ЖИЗНЬ, ОПЛАЧЕННАЯ СМЕРТЬЮ - Как же вкусно ты готовишь, просто объедение, - хвалил жену Максим, отрезая кусочек от мяса и отправляя его вилкой в рот. - На работе все мужчины мне завидуют, когда я рассказываю им о тебе. В наш век технического прогресса никто уже не готовит самостоятельно, все покупают роботов-поваров. - Еще положить? - спросила Марина. - Да, пожалуйста, - Максим протянул пустую тарелку. - А ты что не ешь? - спросил, увидев полную маринину тарелку. - Не хочется. - Почему? - Тошнит что-то. Максим оторвался от еды и с беспокойством посмотрел на Марину. - Давно? - С утра. - Врача вызывала? - Нет. - Обязательно надо вызвать. Это может быть опасно. Вот работал у нас один мужчина... - Я знаю, что это. - Что? - Беременность. - Что?! Что ты сказала? - Максим вытаращился на жену так, как будто она призналась в убийстве. - Я жду ребенка, - спокойно сказала Марина, игнорируя его взгляд. Она другого и не ждала. - Но… как… это… могло… случиться? - Максим говорил с паузами. - Ты ведь защищалась. - Два месяца назад я забыла купить таблетки. Я просто подумала, что с одного раза ничего не случится. - Два месяца! - воскликнул Максим. - Ты молчала целых два месяца! - теперь он был просто в бешенстве. - Я немедленно звоню врачу! Он приедет, сделает тебе укол, мы ему заплатим, и никто никогда не узнает, что ты нарушила закон! Максим встал, намереваясь исполнить сказанное. Марина закрыла лицо руками, показались слезы. - Ты хочешь убить ребенка? Нашего с тобой ребенка? - сквозь всхлипывания спросила она. При видя слез Максим подошел к жене и, сев на корточки, стал гладить ее голову. Он только внешне был сильным, в душе же ему было так же плохо. За гневом скрывалась боль. - Ну, дорогая, успокойся. Ты же знаешь, у нас нет выхода, - его голос стал ласковым. Марина подняла голову, посмотрела на мужа заплаканными глазами. - Выбор есть всегда, - серьезно сказала она, перестав плакать. - Какой же выбор может быть здесь? - Оставить ребенка в надежде, что кто-то из родных умрет, и мы получим право иметь ребенка. Максим улыбнулся. - Какая же ты у меня наивная. Разве ты забыла про женский осмотр через три месяца? - Конечно же, нет. - Тебя же сразу отправят в тюрьму и там вырежут плод вместе с маткой. - Есть еще вариант. - Что еще? - вздохнул Максим. Он начинал терять терпение. - Помнишь Леву, моего пятиюродного брата? - Ну? - Помнишь, он потерял ногу и теперь бесполезен обществу. - И? - Я могу уговорить его совершить самоубийство, - Марина сказала это совершенно спокойно. Максим вскочил, как ошпаренный. - Господи! - вскинул он руки вверх, как будто обращаясь к Богу. - На ком я женился! С какой эгоисткой я живу вот уже пять лет! Ей важнее сохранить несколько клеток, а человек ей не нужен. Теперь вскочила Марина. Стул полетел на пол. - Я?! Я - эгоистка?! А твоя мать?! Кто она такая?! Я все знаю! Знаю, как она уговорила отца - своего родного отца! - покончить с собой! Так что эта идея не нова! Максим опустил голову. Руки повисли вдоль тела. - И давно… давно ты знаешь об этом? - спросил он шепотом. - Три года, - так же шепотом ответила Марина. Максим вздохнул и поднял голову. - Я думал, что эта тайна останется между нами. - Я никому не говорила и не скажу. Максим благодарно улыбнулся. - Пойми, я очень хочу иметь ребенка, но не так, не идя против закона и совести. - Я не буду делать аборт, - твердо сказала Марина. - Если тебе вырежут матку, я с тобой разведусь! - Максим повернулся и вышел из комнаты. Марина сжала кулаки. Чтобы успокоиться, Марина включила телевизор. Шли новости. - Сегодня еще одной женщине в стране вырезали плод вместе с маткой, - говорила дикторша безучастным голосом. - Ей оставалось несколько дней до родов. Все это время она скрывалась. Пресечена еще одна попытка увеличить население Земли. Репортаж из тюремной операционной Евгения Морского. Белая комната с двумя дверями: прямо и слева. Посередине операционный стол, стол с инструментами, лампа над столом. Дверь, расположенная прямо, открылась, и четверо женщин-охранниц ввели женщину, приговоренную к вырезанию плода с маткой. Бледная, с распущенными волосами, опухшими от слез глазами, она покорно вошла в операционную. С женщины сняли арестантскую одежду. Приговоренная была из тех женщин, которых беременность украшала. Небольшой, несмотря на срок, живот сделал нормальной тощую обычно фигуру. Эта угадывалось по худым рукам и ногам. Груди тоже увеличились, готовые кормить новорожденного. Увы, этому не суждено случиться. Никогда! Женщину уложили на операционный стол. Пристегнув ремнями руки и ноги, охранницы вышли. Через дверь слева вошли пятеро женщин-врачей. Приговоренная что-то сказала; ей ответили. Репортаж снимали без звука. Женщина-врач надела на лицо приговоренной маску с усыпляющим газом, и та закрыла глаза, заснула. Репортаж закончился. Марина выключила телевизор и отбросила пульт. - Ничего, малыш, ничего, - обхватила она живот руками. - Я тебя в обиду не дам, не беспокойся. Ты обязательно родишься, я тебе это обещаю. Слышишь, обещаю. "Ей оставалось несколько дней до родов", - вспомнились слова дикторши. Репортажи, подобные прошедшему, призваны были устрашать женщин. И они делали свое дело. Лишь немногие решались нарушить закон. Марина знала несколько случаев, когда такие женщины получали право родить вследствие смерти родственника. Впервые за пять лет Максим с Мариной спали не вместе. На следующий день после завтрака, проведенного в молчании, Максим ушел на работу, Марина позвонила брату Леве и договорилась о встрече. К счастью, тот был дома и никуда в ближайшее время не собирался. Марина переоделась и, взяв сумочку - спутницу женщин во все времена - вышла из квартиры. Стоял теплый июньский день. Светило солнце; на небе не было ни облачка. Погода располагала к пешим прогулкам. Что Марина с удовольствием и сделала. Благо, идти было недалеко. Марина шла в людском потоке и обдумывала предстоящий разговор с братом. Свои доводы в пользу ребенка, которого она ждет, и аргументы Левы в пользу своей жизни. Ей казалось, что ее слова звучат убедительнее слов брата. Если бы к ней пришли с такими словами, то она бы, не раздумывая, убила себя. Того же она ждала от Льва. Мимо нее проходили мужчины, женщины, дети. Были женщины беременные и уже с колясками и, конечно, с уже ходящими детьми. Наверное, были в толпе и только что забеременевшие женщины, а может даже такие как она, ждущие ребенка незаконно, шли в этой толпе. И кто-то, может, так же как и она идет к родственнику, чтобы попросить его о самоубийстве, и так получить право иметь ребенка - право, данное природой и отнятое людьми. Что ждет их и ее саму? Счастливое рождение долгожданного ребенка или вырезание плода вместе с маткой и жизнь без детей? Никто не знает ответа на этот вопрос. Ждать, вот все, что им остается. Путь к дому Льва шел мимо городского парка. Марина свернула с тротуара в парк прогуляться под деревьями. Солнечные лучи проходили сквозь листву берез, кленов, дубов, тополей. На земле лежали их тени. Стояли скамейки. Марина села на одну из них. Нет, Максим не прав. Она не эгоистка. Просто ей надоело ждать. Пять лет, пять долгих лет она ждет смерти родственника, чтобы получить право иметь ребенка. Она сказала мужу, что не думала забеременеть с первого раза. Она солгала. На самом деле она очень надеялась забеременеть. Не один раз она видела репортаж о вырезании женщине плода с маткой. Не один раз говорила себе, что рисковать не нужно. И вот не выдержала, не съела таблетки против зачатия. Через полчаса Марина звонила в квартиру брата. - Привет, дальняя родственница, - поздоровался Лев, открыв дверь. - Привет, царь жизни, - ответила Марина. Это приветствие они придумали в детстве. - У тебя что-то случилось? - Разве должно что-то случится, чтобы прийти к родному человеку? - не начинать же разговор с порога. - Насколько мне известно, ты любишь больше проводить время со своими подругами, чем со мной. Помнишь, когда ты в последний раз меня навещала? - М-м-м… - попыталась вспомнить Марина. - То-то и оно, - улыбнулся Лев. - У меня были дела, - попыталась защититься Марина. - Пошли на кухню, расскажешь. Лев никогда не был женат. Влюбился на последнем курсе в девушку, поступающую сюда же, да она не полюбила. Остались друзьями. Так и не нашел никого. За одинокую жизнь научился держать квартиру в порядке, не хуже женщины, несмотря на протез. Комната да кухня - все пространство. Хлопот немного. - Чай? Кофе? - спросил Лев, усадив гостью за стол. - Ну что, вспомнила, когда мы виделись в последний раз? - Молока, пожалуйста. Кажется, когда ты лежал в больнице после ампутации ноги. - О! Что-то новенькое. Точно, что-то случилось, - улыбнулся, доставая из холодильника пакет. - Ага, угадала. И какие же дела у тебя были все это время? - подмигнул Лев сестре. - Жарко, холодненького захотелось, - улыбнулась Марина. - Ты же знаешь, не люблю я роботов-домохозяек, все сама делаю. - Пешком, что ли, шла? Знаю-знаю, ты и готовишь, и стираешь, и гладишь. - Погода поманила. Спасибо. Я люблю заботиться о муже. - Не простудись. Максим замечательный человек. Марина кивнула. - Я закаленная, - пустой пакет отправился в мусорное ведро. - Видела вчера репортаж. Вот дрянь. "Сам начал. Будет легче", - подумала Марина. - Кто? - Беременная, конечно. Такое сделать. - Устала ждать. - Оправдываешь? - нахмурился Лев. - Понимаю, как женщина женщину. Лев встал, заходил между окном и дверью. - А я вот не понимаю, - заговорил на ходу, размахивая руками. - Чего не понимаешь? - глаза следили за братом. - Желания нарушить закон не понимаю. - Женская потребность иметь детей "Кажется, будет трудно", - пришла новая мысль. Лев остановился, уперся руками в стол. - Какая потребность в 22 веке. Все уничтожено. - Чем? - Разумом. Человек поднялся над инстинктами, он служит теперь только одному - своему разуму. - Как видишь, инстинкт оказывается сильнее разума. Лев сел. - Что с тобой сегодня? - Марина положила руку на руку брата. - Никогда тебя таким не видела. - Не знаю. Просто в душе накопилось. Идешь иной раз по улице, видишь женщину и думаешь, она сейчас ждет ребенка незаконно или нет. Правильно делают, что вырезают таким матки, а не только плоды. Марина побледнела, убрала руку. - Что ты так побледнела? - удивился Лев. - Не думала, что ты такой жестокий. - Я, в отличие от этих дур, думаю о человечестве. Нам надо было давно, еще в начале 21 века, запретить рожать ребенка пока не умрет кто-то из родственников, - Лев еле сдерживался, чтобы опять не вскочить. - А как ты относишься к просьбе о самоубийстве? - Еще хуже, чем к незаконному зачатию. А что, кто-то из наших это сделал? - Нет, но собирается, - ответила Марина, помолчав. Лев вытаращился так же, как вчера Максим. А она ведь не сказала главного. "Может не говорить ему ничего", - подумала Марина. - Кто же эта сволочь? - повторил вопрос Лев. - Я. Лев вскочил, бросился к двери. - Ты куда?! - вскочила Марина. - Звонить в медицинскую полицию! - дверь кухни хлопнула. Марина опустилась на стул. Положив голову на руки на стол, разрыдалась. "Все, все против нее: закон, муж, брат. Сейчас приедет полиция и арестует ее. Отвезет в тюрьму, и если через неделю никто из их с Максимом родственников не умрет, то ей вырежут плод вместе с маткой. Даже значимость для общества ее мужа не спасет ее ребенка. Максим законопослушный гражданин и не скажет, что операция, сделанная его жене, повлияет на его работоспособность. Он не солжет. Даже ради нее, любимой своей женщины. А что потом? Развод с Максимом, одинокая жизнь", - так думала Марина, ожидая звонка брата, но была тишина. Шаги по направлению к кухне. Звук открываемой двери. Марина подняла голову. Лев, не глядя на сестру, сел рядом. - Не позвонил? - спросила Марина, вытирая слезы и всхлипывая. - Нет, - Лев смотрел в стол. Ему стало стыдно за свой порыв. Было стыдно смотреть в глаза сестре. - Почему? Я же теперь дрянь. - Ты моя сестра. - Не дрянь? Лев мотнул головой. Марина усмехнулась. - Как же у тебя все просто! Другие - дряни, я - хорошая. Лев пожал плечами и посмотрел на Марину. - Ты пришла просить меня совершить самоубийство? - Да. - Максим знает о ребенке? - Да. - Как он отреагировал? - Почти так же, как ты. Сказал, что надо вызвать врача, сделать аборт, заплатить ему за молчание. - Он прав. - Нет! Я не убью своего ребенка! - Марина, послушай… - Нет! Это ты послушай! - Марина встала и уперла руки в бока, нахмурилась. - Я замужем уже пять лет. Я ждала все это время, ждала терпеливо. Я ни разу не пожаловалась на свою судьбу. Но больше я ждать не хочу. Если тебе дороже своя жизнь, чем жизнь ребенка, то я постараюсь найти другого, кто согласится пожертвовать собой! - Марина тяжело дышала. - А если ты никто не согласится? Что тогда? - Тогда я буду ждать ареста и операции, - Марина сказала это так, что Лев сразу поверил, она сделает так, как сказала. - У тебя осталось три месяца. - Знаю. В тот же день Марина встретилась еще с двоими своими родственниками: двоюродным дядей по матери и семиюродным братом по отцу. Они были, как и Лев, бесполезны для общества. Хотя, в отличие от него, причиной их бесполезности была старость. У обоих были жены и взрослые дети, имеющие свои полноценные семьи. Марине в ее положении казалось, что их ничто уже не держит в этой жизни, что, родив и воспитав своих детей, можно уже подумать и о чужих, тем более он уже появился. Однако оба мужчины среагировали точно так же, как Максим вчера и Лев сегодня. Брат даже попытался запереть ее в комнате до приезда медицинской полиции. Ему помешала жена. Она уговорила мужа сохранить все в тайне. Хотя как родственница и подруга она очень разозлилась на предложение Марины, как женщина понимала и сочувствовала. Оставалась свекровь - мать Максима. Как же он рассердится, если узнает о встрече жены и матери по поводу ее ребенка. Она считала ребенка только своим, так как Максим был против него. - Здравствуй, мама, - позвонила Марина Наталье Андреевне. - Здравствуй, Мариночка, рада тебя слышать. Как поживаешь? Как Максим? - Наталье Андреевне шел девятый десяток лет, но она по-прежнему все делала сама. И голос был молодой, звонкий. - У нас все отлично, - солгала Марина. - Ты сейчас дома? - Да. - Можно мне приехать? - Конечно, - обрадовалась свекровь. - Я весь день одна. Ноги разболелись, не могу никуда пойти. Сижу вот и думаю, хоть бы кто пришел, спас от скуки, - засмеялась. - Я сейчас приеду. - Жду. Купив тортик - Наталья Андреевна с детства обожала сладкое, отчего была полной и не смогла стать балериной, - Марина, устав ходить пешком, взяла такси и поехала к последней надежде сохранить своего ребенка. Через час Марина звонила в дверь свекрови, Голубкиной Натальи Андреевны. - Привет, дорогая, - женщина обняла невестку. - Ну, что ты тратишься на меня, - покачала головой, увидев тортик. - Мне это нравится, ты же знаешь, - напомнила Марина, проходя в квартиру. - Неси его в комнату, я сейчас чай принесу. Посидим, поболтаем. Надеюсь, ты домой не торопишься. - Нет. Наталья Андреевна скрылась на кухне. Марина прошла в комнату. - А вот и чай, - свекровь вошла с подносом, на котором стояли чайники с кипятком и заваркой, сахарница, две чашки и два блюдца под торт, нож и чайные ложечки. Марина взяла нож и стала резать торт; Наталья Андреевна занялась чаем. - Как ты поживаешь? Расскажи, - попросила свекровь Марину, когда стали пить чай с тортом. - Да что рассказывать, - Марина вздохнула. - Все как обычно: Максим весь день работает, я по дому все делаю. Иногда встречаюсь с подругами, но у них ведь тоже мужья, дети. - Ребенок тебе нужен, - Наталья Андреевна вздохнула. - Проклятый закон! Низвел женщину до животного - рожать можно только с разрешения! Если его нет, но забеременела, делают бесплодной! Вот бы запретить мужчинам заниматься сексом, вот бы они помучались! Марина улыбнулась, представив себе лица мужчин, узнающих о таком запрете. Если бы от этого пострадали одни мужчины, было бы неплохо, а то ведь и им, женщинам придется несладко. - Женщины делают так же, как и ты, мама, - начала задуманный разговор Марина. Свекровь удивленно подняла брови. - О чем ты, Мариночка? - Я слышала ваш разговор с Максимом. - Какой разговор? - Наталья Андреевна начала догадываться. - Ты сказала сыну, что попросила своего отца совершить самоубийство ради его внука. Женщина поставила блюдце с тортом на стол, вздохнула. - Знаешь, сколько я слез пролила, хороня отца. Я жить после этого не хотела. Думала руки на себя наложить, так мне плохо было. Потом подумала, что если умру, напрасной окажется жертва отца. Потом родился Максим. Женщины помолчали. - Тебя и сейчас мучает угрызения совести? - Да. До сих пор спрашиваю себя, правильно ли тогда поступила. - Конечно, правильно, - Марина хотела добавить, что не стоит жить человеку, бесполезному для общества, что лучше ему пожертвовать собой ради новой жизни, но подумала, что может оскорбить женщину, и промолчала. - Ты думаешь? - свекровь вытерла слезы. - Думаю, большинство женщин поступают так же. - Наверное, ты права. Я очень рада, что мы поговорили об этом. Максим сначала очень рассердился на меня, даже разговаривать перестал, но потом прощения просил. - Он у тебя замечательный, - улыбнулась Марина. Наталья Андреевна не заметила грусти в голосе невестки. - Да, он такой - добрый, нежный, заботливый. Каждый день приходит, помогает по дому. - Мама… - начала Марина и замолчала. - Что, дочка? - А ты бы смогла… убить себя… ради внука? - Марина сказала очень медленно. Наталья Андреевна пристально посмотрела на невестку, отвернулась к окну и вздохнула. - Ты думаешь, я не пробовала убить себя, чтобы вам с Максимом разрешили иметь ребенка? Пробовала и не раз. Максим тебе не рассказывал? - Не-е-ет! - удивилась Марина. - Даже виду не подавал, что что-то случилось. - Наверное, не хотел тебя расстраивать. Он же знает, как ты меня любишь. После третьей моей попытки Максим сказал, что если я убью себя, он тоже себя убьет. Больше я не пробовала и не стану. - Сейчас другая ситуация. - Ты о чем? - удивилась Наталья Андреевна, вскинув брови. Марина погладила живот. - Я жду ребенка. Брови свекрови взлетели еще выше, глаза округлились. - Ты что, забыла предохраниться? - Типа того. - Специально не съела таблетку?! - Угу. - Максим знает? - Да. - И что? - Хочет, чтобы я избавилась от ребенка. - А ты? Марина пожала плечами. - Вот ищу родственника, согласного пожертвовать собой ради ребенка, - Марина сказала это просто, как о чем естественном. - И я последняя в списке? - Наталья Андреевна не удивилась желанию невестки. Сама такая же. Марина кивнула. - Сколько у меня времени? - Три месяца до женского осмотра. - Ты сможешь удержать мужа от самоубийства? - Не знаю. - Я подумаю. Алевтина очень стара. Ты готова ждать до последнего? Марина кивнула и улыбнулась. - Ты просила мою мать совершить самоубийство?! - Максим влетел в кухню. Марина стояла у плиты спиной к нему. - Мой руки, садись за стол. Сейчас будем обедать, - не оборачиваясь, спокойно сказала Марина. - С чего ты взял? Максим схватил жену за локоть, развернул к себе. - Я видел, как ты выходила из ее дома! - Мне больно. Отпусти, - Марина попыталась освободиться, но Максим держал крепко. - Да ходила! Да просила! Да! Да! Да! - закричала Марина, вырывая руку. - Дрянь! - пощечина. - Дрянь! - еще одна по другой щеке. - Дрянь! - удар в живот. Без стона, хватая ртом воздух, Марина медленно осела на пол. - Я вернусь, когда ты решишь свою проблему, - пообещал Максим, выходя. Потянулись дни. Женский осмотр неумолимо приближался. Марина жила в страхе. В страхе за себя и ребенка. Хотя Максим и оставил право выбора ей, Марина боялась, что муж пойдет в медицинскую полицию. Каждую секунду Марина ожидала звонка квартиру и слов: "Ваше зачатие незаконно. Следуйте за нами в тюрьму". Бедная женщина была на грани нервного срыва, а ведь ей нужно было вести прежнюю жизнь, чтобы никто ничего не заподозрил. Нужно встречаться с подругами, бывать в общественных местах и, притом, каждый день. Отдышавшись после удара, Марина кое-как встала и, опираясь рукой о стену, побрела в спальню. Дойдя до кровати, повалилась прямо на покрывало и зарыдала в голос. Никогда, за все годы жизни, Максим не только не ударил ее, но даже ни разу не повысил голоса. А тут такая злость в глазах. Марине даже стало страшно. Мелькнула мысль, что Максим забьет ее до смерти. Раньше они никогда не ругались. Когда возникало разногласие, они садились и искали компромисс. И всегда его находили. Что же случилось? Почему сейчас они не сделали этого? Не сели и не поговорили о сложившейся ситуации? Почему стали кричать друг на друга? Столько вопросов и ни одного ответа. Хотя, кажется, ответ есть. Она женщина, а он мужчина. Ей нелегко жить без детей, а ему все равно - есть ребенок или нет. Второе даже предпочтительней. Жена не будет дарить любовь никому, кроме него. Марина пролежала до вечера, не плача - слезы быстро кончились, - просто в каком-то оцепенении. Даже мыслей не было никаких. Когда солнце исчезло из комнаты, Марина заставила себя встать. Приведя себя в порядок, пошла на кухню. Есть не хотелось совсем. Но ведь теперь она не одна, и если не хочется самой, то малышу нужно обязательно. Разогрев обед, Марина села за стол. Съев с трудом несколько ложек, остановилась. Вздохнула. Что же теперь будет с семьей? Утешение свекрови сейчас представилось не таким уж радостным. В роду мужа большинство женщин были долгожительницами, умирая после 110 лет, что несложно при современной медицине. Алевтине же - сестре Натальи Андреевны - только 80. И она еще бодрая. Марина сомневалась, что она умрет в ближайшие полгода. Что тогда? Сможет ли она удержать Максима от самоубийства, когда свекровь пожертвует собой ради внука? Или ей придется похоронить сразу двух близких людей - мужа и женщину, заменившую ей мать, потерянную в детстве? Или придется потерять ребенка вместе с маткой, а потом развестись мужем и оставшуюся жизнь прожить одной? Кому нужна бесплодная женщина? Заставив себя не думать о том, о чем думать бесполезно, Марина доела обед и пошла спать. Делать больше ничего не хотелось. Утром Марину разбудил телефонный звонок. "Максим", - мелькнула мысль. Не открывая глаз, взяла телефон, нажала вызов. - Алло. - Ты где? - спросил женский голос, по которому Марина узнала подругу Алину. - Я дома. А что? - Как что? Ты что забыла? Марина стала вспоминать. - Не помню, - призналась она. - Я что-то тебе обещала? - Мы договорились пойти в театр на дневной сеанс. - О боже. Я совсем забыла. Сегодня приехавшая московская труппа дает последний спектакль. В городе они уже две недели, но Марине все не доставалось билетов. Наконец, три дня назад они с Алиной купили билеты на сегодняшний последний спектакль. Из-за ссоры с Максимом она обо всем забыла. Марина посмотрела на часы, висящие напротив кровати. Было без четверти двенадцать. До спектакля оставалось два часа. - Я успею, - пообещала Марина подруге. - Встретимся у театра, - Алина отключилась. Марина встала. Несмотря на плохое настроение, желание посмотреть спектакль не уменьшилось. Одевшись пока в домашнее, умывшись и причесавшись, Марина пошла в кухню. Готовить было некогда. Приготовив растворимый кофе, Марина поела бутербродов. Если захочется, она поест в буфете театра во время антракта. Через час Марина вышла из подъезда. Погода, как и вчера, была прекрасной, и Марина, как и вчера, пошла пешком. - Привет, - Алина стояла у театра. - Привет. Спасибо за напоминание, - поблагодарила Марина, целуясь с подругой. - И что такого произошло, что ты забыла про спектакль? - полюбопытствовала Алина, поднимаясь с подругой по лестнице. - У свекрови засиделась с Максимом, легли за полночь, вот и проспали все утро. Если бы не ты, проспали бы до обеда, - Марина лгала просто, как будто говорила правду, без остановок, не отводя глаз. - С чего вдруг Наталья Андреевна вас так долго продержала? Не помню, чтобы ты говорила о таком, - удивилась Алина. - Такое бывает нечасто. Я просто тебе не говорила. - Понятно, - Марине показалось, что подруга ей не поверила. Спектакль превзошел все ожидания подруг. Все отзывы о нем, по их мнению, были преуменьшены. Они просидели в зале весь антракт, боясь опоздать к продолжению. - Куда пойдем теперь? - спросила Алина, выходя из театра. - Я бы хотела пойти домой, если ты не возражаешь, - Марине хотелось быть дома. Ее снова начинало тошнить. Отец рассказывал, что у матери не было токсикоза. И здесь ей не повезло. - Домой! - удивилась Алина. - Что это сегодня с тобой, подруга? Какая-то ты невеселая. И бледная, - присмотрелась женщина. - Нет-нет, все в порядке, - поспешила заверить ее Марина и улыбнулась. Улыбка получилась натянутой. - Послушай, а тебя Максим не побил вчера? Марина сделала круглые глаза. - Ты что?! Как тебе такое в голову пришло?! - Марина была так натурально возмущена словами подруги, что Алина смутилась. - Ладно-ладно, - махнула она рукой, - мое предположение глупее некуда. - Вот именно. - Объясни мне, почему ты хочешь домой? Марина молчала, лихорадочно придумывая причину, чтобы уйти. К счастью, начинающаяся тошнота прекратилась. - Может, посидим в кафе, пока ты придумываешь причину ухода? - улыбнулась Алина. - Ладно, - вздохнула Марина, - пойдем. Женщины свернули налево от театра и, пройдя улицу до конца, снова свернули налево. Шестое справа здание было кафе "Романтика". По дороге Алина рассказывала о своей жизни. Она была из тех людей, которым нужен слушатель, а не собеседник. Подруги не виделись меньше недели. Несмотря на это, новостей - то, что, по мнению Алины, подлежит обязательному рассказу Марине - набралось немало. Алина - ровесница подруги, как и Марина, была замужем и тоже не имела права иметь детей. Но, в отличие от нее, совсем не тяготилась этим. "Я не создана для материнства, - говорила она частенько. - Не знаю, как буду возиться с ребенком вместо того, чтобы заниматься собой". "Время придет, родишь и появится материнский инстинкт", - отвечала ей Марина, про себя завидуя подруге, что ей хорошо вдвоем с мужем. Алине не верилось, что так будет. У дверей кафе Марина знала все, что произошло в семье Алины и семьях родственников ее и ее мужа за то время, пока они не виделись. Иногда ей становилось стыдно за такие знания о чужих ей людях. На все попытки остановить подругу та лишь отмахивалась, говоря, что если это не приносит людям вреда, то нечего этого и стеснятся. Входя в "Романтику" и почувствовав запах еды, Марине снова стало плохо. - Подожди меня за столиком, я сейчас. - Ты куда? - Что-то мне нехорошо, - Марина направилась в сторону туалета. - Так бы и сказала, что заболела, - надулась Алина, - пошли бы домой. - Ничего страшного. Просто съела немного подпорченное. Закажи мне вишневого мороженого с шоколадной крошкой. - Ладно-ладно, иди поскорее. Через пятнадцать минут Марина вернулась. - Ты бледная, как смерть, - констатировала Алина, посмотрев на вернувшуюся подругу. - Кажется, я отравилась, - солгала Марина, плюхаясь на стул. "Как же легко лгать, когда есть причина", - подумала та, которой ложь всегда была ненавистной, даже тогда, когда ложь могла спасти от наказания. Ребенок изменил жизненные позиции. - Тебе надо промыть желудок и пойти в больницу. Официант. Подошел робот. - Стакан воды. Быстро, - распорядилась Алина. - И пригласи врача. В каждом общественном месте работал врач. - Не надо врача! - поспешно и твердо сказала Марина уходящему роботу, который исполнял последнее приказание. - Почему? - изумилась подруга. - Мне уже легче. - Но… - Нет! Сейчас выпью воды, и все пройдет. Алина пожала плечами. - Как хочешь, - молча стала доедать мороженое. Официант принес стакан воды. Марина выпила и, действительно, почувствовала облегчение. Принялась за мороженое, достав его из не пропускающей тепло упаковки. - Так ты сказала, что твой дядя Николай снова собрался жениться? - начала она мириться с Алиной, которая очень не любила, когда не принимали ее помощь. - Угу, - буркнула та, все еще дуясь. - Ну, хватит. Мне уже лучше, - Марина улыбнулась, на этот раз искренне. Алина быстро распалялась и также быстро остывала. - Мужчине уже восьмой десяток пошел, пора уже и о душе подумать, а он еще влюбился, - Алина была старых взглядов. Сейчас лет до 100 человек вел полноценную жизнь: влюблялся, женился, заводил детей, благодаря современной медицине. - Сколько лет избраннице? - Тридцать пять. Марина прыснула смехом. - Что такое? Что ты нашла здесь смешного? - У тебя будет тетя по возрасту сестра, - сквозь смех проговорила Марина. - Ничего смешного я здесь не вижу, - серьезно сказала Алина. - Я даже общаться с ним перестала. - Зачем же так? - А ты думаешь, он любит ее? - усмехнулась Алина. - Почему нет? - Да он просто подлечил свое мужское достоинство и теперь, естественно, хочет секса. - Она же это понимает и принимает. Что же ты сердишься? - Ей просто нужен отец. - Почему это? - Она росла без него. - Ну, хватит. Это просто смешно. Ты ведешь себя, как ребенок. Они оба взрослые люди, и сами во всем разберутся. - Я ненавижу брак по расчету. - Ты старомодна. Так рассуждали в начале 21 века. - Да, я старомодна. Да, я не соответствую времени, - Алина отвернулась к окну, возле которого они сидели. Зазвонил ее мобильный телефон. - Это Аркадий, - Алина нажала вызов. - Я в "Романтике" с Мариной. - Когда? - Может, ты один сходишь? - Ну, хорошо. Сейчас приеду. - Что случилось? - Аркадия пригласили на банкет. Он не хочет идти один, а я не люблю их мероприятия. - Отказаться нельзя? Ввиду того, что не предупредили. - Один раз пробовали. Собрались в гости, а тут начальник звонит, приглашает на банкет по случаю дня рождения тещи. Ну, Аркаша и вспылил, сказал, что у нас другие планы. - И что? - Сказал, чтобы муж выбирал между своими планами и работой. - Круто! - Да, он такой. Что хочет, то и делает. И ничего с этим не поделаешь. Мы принадлежим нашим работодателям. Закон нашего века - никакой защиты рабочего со стороны государства. Прямо рабство какое-то. - Тут ты абсолютно права. Моему Максиму с начальником повезло. - Знаю-знаю. Петр Геннадьевич просто душка! - Откуда ты его знаешь? - удивилась Марина. - Как! Разве я тебе не сказала? - Нет. О чем? - Начальник твоего мужа бывший муж невесты дяди Николая. Он приходил к дяде поговорить о Елизавете. - Так зовут невесту? - Да. - И что? Угрожал, говорил гадости о бывшей жене, просил ее вернуться? - Ни первое, ни второе, ни третье. - Что же тогда? - Поблагодарил, что освободил от женщины. Пожелал счастья. - Так это он ее бросил? Алина кивнула. - Нашел другую, помоложе. Ох, уж эти мужчины, - Алина вздохнула. - Мне пора. Сама дойдешь или такси вызвать? - Марина забыла телефон дома. - Дойду, - уверенно ответила Марина. Подруги попрощались, и Алина ушла. Марина вздохнула свободно. Сегодня ни с кем больше общаться не придется. Посидев еще немного, она пошла домой. Почти каждый день Марина встречалась с кем-то из подруг или с несколькими сразу. Общительная с детства, их она приобрела десятка четыре. Иногда Максим, шутя, ревновал ее, говоря, что она любит подруг больше, чем его. Она смеялась над ним. Сейчас же, когда муж оставил ее, и стало больше времени на себя и подруг, Марина страстно желала быть только с Максимом и ни с кем больше не общаться. Просто сидеть дома на диване и строить планы на будущее для себя и своего ребенка. Увы, это было бы возможным, будь ребенок законнозачатым, а она не дождалась этого счастливого времени и на свой страх и риск не съела противозачаточное средство. В результате она одна и может оказаться лишенной возможности иметь детей. Наступил день женского осмотра. Женский день проводился каждые полгода в местной больнице, (поликлиники остались в прошлом) и должен был проверить, не нарушила ли какая-нибудь женщина запрета на зачатие ребенка. К той, которая на него не явилась, приходили домой врач и медицинская полиция, им вызванная. На следующий после женского осмотра день Марину разбудил звонок в дверь. Она открыла глаза и посмотрела на часы на стене. Было семь утра. - Не терпится отправить меня тюрьму, - проговорила Марина вслух. - Интересно, что они сделают, если я не открою? - о таком неповиновении власти она не слышала. Неужели никто этого не делал. Звонок затих, но вскоре пришедшие зазвонили снова. Марина неторопливо встала и стала одеваться. Одновременно размышляя, что ей делать, Марина пошла к входной двери. Максим и Марина жили на пятом этаже без балкона. О побеге не могло быть и речи. Вдруг дверь потряс удар. Пришедшие, решив, видимо, что им не откроют, стали ломать дверь. - Не нужно ломать дверь! - громко крикнула Марина. Второго удара не последовало. Марина открыла. Перед ней стояли женщина-гинеколог из городской больницы, четверо женщин-полицейских из медицинской полиции и дворник из их двора. Он и пытался сломать дверь. "Шестеро на одну. Не многовато ли"? - подумала Марина. Врач и дворник хоть и не являются полицейскими, но если не станут им помогать, то их могут обвинить в пособничестве забеременевшей женщине. В лучшем случае их уволят, а в худшем уволят со справкой о склонности к преступлению. Такого больше никуда не возьмут даже ради детей. Поэтому люди делают то, что им прикажут обладающие властью, даже если это противоречит их принципам. - Здравствуйте, - поздоровалась врач. - Вы не явились вчера на осмотр. - Здравствуйте, - ответила Марина спокойно. - Я заболела и отложила приход, - причина непосещения женского осмотра пришла только что. - Этого не потребуется. Мы пришли сами. Можно нам войти? - Я еще не выздоровела. Вы можете заразиться. - Ничего. Главное работа. - Вы мне не верите? - Что вы? Это простая формальность. Вы же понимаете, в каком положение находится общество? - голос врача был тихим, успокаивающим, совсем не требовательным, не таким, каким представляла себе Марина. Вдруг захотелось во всем сознаться. Тем более что смысла тянуть время не было. Если сейчас впустить людей в квартиру, а самой выбежать, то сможет ли она скрыться, и, главное, где это сделать или у кого? И второй вопрос. Не стоят ли внизу, во дворе, еще полицейские? - Так нам можно войти? - повторила вопрос гинеколог. - В этом нет необходимости. Я не пришла на осмотр, потому что беременна. - Марина, и Вы туда же! - воскликнул дворник. Остальные, уже сталкиваясь с подобным, нисколько не удивились. - Что Вас удивляет, Семен Павлович? Я ведь женщина и имею терпение. - Вы умная женщина и, мне казалось, не способная на глупости. - Желание иметь ребенка, по-вашему, глупость? - Марина усмехнулась. - Желание иметь ребенка, конечно, не глупость. Глупость - заводить его незаконно. - Ваше зачатие незаконно. Следуйте за нами в медицинскую тюрьму, - прервала разговор одна из полицейских - молоденькая девушка лет восемнадцати, двадцати, у которой материнство еще впереди, а ее работа сделает ей прививку против желания нарушить закон. Не поэтому ли берут их сюда, чтобы напугать? Неужели им нравиться смотреть на несчастных, пойманных за природой подаренную и людьми контролируемую возможность иметь детей? Не снятся ли им по ночам приводимые ими в тюрьму женщины? Или их сердца и разумы ненавидят преступивших закон и рады его торжеству? Эти вопросы возникли у Марины, смотревшей на говорившую девушку-полицейского. - Я сейчас оденусь. - В этом нет необходимости. - Но я в домашнем. - Внизу стоит машина, а в тюрьме Вы получите другую одежду. Марина переступила порог и закрыла дверь. - Руки назад, - скомандовала другая женщина-полицейский, доставая из кармана наручники. Ей было уже за сорок. Возможно, она была уже матерью. Марина возмутилась. - Я не собираюсь бежать! - Все так говорят, а потом приходится убивать младенца. Так что подчиняйтесь, пожалуйста. Марине стало не по себе от спокойствия, с каким была сказана эта фраза. Репортажей об этом не показывали, но все газеты обязательно писали о каждом таком случае. Все знали, как подобное происходит. Несчастную мать в наручниках приводят тюремную операционную, где вырезают матку вместе с плодом не успевшим родить. Полицейский приносит младенца и кладет его на операционный стол. Надев ему на лицо маску, пускает усыпляющий газ. Затем младенца уносят в тюремный крематорий и сжигают. Пепел же отдают матери и отпускают. Таким женщинам матки не удаляют. Они уже наказаны убийством детей. Наручники защелкнулись на запястьях. Легкий толчок в спину приказал идти вперед. - Вам они снятся? - спросила Марина, спускаясь с лестницы. Впереди шел дворник, за ним врач. Они шли быстро, стараясь вернуться к прежним обязанностям и забыть все, участниками чего они невольно стали. Дальше шла Марина, и четверо полицейских заканчивали шествие. - Кто? - Убитые младенцы? Матери, отправленные в тюрьму, у которых потом вырезали матку? - Нам четверым ничего подобного не снится, - ответила третья женщина-полицейский. Она была старше девушки, но моложе сорокалетней. - Крепкие у вас нервы. - Мы считаем, что такие, как вы, не заслуживают жалости. - Почему же? - Вы, заводя ребенка, воруете еду. - Но ведь нормы на человека нее существует. Я имею право есть, сколько хочу. - Для себя да, имеете, но не для нового человека. Разговаривая, женщины вышли из подъезда, и подошли к машине. Врача и дворника уже не было видно. Двое женщин-полицейских сели на заднее сиденье по бокам от Марины. Двое - на переднее сиденье. Через полчаса машина въехала в ворота городской тюрьмы. Вскоре за Мариной закрылась дверь одиночной камеры, где ей предстояло провести неделю, начиная с сегодняшнего дня, и если за это время никто из их с мужем родственников не умрет, ей вырежут плод вместе с маткой. Оставшись одна, Марина оглядела "свое временное жилье". Обстановка камеры была немного получше, чем обстановка камеры преступника. Вместо жестких нар с матрасом стояла кровать; напротив нее у другой стены стояло кожаное кресло. Под окном, забранным решеткой, стояли стол и стул, привинченные к полу. Слева от входной двери находилась дверь в туалет. С одной стороны женщины-заключенные нарушили закон и могут понести наказание, с другой стороны они матери и могут, получив разрешение иметь детей, выйти из тюрьмы и родить ребенка. Поэтому заключенных берегли. Еда у них была очень разнообразной; они много гуляли, и даже уборкой камер занимались нанятые работники, в основном люди пожилые, которых уже никуда не принимали. Подъем в тюрьме был в восемь утра. В девять раздавали завтрак. Затем два часа заключенные скучали. В одиннадцать часов всех выводили на трехчасовую прогулку. После нее был обед и снова прогулка до ужина. В десять часов отбой. Единственное, что запрещалось заключенным - встречи с родными. Двор, куда женщин выводили на прогулку, представлял собой парк, огороженный с трех сторон стенами и с четвертой стороны зданием тюрьмы. В первую же свою прогулку Марина заметила березу, одна ветка которой лежала прямо на стене. Марина подошла к дереву и посмотрела вверх. В детстве она часто лазила по деревьям. Сейчас в ней вспыхнуло желание бежать. Марина огляделась по сторонам в поисках охранниц. Не заметив ни одной, она взялась за ствол березы и полезла вверх. Увидевшие ее женщины молча смотрели на нее. - Бежать вздумали! - услышала Марина голос внезапно появившейся охранницы. - Вот сейчас получите! От неожиданности Марина разжала пальцы и упала на спину. Все гуляющие замерли. Подбежали две охранницы. Марину подняли и наручниками пристегнули к дереву, послужившему неудавшемуся побегу, лицом к стволу. Одна охранница стала наблюдать за заключенными, а вторая, задрав Марине подол арестантского платья и спустив трусы, стала бить резиновой дубинкой по месту, боль в котором лишает человека возможности сидеть. Никогда не поротая, тем более прилюдно, что снова стало обычным делом, Марина покраснела и сжала зубы, решив молча вытерпеть боль. Толпа молча наблюдала за наказанием. Марину, конечно, жалели, но сказать слова поддержки означало быть выпоротой тоже. Прошло минут пять. Охранница, видя упорство заключенной, не думала останавливаться. Ей хотелось получить крик. Марина же еще сильнее сжимала зубы. Прошло еще пять минут. От боли Марина потеряла сознание. - Что ты наделала? - проговорила напарница, обернувшись. - Обморок может повредить плоду. - Ничего с ним не случится, - равнодушно ответила напарница. - Сама виновата. Нечего было строить из себя сильную. Кричать надо было. Потащили ее в камеру. Марина очнулась вечером, в своей камере, лежащей на боку. Сейчас можно было и постонать, что она с удовольствием и сделала. Только сейчас Марина поняла, как глупо она поступила, попытавшись отсюда убежать. Даже если бы она перелезла через стену, куда ей пойти? Домой нельзя - ее адрес известен медицинской полиции; к родным нельзя - их адреса так же теперь известны. Адреса подруг, возможно, тоже. Да и не пошла бы она ни к тем, ни к другим. Потому как, найди ее полиция, человеку, помогающему ей, не поздоровилось бы. Публичная порка была бы меньшим наказанием. Кому нужен работник, наказанный публично. Только обслуживающий персонал может иметь такое в прошлом. Вот и выходит, что Марине не стоило пытаться бежать. Раздались шаги по направлению к камере. В замке повернулся ключ, и дверь открылась и вошла пожилая женщина с ужином. - Ты можешь встать? - спросила она, подойдя к кровати. Марина откинула одеяло и стала спускать ноги на пол. Боль не заставила себя ждать. Марина легла. Женщина покачала головой. - Что же Вы наделали? Теперь всю неделю будете лежать, - женщина поставила еду на стул и придвинула его к кровати. Марина приподнялась на локте, взяла ложку, стала есть. Было больно, но терпимо. - Я и сама поняла, что глупо поступила, - призналась Марина. - Вы, я погляжу, женщина немолодая, как же вы решилась нарушить закон? Марина улыбнулась. - Вы каждую женщину об этом спрашиваете? - Каждую. - И что они говорят? - Что надоело ждать разрешения. - Что, по-вашему, отвечу я? - Вероятно, то же самое. - Зачем же спрашивать? Женщина пожала плечами. - Привычка. Марина доела, женщина взяла миску и пошла к двери. - Постойте, - остановила ее Марина. - Что? - обернулась та. - Кто здесь был до меня? - Женщина. Такая же, как и Вы. - Я не про это. - А про что? - Ей вырезали матку? - Марина замерла, ожидая ответа. Она не была суеверной, но сейчас ей казалось, что случившееся с предыдущей женщиной случится с ней. - Да. Сердце марины упало. - На каком месяце она была? - На восьмом. - Бедная, почти доносила и потеряла, - Марина вздохнула и закрылась с головой. Женщина вышла из камеры. Три следующих дня Марина провела в кровати. Она то плакала, то спала, то думала о будущем. Что ее ждет, когда ей вырежут матку - в этом Марина не сомневалась, - развод с Максимом или его прощение? Марина была уверена, что он с ней разведется. Тогда ей придется идти работать. По профессии она продавец. Но после такого поступка кто возьмет ее работать с людьми? Такую женщину возьмут разве что уборщицей. Уборщица всю жизнь! Какой ужас! Что сказали бы родители, будь они сейчас живы? Осудили бы, конечно. А, может, нет. Ведь отец был однажды выпорот прилюдно. Марине было шесть, когда это случилось, но она помнит все так, как будто случилось вчера. Накануне отец не пошел на работу, и весь провел с дочерью. Марина была счастлива провести лишний день с отцом. Будь девочка постарше, она заметила бы тщательно скрываемую грусть на папином лице, но ей было всего шесть лет. Вечером, после ужина, отец сел в кресло и посадил дочь к себе на колени. - Сегодня придет тетя Надя и заберет тебя к себе на несколько дней. - Почему? - Я буду в больнице. - Ты болен?! - Марина очень удивилась. Она не помнила папу больным. - Еще нет, но скоро заболею. - Разве можно узнать, когда ты заболеешь? - Можно иногда. - Не понимаю. Объясни. - Помнишь помост на нашей площади? - Там наказывают взрослых людей. - Да. Завтра там накажут меня. - Зачем?! - воскликнула Марина. - Ты ведь хороший! - Иногда и хороший человек поступает плохо. Марина широко раскрыла глаза. - Я не понимаю. - Например, случайно. - Как ты? - Да, как я. - Но ведь это ошибка. Зачем за нее наказывать? - Марина приготовилась заплакать, но папа нахмурился. - Не смей плакать. Я заслужил наказания и буду наказан. - За что? Отец погладил Марину по голове, поцеловал в лоб. - Сейчас ты не поймешь этого, но когда вырастешь, я тебе расскажу, если спросишь. Обещай, что ты никогда не сделаешь ничего такого, за что наказывают на площади. - Обещаю. - Я хочу, чтобы ты присутствовала завтра на площади. - Хорошо. Мы придем с тетей Надей. - Только ты молчи, ничего не говори, иначе и тебя накажут. Поняла? - Да. А почему за слова накажут? - Сочувствие здесь не одобряется. - Я помню. Ты говорил, что нужно смотреть молча. - Ты у меня умница. Все понимаешь. Отец обнял Марину и сказал, что все будет хорошо. Вскоре пришла тетя Надя - родная сестра отца - и увела племянницу к себе. Утром тетя рано разбудила Марину. Они позавтракали и отправились на площадь. - И зачем ребенку смотреть на этот ужас? - ворчала тетя Надя по дороге. - Папа говорит, что человек с детства должен знать, что бывает за плохие поступки. - Знаю я, что говорит твой папа. Сколько раз ему говорила, что это не для детской психики. - Что такое психика, и почему такое не для нее? - Потому что спать потом будешь плохо. Кошмары будут сниться. Вот почему. - А мне после такого ужаса кошмары не снятся, - объявила Марина. Тетя Надя от неожиданности встала. - И часто папа водит тебя смотреть наказание? - Почти каждые выходные. - Совсем с ума сошел. Была бы жива мать, она бы такого воспитания не позволила. - Папа бы ее уговорил. - Ну, нет. Она была женщиной сильной, если что решила, не отступит. - Папа такой же. - Это точно, - улыбнулась тетя Надя. Когда они пришли на площадь, там уже собралась толпа. - Посмотри, здесь еще дети, - сказала Марина. Ей не нравилось, что тетя ругает папу. Женщина поняла это и погладила племянницу по голове. - Молодец, что папу защищаешь, - похвалила Марину. - Всегда так делай. Минут через пять на дорожке, ведущей к помосту, показался Маринин отец. Увидев сестру и дочь, улыбнулся им. Взойдя на помост, повернулся лицом к родным и встал рядом с начальником мужской тюрьмы, исполняющим обязанность публично пороть мужчин. - Орлов Сергей Викторович, - заговорил он, - за оставление коллеги в опасности, вследствие чего он временно лишился трудоспособности, Вы приговариваетесь к семидесяти восьми ударам кнута по спине. Приговор приводиться в исполнение начальником мужской тюрьмы Солнцевым Геннадием Петровичем 6 июля 2092 года. Прошу раздеться. Маринин отец снял рубашку и, найдя глазами дочь, еще раз улыбнулся и, получив улыбку в ответ, давшуюся девочке с трудом, лег на широкую скамью. Марине хотелось заплакать и убежать, но она знала, что папа не одобрил бы этого, и поэтому крепилась, глядя на кнут, сдирающий кожу со спины отца, и слыша его крик. Целых десять дней пролежал отец Марины в больнице. Много позднее, когда Марине было четырнадцать, она вспомнила этот день и спросила отца, а что он был наказан. - Понимаешь, Марина, я очень сердился на одного нашего парня, который спорил со мной о том, чего не знает так, как я, и когда ему нужна стала помощь, я просто ушел. И из-за меня его придавило балкой, и он попал в больницу. - Он поправился? - Да. - Он очень на тебя рассердился? - Когда он узнал, что меня выпороли прилюдно, мы помирились. На пятое утро Марину разбудил крик в коридоре. Кричала женщина из камеры напротив Марининой. Вчера закончилась неделя, установленная государством для тюремного заключения, по истечении которой женщине вырезали плод вместе с маткой, если у нее никто не умирал. - Пожалуйста, отпустите меня! - кричала несчастная мать. - Пожалуйста, позвольте мне сделать аборт! - Поздно ты захотела избавиться от плода, - произнесла одна из охранниц спокойным тоном. - Теперь мы избавим тебя от него. - Не-е-ет! - кричала женщина. Судя по шуму, боролись четверо женщин. Вероятно, трое охранниц пытались надеть на нее наручники. Вскоре послышались удаляющиеся шаги. Еще одна женщина скоро станет бесплодной. Послезавтра настанет ее очередь. Марина с головой накрылась одеялом и заплакала. Жизнь порой создает такую невыносимую ситуацию, что начинаешь смотреть в будущее и видеть сплошную тьму без единой точечки света, без единого маломальского намека на благополучный исход. Человек мечется, пытается найти выход соответственно своему мировоззрению, которое крепко его держит, подобно кукловоду, управляющему куклой, мечется из стороны в сторону в кромешной тьме, а чаще просто падает и смотрит на все глазами фаталиста. Жизнь, посмотрев на мучения человека, вдруг преподносит ему поистине королевский подарок. Подобное случилось с Мариной. Невыносимо желая забеременеть, она не съедает противозачаточной таблетки. Организм тут же использует возможность продолжить род. Марина одновременно и счастлива, и в ужасе. Ее муж, никогда не поднимавший голоса, жестоко избивает ее. Чтобы получить право иметь ребенка, Марина ищет родственника, который совершит самоубийство, но никто не соглашается. Мировоззрение Марины не осуждает ее действий. Она не видит в просьбе пожертвовать собой ради ее ребенка ничего плохого. Не найдя такого человека, Марина три месяца живет, как в аду. Она то представляет себе естественную смерть сестры своей свекрови и разрешение иметь ребенка, то операционную, где ей вырежут плод вместе с маткой, и последующую, одинокую жизнь без мужа, обещавшего развестись с ней после операции. И вдруг жизнь смилостивилась над Мариной. Вскоре после обеда Марина услышала шаги в сторону своей камеры, затем звук ключа в замке и, наконец, скрип открываемой двери. - Вы можете идти? - спросила охранница с порога. Марина откинула одеяло и встала. Боли почти не было. - Куда? - спросила. Сердце замерло. - К начальнице. - Зачем? - Мне не докладывают. - Радуйтесь, - сказала начальница тюрьмы, едва Марина переступила порог ее кабинета. - Кто умер? - сердце не отпускало. А вдруг умер Максим? - Тетя Вашего мужа. Марина улыбнулась. - Значит, теперь я свободна? - Да. Вас отвезут, куда скажете. - Прощайте. - До свидания. - Почему до свидания? - удивилась Марина. - Вам предстоит порка прилюдно. - Как! Президент подписал закон? - Да. - Когда пройдет наказание. - Сразу после рождения ребенка. - Тогда, до свидания. - До свидания. Марина вышла из ворот и села в машину. Водителем оказалась та же полицейская, что привезла ее сюда. - Куда едем? Марина назвала адрес тети Максима. Она считала, что муж сейчас там, да и ей нужно помочь свекрови. Как же он ее встретит? - Не думала, что Вы выйдите отсюда беременной, - заговорила женщина. - Почему? - Из этой камеры никто не выходил с ребенком. Вы первая. - Неужели? - Представьте себе. - И что, одна такая? Женщина кивнула. Марина позвонила в квартиру. Ей открыла свекровь. - Здравствуй, Мариночка. Тебя отпустили совсем? Лицо Натальи Андреевны было опухшим. Видимо, она много плакала. - Мне еще предстоит порка прилюдно. - Да, я знаю. Проходи. - Максим здесь? - Да. - Мы с ним… - Я знаю. Выпороть бы его за это. Сестра Натальи Андреевна жила с мужем в трехкомнатной квартире. Марина прошла в большую из комнат. На столе лежала мертвая Алевтина, накрытая простыней до подбородка. В комнате собрались родные и подруги: муж Альберт Олегович, их дети Алика и Сергей, их внуки Павел, Ирина, Анастасия. Подруги, незнакомые Марине, и, конечно, Максим. Марина поздоровалась со всеми и высказала соболезнования. Максим подошел к жене. - Как ты… - и остановился. - Себя чувствуешь, - закончила за него Марина. – Ты это хотел спросить? Максим кивнул. - Прекрасно. Твоя попытка избавиться от моего ребенка не удалась. Марина говорила спокойно. Злость, появившаяся после побоев, сейчас почти прошла. Она очень любила Максима и не представляла себе жизни без него. - Это и мой ребенок тоже. - Еще недавно он был тебе не нужен. - Мне просто…, - Максим запнулся, - стало страшно. - Чего же? – Марина усмехнулась. Максим не успел ответить. Раздался звонок в дверь, и, ушедшая открывать, Наталья Андреевна вернулась с двоими работниками крематория, несшими носилки. Поздоровавшись, они взяли Алевтину и переложили ее со стола на них. Вслед за работниками пошли все находящиеся в комнате. Из крематория все вернулись в квартиру и справили поминки. - Поедем домой? – спросил Максим. Марина от радости смогла только улыбнуться. Вот и настали для Марины счастливые дни, о которых она мечтала с той самой ночи, когда она не приняла противозачаточное средство. Они с Максимом все дни напролет думали и говорили о ребенке. О том, как будут заботиться о нем, воспитывать его. Они отказались узнать, кто родится. Им было все равно. И мальчика, и девочку они будут любить одинаково. Марина больше не напоминала мужу про тот его поступок. Она была счастлива. А что было, так с кем не бывает. Она любит Максима, он любит ее. Чего еще желать? - Маринка! Как ты могла так со мной поступить?! – закричала Алина в их первую после похорон встречу. - Ты о чем? – не поняла Марина. - Как о чем? О твоей беременности, конечно. - Не могла же я рисковать. Алина надулась. - По-твоему, мне нельзя доверять? - Я этого не сказала. Просто… - Просто решила подстраховаться. - Да. - Ну, ладно. Забыли. Алина не могла сериться долго, особенно на Марину. В назначенный природой срок у Марины родилась девочка. Ее назвали Алевтиной, в честь тети Максима, благодаря смерти которой она появилась на свет. Через неделю после выписки из роддома позвонила начальница тюрьмы и сообщила о завтрашней публичной порке Марины. - Вот и кончилось счастливое время, - вздохнула Марина. Она хоть и помнила всегда о предстоящем наказании, но оно казалось далеким, и вот уже завтра. - Ничего, мы переживем и это, - Максим крепко обнял жену. - Я нарушила слово, данное отцу. - Какое слово? - Помнишь, я тебе про наказание отца рассказывала? - Помню. - Тогда он взял с меня слово, что я никогда ничего не совершу такого, за что полагается публичная порка. И вот совершила, - Марина чуть не плакала. - Но ведь, когда ты зачала ребенка, тогда за это не пороли, - попытался успокоить ее Максим. - Не в этом дело. Отец надеялся, водя меня смотреть публичную порку, что я никогда не нарушу закон. - Отец не должен был брать с тебя слово. Жизнь настолько сложна, что невозможно всего предугадать. Он ведь сам не думал, что нарушит закон. Марина согласилась с мужем и успокоилась. Утром за Мариной приехала полицейская машина, чтобы отвезти на площадь. Максим сопровождал жену, оставив дочь заранее найденной няне. День был солнечным и теплым. На площади, несмотря на рабочий день, было довольно людно. Максим вместе с Мариной дошел до помоста и остался в первом ряду. Марина поднялась на помост и встала рядом с начальницей тюрьмы, где она сидела. - Голубева Марина Сергеевна, за незаконное зачатие Вы приговариваетесь к пятидесяти ударам кнута по спине, за попытку побега из тюрьмы Вы приговариваетесь к тридцати кнутам ниже спины. Приговор приводится в исполнение начальницей женской тюрьмы Лидией Витальевной Махиной 19 мая 2115 года. Прошу раздеться. Марина сняла платье и осталась в закрытом спереди купальнике с открытой спиной. Найдя глазами Максима, улыбнулась ему и, получив улыбку в ответ, легла на скамью. Первый же удар кнута заставил ее закричать. Удар. Крик. Еще удар. Снова крик. Она не помнила другой женщины, которая кричала бы так громко, как сейчас кричала она. Препарат, принятый еще в машине, препятствовал спасительной потере сознания. Закончив со спиной, начальница тюрьмы достала ножницы и стала разрезать трусики. - Они ничего не закрывают, - прошептала Марина, стыдясь мужчин. - Положено бить по голому телу, - был ответ. Ножницы убраны. Снова взят кнут. Новое место и новая боль. Едва наказание закончилось, к помосту поспешили врачи от дежурившей у площади машины. Марину переложили на носилки и понесли. Максим пошел рядом с женой. - Я люблю тебя, - время от времени говорил он. Марина через силу улыбалась. 8 марта – 8 июня 2011 года |