров и подушки, на которых сидели у порога и зазывали покупателей. Они стряхивали с них пыль и расстилали у дверей. Продавцы материй поправляли куски шелка, атласа, парчи, дорогих шерстяных тканей, стряхивали с них пыль, развешивали цветастые платки. Кузнецы раздували свои горны, погромыхивая молотами и железом. Продавцы медной, золотой, серебряной посуды протирали свой товар, наводя блеск. Ряды посудных лавок сверкали на солнце так ярко, что слепило глаза даже самим купцам. Со стороны продавцов пилава шел дурманящий аромат специй и курдючного масла, жареного мяса и риса. Ряды специй благоухали всем - от перца до корицы. Менялы монет также были уже на местах. Эти продавцы восседали напротив своих прилавков, заваленных мелкими серебряными, медными и бронзовыми монетами.

Восточный базар оживает всего за несколько минут. Ах, как слаб язык, чтобы описать всю красочность, прелесть, своеобразие восточного базара, залитого яркими, палящими лучами азиатского солнца, переливающегося всеми цветами радуги!

Покупатели базару под стать. Они уже наполняют базар своим многоголосым шумом, добавляя еще больше цвета и сверкания. Это и юные девушки, женщины в плотных разноцветных покрывалах, это и важные седобородые старцы в шелковых полосатых халатах и больших тюрбанах, это и безусые, безбородые юноши с горящими карими глазами, смуглые и стройные, как молодые деревца кипариса и мн. мн. др. В мгновение ока базар наполнился покупателями, вьючными осликами, ишаками, базар ожил и вознес свой многоголосый, пестрый крик, крик жизни, радости навстречу солнцу, навстречу новому дню...