Что хочет автор. Литературные конкурсы

Сегодня по радио передали, что температура -42 и школьники до седьмого класса актируются, освобождаются от занятий. Мы с Ленкой поиграли немного в снежки, а потом я почитала немного, и тут почтальон принес письмо от папы, я его прочитала и села писать дневник, как он мне советует, что бы грамотно выражать мысли. Вот бы научиться писать, как папа. Он, как настоящий писатель пишет.

А я вчера писала сочинение: "Самый лучший день в моей жизни". Я написала, что самый лучший день в моей жизни был тогда, когда я пришла из школы домой, а дома чисто, полы вымыты, на столе жареная картошка, а мама трезвая. Интересно, что мне поставят за это сочинение?

"Здравствуй папа. Как живешь? Я живу хорошо. У мeня 3 нет, а есть 5 и 4. У нас холодно а как у вас 1 погода ? Когда тебя отпустят и ты приедешь? Я хочу с тобой встретиться. Твоя дочь Жанна. Досвидания папа!

В туалет мы с Ленкой не бегаем. Во-первых туда далеко бежать через огород, а еще там дырку забило снегом и такая куча наросла, что можно сверзиться. . Мы под окно бегаем, только там долго не присядешь - так поддувает, что писка болит.

Мама опять достала из бочки двух кетин и понесла к бичам менять на водку. У бичей своей рыбы нет, они - новая смена - недавно приехали на лето. А зимой их поселок пустует, зимой бичей не вербуют. Кореец Ли, что напротив живет, очень болеет. Он, -наверное, помрет. И за свиньями теперь ухаживает его жена русская. У них семь свиней и они их кормят хлебом и селедкой. Живут свиньи на чердаке их дома, там тепло.

Вездеход опять сломался и мы шли в школу пешком через тундру. Если бы у меня была шубка, как у Ленки, 1 я бы с удовольствием ходила пешком. А этот бушлат, который мама перешила, плохо греет. Хоть бы вездеход скорей отремонтировали.

И картошка кончается. Папа удивлялся - как это у нас в гравии картошка растет, земли же нет. Я ему объяснила, что мы сажаем картошку вместе с селедкой: кладем в ямку картофелину и две селедки. Селедка гниет и картошка растет. Вот, в газете нашей, «Охотско-Эвенкийская правда» писали, что Охотск стоит на хвосте селедки. Это потому, что у нас все ловят селедку. И еще кету, горбушу, чавычу и нерку. А сима - самая красная рыба - до нас не поднимается, ее ниже, у Хабаровска ловят. А еще у нас ловят кижуч. Он тоже вкусный, но икра у него мелкая, у горбуши икра лучше. Кижуч в реке не живет, он не уплывает в океан, он так и растет в озере или ручье. А кета - она уплывает, а когда вырастет, - приплывает выметать икру и умирает потом. Так и называется: "рунный ход кеты". Тогда и учителя, и все только кету и горбушу и ловят. С баркасом, ставными неводами.

Вот, если бы мы жили в Охотске - здорово бы было. Нас бы тогда в школу, может, на автобусе возили, а не на вездеходе. Я однажды была в Охотске. Большой такой город и на гальку положены деревянные тротуары, по ним так удобно ходить. Там даже ресторан есть и трехэтажные дома, а в магазинах продают конфеты в коробках красивых. Я такие никогда в жизни не пробовала. Вырасту - обязательно куплю. А может, папа когда-нибудь приедет и купит. А в нашем поселке Новое Устье вообще в магазине ничего нет, кроме спирта и карамелек с вермишелью. А сейчас и спирт кончился, остался только одеколон "Светлана". Местные ханыги этот одеколон льют на улице на топор, все ненужное замерзает, а спирт стекает в тазик. И они его пьют.

Мама вчера привела какого-то ханурика её, он потом с ней спать остался, а когда мама заснула, он ко мне на кровать сел и стал меня гладить. Я все поняла и сказала, что я закричу. Он начал мне денег обещать и больно а руку ухватил. Тогда я вырвалась и убежала прямо в ночнушке к соседям, меня с Ленкой положили. Прямо дура какая-то, эта мамка, когда напьется. Спит и не слышит. А трезвая она все у меня прощения потом начинает деньги клянчить, которые сама же мне и дает на хозяйство.

Вот, если бы у меня был папка? Но папка сидит в тюрьме и пишет мне оттуда письма. И я его ни разу не видела, только на фотке. На фотке он в милицейской форме с большой собакой - ищейкой. Он работал Проводником служебной собаки, а по-научному -инспектором-кинологом. А потом его за что-то из t милиции уволили, потом он от алиментов скрывался, ничего нам с мамой на меня не посылал, а потом его посадили за что-то.

"Здравстуй папа! У нас все хорошо. У нас умер кореец Ли и я была на поминках и кушала вкусный сыр. Папа ты когда приедешь привези немного сыра я его очень люблю кушать. Папа я тебя никогда не видела кроме как на фотке. На фотке ты красивый и в форме. Все говорят, что я на тебя похожая. Досвидания. твоя дочь Жанна. "

Кореец Ли все-таки умер. Были поминки, всем, кто приходил посмотреть на него в гробу - помянуть давали полстакана водки и сажали за стол кушать. Мамка была с похмелья, она эту водку выпила, за стол села, а есть не может: не распохмелилась еще, ей много надо, у нее здоровье железное. Она сидит, а ей больше не наливают. Другим наливают, а ей - нет, ее знают, как алкашку, соседи все-же. Но потом налили немного, что б ушла скорей.

А я съела за столом сыра с хлебом. Сыр очень вкусный, его редко в сельмаг из города привозят.

А потом мамка рассказала, что родственники Ли нашли на чердаке много денег в пакете и теперь ссорятся, не могут поделить.

Мамка ушла сшибать на бутылку, а я побежала к клубу, туда приехал эвенк-оленевод из тундры. Он накупил всяких товаров, все нарты завалил покупками. И подозвал меня, чтоб я купила ему водки или одеколона. У нас северным народностям запрещают продавать водку, их осталось мало и водка их губит. У них жены почти не рожают, разве только от русских.

Я купила ему десять флаконов одеколона "Светлана", он сразу пузырек выпил, даже на топор не лил, что вся краска замерзла. И дал мне пять рублей на конфеты. А я его спрашиваю:

- Зачем ты холодильник купил?

А он говорит:

- Лето будет, жарко будет, моя из этот белый ящик

будет холодный вода пить.

А я ему говорю:

- Холодильник от электричества работает, куда ты его

включать будешь, у вас в чуме проводов электрических

нет? А он рассердился.

- Магазин, - говорит, - опять бедный эвенк обманывал. Я - говорит, - буду ходит толстый продавщиц магазин,

буду ей нехороший слово говорить. Тут подошел брат корейца, который помер, и говорит:

-Ты мне этот холодильник меняй на водку, я тебе целых десять бутылок дам.

(А у этого брата, его зовут Чен, водки много, он на поминки по специальному разрешению директора рыбзавода купил несколько ящиков. А выпили они немного, они хитрые, корейцы. Потом долго будут этой водкой спекулировать). Эвенк, глупый такой, сразу согласился, Чена в нарты посадил и поехал холодильник менять.

А я пошла в клуб. Там идет очень хорошая картина индийская, "Танцор диско" называется. Я ее уже три раза смотрела. Меня без билета пускают, когда места свободные есть. Это меня из-за мамы жалеют и из-за того что отца нет. Только это неправда, папа у меня есть, и когда он из тюрьмы выйдет, он обязательно приедет ко мне - он так написал в письме.

Я смотрела кино, а в зале почти никого не было, фильм давно идет, новый никак не привезут, и поэтому днем народа всегда мало. И сзади сидел Лешка с девчонкой из десятого класса и они все время целовались. Вот дура-то, эта толстая задавака из десятого. Она у Лешки уже неизвестно какая по счету. Лешку каждый выходной за баб бьют, а они к нему все-равно липнут. Он на цыгана похож, Лешка, а Косым его не из-за глаз назвали, а из-за того, что он от Армии избавился, притворившись больным - "закосил" значит.

Я ни с кем целоваться не буду просто так, пока не полюблю по-настоящему. Я свои губы не на помойке нашла, еще чего - каждому позволять.

Правда я еще маленькая, у меня даже груди еще, как прыщики. Это потому, что я худенькая. Вот Ленка меня на полгода моложе, а у нее титьки уже, как у взрослой.

А когда кино кончилось, я вышла на улицу и увидела опять этого эвена. Он на нартах сидел вместе с мамкой, и они пили из кружки водку, которую эвен за холодильник получил, и закусывали килькой в томате, прямо руками из банки.

Я тоже кильку в томате люблю, не то, что эта кета или селедка, такая вкусная, если с хлебушком.

Я вспомнила, что у меня есть пять рублей, пошла в сельмаг и купила кильку в томате, сыр и карамелек за 70 копеек. И пошла к тете Наде ночевать, младшей мамкиной сестре. У них с мужем большая квартира, всегда чисто. Они оба работают и не пьют. Я у них часто ночую. Только есть они меня сажают со своими детьми за отдельный столик, за детский. За взрослым столом мне есть не разрешают.

А домой сегодня чо идти. Мамка этого эвенка, конечно, приволокет и они пить будут всю ночь. Пить и драться, или еще чего.

Плохо, когда мамка пьет!

"Здравствуй папа. Пишет Жанна. Как живешь? Не болеешь ли? Я часто болею у меня болит горло когда я простужаюся. Какая у вас погода? У нас холодно. Больше писать не чего. Досвидания."

Я сегодня утром позавтракала. У тети Нади всегда завтракают. А то, что нам со взрослыми сидеть за одним столом не разрешают - это даже хорошо: никто не пристает, что вилку не так держишь или чавкаешь.

А перед школой я домой забежала, а там эвенк по двору ходит, оленей гладит. Меня увидел, говорит:

-Ой хороший девочка, У олешка голова болит, у эвенк голова болит, денег нет совсем, шкурка есть песец, белый шкурка. Ходи девочка, бедный олешка покупай

голова лечить.

А что покупать. Раз они с мамкой пили - значит мамка где-то водку запрятала и деньги, что у эвенка оставались. Я в хату зашла, мамка на кровати лежит, в тазик блюет. Меня увидела, сразу плакать давай, похмелку просить. Она спрячет, а утром сама не помнит, куда спрятала. А я все ее тайники знаю.

Я посмотрела под кадушкой с кетой соленой: точно, деньги лежат, целых тридцать рублей. А водка тут же, в чулане, две бутылки прямо в рыбу засунуты, а еще две -под досками, на которых кадушка стоит.

Я одну взяла - хватит с них, а то опять упьются и опять мне дома не ночевать. А деньги эвенку отдала и велела спрятать, а он мне их опять отдал и попросил табак на все деньги купить. Он трубку курит. Они всегда трубку курят, с рождения. Как родиться ребенок, ему сразу спиртом губы помажут и трубку в ротик, дыму глотнуть. Что б рос настоящим человеком.

В школе сегодня мне выдали ботинки на лето. Нас трое, кому родительский комитет одежду покупает и дает за бесплатно. Еще Васька из нашего класса, у него отец в море погиб, на баркасе во время шторма, а у его мамы еще трое детей. Им и школа и рыбзавод помогают. И Танька из восьмого класса. У нее и папа и мама есть, но оба пьют и дерутся, и их хотят лишать родительских прав.

Ботинки мне показали, я их примерила - ничего ботиночки, только твердые очень после валенок, но ничего - разносятся по гальке. Показали и классная их опять у меня забрала.

- Пускай, - говорит, - они пока в школе полежат. Тебе то что.

А мне ничего. Я понимаю, они из-за мамки, что б не пропила до лета. Обидно, конечно. Да, ладно! ***

Вот такие звездочки мне папа посоветовал ставить, когда перерыв в писании дневника делаю. Я, может, потом совсем о другом писать буду, вот звездочки об этом и скажут. Только кому они скажут? Кто мой дневник читать будет? Мамке я его никогда читать не дам, да ей и неинтересно. Она даже газеты не читает.

Разве папка прочтет...

Я сегодня стихи написала. Это страшная тайна, что я стихи пишу. Об этом даже Ленка не знает. Я стихи написала про курицу. У нас кое у кого живут курицы, яйца несут. Яйца у нас дорогие очень, один рубль пять штук. И они невкусные, они рыбой пахнут, потому, что куриц селедкой кормят.

Я стихи написала, будто я мальчик.

Вышел я на улицу И увидел курицу. Я спросил у курицы:

- Ты чего на улице? И сказала курица:

- Я того на улице, Что другие курицы

Тоже все на улице.

Я люблю себя кем-то представлять. Мальчишкой или

волшебницей, или эвенком. Вот, если бы я была эвенком, я бы очень любила оленей, хотя я их и так люблю. И в оленеводческой бригаде я бы ухаживала за тарагайками, так по-эвенкийски называется олень-ребенок. Олененок тоже красиво. Но тарагайка еще красивей звучит. Это такие войлочные комочки на тонких ножках. И еще они хрюкают, как поросята, он хрюкают, пока маленькие, а потом у них голос меняется. И у них такие бархатные, нежные, мохнатые носы. А язык шершавый.

Олененок, как поросенок, Он хороший - пока ребенок. Олененку расти не лень:

К лету станет почти олень

Вот я пишу, будто все за один день написала. А дней уйма прошло. Я еще медленно пишу. Правда, папа советовал не обращать внимания на ошибки, так и писать с ошибками, главное - быстро писать, как думаю. Но быстро не получается. Разве можно быстрей мысли писать. Быстрей мысли, наверное, ничего нет.

Дней прошло много, а я все пишу про тот день.

Да - ладно! Папка приедет - исправит.

"Здравствуй папа! Как ты чувствуешь себя? У вас холодно? Я учусь нормально. Завтра у нас сандень и мы не учимся. Знаешь папа я могу вязать, но конечно не очень хорошо. Сейчас пробую вязать носки получается. Ну и все писать не чего. Досвидания."

Весна у нас дурная. Сразу все растаяло, пролив разлился, в школу теперь только на вертолете старшеклассников возят, а с нами в клубе учительница занимается. Общежитие, куда скоро бичей вербованных привезут на лето, все залило. А льдины все равно не тают, так и плавают у берега. Говорят в настоящем море купаются все лето. А в нашем, Охотском, и летом-то не шибко накупаешься.

Я новые башмаки забрала у учительницы. В них так хорошо по берегу бродить, гальку собирать. Иногда такие красивые камушки попадаются. Мы ими меняемся.

А вчера у нас в клубе уроков не было. Вчера в клубе эвенка судили за убийство. Этот эвенк на войне воевал, снайпером. У него награда есть -Герой Советского Союза. И 'он напился и в деревне Арка, где все эвенки живут, выстрелил в брата через дверь из винтовки. И убил. Он на суде говорил, что ничего не помнит. Мамка тоже на утро ничего не помнит, когда вечером напивается. А ему все равно десять лет дали.

Его на баркасе привозили судить, с охраной. А потом на вертолете увезли в Охотск. А потом дальше отправят, в лагерь где-то около Хабаровска. Как бы я хотела побывать в Хабаровске. Он, наверное, большой и красивый, как Москва.

Я теперь дома не живу, а живу у маминой сестры. Потому что мамку тоже в Охотск увезли. Она ночью проснулась и в одной ночнушке ушла по хатам стучать, просить похмелку. И в одном доме ей дали одеколону, а она там еще кольцо золотое стащила. Ее утром участковый и увез в Охотск, в КПЗ. Я в школе была и ничего не знала.

Тетя Надя говорит, что ее не в тюрьму посадят, а в ЛТП. Это такая тюрьма для алкашей, где их лечат.

Плохо без мамки.

Я папе обо всем написала, но он еще не ответил. Так

долго письма идут.

Ура! Пришло письмо от папы. Вот оно, я его в свой дневник приклеила.

"Здравствуй, родная моя дочурка!

Если бы ты знала, как я о тебе скучаю, как мне обидно, что не могу тот час выехать к тебе. -Но, что делать -судьба распоряжается нами довольно бесцеремонно.

Зато есть и радостная новость. Горбачев издал Указ об амнистии для осужденных на строгом режиме. Это значит, что меня возможно освободят досрочно. Все зависит от комиссии, которая будет рассматривать дело каждого заключенного. У меня серьезных нарушений режима содержания нет, так что нам с тобой можно надеяться на скорую встречу.

Целую тебя миллион раз, скучаю.

Я не все поняла в этом письме, но ясно, что, может, скоро папу отпустят. Я вообще не верю, что он преступник. Я его никогда не видела, кроме, как на фотографии. Он там очень красивый, я на него похожая. У него большие глаза и красивые волосы. А у нас красивыми считаются толстые девчонки с светлыми волосами. Мама все время ругалась, что я черная. Но папа написал, что я не черная, а смуглая, как и он, а то, что я худенькая, а не тощая, - это очень красиво и я в городе буду очень хорошенькая, а толстых и светлых в городах хорошенькими не считают.

А вообще все это ерунда. Главное - чтоб его освободили скорей!

Тетка у меня хорошая, но меня, как старшую, теперь заставляют всю уборку делать. И полы мыть, и посуду, и много еще чего. Я понимаю, что я для них лишняя, у них и своих детей хватает, а все равно обидно. Я и у мамы все сама делала, но мама пила, не могла сама прибираться. Зато, когда не пила, она все сама делала, она меня любила.

Я тетке папино письмо показала, и она сказала: скорей бы приезжал, он хоть не пьяница, может работать будет.

Сегодня привезли вербованных бичей. Опять около общежития нельзя будет гулять. Они все забросают мусором и битыми бутылками, там все время будет балдеж и драка.

Про бичей рассказывают анекдот, будто они за все лето ни разу моря не видели, хотя общежитие на самом берегу. Это, будто у малыша, что около общаги в песке играл, спросил приезжий: где тут море? А он говорит: я не знаю, пойду спрошу у старших. Пошел, долго его не было. Пришел и говорит: где море никто не знает, но ты подожди, мы решили тебе на всякий случай морду набить.

Когда у мамки вербованные гуляли, я всегда к тетке убегала. Они страшные.

А в школе у меня одна тройка, по рисованию. Ну совсем не умею я рисовать.

"Здравстуй папа! Твое письмо получила. У меня все хорошо, одна тройка по рисованию. Мама сидит в тюрьме. Ее еще не судили она сидит за пьянку. Больше писать нечего. Досвидания. Приезжай ко мне. Твоя дочь Жанна. "

Я сегодня отправила папе письмо. Я ему написала, что у меня одна тройка по рисованию и что я по нему очень скучаю. Я написала - пускай он этой комиссии покажет это письмо и они поймут, что его надо отпустить. А то я совсем одна.

Теперь я жду.

"Здравствуй папа А я болею. У меня горло болит. Тетя Надя положила меня в больницу потомучто там за мной хороший уход. Уколы такие противные, у меня вся попка болит. И еще полоскать горло аэк. тошнит такое, горькое полоскание. Имамы нет. Досвидание.

Твоя дочь Жанна."

Ну, опять зарядил этот противный дождь. А я все равно пошла на берег. Там почт штормит, дождь у моря соленый, с брызгами от волн перемешанный. Потом я пошла на рыбзавод. Там все к путине готовятся, чаны моют, в которые потом тузлук нальют, что бы селедку солить. Тузлук я и сама умею делать. Соль надо брать крупную, зернистую. Немного борной кислоты и специй. И готов тузлук. Только мы для дома больше кету засаливаем, тузлук для нее понежней выбираем, а голову от кеты мы не солим, из них очень вкусный суп получается.

На заводе я встретила дядю Колю, маминого младшего брата. Он мне про дедушку и про папу рассказывает.

Дедушка был очень добрый. Он тоже пил, но никогда из дома ничего не уносил - только в дом. Он утонул в море. Дедушка был национальности мордвин. Потому я такая черная.

А папа сперва познакомился не с мамой, а с дедушкой. Дяде Коле тогда было 14 лет, но он все помнит. Папа работал в Охотске, в редакции. И приехал к нам, в Новое Устье писать заметку про рыбзавод. И на пристани познакомился с дедушкой. Дедушка тоща уже был на пенсии и работал ночным сторожем на дебаркадере - плавучей пристани). Они выпили с дедушкой и папа не пошел ночевать в гостиницу, а пошел к дедушке.

Когда пала возвращался в Охотск, дедушка дал ему письмо для мамы. А мама тогда работала в Охотске штукатуром-маляром. Вот так папа и познакомился с мамой. Мама тогда не была толстая, а была худенькая, как я, и похожая на японочку, только с нормальными глазами. И за ней мало кто ухаживал, потому что она была смуглая, а у нас парни больше любят беленьких. И вот, папа полюбил маму и стал часто приезжать к дедушке с мамой и без.

И дядя Коля говорит, что папа был очень веселый, ничего из себя не ставил, что он в газете работает, а мама - простая штукатур-маляр, и вовсе не выставлялся. И с дядей Колей бегал на перегонки, в настольный теннис играл и на лошадях учил его ездить и драться приемами.

Папа служил в армии на Дальнем Востоке, он служил в войсках специального назначения, поэтому всякие приемчики знал. Он в университете учился заочно на журналиста, а работать приехал к нам в газету "Охогско-Эвенкийская Правда".

А потом они поженились и папа увез маму к себе в Иркутск, это где-то в Сибири около озера Байкал. А потом они разошлись и мама вернулась в Новое Устье. Я тогда еще не родилась, я туг родилась уже потом. А почему они развелись - я не знаю. Мама говорит, что папа виноват, что он из такой семьи, где все грамотные и богатые, что он поэтому с ней жить не захотел, что она простая рабочая. А папа об этом вовсе не пишет, хоть я и спрашивала. А дядя Коля говорит, что мама, наверное, и там пила водку, и что мой папа хороший мужик.

Я шла домой по дождю и обо всем этом думала. А когда пришла, тетя Надя стала ругаться, что я так промокла. Это потому, что у меня горло часто болит, когда я простужаюсь. А ей со мной, больной, возиться некогда. И я в самом деле простудилась. И назавтра тетя Надя отдала меня в больницу. И я лежала там и ничего не знала о том, что приехал папка и что он договорился в Охотске с милицией и мамку отпустили из КПЗ и не стали пока судить.

Я лежала себе, болела. А, вдруг, мамка приходит. Я ей говорю:

- Что, мама, тебя не совсем отпустили, да? А она говорит:

- Совсем, смотри, что тебе папка прислал. И достает из сумки целый мешок конфет в красивых фантиках и еще коробку, на которой собака нарисована. И оказалось, что эта игрушечная собака умеет ходить и лаять. Я потом, когда мама ушла, пошла с ней по коридору и врачиху напугала. Собака залаяла, когда я кнопку нажала, а врачиха подумала, что она настоящая, потому что ходит и лает. Нянечки и все больные ребятишки так и рассмеялись. А врачиха тоже потом рассмеялась, такая добрая.

Я тогда на конфеты и не посмотрела и спрашиваю:

- Тебя совсем отпустили или нет? А она говорит:

- Пока на время, все от твоего папки зависит. Я спрашиваю:

- Почему от папки? А она отвечает:

- Так это он меня из КПЗ забрал, поручился за меня.

Я как закричу:

А мама говорит:

Успокойся, успокойся. Тут он. Сейчас зайдет. Он с врачами говорит, хочет тебя из больницы забрать.

"Здравствуй папа! Пишет твоя дочь Жанна. Я по тебе скучаю Как твои дела? Что вы нашли в тундре? Золото нашли или еще чего? Маму снова выгнали с работы и опять забрали в КПЗ. Теперь ее посадят совсем на два года в ЛТП Мне скоро идти в школу, а у меня нет школьной формы. А тетя Надя говорит, что ты мне купишь форму, что вы в тундре много зарабатываете, что все геологи много зарабатывают. "

Не успела я с папкой подружиться, как следует, как мамка опять все испортила. Я тогда, в больнице, как услышала, что папка приехал, так прямо очумела вся. М побежала по коридору, а он уже навстречу идет, он с врачихой обо мне разговаривал. И я подбежала к нему и растерялась. И он, наверное, растерялся, потому что не подхватил меня, а присел на корточки и мы посмотрели друг на друга. И я смотрела на него и видела, что он уже старый, не такой, как на фотке, что у него уже лысина на голове и кожа вся в морщинах. А потом я посмотрела ему в глаза и узнала его - это мои

папка, настоящий!

А он положил мне руку на затылок, такая теплая

рука, и говорит:

- Здравствуй, малыш. И я говорю:

- Здравствуйте.

Я хотела сказать "здравствуй, папа , а само получилось "здравствуйте", будто он чужой дядя. Я так сказала и испугалась, что он обидится. А он меня обнял и прошептал на ухо:

- Я тоже стесняюсь, дочурка. Не бойся, мы друг к другу быстро привыкнем. Я тебя очень люблю, малыш.

И поцеловал меня за ухом тихонечко. А я вырвалась и убежала в палату. И легла на подушку лицом. Я уже большая, мне плакать стыдно.

Но тут у меня около кровати кто-то залаял, я посмотрела и увидела, что это игрушечная собачка лает, которую папа привез. А он стоит рядом и глаза у него мокрые.

И врачиха разрешила меня забрать домой, но только назавтра. И я так плохо спала ночью, все думала, как они там с мамой без меня.

И на другой день папа меня забрал и мы шли по поселку вместе. Все, кто нам встречался, улыбались и поздравляли меня, что папа приехал. А папа со всеми здоровался за руку и вежливо разговаривал. Оказывается, его многие в поселке помнят, помнят, как он в газете работает, и уважают, что он такой вежливый и грамотный. Папа был в красивом городском костюме с галстуком. А прикуривал он от зажигалки блестящей. И когда я попросила посмотреть, он сразу мне эту зажигалку подарил, а сам стал прикуривать от спичек. Он курит такие сигареты, которых у нас и не бывает. Американские, называются "Винстон".

А когда мы пришли домой, оказалось, что папа привез целый чемодан подарков. Он всем подарки привез: дяде Коле красивый перочинный нож с многими лезвиями, тете Наде янтарную брошку в виде пчелы, маме -янтарные браслеты и янтарное ожерелье, а мне всякие игрушки, еще много шоколадных конфет и книжки. А еще он привез мне спортивный костюмчик, весь голубенький, а там, где молния - желтый.

Мама была дома, пьяная только чуть-чуть. На столе лежало много всякой вкуснятины, а в центре стояла целая головка сыра. Папа ничего не забыл, что я ему писала.

Я сказала папе:

- Ты все это мне с мамой привез.

Я всю ночь готовилась, чтоб опять к нему на Вы не

Он улыбнулся и говорит.

- Конечно, малыш. Я все твои письма наизусть помню. И все твои просьбы. И единственное, что мне от тебя хочется, так это, чтоб ты почаще у меня что-нибудь просила.

А потом папа ушел, сказал, по делам. Мы с мамкой сели за стол, мамка сразу достала из-за печки красивую бутылку и говорит:

- Я чуток выпью, ты, Жанна, не боись. Это коньяк - твой отец привез, позаботился. Хотя по мне, так водка лучше. Я, Жанна, сейчас переживаю, он ведь за меня просить пошел к директору рыбзавода. Чтоб меня на поруки взять. А он сам недавно из тюряги, ну, как ему не поверят, не дадут меня на порук? Очень, доча, в тюрягу идти неохота.

Мы с мамой поели, прибрались, а туг и папка пришел.

А с ним - тетя Надя с мужем и дядя Коля. Они были веселые, а тетя Надя с порога закричала:

- Ну, Нинка, счастлив твой Бог, что дядя Володя так с начальством разговаривать умеет. Теперь только не пей, а уж он семью поднимет, все хорошо будет.

Они с дядей Колей младше мамы, мама в семье старшая. И папу помнят еще со свадьбы, когда совсем были подростками. И поэтому к папе обращаются дядя Вова.

Оказалось, что папа обо всем с директором договорился, что маму судить не будут, а отдадут на поруки в семью, то есть нам с папой, и что с понедельника она может выходить на работу в разделочный цех. А уж работать мамка умеет - никто за ней не угонится, когда трезвая.

Папа вручил им свои подарки и усадил всех за стол -городскими кушаньями побаловаться. Из чемодана папа достал еще одну бутылку коньяка и бутылку шампанского. У нас дома никто никогда шампанское не пил. Папа увидел, как я на эту бутылку смотрю, хлопнул пробкой в потолок, как в кино индийском, и налил мне в чашку немного. Я попробовала - вкусно.

Потом папа произнес тост. Он сказал, что этот скромный ужин в семейном кругу радует ему душу, сказал, что Коля очень возмужал и утром они с ним повозятся, посмотрит он, силен ли Колька-бродяга. Папа сказал, что, если бы знал, какая красавица вырастет из Надьки, он бы сроду маму замуж не взял, а дождался бы, пока Надюха подрастет. А потом он сказал, что пусть дамы на него не обижаются, но настоящая красавица за столом - это Жанна. Она сейчас, как гадкий утенок, красота в ней только набирает силы, а потом, как взрыв, расцветет и затмит всех девушек Охотского района и даже всего Хабаровского края. И, хотя папа говорил шутливо, я-то видела, что я для него самая красивая на земле. И хотя я хожу косолапо, как и он - мне все говорили, что вы с папой и ходите, и смотрите одинаково, - и кожа у меня не белая, и волосы не блондинистые, а все равно я для папы самая красивая.

И уже вечером поздно, когда мама все же уговорила оставшуюся бутылку и захрапела на своей кровати, папа подсел ко мне на постель и мы стали шептаться.

- Ты насовсем приехал? - спросила я.

- Не знаю, - сказал папа. - Я не совсем уверен, что у нас с твоей мамой что-то путное получится. Кроме того, мир такой большой. Мне скоро тошно станет в этом селе. Я мечтаю тебя увезти с собой, показать тебе большие города, дать настоящее образование.

Он помолчал и добавил:

- Но пока ты можешь ни о чем не думать. Пока поживу.

Папа живет с нами. Спит он не с мамой, а на кухне, на раскладушке. Мама работает, но все равно пьет. Пошла вчера искать бутылку и стукнулась о кадушку. У нее такой фингал под глазом. А в поселке папу хвалят, будто это он ее налупил, чтоб не пила. А он вовсе и не дерется. Я его бритву включила, а у нас напряжение другое и я ее сожгла - дым пошел. Так он совсем не дрался, а даже не рассердился и сказал, что давно хотел бороду отпустить. И теперь не бреется.

Для папы работы никакой в поселке нету. Он временно устроился в порт грузчиком, и я вижу - он устает очень. Конечно, он худенький, а там только с солью мешки по 80 кг, а когда с рыбной мукой - совсем 120 кг.

Его в бригаде не любят, потому что он не пьет с ними Он даже с получки не поставил бригаде выпивку. А надо ставить, закон такой. Я его спросила, а он говорит, что в гробу видал эти волчьи законы.

А вчера я шла по поселку и около магазина к папе бичи пристали. Это их грузчики подучили, чтоб папе отомстить. Их, бичей, было пять человек. Все здоровые такие Подошли, окружили папу вокруг и давай деньги на бутылку требовать. Я пошла быстрей, а они уже драться начали. Смотрю, папу не видно, а они все на него навалились и ругаются. Я побежала, а меня кто-то поймал за плечи, так, что я в живот уткнулась. Я давай лягаться, мне же папу выручать надо. Вдруг папин голос говорит:

- Тихо, малыш. Пойдем отсюда. Я посмотрела вверх, а это меня папа держит за плечи и улыбается. А бичи там все дерутся. Я спрашиваю:

- А кого это они там лупят? А папа смеется:

- Кого-то из своих. У них, бедных, все в мозгах перемешалось, когда я выскользнул. Пойдем, дочурка, домой. Этот прием выхода из толпы ниньзя японские применяют. Я тебя ему научу.

Мы пошли домой, а там мамка пьяная с бригадиром грузчиков. Папу увидела и орет:

- Эй, Верт, тебе начальник уважение оказал - сам к тебе пришел. Дуй в магазин за бутылкой.

Папа посерьезнел, мамке деньги дал на бутылку, а сам бригадиру говорит:

- Чего же ты, падла, ее спаиваешь? Сам знаешь же, что ей нельзя.

Бригадир уже выпивший был, обиделся и папе матом наговорил всякого.

Я и не увидела, как папа его ударил. Только смотрю - лежит бригадир и кровь у него изо рта течет. А папа взял ведро с водой и на него вылил. Тот привстал и говорит:

- Что это со мной случилось? Папа помог ему сесть и говорит:

- Еще раз услышу такое - хоронить тебя будут.

А бригадир смотрит на папу с уважением и говорит:

Слушай, ты, вроде, дохляк такой, а драться силен. Это правда, что ты сидел?

И потом они долго за столом сидели, разговаривали. А мамка совсем напилась и на работу сегодня не пошла.

Выгонят ее опять, дуру.

И папа пошел и устроился в геологическую

экспедицию и улетел на вертолете в тундру, золото искать

и еще какие-то камни.

Я его понимаю. Ему и скучно тут, и мама пьет. Он,

ведь только из-за меня приехал. Мы с дядей Колеи

разговаривали, он так и сказал:

"Твой папа только из-за тебя сюда приехал, Жанка. А какая ему тут жизнь? Работы культурной по его мозгам нету, дом - кабак сплошной из-за сестры моей, а твоей мамки. Да и скучно ему, он же городской."

А тетя Надя добавила:

"На Нинке крест ставить надо. Хоть и сестра старшая,

а жалости у меня к ней нет ни чуточки. Уезжай, Жанка, с папкой - он тебя шибко любит, видно это. А то мамка твоя и себя, и тебя загубив Вот заработает папка

в тундре денег и уезжайте вместе."

Я хотела бы уехать. Только мамку жалко. Без меня

она совсем пропадет.

А папку я так ни разу еще папой и не назвала.

Скорей бы он приехал, теперь-то я уж точно его папой назову. Вот он обрадуется!

"Здравствуй, мама! Пишет твоя дочь Жанна. Как ты живешь? Я живу хорошо. Папа пишет мне письма. Живу я у бабушки. Бабушка приехала из Охотска и теперь живет тут в поселке. Папа все, что заработал в тундре, оставил бабушке. Он ее и уговорил пожить со мной, пока он устроится в городе и заберет меня. Мама, что тебе прислать и можно ли тебе послать рыбу? Это в тюрьму, говорят, что нельзя посылать посылки, а в ЛТП, наверно, можно их посылать?

Целую. Твоя дочь Жанна. "

Папа прилетел, даже не доработал сколько положено в своей геологии, примчал прямо на геологическом вертолете, всех тут напугал, сел прямо у нашего дома, выскочил из вертолета, весь бородатый, в зеленой куртке с капюшоном - энцефалитке, которую все геологи носят, с большущим рюкзаком. Заходит домой, а мамка лежит с похмелья, в таз блюет. Он на нее так посмотрел, я думала - сейчас ударит. Но он на кухню вышел, меня обнял и давай из рюкзака доставать всякие вещи.

Он мне привез когти медведя и клыки. Он там медведя убил. Когти к тапочкам спереди пришиты. И, когда ходишь, получается медвежья лапа, следы такие же. Медведь вообще на человека похож. У медведицы даже груди, как у женщины.

Он говорит, что не хотел убивать, что медведь все время у них из ручья продукты воровал: масло, еще разную еду. Они в ручье, как в холодильнике хранили продукты.

А потом он за собаками начал охотиться, подстерегать их около лагеря, где они в палатках жили.

Там так смешно получилось. Начальник приехал_ поставил палатку в стороне от лагеря, где все жили. И спирт привез. Все пили, а утром к нему в палатку за похмелкой. Он сперва давал, а потом давай ругаться. "Нет говорит, спирта, идите вы, алкаши...

И тут опять кто-то в палатку заходит. А он сидит на раскладушке карту рассматривает. И не видит, кто зашел. Думал, опять за спиртом. "Нет, ругается, пошли вы... А тот кто-то как рявкнет! Он обернулся, видит -медведь у входа рычит. Он тогда говорил "Есть спирт есть". А у него коробка печенья была, он им завтракал. Вот он печенье медведю бросил, тог понюхал, съел, понравилось. Зашел в палатку и уселся. И кушает печенье. Потом все печенье кончилось, медведь посидел, рявкнул и ушел. А начальник выскочил из палатки и орет: "Медведь, медведь!

Но это еще не все. На другое утро опять кричит начальник: "Медведь, медведь!" Папа первый прибежал и видит что начальник следы около палатки увидел. Но это не настоящие следы были, а от тапочек, которые мне папа подарил. Он своего медведя еще раньше убил, когда тот на собак напал.

У них там полно медведей было. На них летом никто не охотится, а еды у них много они горбушу, икру отметавшую и помершую, едят. Красная рыба, когда икру отмечет, умирает. Все берега ручьев в тушках кеты и гарбуши.

Папа мне много чего про тундру и тайгу рассказал. А там где он работал, не тундра, а лесотундра, что значит что там стланник растет, такой кедр, но маленький, который стелится по земле, и карликовые березы, и еще разные деревья. И горы там были, сопки по-дальневосточному.

Папа рассказал, что они медведей ракетами из ракетницы отгоняли. Так их там много было. И все вороватые.

Но это папа мне все потом рассказал. А тогда в избу вертолетчики зашли, и папа поставил на стол угощение:

спирт, а мне сказал принести от соседей еды какой-нибудь. Я к корейцам пошла и попросила яиц, сала. Они сперва не хотели в долг давать, а когда я сказала, что папа прилетел, сразу дали всего.

Ну, вот, они за столом сидели, ели, пили, а тут мамка выползла из комнаты и давай похмелку просить. И они ей налили, а потом вертолетчики улетели, а папа остался. И мы с ним весь вечер проразговаривали.

Теперь моя любимая книжка: "Маленький принц". Ее французский летчик написал давно. Папа мне ее вслух читал, а теперь я сама читаю еще раз. Я вообще не очень люблю читать. Гораздо интересней, когда папа читает. Он разными голосами читает, как артист. И этого "Маленького принца" я сперва не очень полюбила, но папа объяснил, что это все про нас, про сейчас. Это везде так, что мы всегда в ответе за тех, кого приручили, сказал он. И посоветовал представить, будто я сама "Маленький принц". У меня сперва не получалось представить, а теперь получается.

Я даже стихи написала, будто я "Маленький принц".

"Я - Маленький принц,

Я в ответе за тех,

Кто поверил в меня.

Я - Маленький принц,

В мире горьких потех

Нет ни ночи, ни дня.

Я напрасно борюсь,

Дай спасенья, змея. "

А папа поехал в Охотск, расчет получать за работу. Дело в том, что он раньше времени уволился из-за меня, у них сезон еще только через месяц кончается, а он из-за моего письма прилетел раньше.

А маму из КПЗ выпустили и она сидела дома, ждала суда и пила. Вот папа и не понял - чего это я его с работы сорвала. Но он ничего не сказал, а только уехал в Охотск.

А потом из Охотска приехала знакомая и сказала, что папа живет там в гостинице и сильно пьет. Я хотела поехать, но меня не отпустили. А тут сам папа приехал, пьяный. Они весь вечер с мамой пили и ругались. А потом мамка отрубилась, а папа пил уже один.

И потом папа пошел купаться в море. Я за ним пошла тихонечко, чтоб он не видел. Он совсем без трусов купался, а у нас никто не купается, у нас и летом в море льдины плавают. Но папа долго плавал у берега, а потом оделся прямо на мокрое тело и, вдруг, меня увидел за камнями.

- Ты чо, - говорит?

- А ты чо? Ты теперь всегда пить будешь, как мамка/

А он говорит:

- Что ты, доча! Нет, конечно. Я скоро в город поеду,

устроюсь там с жильем, с работой, и тебя к себе заберу.

Тут мне делать нечего.

И видно, что он уже почти трезвый. Он потому и

полез купаться, чтоб протрезветь от холодной воды.

И назавтра он уехал, а на другой день был суд и маме дали два года ЛТП. А потом приехала бабушка, сказала, что тех денег, которые ей папа дал, нам хватит на несколько месяцев и что папа скоро за мной приедет, увезет в город, на материк. И стала со мной жить. И еще бабушка форму привезла, ее папа в Охотске купил. И теперь я снова папе пишу письма. А когда папа уезжал, я с ним прощалась и сказала:

- Прощай, папа, я буду тебя ждать.

А он вздрогнул весь, обнял меня и говорит:

- Не прощай, а до скорой встречи. Спасибо тебе, родная, что ты меня папой назвала. Я постараюсь быть достойным этого высокого звания.

"Здравствуй папа! Я тебе не хотела писать, а теперь пишу. А вообще так нечестно. Мама сидит, а ты обещал приехать а не приехал, и тоже сидишь. А я так ждала. Что же это получается, будто я совсем никому не нужна. И я теперь твою книжку про маленького принца вовсе не читаю, потому что там все неправда. И тетя Надя говорит, что лучше бы у меня родителей вовсе не было, чем такие, как ты и мама. До свидания. Твоя дочь Жанна. "

Я теперь совсем ни дневник, ни письма никому писать не буду. Они все сидят в тюрьмах, а бабушка уехала и я опять у тети Нади живу.

Калининград, 14 лет

"Верт! Что тебе надо от дочери, голову забиваешь ей всякими мелочами, письмо дошло до меня, я его прочла, что тебе надо от нее. Дочь ни на Новом Устье, ни в Охотске не находится. Я не скажу где она живет.

Ты сидишь себе и сиди. А я получаю всего 70 рублей оклада. Ты бы как отец родной голову ей не забивал всякими мелочами, своими стихами дурацкими, а лучше ей материально помогал, я думаю, так бы лучше было, подумай лучше, надо ей в данный момент материально помогать, а не всякими твоими словами и побасен¬ками.

С уважением, Нина."

Так много всего случилось за эту неделю. Но начну по порядку. Я тут перебирала свои старые вещи и нашла дневник, в который писала по папиному совету всякие разности, навроде писем папе. И так мне захотелось снова начать писать.

Я папу почти не помню, когда он приезжал, я еще маленькая была. А потом его посадили, а он хотел меня забрать в город. И я ему в тюрьму не писала. А он мне всегда писал. И такие хорошие письма, со стихами.

А потом я начала ему отвечать, а тут он из тюрьмы вышел и опять перестал писать. Я думала - что случилось! А оказалось, что это мамка письма его перехватывала. Он на дядю Колю письмо прислал, волновался, почему я ему не отвечаю. А еще, он, оказывается в каждое письмо 10-20 рублей клал. Это больше 100 рублей в месяц Он не хотел маме алименты посылать, потому что она их пропьет. Он мне посылал, а мамка, оказывается, перехватывал, а мне ничего не говорила.

И вот, он дяде Коле написал и приложил мамино письмо, где она пишет, что меня в Новом Устье нет -обманывает папу, чтоб он мне не писал.

Я так расстроилась, на мамку обиделась, но ничего ей не сказала. А папке написала всю правду, и чтоб он забрал меня отсюда к себе.

И я даже не думала, что он так быстро среагирует, а он - бах! - и прилетел. Я как раз у тете Нади была, потому что мамка опять в запое, а мне говорят: иди, папку встречай. Я, как полы мыла, в шароварах, так и выскочила на улицу. А там папка стоит с чемоданом. Я, оказывается, только думала, что я его забыла. Я его сразу узнала и все вспомнила, и побежала к нему, а он руки расставил и подбросил меня в воздух, а потом, как давай целовать. И смеется.

Он худенький, как я, и совсем не такой высокий, как я помнила. Или это я выросла?

А потом мы все сели за стол, папа шампанское привез и коньяк, и всякие вкусности городские. Я сразу на сыр навалилась, а потом на конфеты шоколадные. Одно только обидно, что меня до сих пор за детским столом кушать заставляют. Но папа взял и пересел к нам за столик.

- Тут, - говорит, - мне удобней.

Он и не пил совсем, так - только пригубил шампанское.

И так и сидел с нами за детским столиком и шутил. И все смеялись.

А потом они с тетей Надей пошли в сельсовет и в школу. Тетя Надя потом рассказала, что он такие документы предъявил, что он в газете работает корреспондентом, ордер на дом, в который я уже вписана, удостоверение внештатного сотрудника уголовного розыска и еще всякие документы.

В сельсовете все удивились: как это ему после тюрьмы такие документы дали. А он показал бумажку, что его, как политического, освободили совсем и заранее, и все что он сидел, теперь не считается. И сидел он зря. А теперь по документам он считается, будто вообще не сидел, и ему даже компенсацию деньгами дали, за то, что неправильно в тюрьме держали.

И в сельсовете, и в школе ему меня разрешили забрать. А мамке ничего и не сказали, что папа приехал. А она из дома не выходит, она в запое. И назавтра нам уже уезжать, дядя Коля нас до Охотска на своей моторке повезет, а дальше на самолете. И я пошла вечером с мамой попрощаться, только не говорить ей, что я уезжаю А у нее дым коромыслом, и бичи пьяные, и она. Я даже заходить не стала, так постояла у калитки, и ушла...

А потом столько всякого было, что я даже не упомню

всего. Я сильно устала, пока мы летели.

Когда мы из Охотска летели в Хабаровск с посадкой в Николаевске-на-Амуре, я еще не уставшая была. А папа в самолете о чем-то поговорил со стюардессой, и вдруг по радио говорят:

- Жанна Верт, которая впервые летит на самолете.

Командир авиалайнера приглашает вас в пилотскую

И стюардесса провела меня в кабину к летчикам, и мне все показали и даже разрешили порулить. Я по-настоящему сидела в кресле второго пилота и рулила штурвалом. Вот здорово! Девчонки в поселке сдохнут от зависти, когда я им об этом напишу.

И все это папка договорился. Его все слушаются.

Когда мы прилетели в Хабаровск, так там многие пассажиры, которым дальше лететь, спали прямо в аэропорту и на улице, на лавочках, потому что билетов нет в кассах, а в гостиницах мест нет. А папка зашел в милицию, показал свое удостоверение и ему сразу и билет до Москвы сделали на завтра, и в гостиницу позвонили, и даже машину дали до гостиницы доехать. А в гостинице встретили очень культурно и дали хороший номер. Только номер этот на. одного, там одна кровать стояла. А так очень большая комната, с коврами и телевизором. И еще там туалет и ванная. Я домашний туалет только в кино видела.

И потом мы поужинали в кафе прямо в гостинице и пошли гулять по Хабаровску. Мы вышли к Амуру. Такая большая, широкая река, а на другом берегу уже Китай. И город очень большой, все улицы асфальтированные, трамваи и троллейбусы ездят. Так здорово. Охотск по сравнению просто деревня.

А потом мы ели мороженное. Я в первый раз мороженное ела - очень вкусно.

А потом мы пошли спать и папа научил меня, как пользоваться кранами с горячей и холодной водой и сам налил мне полную ванну теплой воды и я здорово искупалась.

А потом папа спрашивает:

- Ты, доча, не очень стесняешься, если мы вместе ляжем? Кровать двухспальная. Но если стесняешься, я себе на полу постелю.

А меня тетя Надя перед отъездом предупреждала, что папа, хоть и папа, но мужик. А я уже большая девочка, у меня уже лифчик первого размера и менструации уже полгода. И я сперва тете Наде не поверила, а в гостинице чего-то испугалась. А вдруг!

Тетя Надя говорила, что все мужики одинаковые кобели. Да я и у мамы насмотрелась на них. Правда, там все чужие были, а тут папка. В общем, я сперва не знала, что ответить. А потом подумала: как же это так, папка на полу спать будет, как собака. И говорю:

- Что ты, папка! Чего это я тебя стесняться буду.

Только давай я в шароварах лягу.

А он говорит:

- Не выдумывай глупости. Человек должен раздетый спать чтоб тело отдыхало. Мы с тобой все по другому сделаем, мы возьмем второе одеяло и каждый будет под своим одеялом спать.

Он это здорово придумал. И мы так и спали - каждый под своим одеялом и каждый на своей подушке. И я почто совсем не боялась того, о чем мне тетя Надя говорила.

А утром мы на очень большом самолете улетели в Москву. И я здорово устала в этом самолете, потому что мы аж восемь часов летели. И вылетели мы в 10 часов утра и прилетели в Москву, а там тоже 10 часов утра. Вот здорово. Это Земля крутится, а мы с такой же скоростью летим и время не движется.

И в Москве мы на такси поехали к его двоюродной сестре. Она где-то в Кремле работает, очень большой начальник. А сама маленькая, меньше меня, и голосок такой кукольный, будто она понарошке так говорит. Она сразу затащила меня в ванну, шампунь туда налила, и я вся в пене лежала.

У нее однокомнатная, но большая квартира, а книг, как в библиотеке. И опять одна кровать. Она себе на раскладушке постелила, а мне опять с папой спать пришлось. И опять я все предупреждения тети Нади вспомнила.

И папа уже совсем заснул, а я все еще не спала, только притворялась. И тут у папы рука во сне на меня свалилась. И, может ему что-то приснилось, будто он с женой спит, но рука его меня обняла и коснулась груди. Я с трудом удержалась, чтоб не вздрогнуть. И начала из под его руки выползать. Но тут он что-то пробормотал и на другой бок повернулся. И мне так стыдно стало, что я о нем плохо подумала. И я сразу успокоилась и решила немного подремать. И задремала. А когда открыла глаза, папа уже был одетый и колдовал на кухне.

Папа приготовил нам яичницу с ветчиной, накрошил салат из соленых огурчиков и капусты со сметаной и сварил вкусный чай.

Мы поели одни, потому что его сестра ушла на работу. А потом папа поехал на вокзал за билетами в Калининград, а я сидела дома и смотрела телевизор. В Москве по телевизору показывают аж 5 разных программ.

Потом папа пришел с билетами на вечер и мы гуляли по Москве. Москва мне не понравилась. Очень шумно и много людей и машин. Мне понравилось только в метро и на Красной площади.

И вечером мы попрощались с его сестрой и выехали в Калининград. Мы проспали всю ночь в отдельном купе на двоих, (папа объяснил, что это самое дорогое купе), а утром уже приехали. А я бы дольше ехала, в поезде так здорово, можно в окно смотреть, по радио музыку играют, везде ковры, всякие блестящие штучки и кнопки, и можно какой угодно свет в купе делать, даже синий. И в вагоне-ресторане здорово: едешь и кушаешь.

"Здравствуй мама! Я теперь живу с папой, ты не обижайся, мне тут лучше. Я хотела попрощаться, но ты была пьяная. Папа работает, у нас свой дом с ванной и туалетом - это он на работе получил - у меня есть своя комната. Учусь нормально. Только тут учиться хуже, чем в поселке, и все девчонки вредные задаваки. "

Я живу в городе. У нас с папой целый дом прямо в центре города. Этот дом ему дали на работе. Он работает начальником питомника караульных собак на охране железной дороги. У него форма железнодорожного начальника. У меня есть целая своя комната. А еще в доме ванная и туалет, так здорово, что не надо бегать на улицу.

Сперва мне было как-то странно, что и собака живет в доме У папы огромная собака, дог называется. Он весь черный и такой большой, что может меня лизнуть в нос даже не поднимая голову. Зовут его. Ральф. Я только сперва его боялась, а потом поняла, что он добрый. Только меня он не очень еще слушается.

У папы в питомнике еще десять собак. Все овчарки и один полуовчарка и полуволк. Зовут Байкал. Его все боятся, кроме папы.

Я уже немного помогаю папе на работе. Варить собакам похлебку, убирать клетки. И даже кормлю двух овчарок сама, они меня не трогают. Это самый лучший следовик (он по следу здорово ходит) по кличке Кинг и хитрая овчарка Альфа.

А вот в школе у меня проблемы. Девчонки все против меня настроены, что я не так модно одеваюсь, как они, что не крашусь, не курю и с мальчишками не дружу. Конечно, они тут выросли, их папы ходят в море и привозят им фирменные шмутки. А папа в море не ходит. А фирменные джинсы стоят 250 рублей - еще тридцать добавить и будет вся папина получка. Он и так мне ни в чем не отказывает: что попрошу, то и покупает. Я один раз села ему на плечи, как маленькая, и говорю: катай. Он и стал меня катать по дому. Так здорово! Я еще прокачусь на папе обязательно, только надо шаровары надеть, а то в платье как-то неловко.

У меня один раз горло немножко болело, папа на работу не пошел, все сидел около меня, поил вареньем с малиной, лекарствами разными и сам мне банки ставил на спину. И я совсем его не стеснялась, что я без майки. Дура эта тетя Надя, что мне про папу говорила, он вовсе не такой, как другие мужики.

Он работает начальником питомника, а еще в редакции пишет всякие статьи и в милиции помогает воров и бандитов ловить.

И когда я ему рассказала, что все в джинсах ходят, а я нет, он сказал мне следующее:

- Джинсы - деталь, доченька. Шальная мода глупых ребятишек. На Западе, которому они столь наивно пытаются подражать, джинсы обычная рабочая и повседневная одежда для всех возрастов. Но в школу уважающая себя девочка ходит в красивом платьице или в школьной форме. В джинсах удобно играть с собаками, мыть окна, ездить на велосипеде, возиться в огороде.

А на другой день после школы папа взял меня с собой и мы пошли прямо в магазин "Альбатрос", который для моряков торгует на специальные талоны ил на валюту. И папа выбрал мне модные джинсы-варенки, такие только у одной девчонки есть в классе, у других простые синие, фирмы "Леви Страус". И папа пошел в кассу и заплатал талонам-бонами, он потом сказал, что купил их у загранморяка.

А я хитрая Я все, что папа про джинсы говорил, все запомнила. И я взяла, да пригласила некоторых девчонок которые собак любят, посмотреть папин питомник. И они пришли после школы, а я окна мою в этих джинсах. Они так удивились, и спрашивают меня:

- Жанка, а чо ты в таких крутых джинсах окна моешь?

А я отвечаю: ,-

- А в чем же еще. Джинсы - это одежда для работы,

для загородных прогулок. А в школу культурные девочки ходят в платьице или в форме.

Они так и припухли.

А потом, когда папа пришел, я окна мыть перестала и попросила папу показать девчонкам питомник. Папа сперва удивленно приподнял бровь, увидев меня в новых джинсах и с тряпкой, а потом смекнул в чем дело, подмигнул мне весело и говорит:

- Ты и сама прекрасно покажешь. Только смотри не напугай их, не выпускай собак, а то, не дай Бог, покусают.

Девчонки и так уже Ральфом напуганы были. У них-то какие собаки - так: колли да сеттеры, да эрдель. У одной Ну а на питомнике, особенно, когда я к Кингу, потом к Альфе в вольеры зашла, ну вообще - облом. Представляю, сколько разговоров будет завтра в школе вокруг моей персоны!

А я здорово в собаках разбираться стала. Уже много всяких пород знаю.

Папа совсем дома не бывает. Он еще на одну работу устроился временно, на станцию юных натуралистов сторожем. Ночь дежурит, две отдыхает. Ему дежурить нетрудно, он с собой берет Кинга и Альфу, они сами за него весь сад и станцию эту охраняют.

Это, наверное, все из-за тех джинсов дурацких, они же дорогие.

Зато по вечерам папа меня с собой берет. На юнатке интересно, там старинный немецкий еще сад, в нем, как в джунглях, заблудиться можно. И там я познакомилась со Светкой. Мы с папой шли по саду и, вдруг, собаки облаяли кого-то наверху. Мы смотрим, а в деревьях кто-то сидит. Папа говорит - слазь, а этот кто-то не слазит, а с ветки на ветку, как обезьянка прыгает. А потом папа говорит, что слазь, мол, мы ничего тебе не сделаем, а, наоборот, с собаками познакомим - они добрые, и на станцию сводим, попугаев посмотреть и других животных.

Тогда этот кто-то кричит тоненьким голоском:

- А не врешь? Папа говорит:

- Не вру, малыш, не вру, чтоб мне лопнуть. Слазь, подружимся, я чую, что ты пацан бойкий.

Он слез и оказался не пацаном, а девчонкой с исцарапанными коленками по имени Светка.

Светка, как и я, учится в седьмом классе и живет рядом с нами в пятиэтажном доме. Они с папой как-то сразу подружились. Уже потом я узнала, что у Светки нет папы, а только мама и брат старший. Еще у нее есть дворняжка по кличке Белочка, очень умная. Светка играет только с мальчишками, а девчонок терпеть не может. Она очень любит всяких животных, а ее на юнатку не пускают, говорят, что она хулиганка.

И теперь Светка все время проводит у нас в доме и на питомнике. Она папе там помогает и со всеми собаками, кроме Байкала, уже подружилась. Я даже ревную папу к ней.

А вообще, здорово, что Светка есть. Мы с ней по городу много бродим, одна я пока еще боюсь заблудиться и дорогу переходить из-за машин, а у папы не всегда время есть со мной гулять. А со Светкой не страшно.

Папа он хороший, но не всегда. Вот к нему всякие ребятишки липнут, а он их домой тащит и денег им лает как будто мы миллионеры. Притащил такую тихоню Наташку. Говорит, что из-за собак с ней познакомился, что она собак очень любит. Он на этих собаках вообще помешанный.

А эта Наташка сидит и молчит, а как кушать - так все ест за обе щеки. Чего он в ней нашел? Мы вечером играли возились, так я здорово ее за волосы надрала — пусть знает. Правда, не заплакала, покраснела вся, напыжилась, но молчит, не ревет. У нее все руки в цыпках, аж противно.

И вчера папа повел меня велосипед складной покупать. Я думала — мне, а это этой Наташке, у нее, видите ли, день рождения. У меня, так старый велосипед и не складной, а ей новый, за 70 рублей купил. И еще хочет, чтоб я сама ей его дарила. Я так разозлилась на папку.

Он что-то понял, но промолчал. И мы до вечера не разговаривали, будто поссорились. А вечером папа говорит, что ему Наташку надо найти, но он не хочет к ней домой заходить. И попросил меня помочь.

Ну, мы на такси приехали к ее дому, я зашла, а папа внизу ждал. Мамка Наташкина говорит, что Наташка в школе. Что ей в школе вечером делать? Ну, поехали мы в школу. Захожу, а Наташка полы в вестибюле моет. Я ее спрашиваю:

- Чо это ты полы одна моешь? А она покраснела вся и молчит. Тут папа зашел. Я его спрашиваю:

- Чо это она одна тут упирается? А он отвечает:

- Видишь ли, дочурка, у нее мама всего 70 рублей получает, а отца нет. Вот мама и оформилась в школу уборщицей, а на самом деле Наташа работает. Днем она стесняется, по вечерам вкалывает, оттуда и цыпки.

Я сперва растерялась, на папу смотрю, а он такой печальный стоит. Я тогда рукава засучила и говорю:

- Ты езжай домой, папа, а мы тут быстро закончим и приедем.

Он весь расцвел, но ничего не сказал, повернулся и домой поехал.

А на другой день мы Наташкин день рождения справляли. Ей 14 исполнилось. Папа курицу зажарил с картошкой, купил в кафе целую миску мороженого и газировки всякой в бутылках. Светка была. Потом музыку крутили, мы танцевали. Папа тоже танцевал, только он не умеет, как медведь топчется.

Я подарила Наташке велосипед. Она сперва не поверила, а потом, вдруг, заплакала. А папа петом мне сказал, что у Наташки две мечты: чтоб велосипед был и собака.

Мы, - говорит, - собаку ей тоже подарим. Мама ей запрещает щенка брать, самим, мол, жрать не на что, а я ей дам, вроде как вырастить для питомника, и буду продукты для выращивания давать: мясо, крупы, жиры, овощи. А потом к щенку привыкнут и я его им подарю официально, как лучшей помощнице питомника охраны.

Папа, он, конечно, молодец. И добрый. Но я все равно с Наташкой дружить не хочу. Вот со Светкой - это другое дело, она веселая.

"Здравствуй, мама! Мы живем хорошо. Папа послал тебе посылку, я его упросила. Мы послали тебе сало, чеснок, мед и несколько пар чистых шерстяных носок. Ты, когда освободишься, сюда лучше не приезжай. Лучше я к тебе погостить приеду."

Я знаю, что я немного жадная. Только папа не прав, я не жадная, а бережливая. Конечно, он привык один жить, а ему одному много ли надо. Вот и дает всем, кто что попросит. Для всех добрым не будешь, ему-то никто ничего не даст, если плохо будет.

Я как-то сказала, что по маме скучаю. А он, дурак, взял да привел вечером какую-то бичиху пьяную с вокзала. Я долгой пришла, а там эта тетка пьет. Меня увидела, и давай слюни пускать: у меня такая же доченька есть, с мамкой пьяницей мается.

Я понимаю, это папа на нашу мамку намекает, да что я - дура, что ли, не понимаю. А все равно мамку жалко.

Я эту бичиху выставила и с папой весь день не разговаривала.

А вечером я стихи написала и папе не показала.

"Я не жадная, не скупая,

Я хорошая, не такая.

Бережливая я немного,

Ты меня, мой отец, не трогай.

Ты бы жил, так как я -Беднячкой,

Знал тогда бы, что стоит Счастье.

Не тащил бы добро с порога... "

А дальше не получилось. То ли поставить "Побоялся бы, что ли, Бога". Или "И понял бы меня немного".

У нас классная очень хорошая. Она, как и я, из поселка. И ко мне хорошо относится. Недавно одна девчонка пригласила меня с ней и ее родителями съездить в Каунас, в Литву, на день на машине. Я папе говорю:

- Напиши в школу, будто я заболела, записку.

А он говорит:

- Жанна врать без особой необходимости совершенно

незачем. Подойди к классной, объясни, что у тебя возможность съездить в Каунас, она тебя и отпустит.

Ну я и подошла. А она и вправду отпустила, а еще дала денег семь рублей и попросили купить коробку конфет для нес.

В Каунасе здорово было. Как за границей. Такой город чистенький и красивый. Мы в музее чертей побывали, там всякие черти и на рисунках, и в статуэтках. А еще - в музее Чюрлениса, художника такого. Но у него рисунки непонятные, хотя тоже красивые.

И я купила две коробки конфет. Одна большая и очень красивая - ассорти называется. Вторая не такая красивая, называется "Красный мак".

Вот я домой приехала и думаю: какую же подарить учительнице. Спросила папу. Он засмеялся.

- Во-первых, - говорит, - не подарить, а дать, тебе же заказывали конфеты. Во-вторых, ты можешь вообще ничего не давать, а просто деньги отдать и сказать, что не купила. А уж если дарить, как ты выражаешься, так дарят всегда от сердца, а не то, что похуже. Кстати, "Красный мак" гораздо вкусней, чем ассорти.

Ему хорошо говорить. А у меня таких красивых конфет сроду не было. В эту коробку, где ассорти, я все бы свои бумажки и письма сложила. Только папа опять будет думать, будто я жадная.

Я взяла, ленточки аккуратно развязала и коробки открыла. И позвала папку.

- Папка, - спрашиваю, - вот, если я из одной коробки конфету съем, а взамен из другой обратно положу, она же ничего не узнает.

А он говорит:

- Жанна, она и так не знает даже, что ты конфеты купила. Не майся дурью.

И утром я взяла и отнесла большую коробку с ассорти. Она взяла и спасибо сказала. После уроков я домой пришла, а папа уже дома. Я говорю:

- Папа, как ты думаешь - какую я коробку подарила училке? Он говорит:

- Конечно, большую. Я спрашиваю:

- А откуда ты догадался? А он говорит:

- Ты же моя дочка.

И в щеку меня поцеловал.

А потом наступил Новый год. А папа, как назло, уехал в командировку на два дня. Что-то у него по охране грузов срочно получилось, какой-то груз важный сопровождать в Ригу.

Нет, сам Новый год мы вместе встречали. Папа свечи зажег, торт шоколадный сам и спек, очень вкусный. Наташка была и Светка. Папа ровно в 12 ночи бутылку шампанского открыл, и все немного выпили. А потом бесились и телевизор смотрели. Плохо только, что погода тут, в Прибалтике, дурацкая: на улице Новый год, а снега нет и дождь идет.

А потом папа уехал в эту командировку, а я пошла на елку для железнодорожников. И там Дедом Морозом был папин начальник, я его сразу узнала. Ну, Дед Мороз — это для малышей, а все равно здорово. И тут начали подарки раздавать и он вручил мне пакет большой. Я его распечатала, а там книжка и конфеты ассорти, точно гакие, которые я учительнице отдала. Я даже растерялась сперва. А потом подошла к Деду Морозу и спрашиваю:

- А как вы догадались, что я о таких конфетах мечтаю? А он говорит:

- Так подарки-то сами родители покупали. Мы их только раздаем на елке.

Мне так захотелось папку увидеть, а его нет из-за этой дурацкой командировки. Ничего, приедет - я его поцелую, но не скажу, за что.

Я, когда время есть, теперь часто слушаю песни Окуджавы и Высоцкого. А сперва я эти песни не понимала. Но папа их часто слушал и я начала их понимать. А вот современные песни мне не нравятся. Не пойму я этих девчонок, что от "металлистов" или "Алисы" балдеют. Крик, грохот, слов не разберешь. Я по телевизору этого Кинчева видела из "Алисы". Он так кривляется, будто баба.

К нам классная приходила. Это потому, что папа ни на одном родительском собрании не был. И она решила познакомиться с моими родителями. Так забавно было.

Она заходит во двор и к ней сразу подбегают два черных терьера. (Папа во дворе часто собак держит чужих, у которых хозяева куда-то уезжают на время). Она хотела обратно в калитку выйти, а они ей дорогу преградили. Это их папа так научил - никого не выпускать. Я слышу, кто-то кричит: уберите собак! А мы как раз чай сели пить с тортом. Я Наташке говорю:

- Кого-то собаки дерут, пойди посмотри. Наташка вышла, собак отогнала и вернулась с училкой. Та заходит, а к ней Ральф подходит знакомиться. Его голова как раз ей до плеча, она, как и я, невысокая.

Потом папа приказал Ральфу - место! Ральф ушел, а она говорит:

- Ну и ну. Собак-то у вас! Я классный руководитель вашей дочери, пришла познакомиться. Папа говорит:

- Очень приятно, садитесь с нами чай пить. А Светка со шкафа, она - ненормальная - последнее время стала на шкафу кушать, мы ей туда тарелки и чашки подаем, говорит:

- Вы собак не бойтесь, они ученые, не тронут. Она портфель на стул положила и села. Папа ей огромный кусок торта отрезал и чай налил. И говорит:

- Вот, все мои девчонки.

- Та спрашивает:

- А хозяйка где?

- Хозяйки нет, - отвечает папа. - Я тут и за хозяина, и за хозяйку.

Училка замялась, но про мамку не спросила, постеснялась. Только по сторонам посмотрела. А у нас что, у нас чисто везде.

- Как же вы без женщин справляетесь? - спрашивает классная.

А Светка со шкафа сообщает:

- Он у нас один за двоих, он - пама, папа и мама.

А тут, вдруг, рация в комнате запищала. Папа вышел, спрашивает:

- Начальник питомника слушает.

И из микрофона говорят, даже на кухне слышно:

- Попытка проникновения в складские помещения на груздворе. Срочно усильте оперативную группу своими сотрудниками.

Папа подхватился, револьвер в карман засунул и бежать. Светка со шкафа спрыгнула и за ним. А классная совсем растерялась и спрашивает:

- Он что, милиционер? Я говорю:

- Нет, он охрана железной дороги. Начальник питомника.

Потом мы втроем чай пили, только без папы скучно, и без Светки. Я учительнице свою комнату показала и папину. Она похвалила, что у меня в комнате порядок, все лежит на своем месте. А на папину комнату головой покачала. Там у него все бумагами завалено, книгами, на столе пишущая машинка стоит и накурено.

Тут папа со Светкой пришли. У папы на щеке царапина здоровая. И Светка сразу рассказывать начала.

- Трое, - говорит, - на складе уже замок сбили. Тут Альфа как прыгнет одному на плечи, он аж заорал. А Кинг второго взял.

- А ты, пап? - спрашиваю я. - Тебя-то кто поцарапал? Папа помялся.

- Да так, - говорит, - пришлось третьего самому задерживать, а он сопротивлялся.

- Он его через себя кинул, - торопится Светка, - а там какой-то штырь торчал. И тот упал и не встает. Оказалось, что он на этот штырь напоролся прямо мягким местом. Скорую вызвали.

Училка посмотрела на нас и сразу засобиралась. Конечно, не дом семейный, а дурдом вперемешку со зверинцем.

А на другой день к папе следователь пришел и допрашивал его по поводу вчерашнего. Тот, который на штырь напоролся, в суд на папу подал. И его обвиняют в превышении служебных полномочий. Ой, как его посадят опять, ненормального!

В школе сегодня на меня все учителя так смотрели. Это классная, наверное, рассказала, как мы живем забавно.

Ничего, зато все ребята к нам играть любят приходить. У них дома не поиграешь и гостей не пригласишь. Там у них ковры, хрусталь, мебель полированная - не поиграешь. А у нас ничего лишнего и все можно, никто не ворчит и мораль не читает. И орать можно, соседей-то нет. Вот только, когда папа после ночного дежурства спит, мы не шумим и разговариваем шепотом. А когда он не спит, он или с нами играет, или на машинке печатает, работает для газеты. И когда тихо становится, он сразу из своей комнаты выглядывает.

- Подозрительная, - говорит, - тишина. Никак что-то натворили.

Он говорит, что ему ребячий писк помогает работать.

Здравствуй папа! Светка передает тебе привет и спрашивает, можно ли ей писать тебе письма. Она совсем тощая стала, занимается бегом и вообще спортом. Мы ходили с ней в кино "Я вышла замуж за тень", это про девушку, которую бросил муж, а у нее должен был родиться ребенок. В поезде она встретилась с другой девушкой, которая тоже ожидала ребенка, но у нее все складывалось счастливо. Стирая белье она - несчастная девушка -отдала счастливой обручальное кольцо. Та сказала, что это плохая примета. И действительно, поезд пошел под уклон, счастливая девушка погибла. Ее звали Патрин. Осталась Элен. Она очнулась в больнице, у нее родился сын. И ее приняли за Патрин. К ней пришли родственники Патрин и не заметили, что это другая девушка. Даже врачи не верили ей, считая, что от потрясения у нее произошел сдвиг в мозгах. Потом объявился ее муж Франк и начал требовать с нее деньги. В конце концов она назначила ему свидание и зарезала его. И стала жить в этой семье, хотя мать Патрин умерла.

Потом мы пошли домой и я стала кормить голубей. Они ко мне привыкли, уже ходили под ногами и не боялись меня. Но я допустила ошибку: взяла одного голубя в руки. Он забил крыльями, отказался от хлеба - так напугался, а когда улетел, то предупредил остальных голубей, и они перестали ко мне подходить.

Подходили только воробьи.

Погода у нас очень жаркая, но я пока еще не купалась. Потому что нет купальника, то есть тот, который купили, очень плохой - в том -письме я его тебе рисовала. Он, как у Светки.

Я познакомилась с девочкой Машей, ей тринадцать лет, она учится в параллельном классе. Круглая отличница. Но она ходит в танцевальный кружок и на самом деле не круглая, а прямоугольная. Я пошлю ее фотокарточку.

Пока до свидания. Целую, твоя дочь Жанна. "

ПРОТОКОЛ ОБЫСКА

Обыск начат в 13-00

Обыск окончен в 17-10

Следователь отдела (управления) внутренних дел исполкома Балтийского РИК Совета народных депутатов города Калининграда.

Лейтенант Андреев С. В. в присутствии понятых Пастуховой Е.П. и Останковой С.П. в присутствии дочери Верта В.М. Жанны Владимировны, Верт на основании постановления Прокуратуры с соблюдением требований ст.ст.169, 170, 171 и 177 УПК РСФСР произвел обыск по адресу ул.Портовая-7, о чем в соответствии со ст. 176 УПК РСФСР составил настоящий протокол.

Перед началом обыска перечисленным лицам разъяснено предусмотренное ст. 169 УПК РСФСР их право присутствовать при всех действиях следователя и делать заявления по поводу этих действий, подлежащие занесению в протокол.

Кроме того, в соответствии со ст. 132 УПК РСФСР разъяснена им обязанность удостоверить факт, содержание и результаты обыска.

Перед началом обыска Ж.В. Верт следователем объявлено постановление о производстве обыска, после чего Ж.В. Верт предложено выдать денежные сбережения, ювелирные изделия и другие вещи и бумаги ее отца Верта В.М.

Ж.В. Верт выдать что-либо отказалась, ссылаясь на то, что у отца нет упомянутых ценностей.

Произведенным обыском обнаружено и изъято:

1) Военный билет на имя Верта Владимира Михайловича.

2) 3алисная книжка красного цвета с записями.

3) Конверты с письмами из Хабаровского края, Израиля, Московской области, Франции в кол-ве 27 писем.

4) Пятнадцать машинописных листов со стихами.

5) Цилиндрический кусок металла белого цвета.

6) Медаль "За отвагу", медаль "100 лет со дня рождения Ленина", орден "Знак почета".

7) Две пишущие машинки марки "Оптима" и "Эрика" производства ГДР.

8) Две общие тетради с записями.

Следователь л-т Андреев С. В. "

"РСФСР, Министерство юстиции, Охотский народный суд Хабаровского края, 662400, п.Охотск, ул.Партизанская-9, по запросу Калининградской прокуратуры.

На Ваш запрос отвечаем, что жена Верта В.М., Нина Николаевна Верт, девичья фамилия Сюлина, лишена родительских прав в отношении дочери Верт Жанны Владимировны. Все родительские права переданы ее отцу Верту В.М. Направляем копию решения.

Председатель суда Романов И. И. "

"Прокуратура СССР Прокуратура РСФСР 103760, Москва, К_31, Кузнецкий мост, 13 Верт Жанне Владимировне

Сообщаю, что Ваша жалоба (заявление) направлена в прокуратуру Калининградской области, откуда вам сообщат о принятом решении.

В случае обжалования принятого руководством этой прокуратуры решения просим приобщать полученные ответы, которые будут Вам возвращены.

Прокурор отдела писем Довлюк "

"И. О. Прокуроры Калининградской области тов. Густову А.П.

Направляется на рассмотрение ошибочно адресованная в Верховный суд РСФСР и поступившая в Калининградский областной суд жалоба дочери осужденного и отбывающего наказание в учреждении ОМ-216/9 Верта В.М. о необоснованности якобы отказа о пересмотре судебного решения.

По данным районного народного суда такие материалы на осужденного Верта В.М. не поступали и не рассматривались, в связи с чем проверить законность и обоснованность действий администрации учреждения судебные органы не правомочны,

и.о. Калининградского областного суда В.Л. Москаленко "

"Здравствуй, дядя Володя!

Пишет Вам, как ты уже вспомнил, подружка Жанны Света. Она сказала мне, что Вам писать можно. Оказывается, вы находитесь недалеко от моей тетки, она проживает в деревне Прудки, наверное, ты уже хорошо ознакомился с местностью и знаешь, где находится п.Гвардейское, там у меня живет двоюродный брат с женой, я не раз ночевала у них летом, или, что самое обидное, в самой Славяновке, тоже у брата, я там пропадала целое лето, и сейчас каждую субботу езжу куда-нибудь, в одно из трех мест, там у меня много друзей и подруг.

Если бы я знала раньше, то давно бы уже побывала у тебя, к тебе же, наверное, могут пустить? Или хотя бы какая-нибудь передача. В конце письма я напишу свой адрес. Или даже сейчас: г.Калининград, ул. Загорская, дом 3, кв.5, Луценко Свете.

Когда Вы ко мне заходили, я еще жила на Лесопильной, но наш дом вскоре отремонтировали и мы переселились на старое место. Попугайчика и собаки у меня нет теперь. Но это все семейные трагедии, в основном из-за женитьбы брата. Да лучше, я думаю, сказать на словах, в письме я толком не объясню. Но если это невозможно, то постараюсь расписать в следующем письме.

Даже не знаю что еще написать, кажется, ничего такого за это время, не произошло, хотя есть изменения и в моей жизни, и в моем характере. В общем, если возможна встреча, то четко! А если нет, то напишу все в следующем письме.

Заканчиваю свое письмо. До свидания! Жду ответа. Света. "

"Москва, Прокуратура РСФСР,

Отдел по надзору за соблюдением законности в местах лишения свободы. Подготовлено юристом Ивановым А. Б. по материалам, предоставленным в юридическую контору Верт Жанной Владимировной.

Из писем и разговоров на личном свидании я вынесла убеждение, что мой отец, Верт Владимир Михайлович, подвергается в месте лишения свободы - ОМ 216/9-необоснованным репрессиям, в частности, был помещен, будучи здоровым, в барак, где содержатся больные туберкулезом, что можно расценивать, как принудительное заражение.

Личное дело в ИТУ-9 велось начальником отряда старшим лейтенантом Свентицким О.П. небрежно, предвзято. Рапорта о нарушении режима содержания, по которым он был наказан правами нач.отряда, соседствуют с поощрениями по приказам начальника колонии. Не все поощрения внесены в личное дело. Наказания нач.отряда не погашены. Мы приводим выписки о поощрениях и взысканиях, чтоб картина была более ясна.

22.10 - Присвоить звание "Передовик производства" - по итогам соревнования за 3 квартал, приказ 161.

16.04 - Разрешить дополнительное свидание - по итогам труд. соревнования за 1 квартал, приказ 62,

29.04 - Присвоить звание "Лучший по профессии" - по итогам труд. сор. за 1 кв. Пр.67.

13.05 - Разрешить дополнительную отоварку на 3 рубля. В честь 1 мая. Прик.72.

20.08 - Подтвердить звание "Лучший по профсссии" - по итогам тр. сор. Прик.131.

6.11 - Разрешить дополн. отоварку на 3 рубля - в честь Годовщины Октября, Пр.175. 18.11 - Разрешить дополнительное свидание - по итогам труд. сор. Пр. 187.

20,12 - Грамота за 1-е место по спорту в Олимпиаде - к Новому году, Пр.201. И нарушения:

30.01 - Курение в неустановленном месте - предупреждение.

4.01 - Опоздал на развод на работу-предупреждение.

25.02 - Опоздал на развод на ужин-предупреждение.

20.03 - Изъят запрещенный к хранению предмет (часы наручные) - предупр.

18.09 - Изъяты записи, порочащие систему ИТУ - лишен права отоварки по постановлению нач. режима.

9.10 - Во время дежурства по камере у сокамерником изьят запрещенный к хранению предмет (шариковая авторучка) -предупреждение.

Стоит ли комментировать подобные "нарушения"? Думается, не стоит.

Все это и многое другое приводит к выводу, что осужденный Верт подвергается необоснованным репрессиям со стороны администрации ИТУ-9.

Эта жалоба направляется одновременно с кассацией о необоснованности осуждения Верта В.М., которая находится в Верховном Суде РСФСР."

"... Из всего этого можно сделать вывод, что следствие по делу Верта В.М. произведено формально, без учета многих объективных фактов. Суд должен был передать дело на доследование, но не сделал этого.

Даже в случае признания судом Верта В.М. виновным в превышении служебных обязанностей, наказание представляется чрезмерным и не соответствующим сути обвинения. Совершенно не учтена личность обвиняемого, то, что он один воспитывает несовершеннолетнею дочку, отлично характеризуется по работе, имеет положительные отзывы, как внештатный сотрудник уголовного розыска и редакции молодежной газеты. Привлечение его к ответственности по ст. 206 часть 2 УК РСФСР противозаконно с точки зрения юридиспруденции, а превышение служебных обязанностей не предусматривает форму наказаний, связанных с лишением свободы. Но даже это обвинение не выдерживает никакой критики, если учесть, что Верт В.М. производил задержание без применения собаки в отношении потерпевшего, а падение потерпевшего на штырь в земле является парадоксальной случайностью..."

"Привет из Калининграда. Здравствуй, Владимир Михайлович. С приветом, Светлана.

Прошу прощения за молчание. В начале отдыхала от дома, затем эта работа, брат устроил меня к себе на завод, чтобы я не бездельничала во время каникул (по его мнению), и напала какая-то ерунда, никому не написала ни строчки, уже приходят вторые письма, а я все не отвечаю. Обычно со мной такого не бывает, не нужно обижаться, ладно.

У меня все нормально, пока работала, питалась в столовой, на раздаче увидела Светку Орлову, Жанкину одноклассницу - глазам не поверила, ну так немного поговорили. Живет она также с сестрой и нянчится уже с 4-мя детьми, сестра как и прежде давит на нее. Она мечтает быстрей выйти за муж и уехать жить к нему. Но ей еще надо ждать, когда паспорт получит, а потом получить разрешение в исполкоме. А парень, вроде, есть - учится в морском училище и ему уже 19 лет.

Твоя Натаха все ездит на велосипеде, который вы ей с Жанной подарили, и учится в кулинарном училище на повариху. Больше про нее ничего не знаю, она все такая же тихоня, а собака у нее жива, только живет уже не в квартире, а во дворе, огород охраняет.

Я живу одна, мама в больнице, а брат с сыном и женой в отпуске. Жанка часто ночует у меня, ей дома скучно. И сейчас дома у меня такой "бардак", боюсь, что скоро от соседей будет жалоба к участковому милиционеру, что мы допоздна музыку крутим и бесимся. Ну вот, вроде и все. С приветом, Светлана.

До скорой встречи."

"Лапа, здравствуй! Сразу хочу написать, что твои письма я не получала. Только те, которые мне переслала Светка из Калининграда. Я даже не знаю, почему твои письма не доходили, может, это твои охранники их не отсылали из зоны.

Но сейчас я живу в Хабаровске в общаге и поступила в училище.

Я не могла больше одна оставаться в этом доме, особенно, когда Ральфа отравили. На питомнике работают совсем чужие люди, твои начальники все время приставали, чтобы я освободила этот дом, потому что это служебное жилье для тех кто работает в охране. Мама выслала мне на дорогу и я поехала в Охотск, но в дороге познакомилась с одной девчонкой, она ехала поступать в училище техническое, а туда поступают без экзаменов с восьмью классами, и я поступила вместе с ней.

Ты не обижайся, я же не виновата, что тебя опять посадили в тюрьму, пусть ты даже не виноват. Я написала, как твой адвокат мне сказал, в Москву и везде, только отовсюду плохие ответы.

Мой адрес в Хабаровске: г. Хабаровск, ул. Маршала Баграмяна, дом 65, комната 34. Я живу там вдвоем с той девчонкой, с которой в поезде познакомилась, ее зовут Ленка. А со Светкой в Калининграде мы переписываемся.

Больше писать нечего, целую, твоя дочь Жанна."

"Верту В.М., ИТУ-9,

для ознакомления.

Настоящим по жалобе дочери осужденного Верта В.М. уведомляется руководство ИТУ-9 о назначении комиссии по проверке условий режима содержания осужденного Верта в ИТУ-9. С фактом проверки осужденного Верта В.М. требуется ознакомить под роспись.

Старший следователь отдела по надзору за соблюдением законности в местах лишения свободы Сергиенко М. Т.

Прокуратура РСФСР."

"Прокурору Калининградской области.

Просим произвести доследование по обвинению Верта В.М. по статье 206 ч.2. Материалы доследования переслать в Прокуратуру РСФСР."

"Начальнику ИТУ-9

п-ку Васильеву А.С.

Связи с доследованием по делу осужденного Верта В.М. вышеупомянутого перевести в СИЗО г. Калининграда.

Прокурор Калининграда Дофуто С.М."

"В связи с заболеванием острой формой туберкулеза осужденный Верт В.М. переведен из ИТУ-9 в больницу СИЗО Калининграда. Заключение о болезни, подписанное начмедом майором Момот Т. Т., прилагаю.

Начальник ИТУ-9

полковник Васильев А. С. "

"Здравствуй, пап!

Пишу тебе письмо прямо на уроке. Сегодня прогуляли с подругой первую пару лекций по экономической географии. Старосте группы всякую ерунду наговорили - почему нас не было: вроде поверила.

Завтра у нас физкультура, в бассейне плавать будем, а я боюсь воды, ты меня так и не научил плавать. В конце этого семестра у 1мас 5 экзаменов, сессия - в июне, потом трудовой семестр, прикинь - 45 дней вкалывать на пользу училища. Вот такие дела в училище.

У нас было тепло, а сегодня пошел снег. По радио объявили: 14-15 - пурга, а потом резкое потепление. Вчера лужи по дороге, все в осенних пальто, а сегодня сугробы и все в шубах.

Даже не знаю, что писать, вроде все по-старому. Ходили в кино, на дискотеку, живем, учимся - вот и все наши занятия. Ладно, пока. Пиши. И все же - чем ты болен ?

Лиши на мой адрес, только не указывай свои, тюремный, я его и так прекрасно знаю. Не обижайся, я не хочу, чтоб в общежитии

знали, что ты сидишь."

"Начальнику СИЗО.

Настоящим прилагаю письмо осужденного Верта В.М., перехваченное у сержанта Нахибулина С.Г. при попытке осужденного переслать его нелегальным путем.

Письмо для оперативно-режимной части интереса не представляет. Прошу наказать осужденного за нарушение режима содержание. Рапорт по поводу нарушения устава сержантом охраны мной подан."

"Здравствуй, Жанна.

Ты жалуешься, что я редко пишу. И в то же время постоянно предупреждаешь меня, чтобы не было в письмах тюремного адреса. Адрес подписываю не я, а цензор. Поэтому я могу отправлять письма только нелегально, через охрану. А такой случай подвертывается редко.

Кроме того, я долго не знал твоего адреса. Ты же смоталась из Калининграда, когда почувствовала, что райская жизнь за широкой папиной спиной кончилась.

Поэтому моя основная переписка идет между мной и твоей бывшей подружкой Светой. Это мужественная и честная девочка. Жаль, что ты не обладаешь ее качествами. Хотя ты еще ребенок, но и она даже моложе тебя.

Впрочем, это моя болезнь, наверное, заставляет писать так раздражительно.

"Здравствуй, мой папа!

Твое письмо меня застало в Хабаровске и, как видишь, я пишу в ответ, завтра уже буду в Охотске. Скоро начнется распиливание молодой хорошей девушки, т.е. меня, моей мамкой.

Сразу сообщаю тебе, пиши на мой домашний адрес в Охотске, а не на главпочтамт. Зачем уж ты так плохо думаешь о моей маме, не будет она твои письма от меня прятать. Только не указывай обратный адрес.

И вообще, как мы хорошо раньше жили, а! Ну, ладно, давай я тебе напишу, как я загорела, стала такой черной, прямо как негр. И у нас в Хабаровске уже неделю держится 35 градусов, а изменений не предвидится. А еще, на нашем питании и при такой духоте я стала плотной девушкой, которая очень хочет быть худенькой, как раньше. Рост 1 метр 58 см, а вес 56 кг. А надо бы 51 кг для моего роста, прикинь, целых 5 кг лишних. Представляешь, если бы я кончила училище и целыми днями сидела на сидячей работе, во что бы я превратилась.

А ты, наверное, худой. Но ничего, освободишься - отъешься.

Завтра еду, я уже писала, надо купить чего-нибудь домой, завтра с утра буду бегать по магазинам.

Ладно, надо кончать, а то уже поздно. Пока. Пиши на домашний адрес.

"...И при том, Петр Васильевич, почему мы должны разгребать за комитетчиками их грехи. Ясно же, что Верта посадили по их прямой указке. А крайними, как обычно, остались наши органы. Ему даже отдаленно нельзя было инкриминировать 206-ю, он вообще никаких противоправных действий не совершал. Кроме, разве, стихов о Ленине. Стихи я прилагаю, да теперь-то эти стихи отнюдь не криминальные. Сейчас у Коротича в "Огоньке" в сто раз более страшные вещи печатают. А у Верта всего лишь одна строка: "А то, что называется свободой, Лежит в спирту, в том здании, с вождем."

Вообщем, я не знаю, что мне по этому расследованию делать. Может, мы просто освободим его по амнистии Горбачева для строгого режима - условно-досрочно? И волки сыты, и овцы целы..."

"УВД Калининградского облисполкома Начальнику отдела исправительно-трудовых учреждений тов.Токареву В.Г.

Направляю для рассмотрения дело по условно-досрочному смотрению осужденного Верта В.М.

О результатах рассмотрения прошу сообщить мне лично.

Старший помощник прокурора области по надзору за соблюдением законов в ИТУ, старший советник юстиции А.Н.Комаров"

"Жанна, ты учти, что папа твой - человек отчаянный. Я до сих пор не знаю: убежал ли он или его ошибочно освободили. Но он живет ,- меня, у меня мама в больнице, а брат в отпуске на Украине, ч никуда не ходит на улицу - прячется от ментов. Тебе надо договориться ним, где вам встретиться и вместе с ним уехать из Калининграда.

А то его опять посадят... "

"...Удивляюсь как это вы не посоветовались с нашим ведомством. Нельзя было его отпускать именно сейчас, мы же даем страшное оружие этой шайке Коротича и "демократам" паршивым. Очень рекомендую прихватить вашего Верта за какое-нибудь нарушение законности. Благо, он нигде не работает и не прописан в Калининграде. Условно освобожденный ЗЭК - существо пока бесправное. Пришейте ему 210-ю за вовлечение несовершеннолетних в пьянку. Он как раз живет у 15-летней девчонке, а та стоит на учете в детской комнате: курит, выпивает, хулиганит..."

"Ориентировка

Разыскивается Верт В.М. Среднего роста, смуглый, щуплый, короткая стрижка, может представляться врачом, журналистом, сотрудником милиции.

Особые приметы: нос сплющенный, с перебитой переносицей, как у боксера, уши с выступающим антикозелком, овальные, прижатые плотно. Глаза большие, круглые. На левом виске продолговатый шрам.

При задержании соблюдать особую осторожность, так как разыскиваемый владеет приемами восточной борьбы."

"... Вот теперь вы молодцы. Мои комитетчики помогут его прихватить, мы уже разослали ориентировку по своим каналам. Можете инкриминировать ему нападение на сотрудников МВД.

А вообще-то, вы лопухи. Не смогли втроем задержать штатского лопуха. Рассказать, что этот "поэт" поуродовал трех оперативников - никто не поверит."

"Жанна! Твой папа такое тут натворил. Мы дома сидели, смотрели телевизор. Тут - звонок в дверь. Я открыла, а меня отпихнули, и трое жлобов в квартиру ввалились. И прямо в комнату, к твоему папе. Ну, на одного его Кинг бросился, он как раз Кинга с питомника увел, нечего, говорит, лучшему моему псу в охране работать.

А дальше я не видела, только грохот в комнате, потом твой папа выскакивает, весь в крови, меня поцеловал, не волнуйся, сказал, Жанне напиши, что я ее найду, и убежал. Я в комнату зашла, а они, все двое, на полу лежат. На одном шкаф, а на другом осколки телевизора.

А Кинг того, третьего, помял, покусал и за дядей Володей убежал..."

('Здравствуй, Света!

Столько всего произошло. Папа опять в Охотск прилетел. Вернее, приплыл на катере. Он в розыске милицией, поэтому с чужим паспортом. Никто его из моей родни не видел. Я иду себе, вдруг, кто-то за плечо взял. Я дернулась - а это папа.

Ну, мы и уехали с ним. Я мамке письмо оставила, что в Хабаровск поехала, в училище. Она не поймет, что в училище еще каникулы.

Я сейчас не буду писать тебе, где мы с папой находимся и куда поедем, а то папа говорит, что твои письма могут менты проверять.

Мы с ним по всей стране ездим, так здорово, все повидали..."

Папа у меня совсем ненормальный человек. Иду я себе по Охотску, вдруг как схватит кто-то за плечо. Я дернулась, а это - папка. Он под чужими документами путешествует и сюда приплыл на катере, с капитаном за бутылку договорился.

Я оставила мамке письмо, будто я в училище, в Хабаровск, срочно еду - она все равно не знает, что учиться еще рано. И мы с папкой опять на катер, приплыли в Николаевск-на-Амуре, оттуда на геологи¬ческом вертолете - у папы там знакомые геологи - до Хабаровска, а из Хабаровска по железной дороге

приехали в Биробиджан.

По паспорту папа теперь Иванов Владимир Михайлович. А у меня паспорта еще нет. Мне 16 исполнится только осенью, через два месяца, но у меня есть свидетельство о рождении, только папа запретил его показывать, потому что там написано, что я Верт, а эту фамилию милиция ищет.

И вот мы не в гостинице жили, а папа договорился с какой-то бабкой, мы на ее квартире живем, а она у внуков в доме. Мы ей платим целых 25 рублей в месяц, зато полные хозяева в квартире.

Папа утром уходит, а в обед уже приходит с деньгами. Я никак не пойму: кем же это он работает.

Я его спрашиваю:

- Ты кем работаешь? А он смеется.

- Аферистом, - говорит, - работаю. Я говорю:

- Возьми меня с собой, мне интересно.

Сперва мы пошли на базар. Там еще у входа нам стали предлагать магнитофоны, холодильник и вообще - все, чего в магазинах нет. Но мы прошли на рынок и усмотрел папа каких-то деревенских на машине. Подходит к ним и спрашивает:

- В чем трудности?

Те на него посмотрели, а папа при галстуке, в костюмчике сером, говорит вежливо. Ну и говорят:

- Да вот, надо стенку купить, а где?

- Нет проблем, - говорит папа. - На складе как раз есть финские. 750 рублей и полтинник в лапу директору. Я за услугу беру четвертак.

Те обрадовались.

- Садитесь, - говорят в машину, - поедем покупать. А папа говорит:

- Может, лучше на моей, у меня "Мерседес".

Я едва стою - полный отпад, как папуля брешет. Но ничего - поехали на их машине. Зашли в магазин. Папа сразу вовнутрь, к директору. Выходит, удрученный такой.

- Виноват, - говорит, - зря я вас обнадежил. Кончились финские. Есть только бельгийская одна, но по спецзаказу, перекупить дорого.

У тех глаза загорелись.

- Сколько, - спрашивают?

- Тысяча двести пятьдесят, это без моего интереса.

- А посмотреть бы...

Зашли мы в служебное помещение, прошли во двор,

на склад. Там папу уже знают. Показывают стенку -действительно крутая. Настоящее дерево, резьба, всякие зеркала, стекла в хромированных ободочках. Те папу в сторону отвели, шепчут на ухо:

- Берем, мол, денег не пожалеем.

Папа их скорей через магазин обратно на улицу увел, посадил в машину.

- Сидите, - говорит, - не возникайте. Попробую договориться, но чтоб тихо, директор боится налево продавать.

Ушел в магазин, ждем мы его. Деревенские все планируют, куда эту стенку ставить будут. А я думаю: как же это папа их надурит? Наконец возвращается. В руках пакет. Садится в машину, достает из пакета конверт из толстой бумаги, объясняет:

- Мы сейчас отсчитаем нужную сумму, я конверт надпишу и вы отдадите его в кассу. Только смотрите, чтоб у кассы других покупателей не было, не дай бог, заметит кто. Пока хозяйка будет платить, вы заезжайте во двор, готовьтесь к погрузке. Грузовик для перевозки мебели я уже нанял. Погрузить надо быстро. Будете помогать, да и проследите, чтоб комплект погрузили. Когда отъедем - дадите мне за протекцию 50 рублей.

Ну, те обрадовались, быстро уложили в конверт 1250 рублей и дают его папе. Папа пакет на коленях пристроил, на него конверт положил и давай ручку иекать. Вытащил из пиджака и уронил. А в машине - у них "Москвич" старого образца - тесно. Елозил папа, елозил, попросил ручку у них. Нашли наконец. Пишет он на конверте:

"Взнос за мебель в полном размере по спецзаказу." И отдает его хозяйке. А хозяину говорит:

- Я хозяйку подстрахую, а ты дуй во двор, скоро грузить будем.

Ну, тот во двор поехал, а она в кассу побежала. А папа меня за руку взял и мы с ним тоже дунули, только не в магазин, а в соседний двор, проходной. Пробежали тот двор, выскочили на соседнюю улицу, папа руку поднял, остановил какого-то частника. И поехали мы с ним домой.

Когда приехали, я спросила:

- Папа, а что это мы убежали, даже не взяли твоих 50рублей за то, что ты им помог купить? А он говорит:

- Афоризм, он же мошенничество, он же авантюризм, он же обман доверчивых граждан предусматривает стопроцентное изымание денег и не довольствуется 50 рублями. И достает из того пакета, на котором писал, чистый конверт, а из этого конверта кучу денег, все 1250 рублей.

Я так и обомлела.

А вообще, папа стал какой-то не такой. Злее, что ли? И бесшабашней. И пить стал. Правда, он не так пьет, как другие, не напивается. Но все время чуток под газом. Утром - пивка, к обеду - стакан вина, вечером - коньяка пару рюмок.

Мы из того города, где папка пакет с деньгами за мебель подменил, сразу уехали. У нас вещей мало: мой чемоданчик и папин рюкзак. Теперь мы живем в городе Волгограде. Там такая статуя громадная - женщина с мечом, что ее лучше, чем телевышку видно с любого конца города. Телевышка, кстати, рядом стоит, на этом Мамаевом Кургане. И туда поднимаешься по гигантской лестнице, и музыка все время играет.

Папа объяснил мне, что он не может нигде осесть постоянно, чтобы работать и честно жить. Он надеется, что скоро его перестанут искать милиционеры, если перестройка будет продолжаться. А пока мы вынуждены мошенничать и прятаться. Даже в поезде, пока мы ехали в Волгоград, папа обдурил какого-то парня в соседнем купе. Он представился геологом, а парень как раз ехал в геологическую партию работать. И они пили вместе, а потом начали в карты играть, в 21, это когда надо не больше 21 очка набрать. И папа все время набирал больше того парня.

Я рядом сидела, чай пила. И думала, что папе везет. У них на банке уже 200 рублей стояло, а потом папа вытащил из колоды сразу два туза и забрал все деньги с банка.

А парень затылок почесал и говорит:

- У нас, вроде, все тузы уже вышли?

А папа улыбается.

- В этой колоде, - говорит, - шесть тузов. Что-то у тебя с памятью, парень. Пьянеешь слишком быстро для геолога.

Ну, тот и замолк. А я точно видела, что все тузы уже вышли. А как папа их снова в колоду засунул, я и не заметила. Он настоящий мухлевщик. Он мне такие фокусы с картами показывал - обалдеешь!

Вобщем, папа какой-то не такой стал. Он мне теперь меньше нравится. Хотя я его понимаю и жалею.

В этом Волгограде нам здорово повезло. Папа встретил знакомого собаковода и договорился, что месяц поработает в их собачьем клубе инструктором. Он здорово умеет собак дрессировать.

И вот теперь мы живем, как белые люди. Клуб выделил нам трехкомнатную квартиру с собакой. Вернее, это не клуб выделил, а начальница клуба уехала в отпуск на Черное море, а собаку - у нее здоровенный черный терьер - не с кем оставить. Вот она и разрешила нам пожить у нее. Собака у нее злющая, даже на папу рычала, но он быстро заставил ее слушаться. Взял стул ножками вперед, загнал Дика между шкафом и дверью и подцепил поводок. А на поводке Дик сразу стал послушным.

За квартиру мы не платим. Наша плата - папа обещал Дика хорошо отдрессировать.

Квартира богатая: ковры, хрусталь, телевизор с видиком, финский холодильник. Они собаку только сырым мясом кормят, и в холодильнике оставили кучу пакетов с мясом. И еще всякой еды. Мне очень нравится, как папа готовит. Он всегда ужин сам делает. Вчера на ужин он прямо в духовке на вертеле - так такой прут железный крутится от электричества - изжарил цыпленка. Я все пальчики облизала. Я особенно люблю грудку и крылышки, и папа мне их всегда дает.

А еще он делал шоколадный манный торт. Это надо взять муку, добавить немного манной крупы, испечь бисквит, а пока бисквит печется, надо делать крем шоколадный. Берется сметана, из яичных желтков делается с сахарной пудрой гоголь-моголь, туда заливается густое какао, а потом все смешивается со сметаной. Такой клевый крем! А торт - объедение: кусочек съешь - и сыт, а еще и еще хочется есть. Мы этот торт целую неделю ели.

Вот так бы всегда жить, на своей квартире богатой. Только скоро хозяйка приезжает. Да и опасно долго в одном городе жить. Хотя папа бороду с усами отпустил, все равно его могут схватить и посадить.

И сегодня к папе приходило много всяких людей и давали ему деньги, и какие-то договора подписывали. А на утро он уже взял билеты на поезд. Мы рано, в пять утра, пошли на вокзал и уехали. А ключи оставили соседям. Хозяйка дала телеграмму, что приезжает в 8 часов утра из отпуска.

Мы сидели в купе сонные и папа взял у проводника кипяток и сварил два стакана быстрорастворимого кофе. Мы пили кофе, а папа, вдруг, стал смеяться. Я спрашиваю:

- Ты чего смеешься?

- Представил рожу хозяйки, - говорит. - Приедет она, а к ней посетители пойдут одни за другими. Я же ее квартиру сдал семи человекам, и со всех взял деньги

вперед за год.

Да, я про такое только в книжках читала, про таких

мошенников. Ой, как поймают папу - куда я тогда денусь?

'Здравствуй, папка!

Я живу хорошо. Скучаю. Только ты не задирай нос, то я по тебе скучаю. У нас тут, в пионерлагере, хорошо

весело. А главное - море. Вот уж никогда не думала, то буду жить на самом Черном море и плавать научуся о настоящему!

Кормят нас хорошо, я даже все не съедаю.

Ну, пока все. Светке я, как ты учил, пишу через тебя. ют и в этот конверт вкладываю письмо: ты его надпиши пошли Светке.

Вот и все, пока. Целую, твоя дочка Жанна "

Папа взял, да отправил меня в лагерь пионерский. Я не люблю в таких лагерях отдыхать, у них тут все по звонку: подъем, линейка и т.д. Не отдых, а служба в армии, как у солдат.

Но тут - море. А за море можно и потерпеть их дурацкий распорядок дня.

Город называется Анапа. Папа занят какими-то своими махинациями в Краснодаре, он что-то там в цирке делает. А меня он отвез в Анапу и договорился с начальником, чтобы тот принял меня без всяких документов.

Я уже немного научилась плавать. Тут вода такая соленая, что сама держит пловца на поверхности. Я только волн еще немного боюсь, а ну, как утащат от берега на глубину. Но в большую волну мы не купаемся.

Папа приезжает каждое воскресенье. Он хочет устроиться на работу в передвижной цирк-зверинец. Там не шибко смотрят на документы, а у него фальшивый паспорт.

Тут отдыхают настоящие негры, один есть в нашем отряде. Он немного говорит на русском языке. Он курчавый, как барашек, и очень черный. А от загара кожа у него не темнеет, как у нас, а бледнеет.

Я сперва думала, что он хороший мальчик и пошла с ним в личное время после ужина гулять на пляж. Мы сели в камнях, камни теплые после дня от солнца и сидеть на них приятно. И он, вдруг, начал приставать и хвататься, и говорить, будто я ему нравлюсь.

Я ему дала под глаз кулаком и сказала, что если он еще раз меня тронет, то я ему такое "Ай лав ю" покажу, что в больнице лечить будут, в хирургическом отделении.

А многие девчонки, тут есть такие дылды с титьками, как у взрослых тетенек, с ним ходят и даже лазают вечером в пещеры. И вообще, у нас в группе половина девчонок уже спала с мальчишками. Я никогда ничего такого себе не позволю, а только по любви, когда выйду замуж.

У меня уже долго не было месячных, я сперва напугалась, но наш лагерный врач не стал даже меня осматривать, когда узнал, что я приехала с Крайнего Севера.

- Это , - говорит, - дело обычное, идет адаптация к новому климату. Естественная физиологическая задержка.

А папа мне, когда я его спросила, сказал, что у моей мамы, когда папа ее на материк привез, тоже так было. И я ему совсем поверила и перестала волноваться. А то, говорят, что в бане даже девочка может забеременить, если сядет на лавку, где мальчишки баловались...

Да ну! Что это я пишу всякие глупости в дневник. Надо поподробней расспросить папу об этой физиологии, да забыть. Я еще маленькая, мне это не нужно.

Вчера я такое страшное видела. У нас в Анапе хиппи живут, чуть постарше меня девчонки и мальчишки. Они просто отдыхают дикарями, ходят в рваной одежде, попрошайничают или подрабатывают, кто так как может. Все с гитарами, костры жгут и от ментов прячутся в пещерах. Милиция их не забирает, а просто гоняет. Я с одной девчонкой, Машка зовут, познакомилась и даже из столовой ей еду таскала. Так она рассказала, что они из города в город кочуют вдоль по побережью.

И вот, вчера я гуляла с подружкой из Иркутска - тоже ведь с Севера - мы с ней забрели далеко, там где виноградники колхозные. И кушали этот виноград, хотя он еще зеленый, но все равно вкусный. Вдруг недалеко машина "Волга" останавливается с шумом. Мы скорей присели в кустах, чтоб нас не заметили. А оттуда два толстых грузина или азербайджанца (я их не различаю) вытащили двух девчонок из этих хиппи. И там я Машу узнала.

Девчонки здорово напуганы были, и эти черножопые кавказцы потащили их в кусты и давай насиловать. А те и не сопротивляются почти, только плачут и просят отпустить. И мы с подружкой смотрим, все видим, а сами шевельнуться боимся.

Потом все кончилось и те мужики уехали, а девчонки лежат и плачут. Мы к ним подбежали, давай их утешать. Оказалось, что это сестры, что живут они в Ленинграде, что у них только мама есть, а папа в тюрьме сидит. А с хиппи они поехали потому, что денег на море съездить нету, а еще они любят хипповую музыку.

После того, что случилось, они захотели уехать домой. А денег у них нет. Я отвела их в лагерь и достала из чемодана те деньги, что мне папа надавал. Он думает, что я их трачу на что-нибудь, а я не трачу - я бережливая. И я дала сестренкам сто рублей и проводила их на вокзал.

И еще я спросила у Маши:

- У тебя это в первый раз? Она всхлипнула и говорит:

- В первый. Я спрашиваю:

- Больно было? А она говорит:

- Я так напугалась, что боли почти не чувствовала. Просто страшно и противно. Он такой толстый, потный и так навалился...

И опять всхлипнула.

В воскресенье приехал папа. Мы с ним гуляли по городу и я, вдруг, увидела, как из "Волги" вылазит тот кавказец, который Машу насиловал. Я папу за руку дернула и говорю:

- Видишь этого толстяка? Запомни его, я тебе про

него что-то расскажу.

Я все папе рассказала и он даже побледнел от злости. Он, когда сердится или волнуется, не краснеет, как мама, а бледнеет. "Волга" эта стояла у какого-то кафе. Мы заглянули в это кафе и увидели, что толстяк покупает у официанта конфеты и вино. Мы вышли на улицу и папа быстро открыл дверь машины своим ключом ( у него всякие ключи от дверей и машин есть) и мы залезли на заднее сидение и заперли за собой дверь.

Вышел грузин, сел, завел мотор и поехал. Нас не видит, а я с папой сижу на корточках сзади. Тут папа достает из кармана авторучку, приставляет ее конец к затылку толстяка и говорит строго:

- Не дергайся, езжай прямо. Если что - стреляю без предупреждения.

Тот замер весь, но едет, слушается папу, поворачивает, где надо и молчит, только сопит.

Выехали за город, как раз то место, где мы в виноградниках прятались. Я папе шепчу на ухо:

- Вот тут все было. Он говорит:

- Вот и хорошо. Тормози, падла и вылазь из тачки, не оглядывайся.

Вышли они с папой из машины. Отошли в кусты и не видно их. Я не выдержала, проскользнула и давай подсматривать.

Тот толстый все еще спиной стоял. И тут папа на шаг отступил и говорит:

- Можешь повернуться.

И руку в карман положил правую, будто у него там что-то есть.

Тот повернулся и говорит:

- Что хочешь, кацо? Дэнэг возьми, машину хочешь -возьми.

А папа говорит:

- Ты, сучара, это место не припоминаешь? Ты тут девчонок несовершеннолетних насиловал!

Слушай, дорогой, - отвечает грузин. - Зачэм так говоришь? Какой дэвбчка, совсэм блядь была. Тут их много в пэщерах живут, грязный такой, как ныщий ходят. Мы их по-доброму просил: давай немного, мы дэньги давать будэм. Нэт, говорят, мы дэвушка. Какой дэвушка, совсем блядь, грязный такой. Их кто сюда звал? Мы тут хозяин, нам такой дэвушка нэ нужен, пусть едыт домой.

- Ну, ну, - говорит папа. - Для тебя, падла бацильная, любая русская - блядь. А эти девочки чьи-то дети, они никому зла не делали, а вы их, как тряпку половую, смяли. Ну, да что с тобой разговаривать. Тебя задавить надо. Диктуй адрес товарища, с которым был.

- Зачэм адрес? Слушай, это большой начальник, в исполкоме работает. Его нэльзя обижать. Он в шестом кабинете в исполкоме работает, начальник отдэла называется.

Папа о чем-то задумался и руку из кармана вытащил, лоб утереть. И этот толстяк на него сразу бросился и сшиб его с ног. И они начали кататься по земле и тузить друг друга.

Я сперва растерялась, а потом подобрала корягу, подошла к ним и, когда толстяк - он сильный, наверное, - папу подмял, стукнула его по затылку изо всех сил.

Тот весь обмяк и папа его столкнул с себя и встал. И говорит мне хриплым голосом:

- Спасибо, дочурка. Уж шибко здоровый тип. Потом папа достал из кармана бритву и вырезал грузину на лбу три буквы, которые на заборах пишут. Кровь потекла, толстяк дернулся - очнулся, но папа стукнул его носком туфли под подбородок и он снова потерял сознание. Мы сели в "Волгу" и поехали обратно в город. Папа остановил машину у исполкома и велел мне ждать. Он вышел скоро и вид у него был обычный, только лицо очень бледное. Мы снова сели в машину и поехали в пионерлагерь, где забрали мой чемодан.

Машину мы оставили у автовокзала и на первом же автобусе уехали в Краснодар. Там у папы номер в гостинице "Арена" - это цирковая гостиница и там живут все, кто работает в цирке.

В автобусе мы все время молчали, а когда приехали, я спросила, что он сделал со вторым из исполкома? Папа угрюмо буркнул:

- У него там охрана. Ничего я не смог сделать. Хотел табуретку ему на башке разобрать, да не смог. Сильная охрана, сразу бы взяли. А я не один, ты же понимаешь...

Понимаю, сказала я.

И погладила его по руке.

И он улыбнулся.

Калининград, 16 лет

"Здравствуй, мама! Зря ты на папу обижаешься, он же не виноват, что его в тюрьму сажали. Зато теперь у него все в порядке. У меня тоже все хорошо, я учусь, а папа создал собственную фирму и много времени занят.

Я посылаю тебе перевод. Потрать эти деньги на себя, папа много зарабатывает, я еще вышлю. Жанна."

Так многое изменилось за прошедший год!

Я не о денежных переменах: с деньгами вообще бардак в нашей стране. Я о нас с папой. Мы почти весь год ездили с ним в зверинце. Папа устроился туда простым рабочим, обслуживал ряд хищников: тигры, львы, леопарды и другие. Но через месяц папа вылечил тигрицу, которую зоотехник уже собрался списать, как неизлечимую. И директор, такой зазнайка Ковалев, назначил его зоотехником.

Вернее, хотел назначить. Но папа отказался. Тот аж растерялся, как это отказываются от начальствующей должности. И тогда он предложил папе работать его главным заместителем. И папа согласился, а тот увидел, как у папы все здорово получается по работе и умотал в отпуск. У него дом в Пятигорске.

И вот мы с папой начали работать. Он - директором, пока тот в отпуске, а я начала ухаживать за обезьянами. У нас семь обезьян: макака-резус, яванский макак, такой важный, павиан с женой и еще три макаки-резус - супруги с ребенком.

Сперва они вредничали, пытались меня укусить или ущипнуть. А, как мимо вольеров близко идешь, так за волосы хватаются. Хорошо, что у меня короткие волосы.

Я получала зарплату вместе с папой. И зарплату, и колесные, и командировочные, и суточные. Много выходило. У папы, правда, больше. Он еще за ветврача получал полставки. Он здорово умеет лечить любых животных. Даже слониху Кингу вылечил от глаз.

Эта слониха всех хоботом била, ни с кем дружить не хотела. А ухаживал за ней такой алкаш, что папа взял, да уволил его. Все говорили, что теперь папа с Кингой намается, она ему все ребра переломает. Но они подружились, и папа даже с ней гулять ходил и она у него с цепи, которая за ногу ее держит, не вырывалась - слушалась.

У нас столько всяких приключений было в этом зверинце! Всего не расскажешь. Папа обо всем этом написал книгу "Болото ¹ 1 или Записки афериста".

Мы жили в цирковом вагончике на колесах, там у меня была отдельная комната и у папы тоже, у нас была кухня с холодильником, мы здорово жили. Только зимой, конечно, трудно, когда переезд, когда электричество отключено. Но папа мне заранее номер в гостинице снимал, а сам с рабочими мерз.

Рабочие его уважали, но все равно пили по-черному. Все пили. Даже директор раз в квартал уходил в запои дней на десять и папа вызывал врачей его отхаживать.

Папа тоже выпивал. И, порой, помногу. Он утром пил шампанское, а вечером коньяк. Пришлось мне с ним немного повозиться. Туг я свою маму не раз вспомнила.

А потом папа совсем пить перестал, стал по вечерам много на машинке печатать - писал свою книгу, а деньги перестал транжирить, начал копить.

Он сказал, что "чует ветер перемен".

И правильно папа чуял, не подвел его нюх. Перемены начались, на папин запрос его знакомые в Калининграде сообщили, что розыск прекращен, что документы снова пересматривают и ему, видимо, получится полная амнистия: все сроки скинут и дадут за отсиженный срок денежную компенсацию.

Так оно и получилось, только компенсацию он не пошел выбивать, "брезгую" сказал, а начали мы с ним жить на скопленные в цирке деньги. Папа последнее время еще собак лечил, прививки им делал от чумки, энтерита и гепатита. И неплохо зарабатывал. Ему даже директор сказал, что вы, Владимир Михайлович, больше меня зарабатываете. Намекнул, вроде, что делиться надо, но папа показал ему шиш и уволился.

Мы приехали в Калининград и его политические товарищи помогли ему открыть свое дело. Его частная фирма - это газета "Полезные Советы", журнал "Аферист" и компьютерный центр, где оказывают любые компьютерные и полиграфические услуги. Офис расположен прямо в городской типографии. Директор типографии тоже папин хороший знакомый.

Своего жилья у нас пока нет, но папа снимает шикарную трехкомнатную квартиру с мебелью и всеми причандалами. Еще папа купил машину - старенький "Фольксваген"- и рулит на ней вовсю, хотя прав на вождение у него нет. Эта машина, хоть и подержанная, но гораздо лучше наших новых "Жигулей".

Я учусь в экологическом лицее, там дают крае¬ведческое образование. Мы изучаем, например, историю античности, историю государства Российского, философию, экологию и этологию и множество специальных предметов. Те, кто кончит лицей на отлично, имеют право без экзаменов поступить в калининградский госуниверситет на географический или ихтиологический факультет.

Я хочу кончить с отличием и поступить на географический.

Стихи я давно не пишу и вообще - наше сходство с папой больше внешнее, чем внутреннее. Он поэт и романтик, и немного авантюрист. А я прагматик и рационалист. И мне больше по душе точные науки и размеренная, спокойная жизнь с уверенностью в завтрашнем дне.

Я и так с мамой, а потом с папой намучилась, напутешествовалась - сыта по горло. Но теперь, слава богу, все наладилось. Дела у папы идут отлично, материально мы живем отлично ( по сравнению, конечно, с прошлым), никто за папой больше не охотится. Он много внимания уделяет мне, и нам интересно вместе.

Я долго не писала свой дневник, а теперь что-то захотелось. Даже с папой обо всем не пооткровен¬ничаешь, как с дневником. Я перечитала свои старые записи - какие наивные мысли, ошибок полно. Теперь у меня гораздо богаче словарный запас. Папа со мной никогда речь не упрощает, я его сначала вообще не понимала, что он там говорит такое, научное. А теперь мне даже интересно, когда какой-то оборот или термин малопонятный.

Да и в лицее я уже на равных с одноклассниками. Они уж шибко грамотные, лицей-то престижный. Сперва мне трудно там было учиться. А теперь только физкультуру не люблю. Делаем, как дураки, разные упражнения, будто на гимнастике утренней.

А на других уроках у нас даже отметки не ставят, просто лекции, как в институте, собеседования разные.

Мы сами пишем рефераты, даже по английскому.

Недавно девчонки купили в киоске "Записки афериста". Прочитали всем классом. И что-то на меня начали коситься. Я сперва и не поняла - чего это они?

А они спрашивают:

- Это кто такой Верт, автор? Он тебе не родственник? Я удивилась.

- Папа, - говорю, - мой папа. А что? А они:

- Как что! Так это про тебя, ты с ним вместе в цирке слонов укрощала?

- Ну, я, - говорю. - Ну и что тут такого? Обычная работа. Если хотите знать, так с обезьянами, где я работала, потрудней, чем со слонами. Кинга одна была, а обезьян семь штук и все вредные и хитрые. Так кусаются...

И стали они меня попросить папу им показать. А что папу показывать, он и так спонсор нашего лицея. И учебники нам бесплатно печатал в типографии, и аппаратуру купил для занятий по лингвистике и английскому. Только никто, кроме меня и директрисы об этом не знает. Это я попросила, что б никто не знал. А то мне неудобно будет учится тут.

Ну, привела я всю кодлу к папе на работу, он молодец - быстро сориентировался: усадил девчонок за компьютеры играть в разные игры, а мальчишкам рассказал про свою газету и про журнал. Газета специально с двух больших букв озаглавлена: "Полезные Советы" - намек на советы депутатов. Это специальная газета для пожилых людей, там нет совсем рекламы и много семейных советов по хозяйству и всяких домашних хитростей. А журнал на самом деле не "Аферист", а антиаферист. Он учит людей защищать свою честь, свои права, предостерегает от разных нечестных организаций и людей, там тоже нет рекламы.

Папа рекламу просто ненавидит. Как услышит про "Сникерс" с "Баунти" или про "Русский дом Селенга", так сразу телевизор выключает. Он вообще-то редко телевизор смотрит, больше видики. А газеты только просматривает.

Потом папа всех нас сводил на экскурсию в типографию, а потом выдал нам кучу денег и порекомендовал "пропить" их в кафе "Пингвин", где самое вкусное мороженое продают. Полностью моих лицеистов он очаровал. Теперь мне все завидуют, что у меня такой папа - аферист.

Папа принес домой компьютер и теперь я на нем свой дневник пишу. Он научил меня закрывать свою информацию (свои файлы по-компьютерному) секретным паролем, так что никто, кроме, меня мой дневник не прочтет. А еще у нас есть принтер, такая пишущая машинка, которая подсоединяется к компьютеру и сама печатает.

Папа сказал, что, если я что-нибудь толковое напишу, - он может издать книжку. Надо побольше записывать, потом выбросить ненужное и очень личное, и получится книга про мою с папой жизнь. И назову я ее "Мой папа-аферист".

Только про зверинец можно целую книгу написать.

Я просмотрела еще раз свои записи. Уже с целью их использования в книжке. И пришла к выводу, что самые ранние записи, сделанные в Охотске и на Новом Устье (у нас говорят - на Устах) должны быть интересны для материковских читателей. Ну, что такое материк - все северяне знают. Это те, кто живет не в Заполярье и. не на Крайнем Севере.

У папы в журнале есть рубрика: "Детские байки", где он публикует детские рассказы, стихи. Он там опубликовал мой детский стих про курицу. И я даже получила гонорар.

Я сейчас почти не пишу стихи. Другие интересы. А папа часто пишет стихи. Недавно у него вышел сборник политического стихотворения. Там стихи, которые распространялись нелегально в списках (рукописях) и за которые его сажали в тюрьму. А сейчас он готовит сборник под названием "Зверинец". Там будут и в самом деле стихи про зверинцы, цирки, а еще про современную жизнь, которая очень напоминает жизнь в зверинце.

Светка теперь редко к нам заходит. Она стала пить,, красится ужасно и гуляет с какой-то подозрительной компанией. Я как-то с ними ходила гулять, ну и поняла, что они дураки: пьют вино из горла, курят, хулиганят. Шпана, жизни не видели.

А Светка такая же осталась, она и честная, и добрая. Совсем ей эта компания не подходит. Но, вроде, у нее там пацан есть и она из-за него ходит с ними. И, похоже, у нее с ним серьезно. Может, они даже уже и живут вместе по-настоящему.

Я очень люблю смотреть "Поле чудес". А папа не любит, говорит, что противно смотреть, как люди из-за кофеварки или магнитофона с ума сходят. Может, он и прав в чем-то, а мне все равно интересно. Особенно отгадывать с ними вместе.

И вот я придумала кроссворд про животных и послала от папиного имени. И он понравился, и папе пришел вызов. Он сперва рассердился, а потом решил поехать, но со мной вместе. И все получилось чудесно. Я всегда знала, что папа у меня умный, но на соревновании он вообще всех превзошел. Правда, ему повезло - там все задания были по собаководству. А уж о собаках папа и вправду все знает.

Мы вышли к рулетке вместе. Папа только на таких условиях и поехал, что я рядом буду стоять. Он объяснил ведущему, что большую часть кроссворда вроде бы я сочинила. Соврал, но для того, чтоб вместе отгадывать. А то меня одну бы и не приняли на соревнование.

И вот как все было. Да, я всем своим в Охотск написала, что буду по "Полю чудес", чтоб они смотрели. И в Калининграде все знали. И вот вышли мы на первый круг. Задание: "Как Зазывалась самая крупная собака России, которая могла в одиночку справиться с молодым медведем?"

Мы третьи были. Перед нами женщина и парень. Женщина ответила, что это лайка. И у нее сразу микрофон отобрали, лайка разве самая крупная. Парень назвал букву "Д". И попал. Вторую букву он назвал "Р". И промазал. И дошла очередь до нас. Ну, папа, естественно, барабан вращать не стал, а прочитал небольшую лекцию об этой породе. О том, что в создании породы принимал участие Петр Первый, что собаку очень любили купцы для охраны лабазов, что о ней писал Куприн... Едва его ведущий остановил, так папа настроился по поводу этих Меделянских псов просветить телезрителей.

Потом мы сидели в зале и папа мне на ухо на все вопросы раньше участников отвечал. А потом была игра со зрителем и вопрос был такой: "Какой собаке поставлен памятник недалеко от церкви Святого Бернара". На этот вопрос я и без папы смогла ответить - это сенбернар Барри. И я подняла руку и ответила. И получила хорошенький магнитофон. Подарю его Светке, у меня уже есть магнитофон. Да и папа ворчать не будет, что я жмот.

А потом был финал. Вопрос: "Для улучшения породы иногда скрещивают родственных собак. Как называется такое скрещивание?" Мы стояли на этот раз первыми. Папа попросил меня крутнуть барабан посильней и передал привет своим сотрудникам в фирме, а от моего имени привет лицею. И назвал сразу слово: "Имбридинг". И точно. А я даже не знала - знает ли он ответ.

Но очков-то папа совсем не набрал. И вообще он барабан попросил покрутить только затем , чтоб привет передать. Он был уверен, что если станет банкротом -все равно это слово никто не назовет. И вот папе предлагают суперигру. И он крутит барабан с призами и ему выпадает автомобиль. Я аж обомлела. Правда, у нас автомобиль есть, но все равно страшно - такой приз!

А вопрос был очень коварный: "Как звали любимых собак А.Чехова?" И ведущий попросил назвать пять букв. А папа говорит:

- Нет, знаете, необходимости. Каждый честный человек в нашей чокнутой державе должен знать клички Чеховских собак. Это фокстерьеры Хина и Бром.

Что тут началось! Все орут, ведущий тоже орет, поздравляет. А папа говорит:

- Позвольте передать этот почетный приз в детский туберкулезный диспансер. Я вчера узнал, что этот диспансер испытывает огромную нужду в транспорте, а городские власти им помощи не оказывают. Городским властям машины для своих чиновников нужны, толстые задницы по совещаниям да банкетам катать, а на больных детей им начхать.

Вот это даже для меня было неожиданностью. А в зале вообще обвал начался. Все встали и папе в ладоши хлопают. И ведущий тоже хлопает. А папа рукой повел и говорит:

- Что вы мне хлопаете, как Брежневу. Лучше давайте все скинемся для этого диспансера, кто сколько может, ведь нас вместе с телезрителями много миллионов. А деньги присылайте на "Поле чудес", они их не зажилят, а хоть раз полезным делом займутся.

И мы пошли себе. Папу режиссер за руку дергает, просит о чем-то, что-то предлагает. Папа ему визитку сунул: мол, свяжемся потом.

В Москве мы еще два дня пробыли. К Юрию Владимировичу Никулину в гости сходили, они с папой давно дружат, кошек Куклачева посмотрели, вобщем отдохнули. А запись этого "Поля" мы в пятницу смотрели. И папины слова о том, что "... хоть раз полезным делом займутся" они вырезали.

А я все равно немного переживала, что папа не взял машину. Новенький автомобиль "Фольксваген-гольф". Я бы потом на права сдала и на ней ездила.

И переживала я зря. Потому что папа хитрый и все видит и понимает. Он сказал, что как только я сдам на Права, он купит мне любую машину, которую я захочу.

"Здравствуй, тетя Надя! Мы с папой приглашаем вас на новогодние каникулы в гости. Вы не волнуйтесь, папа оплатит дорогу - он теперь миллионер, а тут вы хорошо отдохнете, как на курорте.

У меня все хорошо, я учусь в экологическом лицее, папа работает, у него несколько фирм личных, он пишет книги:

я посылаю его новую книгу "Болото ¹ 2", там много всего про Охотск.

Приезжайте, ваша племянница, Жанна. "

Я всегда боюсь, когда долго хорошо, потому что потом бывает плохо. Вот, все вроде хорошо у нас с папой, а последнее время папа все время мрачный, у него в его фирмах неприятности, он опять стал выпивать, да еще женщин таскать домой: приводит днем, когда я в лицее, а я все равно нахожу следы их пребывания, когда убираюсь в папиной комнате.

Я удивляюсь, как в папе сочетается столько разных людей. Он и сам вовсю обманывал других, когда был аферистом. А теперь всем прощает, да еще очень многим помогает, кто у него деньги попросит - всем дает.

Не повезло папе и с агрофирмой. Поднять сто гектаров земли у него денег никак не хватит, а банк ссуды дает только знакомым фермерам, а ему дает так мало, что на эти деньги сельское хозяйство не поднимешь.

Там, где у папы на ферме теплицы, есть фермер Сережа. Что этот Сережа ни затеет - все впустую. Коров завел - подохли. А тех, что не подохли, собаки Сережины от голода задрали. Свиней для себя держал - ну, не свиньи, а борзые щенки. То ли он не любит животных, то ли не дано ему с ними работать. А вот ссуды ему дают громадные. И он живет себе, всякие дорогие вещи покупает. И в банке никто его не проверяет. У этого Сережи рука есть в правительстве области.

При таких условиях, конечно же, на рынке будут только иностранные овощи в три раза дороже, чем наши, местные. И никакой фермер не сможет поднять свое Хозяйство, только мошенник, вроде Сережи, который ничего не производит, а только пыль в глаза пускает, чтоб ссуды проживать банковские. Папа хотел землю продать - никто не покупает. Нет, говорят, механизма купли-продажи.

Тогда папа открыл два магазина овощных и других продовольственных товаров. Но опять ему не повезло с работниками. Главным по магазинам он назначил своего компаньона Петровича, бывшего морского офицера, человека честного и энергичного. Но у этого Петровича жена - Галина Францовна. А он у нее под каблуком.

"И вот папа вложил в этот магазин 20 миллионов и не получил никакой прибыли. Да еще эта Галина Францовна сказал, что из-за этих 20 миллионов у нее сплошные неприятности, потому что их отдавать папе надо, а ей это невыгодно.

Папа аж онемел от такого заявления. И опять по своей новой привычке не связываться, плюнул на свою агрофирму.

Газету для пенсионеров "Полезные Советы" папа выпускать перестал. Очень уж она убыточна, так как цены на бумагу и типографские услуги все растут. И не печатая дорогую рекламу, нельзя сделать газету выгодной. А «рекламу папа ненавидит. Журнал "Аферист" тоже убыточный, но на эти расходы папа идет, этот журнал необходим ему для души.

Вот и получается, что все хорошие папины мероприятия приносят ему только убытки и расстройство душевное. А чистой коммерцией ему заниматься противно. Другие покупают всякие товары по дешевке и продают. И живут себе. А папа хочет по-честному, чтоб народу было полезно.

И начал папа думать о переезде за границу. Он хорошо заработал на торговле компьютерами и ксероксами, их поставляли ему прямо из Германии.

Папа оформил вызов от своего дальнего родственника из Израиля. И мы на новогодние каникулы поехали за границу.

Но еще, пока мы не поехали за границу, случилось много всяких происшествий.

Мы с папой пошли на рынок. И увидели там того толстого нерусского. И на лбу у него чуть-чуть виден шрам, те буквы, которые папа вырезал бритвой.

Мы на рынок ездили на папиной машине и с нами ходил за покупками папин шофер, он же телохранитель. У папы работают два армянина из Карабаха. Они там воевали, молодые ребята, а потом уехали и один из них, Армен, работал с папой в Волгограде, в зверинце. А второй - его товарищ, зовут Давид. Они оба боевики, стреляют из любого оружия, дерутся, а еще они хорошие специалисты по машинам.

И вот мы с папой этого толстяка-насильника узнали, а он нас не узнал. Папа там был с бородой, усами и с длинной прической. А теперь у него короткий ежик, усов нет и маленькая бородка. И еще он в черных очках.

И папа приказал Давиду проследить за этим толстяком и узнать, с кем он приехал и что тут делает.

Мы поехали домой без Давида, папа сам сел за руль. Он иногда водит машину сам, хотя у него нет водительских прав и еще он не любит за рулем ездить. Он на лошади любит ездить. И мы часто ездим в деревню Петрово, где есть конюшни со спортивными лошадями и катаемся на них.

Мы ехали, и папа сказал, что ему не хочется снова проводить разборки с этим толстяком. И стал мрачный и задумчивый. И тут нас остановил милиционер и спросил права. А папа сунул ему десять долларов и говорит, что он спешит. Тот его и отпустил. И папа стал еще мрачней и говорит:

— Черт-те что, как скурвилась наша Россия! Все продается и покупается, все лгут, ни в ком нельзя быть вверенным. Воистину, не делай людям добро, если не хочешь неприятностей.

Я поняла, что он опять имеет в виду свои неудачи. Он очень расстраивается, когда обманывают его доверие.

Папа столько пережил, а все, как дурачок, наивный романтик.

И тут папа сказал, что его опять обманули. К нему пришли из института йоги и попросили помочь пригласить с курсом лекций какого-то важного йога из Индии. Этот йог выступает в Вильнюсе, а чтоб он приехал в Калининград, надо полмиллиона рублей: арендовать зал, снять ему жилье, на питание и так далее.

Ну, папа и дал эти полмиллиона. А теперь они из-за этих денег все в своем институте перессорились и бегают к нему выяснять отношения.

Вдобавок тот гуру (учитель) тоже оказался авантюристом. Он вообще не индус, а австриец и все его занятия помогают, конечно, людям, которые ему верят, но настоящей йоги в них нет.

Папа подарил этому "йогу" свою книжку "Записки афериста" и подписал: "Такому же аферисту, как и я. До встречи в будущей жизни."

И мы приехали домой, положили в холодильник то, что купили: фрукты, овощи, мясо. И папа опять начал ворчать, что на рынке втридорога продают голландские фрукты и овощи, а ему и другим фермерам не дают возможности выращивать более вкусные и в три раза более дешевые.

Он ворчал, ворчал, а потом достал бутылку джина и выпил целый стакан. Ему последнее время очень нравится джин, потому что он пахнет можжевельником.

Я расстроилась и ушла в гости к Светке. Пришла я вечером, а папы нету. И я начала волноваться, что его нету, он пьяный чего натворит, я его знаю.

И я не спала, смотрела видик и не понимала, что там, на экране. И тут пришел он сильно пьяный и весь поцарапанный. Как выяснилось, он все же со своими армянами пошел разбираться с тем толстяком. Тот, оказывается, приехал торговать оренбургскими платками. И они пришли к нему в гостиницу, что около рынка, "Дом колхозника", и налупили их прямо в номере, и толстяка, и его товарищей. А папе, конечно, больше всех надо, вот его и поцарапали.

Но зато папа был пьяный и веселый, будто в этой драке он все неприятности позабыл. Он все-таки ненормальный, и мальчишка, и хулиган.

И я сидела, дулась на него, а он начал меня щекотать, расшевелил, посадил к себе на плечи, как в детстве, и давай по всей квартире катать. Я не выдержала - засмеялась. И мы помирились и долго разговаривали о том, как будем жить за границей.

А утром, когда мы собирались уходить, пришел милиционер в штатском и представился сотрудником уголовного розыска милиции, что на рынке.

Это по поводу вчерашней драки. Они закрылись папы в комнате и громко о чем-то говорили. Но я зря я прислушивалась, папа включил магнитофон и музыка весь их разговор глушила.

Потом вышел папа, бледный, выпил стакан джина, подумал, прихватил с собой бутылку, два бокала и ушел в свою комнату. Теперь разговор их длился потише. И в ссоре они вышли оба, оба поддатые, милиционер веселый, а папа мрачный. Милиционер на прощание протянул папе руку и сказал:

- Не расстраивайтесь. Любое удовольствие стоит денег, а вы вчера здорово потешились. На вас глядя, никогда не подумаешь, что вы такой боец. Азербайрджанец этот долго будет лечиться. И радуйтесь, что у нас в Калининграде нет пока азербайджанской мафии, как в Москве.

Милиционер ушел, папа сел на стул в прихожей и закурил. И, вдруг, засмеялся.

Две штуки пришлось отдать за этого толстяка. Повеселился, называется. В прошлые времена мне просто впаяли бы по 206-й статье, часть 2 лет пять. А теперь все удовольствие две тысячи баксов. Дерись в свое удовольствие. Ладно, в деньгах счастья нет, зато встряхнулся отлично.

И мы пошли: он на работу, а я в лицей.

И наконец мы собираемся в Израиль. Мы пока едем на разведку, папа еще вернется в Россию,

У меня последняя неделя занятий. Будет, наверное, две четверки по математике и химии. Остальные пятерки. А вот как я буду учиться за границей, как я там язык изучу? Папа говорит, что через год я буду свободно разговаривать. Сочиняет, наверное.

С другой стороны, все может быть. Если, как папа говорит, иврит - язык легкий и агрессивный, сам в голову залазит, и если я буду жить в полном языковом окружении и не смогу даже спичек купить без языка, то, может быть, действительно быстро изучу этот иврит. А английский я немного уже знаю. Мы купили курс Илоны Давыдовой, 200 баксов папа заплатил, и этот курс действительно хороший. Я могу на улице или там в кафе разговаривать по-английски. Только, наверное, с ужасным акцентом.

И вот прошла эта неделя и папин шофер Давид повез нас на "Мерседесе" в Вильнюс, в аэропорт. Я впервые была в настоящем, интуристском аэропорту. Вокруг разные иностранцы, продаются всякие красивые вещи, всякая вкуснятина и все за валюту.

Мы заполнили таможенную декларацию, папа не указал, что везет с собой много долларов, он это правильно сделал, потому что в нашей дурацкой стране нельзя почему-то вывозить с собой больше тысячи долларов, будто он их не сам заработал.

Потом папа купил билеты до Тель-Авива, 420 долларов стоит один билет. Мы хотели пойти покушать в кафе, но папа сказал, что в самолете накормят в сто раз вкуснее, и мы решили потерпеть.

Перед посадкой в самолет у стойки регистрации нас спросили, в каком салоне мы хотим лететь - для курящих или для некурящих. Папа сказал, что в "для некурящих". Я удивилась, он же курит. Но папа сказал, что объяснит потом.

Мы прошли по длиннющему переходу до автобуса. В авто6yce было просторно, мало кто ехал за границу. В самолете тоже оказалось просторно. И не только потому, что мало пассажиров, но и потому, что там гораздо меньше кресел, чем в наших, советских самолетах и проходы между рядами шире. А то в нашем сидишь, Корчившись, ноги некуда положить, да еще все с узлами и тюками, будто на базар.

Самолет, правда, был наш, ЯК. Стюардесса извинилась на двух языках, за то, что вместо обещанного «Боинга» нас везут на ЯКе. Папа ухмыльнулся, но ничего не сказал.

Мы взлетели, я начала смотреть по сторонам и Задела, что в салоне для курящих стоит целое облако табачного дыма. А папа встал с кресла, пошел в тот салон, покурил и вернулся. Хитрый такой, я сразу поняла, зачем он сел в другом салоне. Даже курящему неохота дышать чужим дымом.

И тут стали разносить еду. Сперва развозили напитки. И не жалкие стаканчики с минералкой, а давали кому что хочется: и фанту, и соки в картонных коробочках, и содовую, и минералку в полиэтиленовых бутылках.

А потом разнесли красивые коробки с едой. Я уже здорово проголодалась. Но в коробке было много чего. "Там были мясо, икра, рыба, крабы, овощи, фрукты, рис, сыр, творог, варенье, печенье, хлеб и много всяких специй в красивых пакетиках. Папа объяснил мне, в каком пакетике что находится, хотя и не знает еврейского языка, а там на иврите было написано. Но папа все определил наугад, опытным путем. Там были горчица, перец, соль, сухие сливки, сахар, какой-то кислый джем к рыбе, кетчуп и еще что-то непонятного вкуса из плодов киви.

Мы должны были лететь три часа, но у самолета не хватило горючего и он приземлился в Стамбуле, в Турции. Мы сперва думали, что выйдем в аэропорт и одним глазком посмотрим на Турцию и купим чего-нибудь экзотического. Но нас из самолета не выпустили, заправляли его прямо с пассажирами внутри. Папа проворчал, что ни в одной стране мира пассажиров не подвергают опасности во время заправки. И не стал комментировать свое ворчание.

И наконец мы прилетели в Тель-Авив. Когда мы вылетали, была пурга с противным ветром. А тут прямо из самолета мы шагнули в теплое ароматное лето.

У нас не было никаких вещей, кроме спортивных сумок, мы быстро прошли таможню и вышли из аэропорта под пальмы. К нам подбежало много таксистов-арабов, папа кивнул одному и сказал:

- Натания, рэга Черняховске.

- Шишим шекель, - ответил ему араб.

- Ее, - ответил папа, - гут.

Я знала, что папа выучил несколько слов по-еврейски, но потом я все время удивлялась его нахальству, с которым он вел разговор с кем угодно. Он разговаривает на ужасной смеси всех языков, в каждом из которых знает 10-20 слов. Даже узбекские и таджикские слова применяет. И при том так жестикулирует, что его и без языка можно понять. И всегда со всеми договаривается. Правда, в трудных случаях он все же спрашивает у меня, как это сказать по-английски. А потом говорит вслух сам, да так искажает то, что я ему сказала, что слов нет.

И мы поехали в город Натания на берегу Средиземного моря, где живет его дальний родственник.

"Здравствуй, Света!

Привет тебе из Израиля. Какая у вас погода? Наверное, опять идет снег или дождь? А у нас тепло, плюс 22. Я купаюсь каждый день в Средиземном море. Недавно купалась, подошла ко мне пожилая женщина и спросила:

- Скажите, а вы уже давно приехали? Я говорю:

- А откуда вы 'знаете, что мы приехали? А она смеется:

- Какой же ненормальный будет купаться в такую холодину зимой!

Передавай всем привет. Твоя подруга, Жанна".

Всего две недели мы живем в Израиле, а кажется, что мы живем тут всю жизнь. Тут такие приветливые люди, все друг другу улыбаются,все друг с другом здороваются. Здороваться по-еврейски - это шолом. А спасибо: туда раба. А еще надо знать слово "слиха" -извините, простите.

Очень простой язык, правильно папа говорил. Я уже много слов знаю.

Папа уезжает с утра, он пытается найти тут свой бизнес. Ему предлагали торговать гербалайфом, такой едой для здоровья и похудения, но он отказался. Он ищет такое занятие, которым никто не занимается.

В литературный журнал на русском языке, "Литературный Тель-Авив", приняли его повесть. А в главной газете, которая выходит на еврейском языке, согласились печатать его заметки из России, если они будут на английском языке. Тут много выходит разных газет и журналов на русском, но папа считает эти издания несерьезными.

Тут так спокойно живется. Я в любое время гуляю и ничего не боюсь. Один раз я шла с дядей Сережей (папиным родственником, у которого мы живем), а по улице на нас идут парни в рваных джинсах и с магнитофоном. Здоровые такие, громко о чем-то разговаривают. Я немного напряглась, а они напротив нас расступились, улыбнулись и говорят приветливо:

А дядя Сережа говорит:

— Это наше бедствие, такие вот хулиганы. Ходят, как оборванцы, шумят...

Ничего себе - хулиганы!

В магазинах тут заблудиться можно, и все есть. Есть супермаркет, каньон называется. Как дворец. В ясно весь день провести и не соскучишься: тут и кино, и игры разные, и кафе, буфеты, а уж вещей . Мы с папой купили там интересные игрушки. Автомобиль, который, если на стенку наедет, переворачивается и дальше едет. И еще волчок, его крутанешь, а он крутится и играет музыку.

Я тут снова начала писать стихи.

Вот, про море написала.

Мне казалось, оно иноземное

Или совсем чужое,

А оно - Средиземное,

Близкое и родное.

Ласково погладит

Вас по плечу волной,

С ног до ушей окатит

Пеной своей шальной.

Бархатной кошкой ляжет

Прямо к твоим ногам,

Чувства твои уважит,

Смоет с души весь хлам.

Море совсем неземное,

Близкое и родное,

Вовсе не иноземное,

Общее - Средиземное.

А папа тоже пишет стихи. Но не такие, а мрачные. Вот какие.

"Старик-еврей играет на баяне,

Коробка рядом с мелочью стоит.

Старик играет, а на заднем плане

Весь Израиль обыденно гудит.

Старик недавно въехал из Одессы.

Профессор и немного музыкант,

Играет он заученные пьесы

И грошикам полученным он рад.

Старик не знает местного наречья,

Он тут недавно, что ему иврит.

Немеют от баяна его плечи,

А пальцы рук уродует артрит.

Он доиграет слабенькую пьесу,

Пойдет тихонько в ближний магазин...

А вечером он вспомнит "за Одессу"

И жалобно вздохнет старик-олим.

Олим - это значит репатриант. И тут, в самом деле, много нищих. Кто на чем-то играет, кто продает спички, иголки. Открыто тут побираться нельзя. Но они, вроде, зарабатывают, а на самом деле просят милостыню. Им подают мало, мелочь. Но на жизнь им, наверное, хватает. Еда тут не очень дорогая.

А вообще, они забавные люди, которые тут живут. Я вот в окно смотрела, как толстый дяденька из нашего подъезда маму звал. Он поехал на работу и забыл дома папку. И вот, нет, чтоб подняться на второй этаж, стоит и орет: мамэ, мамэ...

Миннут десять звал. Наконец высовывается мама:

— И что ты кричишь, как раненый бык?

— Папку забыл.

— И из-за такой глупости ты отрываешь свою мамочку от важного дела?

- Ну, мама. Ну, кинь папку.

— Твоя мамочка готовит такому оболтусу вкусную курицу, а ты уже ленишься сделать два шага по лестнице.

— Мама, ну я же опаздываю.

— И чтоб опоздал, может это будет полезно твоей дырявой голове.

На мгновение становится тихо. И непонятно, чем же это кончится. Сыночек грустно стоит у машины. Наконец сверху раздается:

— И чего же это ты ждешь? Ну лови же свой дурацкий портфель.

Об асфальт смачно хлопается нечто тяжелое. И сыночек жалобно вопит:

- Ну, мама, ну я же просил папку, а не портфель.

- Какого я должна все знать за тебя. Может, ты хочешь, чтоб твоя старенькая мама вместо тебя шла в твой дурацкий офис? На, лови еще и папку. Только знай, что твоя курица уже давно пригорела.

Я так хохотала.

Мне в этой стране очень нравятся дети. Они все такие чистенькие и независимые. Вот, когда они переходят дорогу, это когда в шкоду или из школы идут, так двое мальчиков или девочек с флажками становятся по двум сторонам дороги и закрывают дорогу машинам. И все машины стоят, никто не гудит, не ругается. И ребята идут себе через проезжую часть, такие важные.

Мне еще понравилось, как тут к дебилам относятся. Эти недоразвитые ходят где ходят, над ними никто не смеется, не издевается, как у нас, и никто их не обижает, а наоборот - кормят сладостями бесплатно, через дорогу переводят, домой провожают.

Тут все молодые, юноши и девушки, служат в армии и ходят с оружием. Такие девушки, чуть старше меня, а идут себе с автоматами, гранатами. И к ним все с уважением относятся, бесплатно на автобусах возят. Если я буду тут жить, то я тоже буду немного служить в армии. Может, даже воевать с арабами придется.

А очереди тут только в банках. И то небольшие. А так очередей нет ни за чем, потому что все есть во всех магазинах.

А пьяного я только один раз видела. Он небритый сидел на лавочке и на него никто не смотрел, все отворачивались, как будто всем за него стыдно было, будто он голый сидит. Дядя Сережа сказал, что этот, наверное, недавно приехал из России.

И еще, тут с пятницы до конца субботы никто не работает, шабат называется. Чтоб работать, надо получить разрешение равината, такой религиозной конторы. У них очень много религиозных людей, дати называются. Они все ходят в черных костюмах и больших черных шляпах, даже маленькие дети. Они, говорят, много молятся, очень ученые. Но они какие-то странные.

А девушки тут все ходят в бюстгалтерах. Даже маленькие. Зачем он нужен, бюстгалтер, когда груди маленькие, как у меня, от него только жарко и под грудями режет.

Я перебирала свои бумаги и нашла свое старое письмо из Хабаровска папе. Вот оно.

"Папа, здравствуй!

Вот пишу тебе письмо большое. Спасибо за поздравление с праздником, а я вот не поздравила, такая девчонка...

То, что я хотела узнать, ты наконец-то написал. Ты только не падай духом, слава Богу, медицина у нас, вроде, ничего - вылечишься, правда, папа! Я вот пока не болею, только когда простужаюсь.

Ты пишешь, что твоему здоровью поможет отличное питание - это я согласна, выполнимое желание. А вот спокойная жизнь - тут я сомневаюсь. Да ты и сам, наверное, знаешь, что ты такой человек, который просто спокойно жить не может. Вот такие дела.

Получила письмо от Светки, да я тебе его пришлю, почитай. Вчера подстриглась, целый день просидела в очереди, чтобы подстричься за пятнадцать минут.

В училище нормально, скоро сессия. Погода, вроде, хорошая. Уже неделю хожу более-менее серьезно с парнем, он учится в ПТУ-30, вроде, хороший мальчик. Что мне в нем нравится, так это , что он выдержанный и спокойный, а то у меня характер, прямо, как почерк.

Лаешь, он высокий, светлый ну и т.д. Ну, самое главное - я, встречаюсь с ним уже неделю, а то с другими 2-3 дня...

А как ты живешь? Держишься? И еще, папа, с кем ты переписываешься, кроме меня? Слушай, может, тебе чего-нибудь надо, чего у вас нет, я имею ввиду - в Прибалтике.

Ну ладно, все, пока. Жанна. "

Я почему это письмо так внимательно перечитала? Ну, во-первых, забавно, как я наивно писала про своих знакомых мальчиков. Глупая была, маленькая. Но, главное, это же папина болезнь. Я все время чувствовала, что у него там что-то не то. И вот он сознался, что в тюрьме заболел туберкулезом. А" что с ним теперь, как его здоровье. Я почему-то об этом сразу забыла, когда с ним встретилась, у нас с ним столько всего произошло, что не до воспоминаний, да и он так несерьезно к себе, к своему здоровью всегда относится.

Вчера мы купили диктофон, чтобы мне язык легче учить по специальным кассетам на русском и иврите. Вот, сейчас я у папы спрошу про здоровье и все запишу на диктофон, будто интервью у него беру.

- Папа, я желаю у тебя взять интервью. Только ты не смейся, а то я тоже смеюсь. Говори в сторону от диктофона и не корчи страшные рожи. Ну, что ты молчишь?

- Так ты меня ни о чем не спрашиваешь.

- Да, я и забыла совсем. Ну, спрашиваю: ты болел в тюрьме туберкулезом?

- Было дело.

- Ну, и чем все это кончилось? Ты мне совсем не рассказывал.

- Кончилось свободой. А свобода принесла выздоровление чисто автоматически. Съездил на пару месяцев в горы, в Киргизию, поработал там в высокогорье с геологами, покатался на лошадях по альпийским лугам, попил кумыс... И даже следов не осталось от туберкулеза.

- А почему ты мне не рассказывал?

- Скорей вопрос надо ставить наоборот - почему ты меня не спрашивала? Могу ответить за тебя: потому, была довольно-таки эгоистичной девчонкой, закороченной на себе и своих трудностях. Ты и сейчас не ангел, но кое-какие сдвиги в сторону альтруизма наблюдаются.

— Ладно, перестань. Я лучше диктофон выключу, а то зря пленку расходует..."

Вот такой разговор у нас получился. Неужели я в самом деле такая плохая и незаботливая? Ведь я папу очень люблю и горжусь им...

Я взяла тогда все свои старые письма у папы и, прочитала. Он их хранит. Вот еще одно, очень хорошее письмо.

"Папа, здравствуй!

Получила твое. прекрасное письмо и очень они мне подняло настроение. В училище все нормально, если не считать того, что я вообще не врубаюсь в математику, увы, это не для средних умов. А все остальное, вроде, нормально. А ты, я смотрю, раскис, как баба, на тебя это не похоже, всегда такой уверенный в себе, в своих силах. Кто писал, что когда освободишься - все начнешь сначала, возьмешь ребенка из детдома и будешь воспитывать его. Почему ты этого не помнишь, а?

И, в конце концов, может, ты напишешь мне, почему ты в больнице, из-за чего попал туда? Ты же писал, что будешь мне всегда говорить правду, даже если она звучит грубо и глупо. А насчет милосердия ты, может, и прав. Единственное, в чем ты ошибся - я милосердна к собакам, а не к людям. Собаки всегда ответят на добро, а люди не замечают добра, они рады, когда им хорошо, а когда нужно тебе, они этого не видят. Они становятся слепыми, как новорожденные щенки, слишком много плохого сделали мне люди: они отняли у меня родителей, на которых я имела полное право, как все дети.

А теперь я не ребенок, и я все буду делать, чтоб МОИ ДЕТИ ЖИЛИ ХОРОШО, радовались жизни, были хорошими, красивыми и т.д.

Вот, какие дела!

Письма ты пиши на мой адрес, но только пока ты в больнице. Как только ты вернешься в тюрягу, пиши через Светку. Конечно, тебе все это неприятно, но мне не хочется, чтобы ты был плохим в глазах окружающих. Для них ты (и для меня) останешься папой, работающим в газете "Калининградский комсомолец", живущим в собственном доме на улице Портовой с красивым садом и собачьим питомником рядом.

Пусть ты будешь таким.

Целую, Жанна."

Это письмо я написала раньше чем то, в котором узнала о папиной болезни. Да, я была злая тогда. А что мне оставалось? Я и сейчас считаю, что люди злые и не заслуживают доброго к ним отношения. Разве папу не обманули из-за денег люди, которым он доверял, которых он поднял, которым он дал хорошее дело и возможность много зарабатывать. Один компьютерщик, как папа на него надеялся, а он оказался жадным. А второй, торгове, подкаблучник. Он тоже оказался обычным жлобом, а то, что это из-за жены, так ему же хуже, что он такой. А если жена скажет убить человека?

Нет, папа слишком мягкотелый. Просто удивляюсь, он ведь столько всего пережил, повидал. Я читала его книги, а в них он всегда немножко про страшное из тюремной и другой жизни рассказывает. Он должен был стать жестким и недоверчивым. А он добряк и ничего его не исправляет. А в результате - ему и мне хуже.

Ладно, вот я получу хорошее образование, устроюсь на престижную работу, стану много зарабатывать и папа устранится от дел, будет жить у меня в доме, помогать мне воспитывать моих детей - он здорово умеет с детьми — писать свои книги и отдыхать.

Ну, вот и кончается наше пребывание за границей. Папа подал наши документы на израильское граж¬данство, их будут долго оформлять ( тут все чиновники такие бюрократы, будто их выписали из СССР), а мы вежа возвращаемся в Россию, свертывать папины дела.

Признаться, я уже соскучилась по нормальной жизни. Нет, тут все хорошо, все здорово: и климат, и еда, и люди культурные. Но все равно, что-то не так, как-то скучновато. И вообще, когда все есть - ничего не хочется. У нас интересней. Я, конечно, привыкну, но все равно Родина есть Родина. И я уже не знаю - хочу ли я жить в Израиле или в России. Лучше всего жить и там и тут. Тут - зимой, а там - летом.

Папа так и не нашел себе конкретного бизнеса. Все местные предприниматели высказывают ему кучу предложений, а потом начинают просить что-нибудь у них купить. Одним словом - евреи. Я, конечно, не антисемитка, но все таки их жадность раздражает. А папа еще говорит, что я жадная. Да я, по сравнению с ними, полный мот.

Вот познакомилась я тут с одним мальчишкой. Ему, как и, мне, 16, он после школы подрабатывает в фирме курьером: ездит на велосипеде, развозит корреспонден¬цию деловую.

Он пять лет назад приехал с родителями из Киева, иврит знает с детства, так что ему учиться легко. И вот мы с ним как-то легко и быстро познакомились, он веселый и симпатичный. И пошли мы вечером гулять. Он сам у папы спросил разрешения, рубашку белую надел с галстуком, совсем как взрослый.

И все бы хорошо, но когда я посмотрела, как он отсчитывал шекели, чтобы купить нам мороженое, и купил самое дешевое, уж в мороженном я научилась разбираться, а потом собрался было пригласить меня в кино в каньоне, да передумал, так как билеты очень дорогие вечером, и сказал, что мы лучше пойдем днем, когда дешевле...

Вобщем, больше я с ним не пойду. Вон тот мальчишка, с которым я гуляла в Хабаровске, из ПТУ - у него вообще денег всегда мало, так как папа пьет, а мама не работает, вот он всегда все тратил на меня и не спрашивал, сколько стоит.

...Но я все же пошла с ним на другой день. И проучила его. Сперва купила нам .самое дорогое мороженое и продавцу сказала, что сдачи не надо. А потом мы опять пошли в каньон и я накупила там всяких игрушек дорогих, аж 300 шекелей истратила.

- Он говорит:

- Что ты транжиришь деньги, все это можно купить в лавочке гораздо дешевле, чем в каньоне, в супермаркете всегда дороже.

А я говори» что я не куркуль, чтоб жалкие копейки считать. Покупка, говорю, должна доставлять удоволь¬ствие покупателю.

Я ему не сказала, правда, что это папа поручил накупить игрушек на сувениры знакомым в Калинин¬граде. А папа, когда деньги дает, он их никогда не считает и мне не велит. Вот он был бы доволен, как я этого еврейчика на место поставила. Представляю, такой муж, который на всем экономит, за каждую копейку у меня отчет требует и только о деньгах жужжит.

И больше я с этим мальчиком не встречалась. А потом мы в последний раз искупались, попрощались с дядей Сережей, не велели ему нас в Тель-Авив провожать, а то ему рано утром на работу, и сели в такси и поехали.

В аэропорту нас совсем не проверяли, как в России, когда все сумки облазили, а только спросили, что везем, да нет ли чьих-то чужих посылок. Они очень боятся диверсии арабов на самолет, уже были случаи, когда в посылке оказывалась бомба. И в то же время не хотят обижать пассажиров недоверием, гнусным обыском.

На этот раз мы летели на "Боинге". Очень простор¬ный, красивый самолет. Нас опять вкусно кормили и показывали прямо в самолете кино, для тех, кто хочет смотреть. Я пошла в первый салон и смотрела. Кино было на английском, но в кресле есть такой штекер, можно взять у стюардессы маленькие наушники и слушать перевод на русский, так что я все понимала. Это была американская комедия "Трудный ребенок". Там мальчишка очень здорово играл маленького хулигана, и вообще фильм прикольный.

Через три часа, без всякой посадки в Турции, мы приземлились в Вильнюсе. Мы вышли из самолета и нас сразу прихватило сыростью и холодом. На аэродроме было темно, автобус показался мне очень грязным, а в здании аэропорта тоже было грязно и пусто.

Хорошо, что папины шофера приехали нас встречать. Мы сели в "Мерседес" и очень быстро поехали домой. И я уже немного жалела, что мы вернулись в эту мокрую, несчастную и грязную страну.

И когда мы подъезжали к дому и видели ранних пьяниц, покупающих у сморщенных бабуль утреннюю похмелку, мне стало скучно и обидно.

"Здравствуй, мама/

У нас все хорошо. Недавно приехали из-за границы, из Израиля. Мы летели на американском самолете "Боинг" и, представляешь, прямо в самолете нам показывали кино, американский фильм "Трудный ребенок", такой клевый, смешной фильм про мальчишку маленького, которого усыновили, а он все не верил, что его любят и хулиганил, шкодничал по-всякому.

Мама, я выслала тебе денег. Только ты не трать их, сама знаешь на что. Ты пишешь, что закодировалась на три года, я, конечно, очень рада, что ты не пьешь, но все равно, я боюсь, что ты не выдержишь и станешь пить. Ты уже столько раз лечилась, а все зря.

У меня все хорошо. Кончаю школу, веду хозяйство. Про мальчика могу написать вот что: голову на плечах я имею, а этих мальчиков сколько было и сколько будет еще. А этот, просто он молоденький, младше меня, вот он и запал ко мне в сердце, но надолго ли ? А сейчас он мне уже и не нужен, мне другой нравится.

Пока все. Целую. Пиши. Твоя дочь, Жанна."

Я сегодня написала зарисовку для папиного журнала. Я была с папой в лесу, мы поехали собирать подснежники, папа сам вел машину и за городом мне тоже дал порулить. На "Мерседесе" ездить легко, потому что там нет ручки переключения скоростей, я все время с этими скоростями на других машинах путаюсь. А тут включил рычаг "нормальная дорога" или "проселочная трудная дорога" и езжай себе, только под полом щелкает, само переключает.

И вот, там в лесу у речки, мы услышали птичку, которая так похоже говорит: "Витю видел". И я нафантазировала, будто я на рыбалке и сочинила зарисовку для журнала. Вот она.

"Хорошее место я нашла на реке. Ветер комаров сдувает, речка овалом у берега изгибается, клев на муху идет. Полумесяцами серебристыми вылетают из воды хариусы, упруго бьются на тетиве. Увлеклась, вдруг слышу:

- Витю видел?

Подняла голову, вижу, сидит птичка на ветке. Серенькая, бусинки глаз сверкают. Приоткрыла клювик:

- Витю видел?

- Нет, - говорю, - не до Вити мне твоего, вон какой клев.

Выслушала, головку набок наклонила:

- Витю видел ?

- Я же говорю - нет!

Отвлеклась и проворонила рыбину. И кажется, будто здоровенную проворонила. Оно всегда так: самая большая рыба - упущенная.

- Витю видел?

- Да иди ты...

Вдруг, ''чок". Села на соседнее сухое деревце вторая пичужка. Очень на первую похожа, но поярче чуток. Головку набок и спрашивает:

- Чаво, чаво?

- Ничаво, - отвечаю.

- Чаво, чаво?

Первая птичка рассердилась, что ее перебивают, и спрашивает погромче:

- Витю видел? А вторая:

— Чаво, чаво?

Вот и побеседуйте, думаю, а я пока рыбку половлю.

- Витю видел?

Смех, и только.

И, главное, на меня смотрят, будто ждут чего-то.

- Ничего, - говорю, - не видела. Ничего, понимаешь?

- Чаво, чаво?

- Витю видел?

Это еще что за чертовщина, думаю? А это вдоль берега какая-то крупная птица летит, но на маленьких крыльях.

Ну, думаю, дела. На зависть всем попугаям. Не лес, а какой-то "Дом радио " во время детской передачи "В мире животных ".

- Витю видел?

- Чаво, чаво?

Тут и клев кончился. Собралась я с пичужками побеседовать напоследок, а они взяли, да улетели.

Видимо, отчаялись про Витю узнать."

Вот такая зарисовка. Папа очень доволен был. Он, видимо, все еще мечтает, что я писателем или журналистом стану. Нет, меня больше тянет к чему-нибудь конкретному.

Сегодня мы опять спорили с папой о добре и зле. Я настаивала на том, что большинству людей доверять нельзя, привела в пример его компьютерщика и подкаблучника из магазина. А он неожиданно начал их оправдывать, обвиняя себя.

- Они люди слабые, а я отсутствием должного контроля их развратил, - сказал он. - Например, тот же компьютерщик, он типичный совок, привык к жесткому, совдеповскому контролю. Если бы я посадил на прием заказов специального кассира, он воровал бы чуть-чуть и был счастлив. А так он оказался в роли волка в овчарне: глаза разбежались, еды вокруг больше, чем можно съесть. В какой-то мере он человек несчастный, он даже не осознал причину своего увольнения.

Так же с этим подкаблучником. Я должен был чаще принимать участие в его магазинных, торговых делах, быть для него большим авторитетом, чем злобная дура - жена. А я отдал его ей на поругание* Он же бывший военный, офицер, привыкший, что за него начальство думает. Он органически не способен к творческой самостоятельности.

Тогда я привела запрещенный прием. Я напомнила папе его любимого дога Ральфа, которого отравили его же подчиненные с питомника охраны.

- Вспомни Ральфа, - сказала я. - Как уж тебя уважали твои подчиненные на питомнике. А, когда тебя посадили и когда начальство начало выживать меня "из ведомственного дома, они специально отравили Ральфа...

Папа побледнел. И тихо сказал:

- Я прекрасно понимаю, что большая часть человечества - это обычные животные, существа, только-только ставшие на задние лапы. Цивилизованному человеку чрезвычайно трудно с ними общаться. И, в отличие от животных Простейших, например, собак, животное-человек гораздо коварней. Да, ты же работала с обезьянами, имеешь представление, что за мартышкой гораздо трудней ухаживать, чем за волком или тигром. И все же мы должны быть снисходительны. Хотя бы потому, что, гневаясь на них, мы им уподобляемся, опускаемся на их примитивно-агрессивный уровень.

Если в тебя плюнет верблюд, говорят в Узбекистане, не уподобляйся верблюду, не плюй в ответ.

- Что ж, ты советуешь подставлять другую щеку, если тебя ударили?

- Ни в коем случае! Если собака меня пытается укусить, я ее наказываю. Вспомни полуволка Байкала. Он меня уважал отчасти потому, что не чуял от меня запаха страха. Я для него был лидером. Среди двуногих тоже надо быть авторитетом и добиваться лидерства и кнутом, и пряником. Другое дело, что у меня это не всегда получается. Я слишком мягкий, забываю все время, что эти взрослые, отнюдь не дети, которым можно прощать зло.

Да, папа, конечно, силен в споре, софист он настоящий. И все же он не во всем прав. Поэтому на нем и пашут, как на мерине, а потом смеются, что его обдурили.

Вот, простейший пример. Дал он как-то на базаре денег какому-то оборванцу. Так тот теперь все время у него деньги клянчит. А я специально узнала - у этого пацана и мама, и папа есть, а он специально после школы переодевается в тряпье и попрошайничает на рынке. И уже скопил на музыкальный центр.

Папа свертывает свои дела, продает компьютеры и прочие причендалы. Я заканчиваю свою учебу. На улице по-прежнему сырость, слякоть. Рубль совсем перестал быть деньгой, тысяча рублей и то уже не деньги. Город зарос грязью, у людей растерянные и озлобленные лица. Папу тянет за границу, меня тянет в наш рыбачий поселок Новое Устье.

По-моему папа понимает, что за границей он будет люто скучать по голодной разрухе Родины, а я понимаю, что в Новом Устье я от скуки с ума сойду.

А что делать?

Как-то я читала, что любое наше действие подобно камешку, брошенному в пруд. Волны, рябь, круги по воде" достигнут нас со временем. И чем больше камень, тем сильней нас захлестнет волной.

Вот мы с папой бросили камень на юге в того толстяка-азербайджанца. Пусть он сам виноват. Первый раз круги достигли нас уже в Калининграде. И снова папа бросил здоровенный камень. Одна волна вымыла из его кармана кучу денег. А теперь, спустя столько времени, опять докатилась еще одна. Папины армяне сообщили, что в городе появилась целая банда азейбарджанцев - ищут его. Потом пришел тот мент и сказал папе тоже самое. И добавил, что милиция в разборках участвовать не собирается.

Я бы ничего и не знала. Но я заметила, что папа стал какой-то встревоженный. А потом он завел разговор о том, что пошлет меня отдыхать в санаторий в другой город. И тут уж я вынуждена была подслушать его разговор с его охраной. И все узнала.

Я сразу спросила:

- Ты хочешь меня отправить, потому что боишься за меня.

- Подслушала, - одобрительно констатировал папа. - Да, именно поэтому. И не вздумай сопротивляться. Для борьбы у меня должны быть развязаны руки.

- Да я и не возражаю, - сказала я. - Просто я никуда не поеду.

Папа развел руками.

- Против женской логики я бессилен.

Но я видела, что шутил он сквозь зубы, а сам побледнел: верный признак волнения или злости.

Но мы не успели доспорить. События начали развиваться весьма стремительно.

Я ходила за хлебом, булочная у нас рядом, так что я выскочила прямо в домашнем халатике и тапочках. И, вдруг, у самого подъезда затормозила машина, из нее выскочили двое нерусских и бросились на меня. Я ничего не успела сообразить, мои руки сами бросили им в лицо хлеб, а ноги сами побежали в булочную. Я влетела туда и, не оглядываясь, нырнула под прилавок, помчалась через подсобку. Что-то вскрикнули продавщицы, кто-то затопал ногами, а я уже выскочила во двор магазина и растерянно остановилась.

За мной никто не бежал, но в магазине явно что-то происходило ужасное. Там слышались женские крики, грохот, звон, потом грохнули два выстрела.

Я совершенно не знала, что мне такое делать. Я чувствовала, какая я маленькая и беспомощная, что я всего лишь в халатике, под которым только трусики. Какая я дура, что не послушала папу и не уехала!

А тут из задней двери магазина выскочили две огромных собаки-овчарки. Они подбежали ко мне, обнюхали меня и одна взяла, да лизнула меня в коленку. А потом из этого магазина вышел папа, а рядом с ним еще одна собака, еще больше первых двух. Папа подошел ко мне и погладил меня по голове. А собака встала на задние лапы, передние положила мне на плечо и начала облизывать мне щеки. И я поняла, что я плачу.

Потом папа рассказал, что он ехал из питомника уголовного розыска с тремя знакомыми овчарками, которых он помогал дрессировать и которых ему начальник питомника разрешил взять ненадолго домой для "охраны. (Начальник питомника когда-то учился у папы в собачьем клубе, он тогда был еще пацаном, а теперь ухе капитан уголовного розыска). И папа подающих уже к дому, когда увидел машину с этими бандитами, а потом увидел, как я проскользнула в магазин, а они бегут за мной. Он успел выпустить собак, а сам побежал за ними. Но собаки все сделали сами, а шофер с машиной успел уехать и папа, боясь за меня, не «тал его преследовать.

Папа оставил около меня главную овчарку, которая лизала мои слезы и вернулся в магазин с двумя другими. Я не пошла с ним, я ничего не хотела видеть. Я села на лавочку во дворе и сидела там, ждала и гладила собаку. Я слышала, как с громким звуком тревоги приехала скорая помощь, потом в магазине опять был какой-то шум и папин голос непривычно резкий и грубый. Потом снова завизжала скорая помощь, вышел папа с собаками и мы пошли домой, где пала загнал меня в горячую ванную.

Купание успокоило меня. Я оделась, вышла из ванной и увидела, что папа уже собрал мой чемодан с вещами. Он ничего мне не сказал, а я ничего и не стала спрашивать. Мы вышли из дома, у подъезда уже стояли две машины, которые папа вызвал по телефону. В одной виделись наши армяне, во второй сидели незнакомые мне люди. Рожи у них были явно бандитские, наверное, папа вызвал своих знакомых уголовников, с которыми сидел в тюрьме.

Машины повиляли по городу и через час я была в Светлогорске, где папа снял целый дом. Со мной осталась овчарка, которую зовут Тарле, и двое охранников. А обе машины уехали обратно в город.

Мне было очень тоскливо и неуютно в этом чужом доме. Я боялась за папу и за себя. Успокаивала меня только собака. Тарле оказался ужасно смышленым псом. Он все понимал, что я ему говорила: «и сидеть», «и ко мне», «и дай лапу». И он везде ходил за мной, как привязанный, и я видела, что он меня охраняет по-настоящему. Видимо, папа дал ему такую команду. Даже охранники не могли ко мне приблизиться, он сразу поднимал шерсть на загривке и начинал утробно рычать, пока я не говорила ему "фу".

Вечером я долго не могла заснуть. Я заперла все окна и дверь, но все равно было как-то тревожно. Тарле спокойно лежал около стола и сопел во сне. Иногда он поднимал голову, шевелил ушами и тихонько рычал, а потом снова закрывал глаза и начинал уютно сопеть.

И неожиданно мне захотелось написать стихи. И я их написала, только они получились какие-то очень взрослые, будто и не мои.

"Сыграть себя на лютой сцене,

Сыграть неистово, сквозь стон!..

Потом - туда, где пляшут тени

Под крик скрежещущий ворон.

Родные лица только в профиль,

Полупрозрачные они,

И все - эскиз, мечты уроки

Висят, вцепившись за карниз.

Полупрозрачная реальность,

Преображенная стезя,

Кольцом завитая начальность,

Но до конца дойти нельзя.

На лютой сцене

Играть себя

В который раз...

Потом - туда,

Где только тени

Ведут угрюмый перепляс."

Я написала эти дурацкие стихи, которые будто сами написались чужой рукой, и легла в кровать. А потом я закрыла глаза на минутку, чуток вздремнуть. И когда снова их открыла, было светло, в комнате кто-то ходил и повизгивал. Это был Тарле, который просился гулять. Я натянула спортивный костюм и мы вышли на улицу. Было такое редкое для Прибалтики солнце, охранники тренировались в драке, вскрикивали, прыгали друг на друга ногами вперед. Я тогда ошиблась, это были не уголовники, а афганцы из частного охранного бюро "Кобра".

Я вернулась в дом и подумала, что ужасно хочу есть. В это время зазвонил телефон. Звонил Армен, папин карабахский шофер. Он всегда говорил с акцентом, а тут его акцент стал совсем сильным, и я с трудом поняла, что он говорит, чтоб я не волновалась. И я, конечно, сразу стала волноваться и кричать в трубку: что случилось, Армен, говори же?!

И он сказал, что папа ранен и лежит в больнице. И что я не должна волноваться, потому что все кончилось, никаких азербайджанцев в городе больше нет, разборки кончились, а папа ранен не сильно, и что за мной скоро приедет Давид.

Я сразу расхотела кушать. Я не поверила Армену, уж очень он торопился и заикался. Я села на пол и обняла Тарле за голову. Я подумала, что опять остаюсь совсем одна на этом свете, что я еще совсем маленькая, хотя и думала, что 16 лет - это уже много.

И Тарле опять начал лизать мне щеки.

«Здравствуйте, тетя Надя и дядя Коля, и все-все!

Так вы и не приехали к нам погостить. А мы, зато, съездили в Израиль, и ходим сейчас загорелые, как негры.

Папа, правда, не ходит, он лежит в больнице. Попал в автомобильную аварию. Но ничего серьезного, скоро выпишется.

Может, вы все-таки приедете к нам на лето? А то мы с папой опять уедем за границу.

Передайте всем привет. Мама опять не пишет. Как она? Я ей высылаю деньги переводами с подтверждением о вручении. Знаю, что получает. Чего же молчит? Напишите, все ли у нее благополучно.

Ваша племянница Жанна."

За окном дождь. В квартире сыро и скучно. Одна радость - Тарле. Сопит себе, на ковре развалился.

Папа договорился с милицейским питомником, и этого овчара списали, будто он больной, и отдали нам. Когда он дома, папе, конечно, спокойней за меня. А папе сейчас волноваться никак нельзя. Он лежит в больнице и врачи так и не говорят мне, что с ним на самом деле. Знаю, что ножевое ранение в грудь, а насколько это опасно, никто не говорит. И свиданий дают мало, вроде у них карантин по дизентерии. Врут все, другие-то посетители к своим больным ходят вовсю.

Давид немного мне рассказал о том, что у них происходило, пока я на курорте пряталась. Но я только поняла, что они нашли дом, где вся группа азер¬байджанцев остановилась, и нагрянули туда. И была там схватка, как во время войны. И папу там ударили в грудь ножом.

Азербайджанцев больше в городе никаких нет. Даже те, которые вообще не при делах были, просто торговали, и те уехали на всякий случай. Армяне наши ходят гордые. Они из Риги вызвали подкрепление: на пяти машинах приехали боевики.

Вобщем, все кончено, война тоже кончилась, меня, правда, по-прежнему охраняют Давид с Арменом по очереди и зубастый Тарле. А папа, когда я у него была в больнице, шутит сквозь зубы, говорит шепотом, трудно ему говорить, рана-то в груди.

Медсестра сказала, что он уже три раза в реанимации побывал. Я так и не поняла: плохо это или хорошо.

Как-то вся наша жизнь пошла наперекосяк. Зачем я тогда втравила папу в эту историю. Подумаешь, какие-то бродяжки невинности лишились! Сами виноваты, нечего на море бичевать.

Впрочем, я это со зла. Я совсем не так думаю. Просто я боюсь теперь всего. И за папу боюсь, и за то, как дальше жить буду.

Когда я была маленькая и жила с мамой, я как-то больше на себя рассчитывала. А теперь я с папой избаловалась, совсем несамостоятельная стала.

И все время стихи хочется писать. Я думала, что стихи пишутся, когда хорошо, а не когда плохо.

А если я одна останусь,

А если некого любить,

А если молодость на старость

Придется мне, вдруг, обменить?

Придется мне, как тете-Моте,

Тянуть все жилы на работе,

Детей замызганных бранить

И каждой трешкой дорожить.

С супругом пьяным препираться,

На кухне нищей упираться,

По выходным - стирать белье

И проклинать свое житье.

Не разменять судьбу на старость,

Осталась малая мне малость:

Просить у Бога снисхожденья,

Просить для папы исцеленья.

Вот такие, дурацкие, стихи получаются. Не стихи, а сплошные слезы. Я в жизни всего-то мало плакала, и то, когда горло болело. А теперь - большая дура, - а реву каждый вечер.

И еще я написала рассказ. Называется "Колокол".

В холодном северном городе, в общаге для семейных жила маленькая девочка. Город назывался Охотск, а девочку звали Таня. Город был серый, скучный, вместо красивых берез и тополей там росли карликовые кривые ели,

Тане было шесть лет и ей хотелось чего-нибудь сказочного. Но сказки были только в книжках, да иногда по телевизору.

Как-то выпал на ее долю самый скучный день, который можно было ждать. Мама стирала и ворчала, на улице -никого, гулять не с кем. Таня в сотый раз подошла к окну и, положив локти на подоконник, стала смотреть на мрачную улицу. Напротив стоял вечный дом с вечными слепыми окнами, за которыми, наверное, уныло копошились люди. Вокруг дома были серый, песок и серая грязь,

"А еще лето называется," - грустно подумала Таня.

,Я хотела уже отойти, когда увидела, что в нудной песочнице что-то блестит. Она присмотрелась и увидела огромный (наверное, ей по плечо), сверкающий хрустальный колокол. Это было так явственно, как песочница. Огромный, серебристо-хрустальный колокол сиял, как полная луна, над серой улицей.

Тяня восхищенно смотрела на это зрелище. Страшно была даже шелохнуться, ведь чудо могло исчезнуть.

Тут она подумала, что то-то может увидеть этот колокол и сломать. Эта мысль показалась ей страшной. Но и отойти от окна она боялась. Она боялась, что если она отойдет от окна, чудо исчезнет.

Тогда она позвала маму, чтоб мама посмотрела за колоколом, пока она выбежит на улицу. Но мама была занята стиркой и не отозвалась.

"Если я очень, быстро добегу до песочницы, то ничего не случится, может быть," - подумала Таня, резко сорвалась с места и побежала.

Бежать надо было всего три этажа. Таня бежала и представляла себе, как она коснется колокола, и как он отзовется на ее прикосновение легким, звездным звоном. Она выскочила на улицу...

Ей захотелось вырвать глаза. В грязной и гадкой песочнице не было ничего, кроме слежавшегося песка.

"Может, кто-то взял," - подумала она с робкой надеждой.

Но песок был гладким до омерзения, на нем не было никаких следов чуда.

Татьяна тяжело вздохнула и поплелась домой. На крыльце она обернулась, но ничего не было. До ее маленького сердца дошла взрослая горечь утраты. Она с пронзительной ясностью поняла, что больше никогда не увидит колокол.

Никому не известно - была ли это фантазия. Или взгляд ребенка проник в другие миры, в другую реальность.

Мама, естественно, не поверила. А Таня, привыкшая свои беды разряжать слезами, не плакала в этот день.

А потом Таня стала взрослой. И очень редко ее обжигало волшебное воспоминание. И тогда ей хотелось плакать навзрыд...

Наконец-то появилась некая ясность в отношении папы. Он сидел на кровати, под спину ему подложили подушки, и он улыбался почти естественно. И голос уже не был таким хриплым. Он встретил меня стихами Киплинга:

"И если ты способен то, что стало

Тебе привычным

Выложить на стол,

Все проиграть и все начать сначала,

Не пожалев того, что приобрел..."

Потом он все же закашлялся, сестра подскочила к нему с поильником, такой кружкой с длинным носиком. Он выпил несколько глотков, вздохнул, сморщился и сказал:

- Легче еще пару ножей в грудь получить, чем пить эту гадость.

Между нами с папой редки проявление открытых чувств. То ли мы оба стесняемся, но так уж у нас повелось. Но тут я взяла, подошла к кровати и прижалась к нему. А он легонечко погладил меня по голове и сказал:

- Ну, что ты, малыш? Все гуд, скоро будем бегать. Как там наш овчар?

И мы, как чокнутые, долго говорили про собаку, а не про друг друга.

Но все равно получалось, будто мы говорим про друг друга. И мы оба это понимали и улыбались, как безумные.

Так, вроде все хорошо было: и папе лучше, и школа кончается. Правда, из-за всех этих происшествий я не вытянула оценки на «отлично». Несколько четверок и даже тройка по, конечно же, физкультуре. Такой вредный физрук.

Но сон мне приснился ужасный. Мне приснилось, будто меня схватили эти толстяки нерусские, и будто их уже несколько, Я еще отбиваюсь, а меня, вроде, уже увезли в какие-то кусты и один на меня навалился, а другие держат за руки.

И я так почувствовала колючую коленку, что раздвигает мне ноги, а я не даюсь, дергаюсь вся, но молчу, хотя мне рот никто не закрывает, а я молчу и борюсь молча, а эта коленка все раздвигает мне ноги и колючий мокрый рот трется мне об лицо.

Я все-таки вскрикнула и проснулась. И сразу не поняла, что проснулась, потому что этот мокрый и колючий все терся мне об щеку, а потом я поняла, что это Тарле меня лижет, успокаивает.

И я сразу встала, зажгла везде свет и все ходила по квартире, во все закутки заглядывала, мне все казалось, что в квартире кто-то есть.

А Тарле ходил за мной следом и тоже везде вынюхивал. Он, наверное, думал, что я что-то ищу и все давал мне понять, что он лучше найдет, только скажи что.

И я, наконец, успокоилась, забралась под одеяло, но свет выключать не стала. Я стала лежать и обо всем думать. И опять мне вспомнилась эта девчонка с сестрой с юга, я поняла, каково им было плохо. Я ведь почти все испытала на себе, хоть и во сне. И я подумала, что чужие беды не могут быть нам чужими, потому что, если с ними не воевать, они нападут на нас и задушат.

А утром привезли папу, хотя он еще совсем больной. Врач сказал, что две медсестры будут по очереди при папе дежурить прямо дома, а он будет приходить каждое утро.

И сразу дом превратился в больничный покой со всеми запахами и заботами, но я почувствовала, что все страхи улетучились из квартиры, как будто ее простерилизовали спиртом и йодом.

- Чего ты дурью маешься? - спросила я папу. - Ты же больной совсем, чего из больницы убежал. А теперь такие деньги, наверное, будешь врачам платить?

- Хочешь, уеду обратно в больницу? - спросил он ехидно.

Я, конечно, сделала вид, что обиделась. А сама подумала, что мой папа-телепат: догадался, как мне плохо одной. Охрана ночью в машине сидит, я терпеть ненавижу, когда в квартире чужие ночуют. А собака -она собака и есть.

Но виду я не подала, а стала Тарле гнать из папиной комнаты, чтоб он инфекцию не занес. И сразу напоролась на мораль. Папа хриплым голосом сделал мне выговор, напомнив, что слюна и даже дыхание собаки стерилизуют лучше любого лекарства, так как обладают сильнейшим бактерицидным свойством.

А потом папа достал из-под подушки какую-то книгу и вручил мне. Я посмотрела автора и очумела: там было написано, что автор книги академик Тарле.

- Как же так? - спросила я. - Откуда он академик?

— Полагаю, — ехидно произнес папа, - что все-таки собаку назвали по имени академика, а не наоборот. Почитай, полезно. Лицея у тебя нет, а у постели больного скучно.

Я пролистала книжку. Она была про Наполеона, французского полководца и императора, которого победил под Москвой Кутузов. На титульном листе было папиным почерком написано:

«Моей глупенькой дочке, чтоб не задавалась, будто много знает, и в честь окончания учебного года всего с одной тройкой.»

Я сперва хотела надуться, а потом удивилась: откуда он уже знает про тройку?

Но тут сестра сказала, что папе пора получать лекарство и отдыхать. И хотела выставить нас с Тарле (и собакой, и книжкой) за дверь, но мы дружно воспротивились и при папиной поддержке получили разрешение остаться, учиться ухаживать за больным, при условии тишины и послушания.

Я допоздна читала эту удивительную книжку. Вроде, и про историю, а читается, как роман. Действительно, что мы знали про Наполеона? Байку про умного Кутузова, то, что Наполеон был маленького роста... Мы даже не знали, что Наполеон свободно завоевал Москву. А его 100 дней, когда он почти без войска завоевывал города, ворота которых открывались от стука его табакерки. В общем, сильная книжка. И Тарле здорово пишет.

Но под утро мне стало не до книжки. У папы началось легочное кровотечение, опять приехала скорая, теперь-то я знаю, что такое реанимация - это, когда из мертвых оживляют. Я перенервничала, а папу опять увезли в больницу. А вечером пришел его адвокат и сказал, что папа требует меня к себе.

Папа лежал опять бледный и слабый, и говорил шепотом. Он сказал, что его болезнь затягивается, он не может допустить, чтоб я жила одна, да и боится дополнительных неприятностей по азейбарджанским разборкам. Он сказал, что на лето я должна поехать к маме - меня довезут до самого Охотска, а потом он за мной приедет сам.

Все получилось так быстро - я едва успела собраться, а уже ехать в аэропорт. Адвокат, полная женщина в очках, сопровождала меня до самого Охотска. В самолете она намекнула, что папа, возможно, станет банкротом, что ему пришлось заплатить милиции огромную сумму, чтоб его боевиков за войну с азербайджанцами не привлекали к уголовной ответственности.

Какой папа глупый, он что - думает, что я из-за того, что он богатый, с ним живу!

Но решать и думать мне не дали. В Москве мы даже не побыли, сразу переехали из Внуково в Домодедово и через семь часов скучного полета приземлились в Хабаровске. А через час маленький самолетик (а раньше он мне казался таким большим), унес нас в Охотск.

Мама встретила нас прямо в аэропорту, ей дали телеграмму. Она была очень толстая, в волосах было много седых волос, но она была трезвая, что меня очень обрадовало.

Адвокатша не поехала с нами в Новое Устье. Она пошла со мной и мамой в сберегательную кассу и выписала мне сберегательную книжку, а на эту книжку по поручению папы положила три миллиона рублей. Она их положила так, что я в месяц не могу взять больше ста тысяч, пока мне не исполнится 18 лет. И сказала, что на этот счет будут еще перечисляться деньги. Креме того, она дала мне кошелек, в котором было 1000 долларов, и попросила беречь эти деньги на черный день.

И мы поехали на кунгасе (такой огромной лодке рыбаков) в Новое Устье. Я все удивлялась, какой маленький и грязный этот поселок Охотск, который в детстве представлялся мне огромным городом. А Новое Устье меня совсем огорчило: дыра дырой. Меня даже не радовали охи и ахи тети Нади и дяди Коли. А подружек я своих совсем забыла. Они стали большие и сисястые, но разговаривать с ними было неинтересно.

Казалось, что я разговариваю с десятилетними ребятишками. К тому же меня ужасно коробила матерщина, от которой я совсем отвыкла, а они все время добавляли эти словечки в каждой фразе.

Сколько я скучала по дому, как смаковала свое возвращение, а теперь - тоска кромешная. А тут еще мамка со своими дурацкими приговорками: "Вот откормим тебя, а то худющая, как салака, да замуж за учителя выдадим..."

"Здравствуй, родная!

Как-то мало я сказал тебе на расставание. Плохо себя чувствовал, да и не хотел расстраивать перед дорогой. Но так или иначе, придется чуток просветить тебя в нынешней обстановке.

Во-первых, опасность новых "разборок" с азербайджан¬цами не исключена. А следовательно, ты становишься самым слабым звеном моей обороны. Я просто не имею права рисковать тобой!

Во-вторых, нынешние события стоили мне огромных денег. Мое ранение добавило непредвиденных расходов: тут речь не столько о стоимости лечения, сколько об "откупных" ментам за пролитую кровь. Впрочем, таковы волчьи законы нашей страны - победи мои противники, платили бы они. Так что я почти банкрот.

Одно утешает, твои деньги пристроены в банк под хорошие проценты, так что инфляция на них не слишком отразится. И что бы ни случилось - ты к 18 годам не будешь нищей.

В третьих, состояние моего здоровья весьма прискорбное. Боюсь, что в России мне не окажут необходимой помощи. Лечение же за границей весьма дорого. Одна надежда - я уже почти израильский поданный, там меня вылечат за счет государства.

Как видишь, твое отсутствие сейчас необходимо для нашего общего благополучия. Понимаю, тебе сейчас трудно и противно там, в провинции. Но это, очень надеюсь, временно. Дай мне окрепнуть. Не забывай наш гимн:

"И, если будешь мерить расстоянье

Секундами, пускаясь в дальний бег.

Земля твое, родная, достоянье,

И, более того, ты - Человек. "

Бессмертный Киплинг все предугадал.

Поставь это стихотворение рядом с нынешними интересами, мелкой суетой, временными неурядицами. И расширь глаза.

И не сердись за беспокойный характер твоего нескладного отца.

Целую миллион раз, думаю только о тебе, ради тебя живу и борюсь.

"Здравствуй, Жанна.

Ну, как ты там, в своем Охотске, который "стоит на хвосте у селедки"? Помнишь, ты мне рассказывала про это крылатое выражение ваших рыбаков.

А вот Калининград стоит на хвосте польских спекулянтов. А на моем хвосте висят переэкзаменовки по русскому и английскому, брат со своими, упреками и мама с постоянным ворчанием, когда я поздно возвращаюсь домой.

Была у дяди Володи. Он по-прежнему плохо себя чувствует. Ему нужна операция на легкие, а такие операции делают только за границей. Сейчас его работники уже купили билеты на самолет в Израиль, а там ему эту операцию сделают бесплатно.

Твоего пса Тарле отдали опять в питомник. Но он всеравно считается твоим. И когда все наладится и ты вернешься, тогда вы с папой его заберете.

Ну, пока все. Пиши, как там тебя встретили, что делаешь?

Твоя подруга. Света."

"Здравствуйте, Жанна Владимировна.

Извините за это письмо, но мне не к кому больше обратиться. Мой начальник и Ваш папа болеет, к нему никого, кроме его адвоката, не допускают. А меня уволили, судя по всему, без его ведома. Мне предъявили претензии, что я запустила бухгалтерию и не во-время сдала квартальный отчет. Это неправда.

Жанна, Вы должны меня помнить, когда Вы бывали у Владимира Михайловича на работе, я сидела справа от входа, невысокая женщина средних лет в больших очках. У меня двое несовершеннолетних детей, а с мужем мы в разводе. Представляете, как плохо будет моим ребятам, если я сейчас останусь без работы!

Напишите, пожалуйста, своему отцу, чтобы он разрешил мне объясниться с ним прямо в больнице. Я докажу, что меня оговорили его сотрудники, которым он напрасно доверяет. Я знаю, что отец очень считается с Вашим мнением, а Вы, как я думаю, отзывчивая и честная девушка. Вся надежда моя и моих детей на Вашу поддержку.

С надеждой и уважением, искрение Ваша, Софья Федотовна Старченко.

Мой адрес: Калининград, проспект Мира-5, кв.37."

"Уважаемая Жанна Владимировна.

Прошу прощения, что я отрываю Вас от дел своим сумбурдным письмом. Вы, наверное, не помните меня: я - кассир Вашего отца. Взяться за перо меня побудила одна щекотливая ситуация, сложившаяся в фирме Владимира Михайловича в период его недомогания.

Дело в том, что бухгалтер, некая Софья Федотовна Старченко, воспользовавшись болезнью Вашего папы и отсутствием должного контроля совершенно запустила дела, не вовремя сдала квартальный бухгалтерский отчет, заплатила со счета фирмы лишних три миллиона налогов, от которых можно было легко уклониться.

Не, буду вдаваться в детали нашего бухгалтерского делением более, что Вы не специалист в этом вопросе. Можете поверить, мне интересы фирмы дороже собственных. И я, конечно, доложила все заместителю Вашего отца, а он уволил эту Старченко.

Мне стало известно, что она теперь пишет во все инстанции, жалуется, выдает конфиденциальную информа¬цию-фирмы, пытается пробиться в больницу и потревожить больного человека.

Я советовала бы Вам черкнуть папе в письме пару строк об этой негодной работнице. Он у Вас человек мягкий, порой излишне добрый. А тут доброта может только навредить финансовому положению фирмы.

Еще раз простите за это письмо. Уверяю, что оно продиктовано только заботой о делах фирмы и здоровье Вашего папы.

Галина Францовна Бисмарк, старший кассир."

"Жанна, милая моя!

Успеваю черкнуть всего пару строчек перед посадкой в самолет.

Умаляю, жди и надейся. Все проходяще, все тленно. Но главное для людей - беречь чувства.

Я очень люблю тебя, моя девочка!"

"Папа! Я боюсь, что мое письмо тебя уже не застанет.

Мне плохо тут жить, но ты об этом не думай. Я уже

большая и совсем не такая беспомощная, как ты, наверное,

Папа, я все поняла, я буду ждать и терпеть. И я вовсе ни в чем тебя не упрекаю, не думай! Ты все

делал правильно и ты не виноват, что все так получилось. Твоя Жанна."

18 лет, Хабаровск

«О, если ты покоен, не растерян,

Когда теряют головы вокруг,

И если ты себе остался верен,

Когда в тебя не верит лучший друг.

И если ждать умеешь без волненья,

Не станешь ложью отвечать на ложь,

Не будешь злобен, став для всех мишенью,

Но и святым себя не назовешь.

И если ты своей владеешь страстью,

Л не тобою властвует она,

И будешь тверд в удаче и несчастье,

Которым, в сущности, цена одна.

И если ты готов к тому, что слово

Твою в ловушку превращает плут,

И, потерпев крушенье, можешь снова -

Без прежних сил - возобновить свой труд.

И если ты способен все, что стало

Тебе привычным, выложить на стол,

Все проиграть и все начать сначала,

Не пожалев того, что приобрел.

И если можешь сердце, нервы, жилы

Так завести, чтобы вперед нестись,

Когда с годами изменяют силы

И только воля говорит: держись.

И если можешь быть в толпе собою,

При короле - с народом связь хранить,

И, уважая мнение любое,

Главы перед молвою не клонить.

И если будешь мерить расстоянье

Секундами, пускаясь в дальний бег,

Земля твоя, мой мальчик, достоянье,

И более того, ты - Человек."

"Здравствуй, Света.

Никаких особых новостей у меня нет. Живу на квартире, снимаю однокомнатную рядом с университетом. Сессию закончила нормально. На лето хотела устроилась в редакцию молодежной газеты, хотя терпеть ненавижу писан» по заданию.

Рада, что у тебя налаживается быт. Лишь бы после медовою месяца твой муж не стал занудой. Больше всего не люблю мужиков-зануд. Я пока о замужестве и не думаю, сперва надо закончить университет и наладить собственную жизнь. Есть, правда, один парень. Он моложе меня на год и мы с ним ходим на дискотеку. Мне нравится, что он не нахальный. Он учится в морском училище и форма ему очень идет. Он высокий и светлый.

От папы никаких вестей не получаю. Где-то он мотается по заграницам, совсем он забыл свою дочку. Ну, да ничего, я его не осуждаю - у него своя жизнь. Мама по-прежнему живет в Охотске, скоро будет получать пенсию ( у нас, на Крайнем Севере, пенсию женщинам дают с 50 лет). Я ей посылаю немного денег, хотя откуда особые деньги у студентки. Папино наследство сильно похудело и, хотя мне уже 18 и я могу забрать оставшиеся семь миллионов, я их почти не трогаю. Вобщем, денег на жизнь хватает. Еще перепадает немного с гонораров, я в основном пишу на радио, там самые большие гонорары.

Ну вот, пожалуй, и все.

Пиши. Твоя подруга, Жанна."

Давно я не касалась своего дневника. Газетная практика съедает желание писать. Но, если уж я надумала стать журналистом, то иного способа, кроме как писать и писать, не вижу.

Кстати, до сих пор не перестаю удивляться на это решение. Меня ведь всегда тянуло к точным наукам. Впрочем, в журналистике тоже есть свой шарм. Всегда в гуще событий. Но я вовсе не собираюсь быть всегда репортером. Ладно, жизнь покажет, пока хоть бы университет закончить.

А может, мне перейти на заочное? От этих лекций одна скука: ну, зачем мне слушать, что называется репортажем, а что - проблемной статьей, когда я сама эти статьи и репортажи строчу еженедельно.

Ладно, сейчас лето, а до осени многое может измениться. По крайней мере, первые курсы надо закончить очно, на них все образовательные предметы, а я все чаще ловлю себя на мысли, что школьную программу так и не усвоила толком.

Недавно попались мне папины архивы: газеты, вырезки... Ничего папа писал. С профессиональной точки зрения, вроде, совсем не правильно, можно сказать - безграмотно. А начнешь читать - интересно. Может, именно потому, что необычно и не профессионально?

Где-то он сейчас куролесит? Да и жив ли?

Моя жизнь идет как-то слишком спокойно. Учеба, работа, отдых. Явно мне не хватает приключений. Не то, чтоб я по ним скучала, но хочется чего-нибудь сумбурного, я слишком правильная, наверное.

С другой стороны, я очень довольна, что каждый новый день не грозит мне неожиданностями, как раньше. Вот такая я девчонка.

Написала Светке письмо. Хоть бы она приехала, что ли. Покуролесили бы по Хабаровску. Она девушка весьма веселая. А может, и она изменилась? А я изменилась? То, что пополнела - это точно. А так, вроде, такая же, как и была.

Вот скука-то. Села писать дневник, а писать-то и не о чем. Как же я раньше исписывала целые страницы, да с таким азартом?

Ладно, попробую как-нибудь в следующий раз. А сейчас надо заметку о книжной торговле в государственных магазинах заканчивать. Чтоб они угорели, эти государственные магазины: и цены выше, чем у частников, и ассортимент нищенский, зато хамят покупателям по-старинке. Скорей бы эти магазины кто-нибудь приватизировал. Вот возьму, да напишу фельетон не эту тему!

Пришла домой злая, как черт. Где она, хваленая демократия. А еще молодежная газета называется. Фельетон мой, видите ли, слишком резкий и задевает городские, власти. Эти власти тянут с приватизацией сознательно, выгоду какую-то имеют. Отдам-ка я свой фельетон на радио, там посмелей материалы проходят.

Плюнуть бы на эту газетенку, но молодому журналис¬ту сейчас работу найти почти невозможно, так что, надо считать, что мне повезло. А то, что фельетон сочли необъективным и грубым - это пусть на их совести висит.

Надо думать над новым заданием. Заголовок, правда, я уже придумала: '"Отравленное детство". По-моему, вполне, для статьи о беспризорниках. С утра пойду в детскую комнату милиции, потом - в приют городской и в спецприемник-распределитель детский. Тьфу-ты, какое идиотское название: спецприемник-распределитель.

Что-то у меня, вроде, полоса неудач начинается. Или этот мент из Интерпола меня достал. Хотя, можно! гордиться, что тобой аж Интерпол интересуется. Впрочем, не мной а папашей. Как будто я что-то о нем знаю.;

Больше года никаких вестей. Да и после того, как он в Израиль уехал, всего-то и получила три открытки.

Вот наши менты меня доставали, так доставали. Хорошо, хоть деньги папины не отобрали из банка. До сих пор не знаю: то ли это папа накрутил всяких афер, то ли это его сотрудники подставили, когда он заболел. У меня до сих пор лежат письма его бухгалтера и кассира, в которых они всякую грязь друг про друга пишут. Вполне могло получиться, что они махинировали, воровали, а папа оказался крайним.

Да, много беспокойства внес он в мою жизнь. Если сравнивать с камнем, брошенным в тихий пруд, то он оказался не камнем, а целой глыбой - до сих пор идут круги.

Ладно, надо мыться и спать. Ужинать сегодня не буду, надо следить за фигурой, а то растолстею, как мама. Завтра мотаться по беспризорникам.

Опять пришла домой поздно. Ну его к черту, -поужинаю: черт с ней, фигурой. Устала, как собака. А толку нисколько, не получается материал, а опять получается грубый фельетон.

В приют принимают только круглых сирот, а почти все эти беспризорники имеют родителей. И никому нет дела, что таких родителей, пьяниц да проституток, лучше не иметь. Ясно что ребята из дома бегут. Приют для них закрыт, на вокзалах и рынках их травят, как зайцев, милиционеры и спекулянты, остается для них только спецприемник, а он - та же тюрьма.

И никуда оттуда не распределяют, так как распределять некуда. В приют не принимают, интернаты переполнены, да и туда нужны направления и прочие «справки-бумажки. И отвозят ребят с утра пораньше, »пока родители трезвые, домой из этого спецприемника, да берут с этих "родителей" в больших кавычках списку, что ребенок передан из рук в руки.

А детские комнаты, инспектора в них - все женщины, рады бы помочь, но все, что могут сделать, так это пить на свою невеликую зарплату пирожок или булочку для замызганных и голодных малышей.

И все линии опять сводятся к городским властям, которым грубить по мнению нашего редактора, не стоит, так как они стараются хоть что-то делать. "Zirculuz vizios" порочный круг, как говорили древние римляне.

Ладно, Amigus Plato sed magus amiga est veritas. Платон мне друг, но истина дороже. Опять идти с фельетоном на радио, а они еще о книжных магазинах не решили с материалом. Чует моя душа, что вылечу я из газеты.

"И пьяницы с главами кроликов

In vino veritas кричат... "

Здорово, писал Блок. Конечно, не все мне у него У нравится. Много стихов просто слюнявых, но есть очень сильные.

А в чем же, все же истина? Боюсь, что истина в том, что никакой журналистки из меня не получится, а подучится обыкновенный учитель русского языка и "литературы. У меня даже дневник не получается. Вот просмотрела записи давние, так я в 16 лет писала, может, нескладно, но лучше, чем сейчас. По крайней мере, читать интересно, события видны. А теперь я знаю и лингвистику, и морфологию, и лексику , и еще много всякой муры, а язык деревянный.

Конечно же, радио забраковало оба фельетона. Они сказали, что это вообще не фельетоны и даже не статьи проблемные, так как многословны, не конкретны, не имеют выводов и аргументации, и написаны грубо.

А потом какой-то старичок, что на радио работает еще со времен Ивана Грозного, поинтересовался: не родственница ли я журналиста Верта. Я сперва не сообразила, какого он журналиста имел ввиду, а потом до меня дошло, что папа когда-то работал в Охотске в редакции. И, конечно же, он и по радио свои материалы давал. Ну, никуда не денешься от этого папы, всюду он побывал и везде его знают.

Этот старичок рассказал, что Верта не имел счастья знать (и слава Богу), но материалы из Охотска помнит, крепкие материалы, сочные.

- Учитесь у папеньки, - посоветовал он мне на прощание.

Буду учиться у папеньки. Так, открываем желтую от старости папку с материалами папки. Материал первый. Называется "Про хорошую столовую". Оригинальностью заголовок не блещет, но посмотрим, что дальше?.. ...Да, умел папка писать. А я, вот, не умею. Ну и пусть. Буду преподавать русский язык и литературу оболтусам в школе.

Я решила набить руку на информульках. Это только кажется, что маленькую информацию написать легко. Конечно, она должна отвечать на три вопроса: "что?', "где?", "когда?", и быть лаконичной. Но это вовсе не значит, что она должна быть сухой констатацией факта. Ее можно сделать изящной, а если чуть-чуть расширить, то вообще можно создать маленький газетный шедевр.

В папиных записях я нашла запись о том, как можно сделать по-разному информацию о таком простом факте, как открытие памятника войны в виде танка.

Предположим, что мы присутствуем на открытие памятника и получаем следующую информацию: танк построен на заводе города N комсомольцами, часть которых ушла на нем воевать. Вернулся только один, без руки. Часть средств, вложенных в танк - сборка металлолома и пожертвования всей молодежи города. Ну, и митинг, естественно, с выступлениями ветеранов, представителей власти, в конце дали слово пожилому ветерану с одной рукой.

Можно написать сухо: тогда-то и там-то происходило торжественное открытие памятника героям Великой Отечественной... Присутствовали, выступили... В конце митинга на импровизированной трибуне появился единственный уцелевший член экипажа...

Можно начать так: "Он стоит, слегка вздыбившись на гусеницах, и кажется, что сейчас закашляет У перегретым газолином и ринется в человеческую массу '"напротив. Но - нет, он навечно вмерз в гранит...".

Потом необходимая информация в том же стилисти¬ческом ключе, а в конце: "А завтра на железном туловище мертвого великана будут играть дети. И это прекрасно."

Можно начать так: "У старого танка на импрови¬зированной трибуне стоит человек. Рукав пиджака приколот к карману булавкой. По морщинистому лицу текут слезы. Для него танк не просто груда старо! механизма...". И кончить: "Разойдутся участию митинга, дворник сметет мусор у пьедестала. А у гусениц всегда будут появляться свежие цветы, в любое время года. Цветы скорби и памяти".

Для кого папа готовил эти записи? Может, надеялся, что я буду учиться на журналистку?

Забавно получается. Только я возобновила свой дневник, сразу туда с мощной энергией влез папа. A я все это время пыталась о нем не думать. Слишком много он поломал в моей душе, слишком мной неприятностей принес мне его образ жизни.

Но, не уподабливаюсь ли я его знакомым, которые упрекали его за то, что он занял им денег на работу магазина, потому что потом эти деньги надо отдавать. Не знаю. Папа многое мне дал, но взял не меньше. И думая о нем, я слабею, а мне надо быть сильной, чтобы добиться чего-нибудь в этой жизни.

«Здравствуй, Света. Нет у меня особых новостей. Из "молодежки" я ушла, не могу больше мириться с их осторожностью при оценке моих материалов. Я узнала, что на самом деле эта газета вовсе не "независимая", как они пишут, а выпускается на деньги мэра города, так что это просто орган мэрии, чтоб капать на мозги молодежи.

На радио приняли мою статью о детях-сиротах, я назвала ее "Замкнутый круг" и наговорила всяких гадостей именно про мэрию. Мне удалось узнать, что работники этой мэрии только на загранкомандировки истратили за "прошлый год 200 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ. На эти деньги можно было бы здорово помочь ребятишкам. Так что я теперь свободный журналист. Дома пишу Совесть, стараюсь писать не казенным языком, а то из-за этих газет я совсем разучилась писать свободно, как раньше.

Я все надеюсь, что ты приедешь погостить. Поживешь у меня.

Ну, ладно, пока все. Пиши. Твоя Жанна. "

Я теперь человек свободный, журналист независимого Одиночества. Если буду писать, то только о том, о чем сама захочу. А на радио обещали принимать мои материалы. Им статья о детях понравилась, только они ее немного сократили.

Сейчас я начала писать повесть о добре и зле, о сомнениях и тревогах юной девушки. Я недавно прочитала "Замок" французского писателя экзиценциалиста и захотела ему подражать. Вот, как начинается моя повесть, название я еще не придумала. Условное название "Утро, поглотившее нас."

Сидела я, ничему не внимая, и смотрела в далекие дали, где сияло воспаленное солнце. Оно мне язвительно усмехалось и скашивало глаз туда, где я не была самой собой, а была разными, известными мне людьми. Самые чистые мысли мои почему-то всех и все высмеивали. Причем, изливались они как-то незаметно от меня. В итоге было неприятно и грустно.

Так и существовала я во времени неизбежном.

И как-то утром я проснулась вся объеденная кем-то со всех концов. Ноги и руки мои были отовсюду объедены, но почему-то совершенно безболезненно. Не болело ничего, только было неприятное ощущение объеденности. Да и как такой объеденной на улице, да и вообще где угодно появишься. Ладно, свои-то еще, родные, поймут как-нибудь, а с остальными что прикажете делать.

Вот сижу я, вся объеденная, а ко мне стучится кто-то. Ну, что ж, думаю, делать-то, все равно все когда-нибудь это увидят, надо, пожалуй, открывать.

Подползаю я на своих объеденных руках и ногах, дверь открываю, а передо мной стоит, понимаешь ли, во всей своей красе огромный и неприятный Еж. Заходит так нахально в комнату, отодвинув меня лапой, и нагло на незаправленную еще кровать усаживается.

Ну, я тут совсем себя, конечно, сумасшедшей ощутила, а он заносчиво молвит:

- Ну, что делать-то с тобой будем, чем займемся? Я молчу, значит, от двери потихоньку отползаю и глаза на него печально так таращу. Он задумчиво на меня взглянул и противным голоском таким:

- Ты что это, кислая такая?

Сижу я, вовсе обрюзгла, и видеть никого совсем не хочу, тем более, этого Ежа наглого. А он внимание на меня вовсе перестал обращать, сидит, хам, в грампластинках моих роется. Я не выдержала тут, и ласково так ему намекаю, что обгрызанная вся, неудобно мне как-то при чужом взгляде. А он безразлично мне. отвечает, что ничего, мол, это его не беспокоит, он, мол, еще и не таких обглоданных видел, пожалуйста, говорит, хоть костями хрусти, для него это неудобства не составляет.

Пыталась я возражать, но все бесполезно было. И тут я подумала, вдруг, а что, если это на всю жизнь так останется, что тогда-то, а? Страшно мне стало совсем. Раздумья охватили над своей такой вот дальнейшей жизнью.

А пока я размышляла, Еж куда-то девался, будто его вовсе и не было...>у

Вот такие странные мысли лезут мне в голову. Но, по крайней мере, это не газетная статья.

Л еще у меня опять начали писаться стихи. Вот лучший, как я думаю, стих.

"Пусть не бывало и не будет

Ни твердой ясности, ни слез,

Пусть неоформленность погубит

Долину неизвестных грез.

Пускай абстрактны и туманны

Мои последние стихи,

Пускай поступки не гуманны

И, даже, попросту плохи.

Пускай ночами, вроде бреда,

Приходят мыши о дурном

И раздраженье на соседа

Пускай опять тревожит днем.

Пускай под током тонкий провод,

Обвивший выход в белый свет,

Пускай беда, как будто овод,

Меня кусает много лет.

Пускай стихи мои убоги,

А мысли - попросту плохи,

Пускай меня отвергли Боги

И мне не искупить грехи.

Пускай себя с глухим упреком

Я не приемлю... Пусть. Пускай.

Я все же буду спорит с Роком,

Закрывшим мне дорогу в Рай.»

А эпиграфом к этому стихотворению должны быть стихи Баратынского: "И властны мы самим себе... Не зря в отроческие леты Даем поспешные обеты Идти наперекор судьбе.»

Вот так я нынче работаю. Пишу то, что никогда не будет опубликовано. Но, зато, мне интересно.

А вот и продолжение повести. Надумала, было, спать завалиться, но эта повесть, которая "не знаю о чем, как и зачем33, покоя мне не дает.

«Ушел еж, но покой я не обрела. На мне какая-то ткань белая образовалась. Вот ведь, думаю, задумаешься вот так однажды,,. Белую ткань мне, конечно, совсем не хотелось видеть, хотя красивая она была очень, переливалась вся, но я была рада и тому, что Еж этот, мерзопакостный, ушел. Замкнула я дверь и решила, прежде чем пускать всяких, спрашивать «кто там?» Посидела немного на кровати, да и задремала, и увидела сон.

Вижу, будто иду я по Бродвею в рваных штанах, а кругом американцы всякие прогуливаются, на меня презрительно поглядывают. Захожу я в какой-то кинотеатру а там происходит презентация нового фильма. Я прохожу в ряды, сажусь на сидение и смотрю. Что за фильм был - неясно, но потом свет в зале зажгли и все тут встали и ко мне почтительно обернулись, будто ожидая, что я скажу. Я немного оторопела поначалу, но потом что-то хотела сказать, но тут сон мой, чудесный, со стуком прервался.

Просыпаюсь я, а у меня уже ничего не обглодано, а вообще, только кости одни остались и даже кусочка кожи на них нет. Как же, думаю, двери теперь открывать. И тут опять стучат в дверь. Собралась я с силами и крикнула, спрашивая ^кто там?" Но из моего рта вместо крика нечто странное вырвалось, похожее на звук из пустого ведра, если в него жестяную консервную банку кинуть с камушком внутри.

Тот, кто был за дверью, почему-то все понял и таким же голосом мне ответил, и я,.. и я, главное, тоже его поняла. Он мне такую штуку сказал, что совсем плохо стало и в то же время полегче как-то. Он сказал:

-Открой, не бойся, я твой собрат. Да еще, как я поняла, он сказал это так, будто так оно и должно быть. Я сказала, что вообще дверь открыть не могу, что для него должно быть, наверное, ясно, он, как собрат, должен знать причины моего бессилия. Он ничуть не огорчился и сказал, что мне теперь вовсе не надо применять никаких усилий, стоит только мысленно дверь открыть и она всех впустит.

Сначала я обрадовалась этому факту, но потом передумала, что он ведь и сам мог бы ее открыть, почему же он этого не делает? И я у него об этом спросила, на что он мне спокойно ответил, что без моего согласия он не может дверь открыть, так как в комнате нахожусь я, а не он, а он находится снаружи и не имеет власти над дверью. Такой оборот дела меня устраивал, хоть в чем-то мне повезло.

Теперь, являясь как бы хозяином положения, я важно стала размышлять: впустить его или не впустить в мою, комнату? А тот, за дверью, почему-то поторапливал. Я ему сказала, что это МОЯ комната и МОЕ дело - открывать или не открывать! Он был слегка удивлен моей наглостью, а я почему-то была уверена, что Ежа мне подсунули именно они, (В моем сознании к этому времени мой собрат уже превратился в огромное количество собратьев и сосестер).

Ну, конечно, я дверь все же открыла, тем более, что они утверждали, что Ежа никакого и в помине нету. Но у когда дверь распахнулась, то там вместо скелета такого же, как я, я обнаружила румяного толстячка в белом халате. "Вот, черт, -подумала я, — видно, после Ежа соседи в психушку на мет донесли.)) Но тут же вспомнила, что двери открывала силой мысли и она прекрасно открылась. Хотя для врачей это не довод. Да, а мой костлявый вид, уж он-то им скажет, что я не чокнутая. Но мой вид им ничего не говорил, потому что, во-первых, это были не они, а только он, и к тому же действительно стал утверждать, что он мой собрат, но у него произошел обратный процесс, чем у меня. Я стала скелетом, а он сильно растолстел. И тут я, наконец, увидела, что под халатом у него ничего нет, даже обуви.

Тогда я жадно поинтересовалась, что же там происходит, за дверью, и как он в таком виде сюда пришел? Он в ответ широко улыбался, но ничего не говорил. А вопросов к нему хватало. Мне казалось, что он все должен знать о происшедшем. Но он молчал и улыбался...»

Все, спать хочу - не могу. Допишу завтра.

Удивительно, легла за полночь, а проснулась рано! Это моя повесть не дает мне покоя, хочется узнать, что будет дальше. Она как-то сама пишется, я даже не могу планировать развитие событий, пока не сяду за рукопись. Сейчас быстренько умылась, выпила чашку кофе и скорее за стол.

"...Но он молчал и улыбался, улыбался и молчал. Тогда я не выдержала и мне представилось, как он выкатывается из моей комнаты за дверь. И это незамедлительно произошло. Он буквально упал на пол и покатился колобком за дверь. Я хотела было представить, что он останавливается, но передумала, и он укатился. Тут я поняла, что могу представлять что угодно и кого угодно и оно тут же порисуется предо мной. И захотелось мне увидеть какое-нибудь знакомое, родное лицо, но не хотелось, чтоб меня видели такой.

Кстати, после этого замечательного утра я не только потеряла свои формы, но, как замечаю, да и вы скоро заметите, я потеряла понятие женского и мужского пола. Я никак не могла определить, кем я теперь являюсь, скорей всего я теперь - Оно. Но иногда ощущаю себя женщиной, кем я, вроде, и была, а иногда - мужчиной. Вот, такие дела, Так что не придавайте значения, как я себя именовать буду в дальнейшем.

Может быть, вы усмехаетесь, читая мою повесть (или это рассказ большой), а то я хотел бы поделиться происшедшим. Но, если уж вы усмехаетесь, то немедленно откладывайте прочитанное и забудьте, что вы вообще когда-нибудь это читали. Потому что дальнейшее совсем превратит вашу усмешку в большую ухмылку, а мне это очень неприятно, Так что, прощайте усмехающиеся, а я продолжаю.

После выкатившегося и выкаченного мной собрата долгое время не было вообще ничего. Никто не являлся, ничего не происходило, а я вообще находилась в какой-то невесомости, в неопределенном пространстве каком-то, не знаю где. И в этом пространстве не было ничего и меня тоже как бы не было. Никаких ощущений. Тело уже не беспокоило, я вообще перестала о нем помнить и не видела реальности,

Не знаю, сколько я так свисала" (именно свисала, а не что-нибудь другое), но однажды все прояснилось и сразу стало понятно и, даже, слегка виделось, чем все кончится. Хотя, насчет конца было спорно. Кто может знать, что там, в конце? Состояние тела оставалось прежним, но это меня не волновало. Я даже примерно понимал, как от этого избавиться, стоял только вопрос - надо ли избавляться? Сейчас мне не хотелось ничего, что раньше было основой существования. А тело существовало только для того, чтоб было где удерживать разум, как-то приковывать его к Земле. И хотелось только одного - познавать и познавать

Но после месяца долгих раздумий захотелось увидеть небо и вообще природу и жизнь в ней. Тогда стала нарастать решимость призвать кого-нибудь из родных. Родных представлялось изрядное количество, я даже подумывал о собрате-толстячке, но потом он как-то сам собой отсеялся, не хотелось мне его видеть. Я углубился в видения и вот что обнаружил: все мои близкие оказались сплошным сборищем разных костей, И среди них почему-то не было собратьев-толстячков. Этот факт радовал, но и огорчал мое понятие. Выйти хотелось всем, раз у них такая реакция, ну, а выйти, значит, не мог никто. Вот тебе и загадки вечные.

Как выяснилось, в видениях можно было перемигиваться, увидев свою сестру, я увидела, что пустая глазница ее черепа то сужается, то расширяется в задорном таком подмигивании. Мне это очень приглянулось, и я тоже решила всем подмигивать в своих видениях. И, странно, но никто возвращаться не хотел, хотя все желали на природу.

В один бессмысленный для кого-то день, всем, вдруг, стало ясно, что пришел предел тому, чему мы так отдались. Понятие о возвращении явилось нам всем как-то само по себе, без каких-либо его исканий или представлений. Оно выплыло и зависло над нами. Надо было или уходить сразу, или оставаться,

Но, когда я однажды проснулась и обнаружила, что мое тело приняло первоначальную форму, мне сделалось еще страшней, чем тогда, когда я проснулась вся обглоданная. В первую очередь я начала вызывать в воображении остальных, и они все явились в своем первоначальном образе. Они все имели испуганный и потерянный вид, как и я..."

Мне пришлось прервать свою работу, так как за мной пришли подружки. Сперва я вовсе не хотела открывать, но они нахально стучали и говорили, что знают, что я дома. А потом перебили своей болтовней мне писательское настроение и сманили гулять.

И вот, я только пришла и думаю над проблемой Гамлета и Жанны: кушать или не кушать? С одной стороны, хочется иметь стройную фигурку, а с другой стороны, есть хочется не меньше. Вот я и села за дневник, надеясь таким образом спрятаться от собственного аппетита.

Кроме того, сегодня произошло необычное происшествие, которое меня смутило. Я увидела плакат о выступлении очередного гуру, йога или экстрасенса, мага или афериста, но плакат весьма внушительный, а фотография этого просветленного учителя по имени Вананда Шри Вертнанда очень мне напомнила папу. Нет, там и нос был другой — нормальный, а не сплющенный, как у боксера, и борода длиннущая, и скулы не такие. А вот глаза... Ну, папины глаза - и все.

И я решила сходить на эту лекцию по медитации, хотя билет, как выяснилось, стоит целых 26 тысяч рублей. Что-то меня заставило купить билет на завтра.

И сегодня вечером мне даже повесть как-то не очень хочется дописывать. Вот попью все же чаю с печеньем, а потом решу: дописывать или нет.

«...Все имели потерянный и испуганный вид, как и я. Все шагали по моей комнате, заново привыкая к рукам и ногам и другим частям тела, к тому, что тело двигается, шевелиться. Но вспоминались ощущения прошлого бытия, когда мы не радовались своему, удобно сложенному телу, а спокойно пребывали в нем, причем, очень недовольные его не¬совершенством.

И тут, после всех этих передряг, мы ощутили сильную усталость. И прямо там, где сидели, попадали и уснули. Тем более, что когда мы пребывали в своем обглоданном состоянии, мы вовсе не спали. И тут я даже увидела сон. Таких снов мне давненько не снилось. Вижу я, как мы сидим с неприятными для меня людьми за большим, накрытым столом и собираемся приступить к трапезе. Я дотягиваюсь до какого-то жидкого блюда и, черпнув из него ложкой, несу эту ложку ко рту, оставляя след на скатерти На меня зло и возмущенно смотрит некая, знакомая до отвращения, женщина. Она предлагает мне все за собой убрать, хотя я уже и сама встаю и собираюсь сделать это.

Мне неудобно, люди эти чужие, но скатерть, видимо, для них значит многое, Я отхожу от стола и, вдруг, вижу на потолке лицо Кости Кинчева из «Алисы». Я останавливаюсь и смотрю на это лицо. А он смотрит на меня огромными глазами и начинает читать стихи Пушкина. Причем, читает их на свой личный манеру так, как он читает обычно свои стихи. И стихи получаются не такие, как обычно, а с другим смысловым подтекстом. Он читает: (У Лукоморья Кот Ученый, Златая Цепь На Дубе Том, И Днем, И Ночью...» А потом смотрит на мет и усмехается. Я замираю, как в шоке, а потом зову сестру и показываю ей на потолок. Она так удивляется, что залазит на стол. Я тоже залажу. Мы обе стоим и, открыв рты, смотрим на Кинчева.

Я просыпаюсь, так и не перестав удивляться, а тут раздается стук в дверь, кто-то из нас, а уже все просыпаются, подходит к двери и спрашивает «кто там?» Из-за двери раздается дубовый голос:

- Открывайте, милиция. Сопротивление бесполезно! Кто-то открывает. Все врываются и начинают все вокруг обыскивать. Нас о чем-то спрашивают, но никому даже в голову не приходит, что надо отвечать. А я стою и думаю, что кот, ходящий по цепи, нечто иное, как Великий Космический Принцип, который не бывает ни в Небытие, ни в Бытие. Который назван у индусов Парабраманом, то есть, находящийся по ту сторону Брамана-Космоса.

Мои размышления окончились и я обнаружила, что нас всех погружают в какую-то машину белого цвета. Никто не сопротивлялся. Мы только понимающе переглядывались и подмигивали друг другу.

Оказалось, что нас привезли в психиатрическую больницу. Но это нас совсем не волновало...»

«Здравствуй, Света. Тут у меня куча всяких новостей. Во-первых, я написала рассказ. И он мне нравится. Во-вторых, хотя, no-ïðàâäå, это и есть во-первых, я нашла, встретила одного человека. Или он меня встретил, я уж не знаю, как правильно сказать. В общем, ты все равно обещала приехать, вот все и узнаешь. Тем более, этот человек тебя хочет видеть, а ты его знаешь. Давай, выезжай, деньги на дорогу я тебе уже послала телеграфом, на главпочтамт.

Жду с нетерпением. Жанна.»

Столько всего случилось за эти дни. Дописала я свой рассказ (наверное, правильней назвать его рассказом, а не повестью); кстати - вот он.

...И тут произошло последнее и уже ожидаемое. Мы все оказались в большой, светлой зале, где стены будто дышали. Мне подумалось, что мы пребываем в гостях у Парабрамана (как. помните, по ту сторону Космоса), и сейчас решается наша дальнейшая участь. Великий Космический Принцип может направить нас в дальнейшие миры или же - опять на Землю, но в новом, усовершенственном происхождении. Абсолют вытолкнет нас из пройденного и подвинет к большему...

...5 психиатрической больнице все стояло вверх ногами. Все носились, кого-то искали. Думаю, вы догадываетесь -кого. Но найти никого не пришлось, все бесследно исчезли. Долго еще длились всесоюзные розыски, поиски, но мало что принесли, разве что, как обычно, ущерб государству. Подумать бы им для начала, куда исчезают люди, принятые за сумасшедших, куда они уходят так неожиданно и безвозвратно, быть может и им стал бы понятен некий необъяснимый Закон, рождающий и поглощающий все существующее в сегодняшней повседневности."

Как-то немного скомкано получилось в конце, но я почему-то потеряла интерес к этому рассказу. А может, просто запуталась в собственных фантазиях и мыслях. В общем, закончила я его, как смогла. И стала собираться к этому магу и чародею на лекцию. И все еще жалела, что такие деньги отдала.

Ну, пришла в ДК, где лекция быть должна. При входе почти никого нет, одна я, наверное, дура такая, на эту рекламу клюнула. В общем, захожу, сажусь в заднем ряду. Народ все же пришел, человек сто набралось. На сцене столик стоит, три стула. Радист микрофон подсоединил, проверку пробормотал: раз, два, три...

Выходит на сцену директор клуба, говорит, что так, мол, и так. Такой вот, знаменитый йог, болезни излечивает получше Кашпировского, души прочищает. Потом вышла секретарша этого йога. Стройная, невысокая такая девушка, в спортивном костюме. Поклонилась нам по-восточному, с сильным акцентом сказала, что всего полгода сопровождает Шри Вертнанда, что она сама многое постигла в общении с просвященным гуру и сейчас, перед лекцией, продемонстрирует нам свои достижения.

Потом она действительно показала много интересного. Не во всяком цирке увидишь. И по кинжалам острым ходила босиком, и по стеклянным осколкам, и на спинках стульев лежала (затылком на одном стуле, а пятками - на другом), а директор ей на живот садился. В общем, своеобразная девушка, наверное, с детства тренировалась.

Потом вышел сам гуру. В чалме, а в остальном - в обычном костюме: борода длинная, усы. И только он говорить начал, у меня сразу сердце куда-то провалилось:

папин голос, ни с кем его не спутаю. Лицо не папино, а глаза и голос - его.

Я почти не слушала, о чем он там говорил. Я все сердце свое унять пыталась.

А вокруг все, как с ума посходили. И в ладоши хлопают, и поют что-то, и вообще, как под гипнозом -всему верят и слушаются. Я немного в себя пришла, когда папа стал на сцену желающих вызывать, лечить. Только он предупредил, что он не лечит, а помогает внутри каждого найти собственные силы к излечению. Вышел к нему заика, папа руками вокруг него поводил, и тот заикаться сразу перестал.

Я сижу и думаю: ну, папа, ты совсем большим аферистом стал. И еще думаю, как же мне к нему подойти. Я почему-то сразу поняла, что он, во-первых, скрывается, внешность вот изменил, а во-вторых, не зря в Хабаровск приехал - меня ищет. И я чувствовала, что нельзя показывать, будто мы родственники, чтоб его не подвести.

Все это я понимала, но не выдержала, а подняла руку и попросилась на сцену. И он мне оттуда, издалека говорит:

- Я вижу, девушка, поднявшая руку, что вы робеете. Не стесняйтесь, отбросьте ложные чувства стыда. Мы тут одна семья, нам нечего друг перед другом стесняться. Идите ко мне, я помогу вам в ваших затруднениях.

(И, главное, говорит, будто не русский, с акцентом, но я-то знаю, что это он и что он просто притворяется иностранцем. Он и раньше здорово с разными акцентами говорил).

И пошла я на сцену. Вышла, а ноги не держат - так и плюхнулась на стул. Перед собой только и вижу - его глаза. Зрачки во весь глаз у него расширились - узнал, - но виду не подает, говорит что-то. До меня звуки, как сквозь толстое стекло, долетают.

- Милая девушка. В вашей проблеме, к сожалению, сразу я помочь не смогу. Прошу остаться вас после лекции, я проведу с вами индивидуальные занятия по медитации. Вы очень много страдали, девушка.

А я все сижу на стуле, как дура. А он наклонился и едва слышно сказал:

- Здравствуй, малыш. Нашлась, слава Богу. После лекции поедем ко мне, теперь все будет вери гуд!

И вот сидим мы с ним у него в номере, номер шикарный, папа всегда любил дорогие гостиницы. Секретаршу он свою отдыхать отправил, она и не удивилась ничуть, видно, что привыкла к папиным посетительницам. Гостиница, естественно, интуристов¬ская: никаких тебе вопросов, коли с иностранцем идешь, сервис, обслуга, все, как в кино. Папа чалму свою снял, лысина засветилась - еще больше полысел он за эти годы. Усадил меня на диван и убежал в ванную. Долго там плескался, вышел, и смогла я его рассмотреть, наконец.

Да, постарел папа, постарел. Лицо все в морщинах, как в шрамах, глаза усталые. Он из холодильника сперва что-то достать вознамерился, а потом позвонил в ресторан и заказал кофе и ужин. И все никак не угомонится: ходит по номеру, рассказывает, что вынужден был сделать пластическую операцию и сменить фамилию, так как в России его подставили на очень крупную сумму и его розыском занялся Интерпол. Быстро так рассказывает, будто боится, что его прервут.

Тут как раз ужин принесли. Вкатили два официанта столик на колесиках, уже сервированный, сняли с него скатерку, разлили по маленьким чашечкам кофе и пожелали нам приятного аппетита. И папа их выпроводил. И залпом чашку этого кофе выпил.

А потом вздохнул, сел рядом со мной на диван и обнял меня нежно, как в детстве. И мы оба заплакали.

Папины приключения можно отдельной книгой издавать. Но, если вкратце, как он мне рассказал, то все, в общем-то, обычно. Пока лежал он в Тель-Авиве в больнице, операцию ему там сделали, половину легкого удалили, да еще под декомпрессией подержали долго (воздух из легкого откачали, чтоб оно побыстрей зажило, а потом снова подключили легкое к дыханию - так я поняла, я же не врач).

В общем, пока он лежал в больнице, ему на счет фирмы поступили крупные деньги для закупки оборудования в виде предоплаты. И папин подчиненный эти деньги, якобы, перевел за границу, а на самом деле - к своим знакомым в Белоруссию, там они их обналичили и смылись. Подпись папина была подделана, как-то они банк в заблуждение ввели, и папа, в итоге, оказался крайним. А он ничего не знал, болел себе.

Когда к нему пришли еврейские детективы (существует, оказывается, договор негласный между Израилем и Россией о выдаче крупных преступников), папа быстро все сообразил, но почувствовал, что серьезное расследование ни та, ни другая страна проводить не собирается - просто Израиль выдаст его России, а в России его давно мечтают снова упрятать за решетку.

К тому же, у папы почти не осталось денег, а деньги в защите для адвокатов нужны немалые. И папа смылся быстренько, благо, его в больнице не охраняли, полагали, что бежать ему в этой маленькой стране некуда. Но папа - человек отчаянный. Он тоже понимал, что из Израиля ему не выбраться ни самолетом, ни другим транспортом: задержат на границе. И он рванул когти к арабам. Шаг с его стороны отчаянный, ведь его могли арабы запросто шлепнуть без суда и следствия.

Он сказал, что единственной его надеждой был русский паспорт, который он при получении израиль¬ского затырил, не сдал, как положено. А по русскому паспорту его национальность - армянин.

Что уж он там плел арабам, он об этом предпочел умолчать. Сказал только, что хуже арабских тюрем только красноярские.

От арабов его путь пошел виться по всему миру. Франция, Англия, Австрия... Не могу себе представить, как крутился без денег, без знания языков... Кстати, сейчас он вполне прилично болтает на английском.

Связаться со мной он сперва не мог, боясь выдать свое местонахождение. Он знал, что письма из-за границы в России вполне могут проверять. Да и некому было особенно писать. Светке, да мне. А я из Охотска уехала, а единственное письмо мама, видимо, уничто¬жила. Вот он и посылал сперва открытки без подписи и без обратного адреса, а потом вообще ничего не посылал, понял, что меня по охотскому адресу нет.

Ну, а когда смог, наконец, стать немного на ноги, сделал себе пластическую операцию, сменил имя и фамилию и превратился в индуса-йога.

Девушка, которая приехала с ним, - это вовсе не его ученица, а обыкновенный телохранитель и переводчик. Притом, очень дорогой. Папа сказал, что у нее высший боевой дан по восточной борьбе и что она знает пять языков. Не удивительно, что она так гнется на сцене.

Приехал папа, естественно, за мной. Он собирался прочесать весь Хабаровский край. Он сказал, что чуть не умер от радости, когда на первой же лекции увидел меня.

Мы проболтали до самого утра. Под конец мы совсем выдохлись, у обоих глаза уже слипались, и тут я спросила, как ему удается так здорово действовать на зрителей. Папа вытаращил на меня глаза и произнес виновато:

- Ты знаешь, сам удивляюсь.

И мы начали дружно хохотать. На наш хохот в номер вбежала телохранительница. Она была в том же, облегающем спортивном костюме. По ней сразу было видно, что она крутая девка - она напоминала пружинистую змею с ногами.

Увидев, что шум вызван всего лишь нашим весельем, она сказала что-то по-английски, папа ей так же коротко что-то ответил, она кивнула головой, вымолвила: "сорри" - это я поняла - и исчезла. А папа повел меня в ванную, вручил свой махровый халат и сам застелил мне вторую кровать в огромной спальне.

И вскоре мы уже спали, и мне так было покойно и хорошо засыпать, зная, что папа сопит на кровати справа.

«Здравствуй, мама.

Рада, что ты опять бросила пить. Дядю Витю, за которого ты решила выйти замуж, я не помню. Но, если вам хорошо вместе, то я за тебя рада. У меня все нормально: учусь, работаю. Высылаю тебе на всякий случай немного денег.

-Fistima lente, спеши медленно, - сказала я по-латыни, когда папа начал меня торопить.

Да, конечно же, мне хочется побывать за границей, повидать разные страны. Но, так вот сразу... Нет, я должна подумать. Я уже не та глупая, деревенская девчонка, как раньше.

Папа недоуменно почесал бороду.

- Ты увлекаешься латынью?

- Я много, чем увлекаюсь. Эти два года длились очень долго, папа, ты не должен обижаться, но я уже не та наивная девчонка, что раньше.

- Не сомневаюсь. Но неужели тебе не хочется вырваться из этой варварской страны, пожить по-человечески?

- Не знаю, папа... Я все же русская. По крайней мере, по воспитанию. И тут моя Родина. Больная, нуждающаяся в помощи, недобрая, но - Родина. Это не пустые слова, поверь. Да и в тебе я не уверена. От тебя вечно приходится ждать неожиданностей.

Он сильно обиделся. Я видела, как нахлынула на его лицо бледность. Он всегда бледнел, когда волновался.

Каким-то судорожным движением он вытащил из кармана толстый бумажник.

- Ладно, думай. У меня через два часа лекция, я не настолько богат, чтоб упустить тысячу баксов. Вот тебе на всякий случай, - он протянул мне толстую пачку долларов. - Ты права, со мной всякое может случиться. Этих денег тебе, во всяком случае, надолго хватит.

Я заколебалась. Папа резко сунул деньги мне в карман кофты, дернул себя за бороду и вышел, почти выбежал из номера. Я стояла в растерянности, я сама не ожидала от себя такого упрямства. И в то же время, я сказала то, что хотела, то, что зрело во мне все эти годы.

В номер зашла папина телохранительница. Она вежливо кивнула мне и сказала:

- Если вы хотите уйти, пойдемте, я провожу вас мимо швейцара. А то вас могут не выпустить из гостиницы.

Я уныло кивнула ей и направилась к выходу. Мы прошли вестибюль, где на меня подозрительно посмотрели милиционеры, но девушка властно взяла меня под локоть и мы прошли мимо швейцара на улицу. К входу подкатила машина.

- Садитесь, шофер довезет вас до дома.

Я молча села. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этой шикарной гостиницы.

И вот я дома, хожу, как заведенная, по своей комнатке. На столе лежит пачка долларов. Там пятнадцать тысяч, сумма для меня громадная. И квартиру могу купить, и машину, и еще останется. Доллар нынче стоит 1 830 рублей. Значит, у меня почти тридцать миллионов. Да, еще в банке есть деньги. Я богата. Вернее обеспечена. Но что же меня мучает? Как-то не так я вела себя. Откуда такая категоричность? Неужели я хочу всю жизнь прозябать на Дальнем Востоке среди пьяниц и беспризорников?

Я сама не знаю, чего я хочу.

Что же меня так насторожило в папе? Неуверенность в нем. Ну, папа играет вечную роль. Сейчас он - йог, учитель. Люди ему верят. А он, знай себе -играет. Но я-то не игрушка.

Все мы артисты

У времени на сцене,

А эта сцена - наша с вами жизнь,

И мы играем, но играем скверно,

И наши чувства с фабулой сплелись.

Все подчиняя жесткому сюжету,

Стремимся к ясной пылкости сердец,

Лишь перед смертью понимаем это,

Но слишком поздно:

Занавес, Конец.

Я носилась по своей комнатке. Мне хотелось вернуться в гостиницу, но я боялась, что меня просто туда не пустят, а то и арестуют, как проститутку. Я видела, там, в вестибюле, много толчется накрашенных девиц. Но я же дала папе свой адрес. Закончит свою дурацкую лекцию и приедет. Или свою телохранительницу пришлет.

Но никто не приезжал. Часы показывали уже 22-30. А лекция закончилась два часа назад.

Я взяла несколько монеток и вышла на улицу, к телефону. В трубке раздались длинные гудки. Они гудели и гудели, никто не брал трубку.

Я вернулась домой. Моя уютная квартирка казалась чужой и постылой. Я уже всячески кляла себя, за то, что обидела папу недоверием. За окном хрипло взвыла какая-то бродячая собака. Мне самой хотелось взвыть. Я села на кровать. В голове было пусто.

Кто-то как-будто толкнул меня, я встряхнулась и обнаружила, что лежу в одежде на неразобранной кровати. В окна сочился грязно-мутный рассвет.

Я вяло встала, разделась догола и пошла в ванную. Кран с горячей водой покряхтел, но не выдавил ни капли воды. Я выругалась, подогрела чайник и обтерлась теплой водой. Стало чуть-чуть легче. На часах было всего 6-40. Раннее утро. Я не знала, чем заняться, снова ходила по комнате кругами, смотрела на часы. Стрелка, будто прикованная цепью, не желала сдвигаться с места.

Вдруг, в дверь раздался пронзительный звонок. Я вздрогнула и помчалась открывать. Я так радовалась, что он, наконец, приехал сам.

Но это приехала Светка. Она очень удивилась, что я заглядываю ей за спину.

- Ты кого-то ждешь? - спросила она обиженно.

И вот, сидим мы с ней на моей кровати, кофе по третьей чашке допиваем. Я все ей рассказала и мы сейчас вместе поедем в гостиницу. Светка права, я -сама себе хозяйка, и за границу с папой не на вечно поеду, никто меня российского гражданства лишать не собирается. Надо рассматривать поездку с папой, как увлекательную туристскую на летних каникулах. К тому же, я теперь богата. Пока будут оформлять визу, я успею купить квартиру - так здорово иметь свою личную квартиру! А может, переехать в другой город, в Москву, например, или в Калининград? Что мне сдался этот Хабаровск. И из университета можно перевод оформить...

Да, со Светкой все становится простым. Она девчонка прямая. Вот мы уже с ней хохочем, неизвестно над чем. Она совсем не изменилась, такая же худущая, длинно¬носая, а рот, как у Буратино. И все время хохочет.

Но времени уже больше девяти. Мы вышли на улицу и Светка шикарным жестом остановила такси. Промчались по городу, около Амура свернули в горку и вот мы уже тормозим около Интуриста.

Важный швейцар показал на телефон, номер я помню наизусть. Падают в ухо протяжные звонки, никто трубку не берет. Где же он?

Подошел еще какой-то гостиничный работник.

- Простите, вы не Жанна Верт?

- Господин Вананда Шри Вертнанда просил передать...

Толстый конверт. Письмо, что ли? Нет, кассета магнитофонная.

- А где он сам?

- Вечером съехал.

- И ничего не передавал?

- Вот, этот конверт.

- А куда съехал?

- Не могу знать.

Э-э, что там говорить. Надо домой ехать, там есть магнитофон. И вообще, а был ли папа? Был ли ребенок?!

Светка спит себе спокойно. А я третий раз слушаю папин голос из магнитофона.

«Мы стали чужими, А главное, ты права, я вношу в твою жизнь сумятицу.

И, если со мной что-нибудь случится, а со мной всегда может что-нибудь случится, ты останешься одна в чужой стране. Так что, ты же любишь латынь, - suum quicve. Если ты не знаешь этого выражения, то по-немецки это звучит, как "едем дас зайне такая надпись была на воротах Бухенвальда.

Может то, что я сейчас скажу, прозвучит жестоко, Но хирургия эффективней терапии. Для меня отсутствие обязанностей перед тобой большое облегчение. Я так много пережил, что чувства во мне иссохли. После первой встречи вчера, я общался с тобой с некоторой натугой, как по обязанности. Ты выросла, у тебя свои взгляды и интересы. А у меня — свои. И ты мне за границей могла бы быть в тягость.

Ну, пожалуй, все сказал, что хотел. Адрес мне твой теперь известен, материальной нужды ты знать не будешь, об этом я позабочусь. И за рубежом ты не смогла бы приспособиться, тут ты права.

Не обижайся и ни в чем себя не вини.

И шуршит чистая пленка, перематываясь под жвалами магнитофона...

^Здравствуй, Света.

Опять начались занятия, опять эти скучные лекции. И дожди идут все время, какая-то дождливая осень. Мне скоро исполнится 19 лет. Кончилась юность. Жалко, что ты у меня мало погостила, но ты же теперь замужняя дама, твоя независимость кончилась.

Я все-таки купила однокомнатную квартирку за 7 тысяч долларов. И хорошую мебель за 1,5 тысячи. Остается купить машину, у нас японские машины можно купить очень дешево. Записалась на курсы шоферов, хожу три раза в неделю, через два месяца получу права.

Ну, вот пожалуй, и все новости.

Пиши. Твоя подруга Жанна. "

Квартирка у меня получилась очень уютная. И вот, сижу я за своим письменным столом, пишу свой дневник, а писать, вроде, и не о чем.

Папу и вспоминать не хочется - отреза» ты и ломоть. Он, мне кажется, был по-настоящему откровенен, когда наговаривал мне на магнитофон свои слова.

В университете тоже скучища, может, и правда перевестись на заочное. Единственное удовольствие " это, когда с инструктором езжу на машине. Очень мне нравится ездить, вот сдам на права и куплю себе не очень старую 'Топоту33 с автоматической коробкой передач. А то эта коробка скоростей всю душу у меня выматывает, так неудобно все время ее переключать.

Мама, похоже, и в самом деле завязала с пьянкой. Уже полгода не пьет и живет со своим новым ухажером, вроде, дружно. И в первый раз сама мне прислала денег. Спрячу для нее же, а она пускай не знает, что у меня! деньги теперь есть и своя квартира. А вот не пишется мне последнее время. Ни стихов, ни прозы. Из-за дождя, что ли?